Великий грех

Был полдень, когда после суточной поездки молодые люди оказались у ворот шикарного, но небольшого поместья. В этот день неожиданно похолодало, и все вокруг застилал бледный, серый туман. Дул неприятный, влажный ветер, колышущий листья деревьев, растущих рядом с парадным входом. Выйдя из повозки, Верховенский поежился и плотнее укутался в свое красное пальто. - Мерзость! - воскликнул он, потирая руки. - Пойдем в дом быстрее? Ставрогин смерил его прохладным взглядом. Он не торопился идти, что-то странное его тревожило в душе. Сердце его было не на месте, и давило резкое чувство поджидающей где-то рядом опасности. Его руки подрагивали от страха, хоть он старательно сжимал их в кулаки, пытаясь скрыть и побороть свое смятение. - Может быть, не пойдем? - неожиданно для себя сказал Николай, от чего Петр, резко повернувшись к нему, бросил возмущенный взгляд. - Ты что с ума сошел? - собравшись, спокойно спросил он. - С чего вдруг так? - Мне не хорошо... - пробормотал Ставрогин, неловко прикоснувшись горлу и нервозно потерев его. - Тогда я не понимаю! - воскликнул Петр. - Войдем в дом, отдохнешь... Возможно, тебя укачало в дороге? Или от холода? - его глаза вдруг взволнованно забегали в нежном порыве озабоченности. - Не думаю... - Николай поправил волосы, все еще борясь со страхом. Он взволнованно огляделся, всего его охватывало чувство неизбежности и опасности, но вдруг Ставрогин тяжело вздохнул и произнес, на секунду отбросив страх. - Хорошо, идем! - Отлично! Все будет прекрасно! - Верховенский ловко схватил его за руку и потащил к входу, увлекая за собой. Как только Верховенский вошел и скинул пальто на подбежавшего слугу, он резко и всецело изменился в выражении чувств на его бледном лице. Все в нем стало неестественным и нечитаемым на эмоции и мысли, каждый жест его горел великолепием и всепоглощающей сладостью, которую он, словно ароматный запах одеколона, моментально распространил по гостевой комнате. Его миловидную улыбку и горящий взгляд легко было бы спутать с доброжелательностью, но, как известно, в Петре было столько же доброжелательности, сколько в дьяволе, мечтающем заключить сделку, губящую чистую, непорочную душу. В его скулах и выражениях лица метались и сплетались лживость и лицемерие. За ним вошел Ставрогин, чей образ избежал излишней сладости, но стал настолько прекрасен, насколько может быть прекрасен молодой человек в его годы. Все в нем, от выразительных движений рук до медленного поворота головы, было великолепно, величественно и изящно. Николай превратился в идеального вежливого и воспитанного джентльмена, способного при желании влюбить в себя весь высший свет. Петр с недовольством огляделся: все вокруг выглядело вычурно с весьма дорогой обстановкой, которая не подчеркивала, а будто высмеивала само слово "богатство". Мебель из редкого рода деревьев, бархатная обивка, будто из царских палат, и позолоченные люстры и подсвечники - в таком помещении было некомфортно и неуютно стоять. Все кричало о выставленных на показ "жалких", по мнению Верховенского, побрякушках. - Какая безвкусица! - с ухмылкой заметил он, мельком бросая взгляд на Ставрогина, видимо стараясь убедиться в том, что с ним все в большей или меньшей степени в порядке. - Правда? - удивленно произнес Николай, осматриваясь. - А я и не заметил. Вдруг в комнату вбежала девушка, которая, увидев молодых людей, вздрогнула от неожиданности и, широко распахнув глаза, замерла на месте. Это была красивая, но с простыми чертами лица молодая особа. Она была среднего роста, с аккуратной фигуркой, облаченной в легкое, явно недорогое платье, сотканное из коричневой и бежевой ткани. Ее каштановые волосы были строго убраны назад, та же строгость сохранялась и в украшениях. В каждом ее движении, взгляде, улыбке и поклоне были неподдельные, взращенные в ней еще с малолетства, грация и женственная скромность. Все в ней было утонченным, нежным, овеивающее будто легким, прохладным ветерком, обаянием и привлекающей лаской, на которые способны бывают очень редкие личности. - Господин Николай Всеволодович? - неуверенно пробормотала она, очевидно пораженная такой встречей. - Но как вы здесь?.. - Даша? - воскликнул Ставрогин и широко улыбнулся. - Сколько времени мы не виделись? Девушка быстро с присущей ей легкостью подбежала к нему и горячо обняла его, как старого и родного друга, но потом, будто внезапно одумавшись, она отпрянула и смущенно произнесла: - Слишком давно... Господин Ставрогин. - Я весьма рад тебя видеть! Какая удача, что мы решили приехать сюда! - сказал Ставрогин, старательно рисовавший на лице счастье, так что его холодность мелькала лишь в редких нотках его бархатного голоса. - Но как ты здесь? - Приехала по поручению вашей матушки, разумеется. - ответила она, скромно отводя глаза в пол. - А что же вы, Николай Всеволодович? - казалось, что произнося имя Ставрогина она будто бы получала некоторое удовольствие. - Я и мой дорогой друг приехали навестить Лизу. Разве она тебе не рассказывала о нашем предстоящем визите? - Николай недоуменно поднял бровь. - Ни слова. - ответил Даша и отрицательно помотала головой. - Возможно, она хотела подшутить надо мной или, наоборот, сделать приятный сюрприз в вашем лице, господин Николай Всеволодович. - Рад слышать! - Ставрогин обернулся и произнес. - Вы знакомы с господином Верховенским, сыном Степана Трофимовича? - Не была удостоена этой чести, уж простите... - с неловкостью ответила она, смущенно складывая руки. - Петр, дорогой, подойди сюда! - воскликнул Николай. Верховенский, который до этого мгновения, стоял и наблюдал за парочкой в стороне со жгучей, разрывающей душу ревностью, быстро подошел, уже испытывая все самые неприятные и низкие чувства по отношению к новоиспеченной знакомой, но так же мило улыбаясь, как и прежде. - Доброго дня вам, дорогая! - произнес Петр заливистым и добродушным голосом, целуя руку Даше, которую та смущенно притянула к себе назад, отводя глаза в сторону и краснея, будто непривыкшая к излишнему уважению и вниманию. Ставрогин тихо продолжил улыбаться, но уже смутно чувствуя подступающее утомление, которое, как исходящую атмосферу от него, ощутил и Петр, то и дело бросавший редкие взгляды на него. - Это Верховенский Петр Степанович - мой хороший товарищ и глубоко уважаемый мною человек, поэтому прошу к нему относится с теми же признанием и почтением, как и я. - произнес Николай, обращаясь к Даше, при этом аккуратно и легко проводя ладонью по спине Верховенского вниз, коснувшись и его ягодиц, незаметно для девушки, но ощутимо для Петра. Он вздрогнул и ощутил пробегающие по коже мурашки, на секунду замешкавшись, но тут же собравшись. - А это, Петр Степанович, подруга моих детских лет и воспитанница моей матери, Шатова Дарья Павловна. - говоря, Ставрогин положил руку ей на плечо, от чего она вздрогнула и покачнулась, смущенно краснея и двигаясь так, будто желала спрятаться. Верховенский смотрел улыбаясь, но, наблюдая такое поведение, его глаза и настроение наполнились желчью и раздражением. Его проницательный, наблюдательный взгляд, изучивший Дарью Павловну в момент с детальной точностью, принес вполне очевидное знание чувств госпожи Шатовой. Верховенский еле сдержался, чтобы не сморщить лицо от мысли, что эта мерзкая ханжа и жалкая простушка влюблена в Ставрогина. - Я премного рада нашему знакомству, Петр Степанович! - Дарья поклонилась - Друзья Николая Всеволодовича - мои друзья! - А где же Лиза? Где многоуважаемая Прасковья Ивановна? - спросил Ставрогин, отходя и грациозно присаживаясь на одно из кресел. Он, изобразив на лице выражение скуки, закинул ногу на ногу и принялся крутить в руках свою трость, с которой теперь не расставался. - Госпожа Дроздова уехали вчера-с в соседний город на неделю или около того, оставив Лизу хозяйкой дома и трех слуг вместе со мной. - взгляд Даши едва заметно потускнел, голос немного дрожал в волнении, а приставка "с" говорила то ли об нескрываемом уважении, то ли о страхе совершить непоправимую ошибку в соблюдении правил субординации. - Сейчас же Лизавета Николаевна-с отправились на конную прогулку, скоро должны вернуться, к обеду-с. - Лизу? Хозяйкой? - Ставрогин громко рассмеялся. - С ее взбалмошным и безответственным характером? Что за вздор?! Верховенский усмехнулся словам Николая, беспрерывно глядя на него. Ему нравилось смотреть на Ставрогина, нравилось наблюдать и эту его сторону жизни и личности - нравилось все в нем в мелочах. - Кто решил сказать обо мне в таком тоне?! - послышался раздраженный голос со стороны входной двери, и, вот, в комнату влетела вторая девушка, увидев которую Даша нервно отошла к креслу Ставрогина, чему с отвращением нахмурился Петр, после чего перевел взгляд на новоприбывшую и оглядел ее. Это была высокая, худая "девчонка", лицо которой хоть и было красивым, горделивым, но выражало некоторую усталость и болезненность. Ее светлые волосы собранные в прелестную прическу сзади были немного взлохмачены, видимо, от быстрой езды, а ярко-синяя амазонка, в которую "девчонка" была облачена, выглядела примято. Петр Степанович чем больше глядел, тем яснее понимал, почему эту милую, внешне восхитительную, обаятельную особу, зовут гордячкой с насмешливым характером. И в правду, как только она перешагнула порог комнаты, от нее сразу пахнуло высокомерностью и себялюбием, которое иногда случается с избалованными и плохо воспитанными красавицами из высшего света. Ее стан, походка, странная, но при этом властная манера говорить - все будто кричало: "Она аристократка!". И действительно никакие простые, нежные черты лица Дарьи Павловны никогда бы не сравнились с аристократическими, величественными чертами этой особы. В этом образе молодой девушки пылала горячность, яркая неудержимая сила характера и кипящая живость. Ставрогин задержал на ней любопытный взгляд, как глядят на новые изобретения, выжидающе и заинтересованно, от чего у Верховенского перехватило дыхание в гневном порыве. Девушка же, как только встретилась глазами с Николаем, моментально переменилась. И в секунду в ее суровых глазах встали удивление и радость. Она быстро подошла к нему, а Ставрогин встал ей навстречу, взял ее руку и нежно поцеловал: - Приветствую вас, Лизавета Николаевна! - он вежливо улыбался и сквозь его голос сочились спокойствие и интерес. Молодая особа вздрогнула и втянула кислород со смущенным наслаждением, так что ее грудь в волнении начала часто-часто вздыматься, а глаза заблестели. Она поклонилась, явно в смятении из-за своего предыдущего поведения перед гостем, а посему, видимо, решила вспомнить манеры и реабилитироваться, как хозяйка. - Здравствуйте, господин Ставрогин! Для меня большая радость столь скоро после вашего уведомления в письме, увидеть вас в моем доме! - ее губ коснулась нежная улыбка в то время, как Верховенскому в свою очередь казалось, что еще секунда и он убьет всех стоящих в этой комнате, включая себя. Он уже ненавидел и презирал этих двух молодых особ в сущности из-за того, что Ставрогинское внимание они забирали себе, пока он обязан прятаться в сторонке. - Кто же это с вами? Легким шагом к ней приблизилась Даша: - Это Петр Степанович, друг Николая Всеволодовича. - быстро проговорила она, от волнения сжимая ладони. Лицо Лизы исказилось раздражением и неприятием: - Спасибо, конечно, Дарья Павловна, - едко проговорила она. - Но, при всем уважении, я могла услышать это от господина Николая Всеволодовича! - Прошу прощения, Лизавета Николаевна! - Даша в знак извинений поклонилась и отошла назад. - Я рада знакомству, Петр Степанович! - тут уже Лиза кокетливо наклонила голову и мило улыбнулась, протягивая руку. - А уж как я рад, дражайшая Лизавета Николаевна... - в каждое слово Верховенский смог вложить столько яда и презрения, сколько позволял ему этикет, так что когда он целовал ее руку, казалось, что на ее бледную кожу из его отравленного рта сейчас закапает кислота. За этой сценой, самодовольно ухмыляясь, наблюдал Ставрогин. Он не мог оторвать своих завороженных глаз от Верховенского, ожидая чего-нибудь забавного или безумного. - Приятно слышать! - сказала Лиза и тут же добавила, повернувшись к Николаю. - Вы наверное устали после столь долгой поездки! - Да не то чтобы... - только начал Ставрогин. - Весьма! Весьма устали! - вклинился Верховенский. - Понятия не имею, как господин Ставрогин умудряется быть таким бодрым, после такого утомительного путешествия! Я еле на ногах стою... Лиза кивнула головой и сказала: - Что же, может быть я вас обоих провожу в ваши комнаты? - она выглядела так, как выглядят маленькие дети, когда хотят вести себя, как их старшие родители, и показаться взрослее. - Прошу прощения! - Верховенский повернулся и подошел к Лизе. - При всем уважении - эти слова он особенно выделил. - Но нам нужна одна комната! - его глаза налились присущей ему безумностью, казалось, что он, как голодный зверь, приготовился к схватке с Лизой. - Я тоже прошу прощения в свою очередь за вопрос, но неужели вы молодые люди собираетесь жить вместе в одной комнате? - она возмущенно закатила глаза. - Это же немыслимо! Даша вдруг быстро и пугливо выбежала из гостевой комнаты со словами: - Я подготовлю обе комнаты... - она была совсем неконфликтной, поэтому ушла подальше от, как она думала, надвигающейся ссоры. - Разумеется. - ответил со смешком Верховенский, глядя на то, как его улыбка раздражала ее. - С какой целью двум... - громко и с отвращением начала Лиза, заносчиво сморщив лицо. - Затем, Лизавета Николаевна, - к ее плечу прикоснулась холодная, крупная рука Ставрогина, глаза его были ледяные, а голос переменился, стал хлестким и железным. - С недавнего времени меня мучает один опасный недуг, я страдаю ночными кошмарами и припадками, поэтому мой друг, Петр Степанович, спит со мной в одной комнате, чтобы в случае чего разбудить и спасти меня от смерти. - А почему нельзя приказать служанке призирать за вашим сном, Николай Всеволодович? - вновь раздался раздражающий вопрос. - Я бы ни за что не решился доверить это кому-либо, кроме Петра Степановича. - спокойно, но уже с некоторой злостью ответил Ставрогин. - Почему?! - Я не знаю человека более преданного мне, чем Петр Степанович. - при этих словах Николая, Петр не смог сдержать звонкого смешка, на который Лиза и Ставрогин обернулись, под их взглядами он нехотя постарался сдержать улыбку и смешки, но вышло у него плохо, поэтому он продолжил веселиться. Лиза повернулась вновь к Ставрогину: - Николай Всеволодович, я надеюсь, вы хотя бы будете спать на разных кроватях? - Разумеется, Лизавета Николаевна. - Нет! В обнимочку! - тут Верховенский не смог стерпеть и громко расхохотался так, что у него потекли из глаз слезы. - Простите, просто все это до невозможного смехотворно! Вместе с ним уже Николай постарался спрятать веселящуюся ухмылку: - Будьте покойны! Мы будем находится на допустимом расстоянии друг от друга, Лизавета Николаевна! - Хорошо, Николай Всеволодович, - она по-детски самодовольно вздернула носик. - Я прикажу принести в одну из комнат, приготовленных для вас, вторую кровать. В комнату вернулась Даша и, поклонившись сказала: - Комнаты готовы... Пойдемте... Она проводила их до двери спальни и, смущенно улыбнувшись, собиралась уходить, когда Николай сказал ей вслед: - Даша, прикажи, принести наши вещи. - Хорошо, Николай Всеволодович. - она поклонилась и покинула их. Верховенский зашел в помещение, за ним Ставрогин, который сразу же запер дверь. Петр упал на одну из кроватей, все так же презрительно оглядывая стены и мебель. - Какую глупость ты только что ей сказал! - насмешливо воскликнул он. - О чем ты? - недоуменно улыбнувшись, спросил Николай. - "Будем находиться на допустим расстоянии друг от друга"? - Верховенский рассмеялся и вскочил с кровати. - А что конкретно в этой фразе тебя смущает? - Я и минуты не смогу сдержать себя! - Петр вдруг метнулся к Николаю и почти упал на него, сладостно и жадно целуя его изголодавшимися губами. Ставрогин лишь неловко поймал его, но не стал сопротивляться, а поддался нахлынувшей волне страсти. Немного поигравшись с языком Верховенского, он, ухмыляясь своей обыкновенно надменной улыбкой, отодвинул его от себя. - Нам стоит быть сдержанней! Я вспомнил, поэтому надеюсь, и ты вспомнишь, что и во Франции, и в России за мужеложество полагается суровое наказание. А в тебе тем временем похоти больше, чем в проститутках! - Ставрогин скинул с себя пиджак и устало лег на постель, будто не желая больше вставать, а тем более уделять внимание Петру. - Что верно, то верно! - Петр снова подошел к нему и, опустившись, пристроился рядом с Николаем. - Просто не хотелось бы, чтобы ты забыл, что даже здесь в одних стенах с этими не самыми привлекательными дамами, ты остаешься моим любовником. - Петр усмехнулся. - Любовником?! - Ставрогин вдруг в голос расхохотался в лицо удивившемуся Петру. - Ты слишком высокого мнения о себе! Ты игрушка в моих руках, слуга и не более того! - Да что ты говоришь? - усмехнулся своей сладкой, будто умиленной словами глупого ребенка, улыбкой Верховенский. - Ты ведь жить без меня не сможешь, уйди я от тебя? Какая жалость! - Не смогу... - безразлично ответил Николай. - Но ты не уйдешь от меня... Тебе воли не хватит... - На что у меня хватит воли, а на что нет, решаю только я, Коленька! - едко пробормотал Петр. - Я здесь, только потому что сам того хочу... Твоей власти тут нет... Хотя зря я это сказал! - Петр встал с кровати и двинулся в сторону двери. - Ты ведь все равно продолжишь свято верить, что все в нашей судьбе решаешь исключительно ты... - Глупец! - бросил ему Ставрогин, но Верховенский уже отпер дверь и вышел. "Нахальный мальчишка! Мерзавец!" - выругался про себя Николай. - "Насмешливое ничтожество! Посмотрим еще, кто кого..." Петр прошелся по коридору, где наткнулся на слугу, который нес в сторону их спальни чемоданы, и вновь вернулся в гостиную комнату, где сидели Лиза и Дарья. Лизавета, сидя гордо и грозно в кресле, читала газету, а Даша, мирно шевеля маленькими пальчиками, вышивала. Как только Верховенский вошел, Даша сразу же вскочила и поклонилась, а Лиза лишь лениво подняла на него глаза. - Что-то случилось, Петр Степанович? - обеспокоенно спросила Шатова. - Нет, все в полнейшем порядке, я лишь хотел поинтересоваться, скоро ли у вас обед? - Петр говорил спокойно без лишнего бахвальства, но все равно в каждом его слове слышалась нескрываемая надменность. - В два часа, господин Верховенский, - ответила Даша и продолжила стоять. - Зачем вскочила, Дарья? - вдруг спросила Лизавета. - Не Николай Всеволодович ведь вошел. Верховенский сощурил хитрые, озлобившиеся глаза, глядя прямо на Лизу: - Правильно, что встали, Дарья Павловна. Вашей подружке стоило бы поучиться у вас этикету и взять пару уроков по уважительному отношению ко всем гостям, а не только к тем, за которых госпожа Тушина хочет выскочить замуж. - он невинно наклонил голову, с омерзением усмехнувшись, продолжая ядовито сверлить взглядом Лизу. - Как вы смеете так со мной разговаривать? Какая я вам "подружка"? - возмущенно воскликнула Лизавета, отбросив газету и вскочив с кресла. - Я разговариваю с вами так, как вы своим поведением того заслуживаете, Лизавета Николаевна. То, что ваша матушка Прасковья Ивановна оставила вас одну на пару дней, совсем не значит, что вы хозяйка и, уж тем более, не значит, что у вас появляется право грубить мне. - насмешливо продолжил Петр. - Вас учил мой отец? Я прав? - он приблизился к ней и практически прямо в лицо сказал. - Узнаю его заносчивый и самовлюбленный характер! Вы будто бы и вовсе его родная дочь со всеми его неприглядными недостатками! - Что вы сейчас сказали?! - лицо Лизы от гнева покраснело. - Правду... - губы Верховенского расплывались в улыбке отвращения и заискивающего любопытства, будто в ожидании еще более бурной реакции Тушиной. - Варваре Петровне и вашей матери стоило найти вам более достойных воспитателей... Хотя теперь уже поздно! - он отвернулся и вышел из комнаты, уже вежливо сказав на последок в сторону Даши. - Благодарю за ответ. - Мерзавец! - Лиза топнула ногой и упала в кресло. - Вам не стоит так ругаться, Лизавета Николаевна. - опустив глаза в пол, сказала Даша. - Замолчи, Дарья! Не надо рисовать из себя ангела, это невыносимо и глупо! - она вскочила и выбежала из комнаты, оставив расстроенную ее словами и дрожащую от обиды Шатову. Верховенский вернулся в спальню, где застал все так же лежащего Ставрогина. Того одолела страшная усталость, поэтому он не мог не встать не пошевелиться. Он будто бы спал, закрыв глаза и совершенно расслабившись. Верховенский смерил его раздраженным взглядом, а потом упал к нему на кровать вновь, от чего Николай вздрогнул и словно очнулся. - Куда ты уходил, Петр? - спросил он сонным и ленивым голосом. - Узнал об обеде... - Верховенский вдруг перевернулся и лег, прижавшись к груди Николая. Так он мог слышать, как бьется его сердце, что несколько поразило его. Петр вдруг задумался об этом, почувствовав тоску. "Неужели я могу разбить это сердце? Растоптать? Даже умертвить? Да, это в моих силах... О, как же чудесно и живо оно бьется! Будто разорвись оно, и весь мир в миг остановиться! Да, только я имею право его уничтожить..." - решил про себя Петр, нежно потираясь щекой о складки рубашки Николая. - Ты устал, Коля? - как-то безмятежно и тихо спросил Петр. - Немного, хотя, не уверен... Что-то не так. - его прекрасное лицо вдруг сморщилось, словно от нестерпимой боли. - Что-то должно случится... - Ты тревожишься по пустякам... - ответил Верховенский дурманящим, сладким голосом. - Ничего плохого не случится, пока я с тобой, так что это того не стоит. - Ты источник всех моих бед, Петр! - Неправда... Ты сам источник всех своих бед, а я просто с тобой, любимый... - рука Верховенского вдруг ловко расстегнула его рубашку и, забравшись под нее, начала ласково поглаживать обнаженную грудь. - Ты снова?! - воскликнул с отвращением Николай, оттолкнув от себя его руку и вскочив. Он смотрел на Петра гневным, пожирающим взглядом. - Всего лишь хотел тебя успокоить! - усмехнулся Верховенский, потягиваясь. - Ничего неприличного и в мыслях не было. - он вдруг поднялся на кровати и переполз, сев за спину Ставрогина и широко разложив ноги. Худые руки Петра скользнули по Ставрогинским плечам и потянули его корпус на себя. Николай неуверенно лег опять, так что его голова и шея легли на пах Верховенского. - "Ничего неприличного", говоришь? - он повернулся, разрывая Петра скептическим взглядом. - Абсолютно нет! - он мягко и нежно запустил пальцы в волосы Ставрогина. Ласковые движения, нежные прикосновения, будто бы любовные, совершаемые руками Верховенского, перебирали его практически иссиня-черные локоны, от чего Николай вдруг почувствовал успокоение. Его глаза сами собой закрылись от приятного и убаюкивающего умиротворения. Новое и новое касание приносило удовольствие, то тихое, то человеческое, которое так редко появлялось между ними. Без похоти, без жесткости, без насмешки, без злобы - спокойствие, размеренное и доброе. Петр умиленно склонился над Ставрогиным, вдыхая его сладостный запах, наслаждаясь мимолетным моментом, радуясь этому удивительному настроению, этой уникальной, неповторимой для них атмосферой. - Знаете, что самое страшное в вас, Верховенский? - уже засыпающим тоном спросил Ставрогин, скорее всего уже не осознавая точно, что он говорил. - Что же, Коленька? - Верховенский с любопытством поглядел на него, забираясь пальцами все глубже в капну Ставрогинских волос. - Вы словно змея... - прошептал Николай так тихо, что Петру пришлось наклониться и практически прижать ухо к его губам. - Тихая, такая незаметная, которая ползает где-то в траве. Ну, и пусть ползает, думаешь. Она маленькая, тонкая, попробует напасть, так я легко одной рукой ее раздавлю. А потом, только отвлекись, а эта пресмыкающаяся, изворотливая дрянь укусит и вот уже на теле ноет рана, а кровь полна смертоносного яду. Вы такой... - его речь оборвалась. "Уснул." - подумал Верховенский, продолжая гладить Ставрогина. Губ Петра коснулась ласковая усмешка. Он так хотел, чтобы не наступало будущее, забылось прошлое и осталось только настоящее. Чтобы это прелестное "сейчас" замерло на месте, осталось, как есть, и не бежало куда-то дальше. Хотя в тот же момент Верховенский ясно понимал, что у него слишком много планов на Ставрогина, чтобы оставлять все так, как оно есть сейчас. В одном он был точно уверен - когда-нибудь воспоминание об этом дне, об этом моменте будут давать ему сил и несомненную мотивацию. "Как часто он стал грубить, как часто принижать меня," - Петр растянул губы в отвратительной улыбке. - "Видимо, начал наконец понимать, что это я управляю им, а не он мной! Какая вы жалкая прелесть, Ставрогин! Змея я, а раздавить одной рукой можно вас!" Вдруг оборвалось. В дверь тихонько и неуверенно постучали. Петр промолчал, но на его молчание открылась небольшая щель. - Прошу прощения,..! - Тише, Дарья Павловна! - прошипел Верховенский вошедшей Даше. - Он что спит? - прошептала она, подходя ближе. - Да, только успокоился... - ответил ей тихо Петр. - Пусть лучше спит. Дарья смущенно оглядела умиротворенно дремавшего Ставрогина и покраснела: - Скажите, Петр Степанович, он ведь очень красив, когда спит... - ее глаза наполнились невероятной нежностью при одном брошенном на Николая взгляде. - Вы тоже так думаете? - Понятия не имею. - честно соврал Верховенский. - Я же мужчина, поэтому не могу сказать что-то относительно красоты других мужчин. Меня интересуют женщины, между прочим... - он глядел на Шатову хитрыми, немного прищуренными, с безумным блеском глазами, будто ожидая от нее чего-то или стараясь скользко и гадко залезть к ней в голову и душу. - Простите, пожалуйста, Петр Степанович. - стыдливо прошептала Дарья. - Я не хотела вас обидеть. Я всего лишь восхищена Николаем Всеволодовичем, вот и сказала, потому что больше некому. Не хотела бы я обсуждать это с Лизаветой Николаевной и делится своими чувствами. - Почему же, Дарья Павловна?.. - Петр участливо наклонил голову и лицемерно дружелюбно усмехнулся, хоть презрительный взгляд у него и не получилось скрыть. - За последнее время я побывала с Лизаветой Николаевной на множестве мероприятий, где было достаточно мужчин и юношей, поэтому Лиза считала своим долгом обсудить со мной каждого. - Даша говорила неуверенно, будто бы не знала можно ли ей вообще говорить об этом. - Она отзывалась о них очень насмешливо, а о некоторых даже грубо. Поэтому, если я хоть попробую поделиться с ней своими переживаниями, меня соответственно тоже встретят насмешки. Я этого не хочу. Я очень-очень завидую ей, хоть и знаю, что это плохо. Она богата, красива и имеет отличное положение в обществе. Она настолько прекрасна, что где бы Лиза не появилась, у нее появляется куча поклонников. По этой причине Лизавета Николаевна может спокойно рассчитывать на счастливую и богатую семейную жизнь, ведь у нее такой шикарный выбор. - Даша грустно поглядела на Ставрогина. Осознав, что Даша намекнула на Николая, Верховенский презрительно ухмыльнулся, подавив саркастичный смешок, понимая, что ни Шатовой, ни Тушиной не повезет в отношениях со Ставрогиным, пока рядом с ним он, Петр. - Я не такая. Я дочь крепостных, я и мой брат... мы урожденные бывшие крепостные. Если бы не милость Варвары Петровны, у меня бы не было и того, что есть сейчас, но я не могу не расстраиваться, зная, что мне ничего хорошо в будущем не стоит ждать. Я бедная, наследства и имени у меня нет, а надеяться на любовь - наивно. Мне не повезет... - Даша шептала и смотрела на Николая, а Верховенский уставился на нее, еле сдерживая себя, чтобы не придушить ее. Каждой клеткой своего тела он ощущал нестерпимое отвращение, тошнотворное, гадкое, которым загорелись и его глаза. Его вдруг начало раздражать каждое ее слово, каждая улыбка и каждый взгляд. "Ах, ты ж невезучая бедняжка... Омерзительная гнида! Хватит жаловаться!!! Я тебе не нянька и не друг, тварь! Сделай что-то со своей жизнью, дура! Не лезь! Не смей! Не смей!!Не прикасайся к моему Ставрогину, шлюха!" - подумал так Петр, а потом, собравшись и уже понимающе покачав головой, сказал: - Это не стоит ваших переживаний, Дарья Павловна! - его голос был дружески спокойным, доверительным. - Лиза весьма и весьма невоспитанная, местами злая и саркастичная, мужчина при близком общении с ней с трудом сможет это выносить. Другое дело - вы. Лично я уверен, что с вашим добрым, слабым и ранимым характером, вы точно найдете мужчину, достойного стать вашим мужем. - Спасибо! - глаза Дарьи горели благодарностью за эти слова в то время, как Петра практически выворачивало от каждого из них. - Я... - Зачем вы пришли? - перебил ее Верховенский, смерив гневными глазами, но мило улыбаясь. - Обед, - ответила Шатова. - Его будут подавать через десять минут. - Она выпрямилась и направилась к выходу. - Я задержалась у вас, мне уже пора. Я надеюсь, вы разбудите Николая, чтобы не опоздать - Лизавета Николаевна этого не любит. - Даша уже хотела выйти, когда добавила. - Спасибо вам, Петр Степанович! Пожалуйста не говорите Лизе то, чем я с вами поделилась. - Ни в коем случае, Дарья Павловна... - Петр невинно растянул губы в улыбке. Даша смущенно опустила глаза в пол: - И будьте уверены, я тоже ничего не скажу. - она оглядела молодых людей глазами. - Я верю в то, что Николаю Всеволодовичу невероятно повезло с таким добрым и внимательным другом, как вы. Я очень переживаю о нем и о его недуге, поэтому, молю, позаботьтесь о нем. Спасибо... Прошу прощения... - Шатова вышла и закрыла за собой дверь.