Великий грех

Была холодная, влажная ночь, накрапывал редкий дождь. Петр Степанович в нерешительности стоял перед дверью комнаты Ставрогина. Его ладонь, облаченная в кожаную перчатку, лежала на ручке двери. Каждая мышца в ней была напряжена, будто Верховенский одновременно и силился к движению открыть ее, но в то же время удерживал ее всеми правдами и неправдами от данного действия, в сущности все так и было. В его голове проносились тревоги, сомнения, воспоминания и споры с самим собой. Тошнотворный страх и душащие слезы подступали к горлу. Верховенский внезапно поднял брови, потом моргнул, будто смахивая с лица плач, потом как-то странно усмехнулся, то ли с презрением, то ли удручённо, а затем внезапно отдернул руку от двери, словно обжегся. Он отшатнулся от преграды перед собой и убежал на веранду. Он уперся в борт мраморных перил. Верховенский задыхался, будто плача, будто хохоча. Он сполз на плитку. Молодой человек вцепился в свои рыжеватые волны волос, его потряхивало. Мысли мешались, одна нога отбивала в пол ритм, другая отнялась. Внезапно Верховенский перевернулся, одна судорога по всему телу, его вырвало. Слезы уже безудержно бежали по щекам. Петр Степанович вдруг резко отпрянул от того места, где сидел, и, испуганно озираясь, бросился к белой, мраморной колонне, ударившись спиной, он вновь рухнул на плитку веранды. Плача, он свернулся, обнимая подрагивающие колени. "С чего все началось?" - подумал он, когда его глаза уже потрескались от выплаканного - "С каких пор я стал таким жалким?" - Верховенский растянул улыбку - "Петербург... Тот вечер..." И так, как наш дорогой Петр Степанович заметил, история и действительно берет начало в Санкт-Петербурге. Была поздняя осень, все деревья стояли голыми и побитыми от холода. Дул мерзкий, пронизывающий саму душу ветер. Тогда Верховенский в приподнятом настроении бежал к малознакомому аристократишке. Вечер обещал быть чудесным, потому что, как смог подслушать он на днях, намечался дерзкий и громкий скандал. Жена этого самого аристократа понесла от крепостного мужика, и ее муж собирался разоблачить ее перед жадной публикой гостей. Ох, великолепно! Петр Степанович подпрыгивал от нетерпения, так что даже решил не брать повозку, а дойти пешком. Сумерки нежно опускались на город, горели уличные фонари. Вечер был приятным. Но вот Верховенский нашел нужный дом и нужную дверь. Он вбежал, широко улыбаясь присутствующим. В прихожей стояли несколько человек, в том числе хозяин - виновник торжества. Верховенский отбросил в угол трость, радостно поприветствовал всех, снял пальто, шляпу, но оставил перчатки на руках. И уже, подхватив трость, двинулся в гостиную, как вдруг замер на месте. Дверь распахнулась и в ней возник высокий молодой человек. Петр Степанович изучил его любопытными глазами. Тому на вид было лет двадцать. Он был строен, хорошо сложен, аккуратно одет и дьявольски красив. У него было необычное лицо: сложно было выделить что-то одно, потому что вся внешность данной персоны выглядела, как идеальная композиция, произведение искусства. Разглядывая новоприбывшего, Верховенский вдруг встретился с ним глазами. Петр Степанович вздрогнул, его сердце возбужденно забилось в груди. Он почувствовал, как покраснел. Скорее всего он выглядел, как разомлевшийся идиот, но его это не пугало, скорее наоборот, ему хотелось, чтобы этот бледный, черноволосый демон заметил его восхищение и трепет. Тот же в ответ только усмехнулся. Вслед за ним в дверь вбежала нескладная, с большими бедрами рыжая девушка. Все ее лицо, а как в дальнейшем узнается и тело, были обсыпаны веснушками. Издалека в своем широком желтом платье с открытыми плечами она напоминала то ли грушу, то ли гусеницу. Верховенский отметил, что выглядела она вульгарно ярко, была уродлива и явно не подходила в спутницы этому красавцу, только если в роли тени для его сногсшибательного сияния. - Ох, вот это дубак! - воскликнула она так громко, что все оглянулись на нее - Сейчас ноги отвалятся, какая холодина! - Ничего... Теперь уж мы в тепле... - смерил ее немного нежным, немного насмешливым взглядом спутник, чеканя слова бархатным грубым голосом. - Николай Всеволодович! - хозяин дома раскрыл руки для объятий и хихикнул, радуясь его появлению. - Добрый вечер, господа... - улыбнулся тот, кого обозвали Николаем. - На улице действительно прохладно... - Он взял за руку сопровождающую его особу и прошел мимо всех. Верховенский подошел к хозяину дома, отбросив поблескивающие в свете люстр локоны и проговорил: - Не представите меня? - Верховенский кивнул головой в сторону Николая. - С удовольствием, любезнейший! - тот похлопал по плечу Верховенского, от чего он с неприятием вздрогнул, но выдавил сладкую улыбку. Они прошли в гостиную и подошли к паре. - Можно вас, Николай! - хозяин дома широко улыбнулся. Он был явно доволен присутствием этого молодого человека у себя. - Конечно... Я тебя оставлю. - последняя фраза была адресована его спутнице. - Хочу вам представить Петра Степановича Верховенского. - Верховенский, глядя хитро на Николая, сделал легкий кивок головой. - Николай Всеволодович Ставрогин. - Молодой человек поклонился в ответ - Имел честь знавать вашего отца. Он был моим учителем в те чудесные времена, когда я был ребенком. Обычно Верховенский ненавидел, когда упоминали его отца, но здесь он лишь скромно ухмыльнулся и проговорил: - Да, не самые приятные у нас с вами пересечения... - Прошу прощения, я вас оставлю. - хозяин дома ушел куда-то в глубь комнаты к другим гостям. - Вечер обещает быть бурным, не так ли? - Ставрогин как-то ехидно улыбнулся Верховенскому. - Весьма... - Петр Степанович закусил губу - Вы ведь здесь тоже ради скандала? Между нами есть что-то общее... - Я тоже то заметил. - Николай Всеволодович улыбнулся - Что же говорят, что рыться в чужом белье - это свинство, но если белье выставляют напоказ, то разобрать его уже благая миссия. - Точно подмечено... - Верховенский потер руки - Люблю ссоры и скандалы... Все кричат, буянят, рушат жизни друг друга, поднимая все больше грязи. А ты словно призрак, словно бог, наблюдаешь за этим безумием. - Бог? Вы что? Грешно сравнивать себя с всевышним. - хихикнул саркастически Ставрогин. - Так я не верую... - холодный взгляд Петра Степановича смерил лицо его - Как и вы определенно... - Верховенский хоть и пылал изнутри от разговора с Николаем Всеволодовичем, чувствовал себя уверенно - Бог есть выдумка... Народ чтобы дурачить и унижать! Да и почему бы мне не возомнить себя поводом одурачить или унизить кого бы то ни было? - Весьма тонко... - Ставрогин улыбнулся. Ему явно было интересно общество Верховенского - Но если вы Бог, то кто же тогда я? - Вы? - Верховенский замедлился, приблизившись к Ставрогину - Вы дьявол! После таких слов Ставрогин широко улыбнулся от удовольствия. Слова Петра Степановича утолили аппетит его самолюбия, но недостаточно: - То есть вы выше моего? - Сомневаюсь... - Верховенский понял, что Николай Всеволодович хочет еще комплиментов - Бес выше Бога... Он грех, а для человека грех выше всякого... Сила его растет, ибо люди все больше отдаются грехам... Скоро... - тут Верховенский резко посмотрел в глаза Ставрогину, вскинув голову - Скоро Бог исчезнет, станет мелким почти невидимым в подчинение у Дьявола! А мир, а народ утонет в разврате и войне! И Богу останется только ноги целовать восставшему Демону и народу! Ставрогин усмехнулся: - Я бы взял вас в свои Боги! Но вы такой же бес, как я! Увы... - Бог тоже грешен... Он создал людей по своему подобию, значит, и он грешен, как и человек... - Верховенский поправил перчатку - Я бы был вашим Богом... - Как мило - ответил тот. - Nicolas! - к ним подбежала спутница Ставрогина - Брось этого убогого мальчишку и пойдем к гостям! Я устала торчать одна! Верховенский уже открыл искаженный лицемерной улыбкой рот, чтобы высказать едкое оскорбление рыжей дурнушке, но Ставрогин его опередил: - Убогого мальчишку? - он поднял бровь - Настасья, какова же тогда ты? - Чего? - та высокомерно вздернула нос. - Ну, если Петр Степанович убогий, то ты просто ничто... Взять хотя бы внешность! Его ноги в разы стройнее твоих, милое чистое лицо, аккуратно уложеные волосы, прекрасно подобранный костюм! А про образование и воспитание и говорить нечего! Ты на его фоне просто деревенщина! - Сволочь! - Настасья звонко ударила Ставрогина по лицу и убежала в прихожую, видимо, собираясь уйти. - Эхх... За вас я получил пощечину. - Николай Всеволодович смотрел на Верховенского и улыбался. - Что теперь будете делать? - Что прикажете... Я к вашим услугам, Ставрогин... - Петр Степанович благодарно и преданно смотрел на него. - Тогда будьте добры, зовите меня Nicolas или Николя... - Ставрогин мило улыбался. - И быть как эта дешёвка? - Верховенский оскорбился - Нет уж, увольте! - Тогда порадуйте меня своим обществом еще немного... Развлеките беседой о наболевшем... - его взгляд вдруг оледенел, будто взгляд хищника. - С превеликим удовольствием! - Верховенский ехидно улыбнулся уголком рта, его безумные стеклянные глаза прямо глядели на Ставрогин, он был таким же хищником, рыщущим в поисках жертвы. Они вместе зашли в комнату, улыбаясь и приветственно кивая присутствующим. После чего упали на пустой диванчик и продолжили разговор. - Так, значит, вы атеист? - Ставрогин, подперев щеку кулаком, смотрел добродушно на Петра Степановича. - И нигилист... Хотя себе все больше напоминаю идеалиста! - Верховенский усмехнулся - Мои рассуждения о Боге и Дьяволе по большей части смешны, ведь я ни во что не верю уже давно! - А что так? - Ставрогин придвинулся ближе, на его губах играла веселая и как-то подозрительно добрая улыбка. - Я столько сотворил и готов сотворить теперь, что уже не смею верить... - он вдруг ушел от лицемерия и говорил до жуткого серьезно и честно - Вы не поверите, но я уверен, что вы поймете и более того сохраните все мои тайны, что бы я не сказал... - Верховенский откинулся на спинку дивана и посмотрел в потолок. Глаза слепил мерзкий свет. - Я обманывал, я унижал, я разрушал и уничтожал, я убивал и калечил... Все ради чего? Ради идеи? Ради мечты? Нет... Ложь! Все для себя! Для собственного веселья и свобододействия! Власть и сила! Власть и сила! Ничего более! А руками людей, манипулируя идеей, можно достичь многого, вы себе не представляете насколько! - Вы не правы... - Ставрогин внезапно серьезно сказал - Я вам поверю... И да... Я все оставлю при себе... Мне приятно хранить ваши тайны! - он вдруг отклонился назад, как и Верховенский и так же посмотрел в потолок - Да и все же это факт! МЫ удивительно похожи! - Похожи... - эхом повторил Верховенский. Он ощутил благоговение. Его возбуждало то, как Ставрогин мог быть с ним и рядом, и где-то высоко. Он был будто огромным, великим и опасным, от чего Петр Степанович ощущал себя низкой тварью, но тварью из одного со Ставрогиным болота. Они были людьми одного сорта, но Верховенский остро ощутил нужду благоговеть и унижаться перед Ставрогиным, не важно как, главное ощутить это невообразимое, будоражащее чувство. - Друзья! Прошу минуту внимания! - Хозяин звонко стучал по бокалу вилкой, привлекая к себе внимание всех присутствующих, чем мгновенно завладел - Многие знают, многие догадываются, а многие не ведают, но я собрал вас сегодня, чтобы сообщить две радостные новости! Моя жена ждет ребенка! А вторая - она понесла от грязного мужика, ибо близости у нас не было уже два года, и я лично ее застал с этим в сарае! Я завтра подаю на развод и оставлю эту падшую женщину без гроша в кармане! Это все! Спасибо за вним... - Что?! - впереди всех стояла его жена. Только что светлая радость на ее лице сменилось яростью и истерической, болезненной судорогой. - Что ты несешь, ублюдок! Падшая женщина? - Она схватила со стола тарелку и кинула в супруга так, что та разбилась о стену. - А не ты ли меня после года измен и пьянств в этом самом сарае насильничал, сволочь ты грязная?! От мужика понесла? Какого? Это твой ребенок, свинья! - она рыдала, все молча наблюдали. Тут она выхватила еще тарелку и снова бросила в мужа, тот только увернулся. Его сладкое и наглое лицо вдруг сменилось злостью и нервозностью. Он подбежал, схватил жену за аккуратно собранные волосы и потащил в другую комнату, от чего та завизжала. Гости молчали и лишь прислушивались. В комнате с секунду было тихо. Потом гулкий удар, видно, кто-то упал. А потом начали раздаваться твердые, гулкие звуки и вскрики бедной женщины. Каждый стоящий в комнате скорее всего думал "Надо бы помочь!", но не шел, а только стоял и слушал. Слушал, как в другой комнате человек убивает человека. - Освежающее зрелище? - Верховенский вскочил с дивана и взял со стола полный бокал шампанского. - О, да! - Ставрогин сделал то же самое. Они чокнулись и осушили бокалы, после чего громко, будто рыча, одновременно расхохотались. Их хохот разносился по комнате, смешиваясь с криками из соседней комнаты. - Это веский поводу надраться свински! - Ставрогин залпом выпил еще один бокал шампанского. Верховенский лишь выхватил виноград и съел его. Зрительный зал смотрел на это, как на некий вид абсурда, не понимая ничего. Вдруг вылетел хозяин квартиры: - Пошли вон, рванье! Ублюдки! - лицо его было красным, кулаки сбиты и в крови, он был лохмат и мокрый от пота. Петр Степанович и Николай Всеволодович только пуще захохотали. Их смех доходил уже до истерики. Тут они синхронно развернулись и двинулись к выходу под пристальным взглядом толпы гостей. Только в дверном проеме Верховенский остановился и с ехидной, сладкой улыбочкой на губах оглядел присутствующих и тихо сказал: - Особа не доживет до утра... - и вышел вслед за Ставрогиным. Все замерли на секунду, но потом последовали примеру наглой парочки, оставляя на верную погибель женщину в соседней комнате и разрушенную жизнь ее мужа, не желая помочь, но жадно наблюдать чужие страдания, чужую боль ядовитыми, холодными глазами. Ставрогин и Верховенский выскочили на улицу из дома. Сильно дышалось, лужи затянулись тонким льдом, а деревья покачивал легкий, холодный ветер. - Вы курите? - Николай Всеволодович достал из кармана трубку, зажег спичку и, спустя секунду, трубка задымилась и до Верховенского донесся запах табака. - Пробовал, но как-то нет желания. - Петр Степанович посмотрел на Ставрогина. Щегольски закусив трубку, продолжая странно, будто насмешливо улыбаться, он выглядел очень... Возбуждающе? Да, именно так подумал Верховенский. В этих роскошных, цвета смолы волосах, в этих темных поблескивающих глаза, в этом стройном, но сильном, пышущем молодостью телом, которое было облачено в черную, будто бы траурную одежду, заключалась особая таинственная магия. Он напоминал темного властелина, опасного, жестокого. - Я восхищаюсь вами... - произнес Верховенский. - Вы знаете меня всего пару часов. Не думаю... - начал был Ставрогин. - Нет, для того, чтобы влюбиться в вас или восхититься вами достаточно и секунды... - Верховенский вдруг решил, что наболтал лишнего. Ему не свойственно было говорить что-то слишком искреннее. Он знал, кто он по своей сути, ему нравилось быть лицемером, но что-то внутри подталкивало его быть честным с Николаем Всеволодовичем. Он посчитал нужным перевести тему разговора и сказал - Вы вроде хотели, как вы выразились "надраться свински"? У меня на квартире, где я пока что обитаю, лежат три подарочных бутылки коньяка и бутылка хорошего армянского вина, которое я купил в недавнем путешествие. Как вы настроены? Ставрогин понял, что вечер будет веселым, милое и сладкое, немного чересчур, выражение лица Верховенского так его развлекало, что громко рассмеялся, а потом сказал: - Поехали! - он все еще смеялся и чувствовал себя разгоряченным. В этом худощавом, конфетном молодом человеке с рыжеватыми длинными до плеч волосами в идеально пошитом костюме и пальто его забавляло и радовало ровным счетом все. Его неестественность, хитрость. Но больше всего ему нравилась его честность. Нет, не честность к окружающим, а честность к самому себе. В отличии от других людей Петр Степанович реально оценивал себя и точно знал, кто он и что он из себя представляет, знал и даже умело пользовался своими мерзкими сторонами и бесспорными преимуществами. Ставрогин видел в нем существо разумное, рассудительное, но безумное, бесноватое, хитрое. Даже если Верховенский это не показывал, Николай Всеволодович видел демонический блеск его глаз, немного сумасшедшую улыбку, а поэтому читал его наперед, как Перт Степанович его. Он не был великим психологом, просто он был точно таким же. Молодые люди поймали на улице повозку, в которую, перешучиваясь и хохоча, запрыгнули и уехали на встречу пьянству и запуску дальнейшей трагедии. Квартира Верховенского не была излишне богатой или вульгарной, скорее наоборот она была простой, но при этом обставленная изыскано и со вкусом. В ней было две комнаты. Гостиная, которая была и кабинетом. В ней находился рабочий стол, на котором лежала стопка научных книг на немецком, несколько бумаг и перья с чернильницей. Так же в комнате стояли два стеллажа с книгами и другими вещами, небольшой диван, кресло и камин. Камин горел, окутывая комнату нежным теплом. - У вас уютно. - заметил Ставрогин. - Да, благодарю... - ответил Верховенский - Хозяйка любезно разожгла камин. - он скинул верхнюю одежду и пиджак с жилетом, оставив рубашку и бабочку. После чего принял одежду Ставрогина, которую бережно повесил в прихожей. После этого он быстро начал рыться в стеллажах, откуда достал бутылки и стаканы. После выпитой бутылки вина и осушенного до последней капли коньяка в комнате стало душно. Молодые люди сидели на диване, весело общались, шутили, перемывали кости общим знакомым и ехидничали над последними громкими новостями и сплетнями. Им было приятно общество друг друга. Окончив очередную тему, Ставрогин, смеясь, устало произнес: - Спасибо... - его мысли путались. Ему было жарко, горячо. Сидящий рядом Верховенский возбуждал в нем странные, но забавные ощущения. Чувство близости, родственности, взаимопонимания. - Я давно не был настолько честен... Ни с кем-то, ни с самим собой... - Вы не были честны со мной до конца... - вдруг сказал Верховенский, от чего Ставрогин резко повернулся к нему. Петр Степанович стоял на четвереньках, занимая почти весь диван, так, что его лицо было близко к лицу Николая Всеволодовича, которого он практически вжал в край диванчика. - Где же я солгал? - Ставрогин поднял бровь, разглядывая лицо Верховенского вблизи. От того пахло алкоголем и манило сладким ароматом. Он был красив и изящен. Ставрогин вдруг напрягся, чувствуя, что он пьян и что он возбужден, но не морально, его тело горело. - Не солгали, но утаили... Вы не сказали, что думаете обо мне... - Верховенский внезапно растаял. Алкоголь ударил в голову и он действовал непредусмотрительно, хаотично. Ставрогин вдруг приподнял лицо Петра Степановича за подбородок и посмотрел прямо: - Ответьте, вы когда-нибудь были с женщиной? - Да, бывало... - Верховенский внезапно спустился вниз, лег на бедро сидящего Ставрогина и продолжил сладко смотреть на него. - Расскажите подробнее... - голос Ставрогина звучал нежно, тихо, заговорчески. - Первый раз мой был лет десять назад... - спокойно начала Петр Степанович - Я тогда жил у родственников моего отца в далекой отсюда губернии. Этот паршивец отослал меня, чтоб не мешался его "работе"... В те дни у моих теток по соседству жил старый и глупый аристократ, владел небольшим имением и бывал у нас почти каждый вечер. Мои родственники были с ним так сказать на короткой ноге. Так, только стукнуло мне семнадцать, он потащил меня к себе. Мы много пили, он угостил меня, сказав, что мол я уже взрослый! Хах... А потом меня пьяного, я был не в себе, он запер в каком-то сарае. Там я пролежал с минут сорок, а после... - Верховенский сморщился - Ко мне зашла женщина. Она была вульгарно одета, грязная с лохматыми, спутанными волосами. На вид ей было лет тридцать. От нее мерзко воняло перегаром и духами. У нее была огромная грудь, широкие, даже толстые бедра. Она начала трогать меня, приставать, а я был не в силах даже руки поднять... Когда все кончилось, она ушла, наконец оставив меня. Я пролежал в этом сарае до утра и не уснул ни на секунду. Несколько раз меня рвало, несколько раз я плакал от того, насколько это было омерзительно, насколько гадко. Видимо, это была проститутка и цель сделать меня мужчиной. - Верховенский тяжело вздохнул - В тот же день я пристрелил этого урода, выставив это самоубийством, и уехал от родственников по "делам" в Петербург. Потом прошло года два, я сторонился женщин после того случая, но все же познакомился с одной девчушкой. Ей было лет семнадцать, она была из хорошей семьи, хороша собой, хорошо воспитана. Вся она была одно сплошное хорошо и ничего более. Она был наивной, глупой, не любила читать книги и учиться, но обожала балы и приемы. Ну в общем типичная городская штучка. Она считала, что я очень умен, и ей было интересно со мной. А потом внезапно, в одну из наших встреч у нее дома она сама затащила меня в какой-то чулан, где начала говорить о любви и чувствах. Потом целовала и касалась меня, а я не отказал, а наоборот решил испортить ее своей душевной грязью. После того случая она избегала меня при всех, но наедине целовала и мы спали еще несколько раз, после года наших тайных отношений ее родители решились на брак, поэтому выдали ее за какого-то старого отставного офицера и я больше ничего не слышал о ней. Да и плевать, - Верховенский усмехнулся - Она была скучной и глупой, одно ничего и одно хорошо. Глупость какая... Все это омерзительно, да и женщины в сущности омерзительны... Ставрогин молча слушал Верховенского, на его губах играла нежная улыбка. - Потом была еще вдова... Ей было лет двадцать пять... - Она была интереснее всех... Мила, учтива, скромна... Хорошо образована и добра. Я прожил у нее год, и мы спали много раз. Для меня было веселье, для нее благодетель. Как она мне надоела, я уехал, мы виделись недавно, как оказалось, она вышла замуж вторично и родила двоих детей. Ну и пускай... Думаю, что она заслужила счастья. Вот в сущности и все! Все омерзительно... - Да немного... - Ставрогин поднял вдруг лицо Верховенского руками и приблизил к своему - В отличии от вас, я спал со многими и часто, но еще ни разу мне не было так хорошо и так свободно, как сейчас... - он вдруг поцеловал Верховенского. Только губами, будто нежно играя. Целовал долго, впившись, вылизывая рот Петра Степановича. Верховенский и не сопротивлялся, наоборот он сидел на бедре Ставрогина, отдаваясь внезапно вспыхнувшему чувству. Вдруг Николай Всеволодович отпустил его: - Вам омерзителен мой поцелуй, Верховенский? - он смотрел в глаза молодому человеку, прижимая к себе. - Ни капли... Вы великолепны! - алкоголь удушил Петра Степановича, и он сам бросился целовать Ставрогина. Параллельно он расстегнул его жилет и рубаху и нежно провел вдоль ключиц к плечам. Тот в ответ лишь стянул с Верховенского рубашку и галстук-бабочку. Тут же, оставив его наполовину голым, он начал облизывать его худую шею, изредка покусывая и оставляя красные следы, от чего Петр Степанович застонал. - Я никогда не был с мужчинами! - остановился вдруг Николай Всеволодович. - Я тоже... Но я весь ваш, Ставрогин... - Верховенский провел по его волосам - Не сдерживайте ваш разврат... Опорочьте мое тело, прошу... Ставрогин и не думал сдерживаться. Он резко поднялся с дивана, подхватив Верховенского под бедрами, спросил: - Где ваша кровать? - В другой комнате... Ставрогин шел, продолжая страстно, будто яростно целовать Верховенского, кусая и облизывая, тот же крепко вцепился в его черные волосы и возбужденно стонал. Зайдя в соседнюю комнату, Ставрогин бросил Верховенского на кровать и начал расстегивать его штаны, а потом стянул и белье. - О, дьявол... Какие же у вас стройные ноги... - он начал осыпать поцелуями торс и бедра Петра Степановича - Могу я?.. - Что? Нет, секунду... - но возбужденный, раскрасневшийся Верховенский не успел договорить, потому что Ставрогин уже нежно и немного неумело облизнул его напряженный от желания член. Он двигал рукой и лизал головку полового органа, пока Верховенский кричал от удовольствия, поджимая бедра. Удовольствие подступало, ему было безумно приятно от всего, что делал Ставрогин. Все его тело в миг стало одной эрогенной зоной от кончиков пальцев ног до ресниц глаз. Когда же вдруг Ставрогин полностью заглотнул его член, он вспыхнул на секунду, вскрикнул и излил все в горло Николая Всеволодовича. - Вы так быстро закончили? - Ставрогин залез сверху на Верховенского, утирая с губ сперму. - Простите... Мне было чересчур хорошо... - Петр Степанович выглядел чудесно, разомлевшийся, румяный, вспотевший, его волосы прилипли ко лбу, он тяжело дышал, казалось, от него даже исходил пар. В таком состоянии Верховенского он видел искреннюю простоту, только это его сейчас возбуждало. Его не интересовало, с кем он сейчас делает все это: с мужчиной или с женщиной - все вдруг стало особым таинством похоти и свобододействия, как сказал недавно сам Петр Степанович. - Верю... - Ставрогин резко перевернул Верховенского на живот так, что его таз оказался приподнят прямо к Ставрогину, а локтями и лицом он был уперт в перину, он стоял на четвереньках. - Я хотел бы войти в вас... - честно признался Николай Всеволодович - Но я думаю, что вас нужно сначала подготовить... - тут он вдруг наклонился и раздвинул ягодицы Верховенского, открывая перед собой его задний проход. Он с секунду смотрел, смущая постанывавшего от стыда и возбуждения Петра Степановича, а потом внезапно лизнул дрожащий анус Верховенского, оставляя много слюны на входе. Верховенский издал стон. Ставрогин отклонился снова назад и, оттягивая одной рукой ягодицу Петра Степановича, вставил один палец, от чего Верховенский громко вскрикнул. Николай Всеволодович начал аккуратно постепенно ускоряясь, двигать пальцем, то вставляя его до основания, то почти доставая. - Мне не больно... Вставьте еще... - слезливо взмолился Верховенский. Его тело вздрагивало от каждого движения Ставрогина - Прошу... Ставрогин послушался и вставил второй, от чего Верховенский громче застонал, а его член снова стал твердым. Он очень громко кричал, а его проход выделял много жидкости. Его возбуждение доходило уже до безумия. Когда же Ставрогин, спустя время постепенных движений, вставил третий палец, Верховенский вскрикнул и кончил, излив сперму на постель. Тело Петра Степановича дрожало в экстазе, он еле держался, чтобы не упасть совсем. - Я больше не могу... - выдохнул тяжело Ставрогин, скинул штаны и белье, оголив свой возбужденный член. Он встал сзади Верховенского, взял того за волосы и, сдвинув вперед, прижал лицом к спине кровати и ввел свой член в узкое отверстие Петра Степановича. Тот дернулся и закричал от боли, резко переходящей в удовольствие. Ставрогин же, издав глухой стон, начал резко двигать бедрами, вбивая свой член в Верховенского, кричащего в экстазе. - Какое у вас худое тело, Верховенский... Прямо как у девицы... Стройные ножки, талия... Черт! - он схватил Петра Степановича за горло и притянул к себе. Придушивая бедного Верховенского, он насаживал его на свой член, вставляя его до основания. Верховенский не мог кричать, стоны застряли в горле от удушья, слезы текли из глаз. Вдруг Ставрогин резко ускорился, раздирая анус Верховенского, и, спустя секунду, издав грубый стон, кончил, спустив всю сперму внутрь Петра Степановича. После чего резко схватил того за член, начала двигать рукой, Верховенский застонал и снова спустил капли спермы на влажную простыню. Оба упали на кровать без сил. Страсть внезапно сменилась тишиной. - Я без ума от вас, Ставрогин... - прохрипел Верховенский, глотая возвращенный ему воздух. - Вы бес... Разврат в чистом виде... - Ставрогин залез под одеяло и укрылся - Я тоже в восторге! Нужно поспать... Завтра нас ждет разговор не приятный ни вам, ни мне... Так что лучше поспать и переварить случившееся... - он закрыл глаза, но не отвернулся. - Ох, Ставрогин... Вы даже себе не представляете, что нас теперь ждет... - Верховенский провел ладонью по его лицу нежно, любовно и, поцеловав в лоб, лег рядом и провалился в сон.