Судьба на выбор

Керри благодарно улыбнулась своему попутчику, который помог снять с багажной ленты ее чемодан, и отрицательно покачала головой в ответ на его предложение ей помочь. – Большое спасибо, – сказала она, вытащив и отрегулировав длинную ручку своего чемоданчика, – меня встретят. С уверенностью рыбки-старожила ориентируясь в изученном вдоль и поперек за последние месяцы здании аэропорта, более всего напоминающем ей густонаселенный огромный аквариум, Керри прошла вперед и махнула рукой ожидающему ее мужчине. – Как долетела? – спросил Даг, деловито отобрав у нее чемодан и на мгновение стиснув ее в объятиях. Так же привычно он отодвинул ее от себя на расстояние вытянутых рук и критично осмотрел с головы до ног. – Выглядишь усталой. Не удалось поспать в самолете? – Удалось, – сказала она, подставляя губы для поцелуя. – Но не хватило. Чтобы взять лишний отгул, пришлось отработать две смены подряд. Вряд ли я долго протяну в таком ритме. Даг поцеловал женщину и, оторвавшись от ее губ, тяжело вздохнул. Как и во многие дни до этого, к радости от их долгожданной встречи примешивалась знакомая горечь предвкушения скорого расставания, неизбежность которого дамокловым мечом нависала над ними, стоило ему или Керри сойти с трапа самолета. Они практически жили на два дома, встречаясь так часто, как позволяла работа и его обязательства перед дочерьми; но, разумеется, этого было мало. Он притянул Керри к себе, вбирая в себя ее запах – такой родной, что на глаза наворачивались слезы оттого, что ему с точностью до секунды был известен сценарий ближайших трех дней. Он знал, с какой скоростью они пронесутся; помнил, что сон и целый рабочий день, от которого ему вновь не удалось отвертеться, безжалостно отберут у них драгоценные мгновения, оставляя лишь жалкие крохи – какие-то ничтожные сорок с небольшим часов на то, чтобы насладиться близостью с любимой женщиной!.. Этого было мало, мало, невыносимо мало! Они не успеют даже нормально поговорить… И совсем уже скоро ему предстояло в последний раз обнять ее на прощание – в этом же ненавистном ему до дрожи здании аэропорта, а затем отпустить… снова и снова отпускать ее от себя на чертову прорву времени, каждая секунда которого заранее ощущалась и проживалась им как целая вечность. Даг собирался отложить этот разговор, выбрать для него как можно более благоприятный момент. Он заготовил весомые, аргументированные, тщательно продуманные, выверенные и множество раз отрепетированные фразы. В ящике его письменного стола даже была припрятана алая бархатная коробочка с прехорошеньким колечком с бриллиантом – на случай, если момент окажется по-настоящему благоприятным, и Керри не пошлет его к черту вместе с его аргументами и предложениями. Но он посмотрел в ее покрасневшие от четырехчасового перелета и хронического недосыпа глаза и заговорил раньше, чем сообразил, что аэропорт со снующей вокруг многочисленной и крикливой публикой – не самое лучшее место для серьезного разговора; как и выбранный им момент, когда Керри еле держалась на ногах от усталости, мог быть каким угодно, но только не тем благоприятным, что он так долго ждал. – Почти четыре месяца, – произнес Даг и, отодвинув от себя Керри, решительно заглянул ей в лицо. – Тебе не кажется, что этого более чем достаточно, чтобы проверить чувства друг друга? Все, что от тебя требовалось, – поверить в нас. Со своей стороны я сделал все, что мог. Расстался с Изабель, сократил встречи с детьми… или я мало стараюсь, чтобы ты поняла, наконец, что наш роман для меня – не глупая прихоть? Я люблю тебя. И я устал встречать тебя в аэропорту. Я ненавижу самолеты, и я вполне дозрел, чтобы купить наручники и навсегда приковать тебя к своей кровати. Если у тебя нет подобных сокровенных фантазий, – он даже не улыбнулся, и Керри с тоской оглянулась на шумную компанию молодых людей, которые, смеясь и переговариваясь, уверенно продвигались к выходу из здания, – быть может, мы определимся с тем, что нам делать дальше? Ей безумно хотелось оказаться дома, скинуть с себя всю одежду, принять ванну, забраться в постель и проспать подряд несколько суток, но Даг, не двигаясь с места, ждал от нее ответа, и Керри пришлось смириться с неизбежным. В конце концов, аэропорты давно стали третьим действующим лицом в их отношениях, и где, как ни здесь, мог решиться вопрос о будущем их пары? «Или где, как ни здесь, могла быть поставлена последняя точка для нашей пары…» – подумала Керри и почувствовала, как вдоль позвоночника пробежал уже знакомый холодок. Она посмотрела на Дага и, чтобы не расплакаться, изо всех сил вонзила ногти в ладони. Если этот мужчина уйдет из ее жизни, она не имела ни малейшего представления, как сможет пережить их расставание. Не один Даг последние четыре месяца жил от встречи до встречи… Глубоко вдохнув, Керри вскинула голову и попыталась собраться с мыслями. – Даг, мы же говорили об этом на Рождество… Ты только-только получил повышение, и Романо… – машинально начала она перечислять набившие оскомину им обоим контраргументы, но с удивлением поймала себя на мысли, что вспоминает вовсе не о Романо, работе и напрочь испорченном их первом совместном рождественском ужине, когда она вновь сказала «нет», а Даг хлопнул дверью и ушел, до глубокой ночи оставив ее одну. Если бы ссора произошла на его территории, Керри скорее всего собрала бы свои вещи и сгоряча не оставила бы ему на прощание даже записки. Возможно, при таком раскладе ни один из них не нашел бы в себе сил попросить прощения и помириться… и это Рождество оказалось бы не только первым, но и единственным в их короткой истории-сказке о втором шансе, судьбоносных встречах и о любви. Но Керри была у себя дома, и ей абсолютно некуда было податься. Поэтому до возвращения Дага она лежала на диване, пила вино и, попеременно то смеясь, то плача, смотрела классические рождественские комедии, и к тому времени, как он, виновато пряча глаза, появился на ее пороге, от желания выяснять отношения у нее не осталось и следа. Она просто обняла его, а он, очевидно готовый к худшему, облегченно вздохнул, поцеловал ее и извинился. Тот несостоявшийся ужин оказался сильнейшим испытанием для обоих, и вплоть до сегодняшнего момента Даг больше ни разу не предлагал ей жить вместе. Они старательно обходили опасную тему, и, всякий раз, прощаясь с ним в аэропорту, Керри мысленно прокручивала в голове их разговор и убеждала себя, что поступила правильно – во благо обоих. У них были состоявшиеся карьеры, обязательства, привычный круг общения, сложившиеся судьбы, променять это все – вот так запросто! – на неизвестность, необходимость начинать все с нуля… Керри казалось, что Даг требовал от нее невозможного! Она стольким пожертвовала, чтобы достичь то, что она имела… Керри посмотрела на Дага, вспоминая удивленное выражение его лица, когда она шагнула вперед и на глазах всех сотрудников взяла его за руку… Она вздрогнула, мысли вновь отказались послушно плыть по привычному руслу, куда Керри настойчиво попыталась их направить. Она думала о другом. Перед ее глазами – так четко, словно картинки на экране телевизора, – одна за другой возникали сцены, произошедшие с ними на второй день после приезда Дага в Чикаго. Когда он предложил ей попробовать стать счастливыми вместе, а Керри согласилась – раньше, чем сама поняла, что она только что сделала. Керри помнила, как, проснувшись, долго лежала в постели, прислушиваясь к дыханию спящего рядом мужчины, и все ждала, когда же ее с головой накроет чувство сожаления или страха; но ей было хорошо и комфортно, и никаких иных эмоций в то утро она так и не испытала. Ей надо было ехать на работу, и еще накануне поставив Дага в известность, Керри осторожно выскользнула из кровати, тихонько собралась, чтобы дать ему выспаться после перелета, и так же бесшумно прикрыла за собой дверь. Тот день, и она была в этом уверена, запомнила не только Керри. В обеденный перерыв, когда она набралась достаточно мужества, чтобы набрать собственный телефонный номер и рассказать Дагу, где он может найти чертов пирог, который она, так и быть, готова была признать «праздничным пирогом в его честь», Керри от дверей ординаторской обернулась на шум и встретилась глазами с доктором Россом, которого около регистрационной стойки плотным кольцом окружили медсестры и уже спешившие к ним доктора приемного. Возвышаясь над оживленно жестикулирующей Лидией, Даг медленно покачал головой, давая Керри понять, что не собирается набрасываться на нее с поцелуями посреди ее царства. Слишком много людей хорошо помнили, и Кэрол, и Дага, а также его нескончаемые ссоры с Керри, поэтому она с радостью ухватилась за предоставленную ей возможность скрыть от коллег их только-только зародившиеся, еще совсем хрупкие и уязвимые, отношения. Она уже взялась за ручку двери, когда со стороны лифтов до нее долетел крикливый голос Романо, бестактно выспрашивающий у Дага на всю больницу, где та симпатичная медсестра, которая, сорвавшись в одночасье за своим любимым, не подумала поставить в известность о своем уходе руководство клиники – в целом и его, главного начальника всех начальников, – в частности. Керри хорошо запомнила, как медленно, будто во сне, разжались ее пальцы; как, резко развернувшись, никем не замеченная она подошла к регистрационной стойке; как изумленно вытянулось сначала лицо Дага, а затем и лица всех остальных, когда она, отодвинув Романо в сторону, шагнула вперед и взяла за руку своего «заклятого врага». «Привет, милый, – громко сказала она, не желая оставлять благодарной публике ни одного шанса понять ее превратно, и, приподнявшись на цыпочки, поцеловала доктора Росса в уголок рта. – Ты хорошо выспался? Я тебя не ждала». И когда в следующее мгновение Даг улыбнулся Керри самой счастливой улыбкой, какую ей еще ни разу не доводилось видеть на его лице, она поняла, что сделала правильный выбор. Он приехал в Чикаго ради нее, так какого же дьявола они должны были прятаться?! Совсем недавно они с Ким, чтобы поговорить по душам, скрывались ото всех в женском туалете; и даже тогда это казалось Керри унизительным. И хотя она никогда не любила посвящать окружающих в подробности своей личной жизни, Керри отлично сознавала, что иногда было просто необходимо публично расставить акценты и дать понять дорогому тебе человеку, что он занимает важное место в твоей жизни и что до мнения других людей тебе нет никакого дела. Романо еще пытался воззвать к ее совести, призывая держать себя в рамках, предписанных должностными инструкциями, а на деле, как после подумала Керри, старался сопоставить ее памятное признание в мужском туалете с прилюдным поцелуем с нежданно объявившемся в клинике после стольких лет Дагом Россом. «Уймись, Роберт. У меня обеденный перерыв», – Керри отмахнулась от него, как от назойливой мухи, не отрывая взгляд от лица Дага. Их о чем-то спрашивали, им что-то желали, с чем-то поздравляли, но она не запомнила ни слова; все, что Керри видела перед собой, – были сияющие глаза и счастливая улыбка ее любимого мужчины. И позднее, вечером, когда она почти уже заснула в его объятиях, Даг отстранил ее от себя и серьезным, немного печальным голосом впервые сказал: «Кажется, я влюбился… – а потом, тоже впервые, задал вопрос, и его небрежный тон априори не мог ее обмануть: слишком хорошо она помнила подробности «начала конца» его отношений с Кэрол. – Ты поедешь со мной, Керри?». «И какого же черта я ответила, что нам нужно время, чтобы проверить свои чувства?! Как будто я хотя бы на сотую долю секунды могла усомниться в нем или в себе!» – подумала Керри и изумленно застыла, словно не доверяя собственным мыслям. Нет, мысль послать все и всех к черту и первым же рейсом, не тратя время на сборы, улететь в Сан-Франциско и никогда больше не возвращаться назад, возникала у нее в голове все чаще и чаще. Особенно же ей хотелось послать к черту Романо, который, будто нарочно, делал все возможное и невозможное, чтобы и в выходные нагрузить ее самой рутинной административной работой; и всякий раз, заставая ее в ночи, растрепанную и потерянную, в окружении стаканчиков из-под кофе и неизменной груды бумажек, Роберт «доброжелательно» улыбался и тоном заботливого папочки задавал ей один и тот же вопрос. Созрела ли она, чтобы, по старой доброй традиции, рвануть за своей любовью на край света, или доктор-красавчик для собственного удобства уже переключился на кого-то из своего города? Роберт будто проверял границы ее выносливости, и, окончательно запутавшись, Керри самой себе не могла объяснить, кому и что она пытается доказать, своими руками отталкивая от себя счастье, а взамен получая презрительную улыбку босса, которого она ненавидела, и все большую нагрузку в виде бюрократической волокиты и нескончаемой череды пустых семинаров, форумов и конференций на тему: «Как за три дня повысить эффективность своего отделения». И ведь она ясно сознавала, что ей все меньше и меньше хочется повышать эффективность чего бы то ни было. Она устала и от придирок и «шуток» Романо, и от невозможности в достаточной степени заниматься врачебной практикой, потому что бóльшую часть ее времени пожирала навязанная ей и, по сути, бесполезная бумажная работа и глупые семинары, от которых ей никогда не удавалось откреститься. Она устала и от одиноких ночей, и от сводящих с ума мыслей о том, как скоро ее мужчине надоест эта выматывающая гонка между тремя городами, и как быстро он найдет утешение в объятиях более сговорчивой и удобной во всех отношениях женщины, как любил говорить Романо, «из своего города»? И все-таки она продолжала упрямо верить, что ей есть, что терять; она просила Дага подождать еще месяц-другой, хотя сама слабо представляла, какой еще знак свыше они ждут; она надевала маску «руководителя, у которого все схвачено», улыбалась Романо и не реагировала на его подколы, хотя внутри все переворачивалось от обиды и страха, потому что с поистине садисткой интуицией тот неизменно отыскивал все ее болевые точки, и порой она чувствовала себя манекеном в фехтовальном зале, на истерзанном торсе которого не осталось ни одного не исколотого места. Она все время чего-то боялась: что она надоест Дагу, и тот ее бросит; что Романо поймет, что она не справляется, и уволит ее; что дочери Дага, хотя она никогда их не видела, не примут ее, и тот опять же ее бросит; что, если она переедет к Дагу, у них ничего не получится; что, если она не переедет к Дагу, у них ничего не получится… И только сейчас, в аэропорту Сан-Франциско, почти четыре месяца спустя с начала их с Дагом романа, Керри вдруг с кристальной ясностью поняла, что большинство ее метаний были надуманным продолжением страхов неуверенной в себе девочки, которая вышла замуж, потому что боялась остаться одной, и тем самым своими руками поставила крест на своей первой настоящей любви. Девочка давно выросла, добилась многого из того, о чем когда-то мечтала: стала врачом, сделала успешную карьеру; в ее жизни случались и любовь, и влюбленности, разные люди признавались ей в любви и называли ее красивой; казалось, все ниточки, связывающие доктора Керри Уивер, взрослую и опытную женщину, знающую себе цену, которую многие за глаза называли сукой, что никогда не было для нее секретом, с той девочкой, которая училась на стипендию, комплексовала из-за своей хромоты и дешевой одежды, считала себя некрасивой и все свои силы вкладывала в учебу, давно разорвались – раз и навсегда, но все же одно связующее звено между Керри-в-прошлом и Керри-в-настоящем осталось. У этого связующего звена было имя, обаятельная улыбка и длинные иссиня-черные ресницы, при виде которых в голову просились мысли о рекламных роликах туши с волшебными кисточками. И тогда, и сейчас ей хотелось утонуть в его глазах, во взгляде которых было столько нежности, что начинала кружиться голова. С подкупающей искренностью он признавался Керри в любви, а она, беспрекословно уверенная в каждом произнесенном им слове, вновь и вновь продолжала отталкивать его от себя. Ее поступки причиняли боль им обоим, и Керри не могла объяснить ни ему, ни себе, зачем с маниакальной упертостью законченной мазохистки по собственной воле она все глубже погружается в выкопанную ею же самой яму, утягивая за собой человека, которого любит. Быть может, новый виток в их отношениях с Дагом, столь неожиданно и стремительно начавшийся прошлой осенью, застал ее врасплох, и, не отдавая себе в этом отчет, Керри будто вернулась в прошлое, позволив былому и уже позабытому чувству неуверенности сеять сомнения в ее душе и диктовать странные непонятные правила своей странной непонятной игры? В ее жизни нет, не было и не могло быть ничего важнее стоящего напротив нее мужчины и их любви, подумала Керри и вдруг поняла, что ей абсолютно наплевать, где они будут жить. С их опытом, знаниями и стажем они с легкостью смогли бы найти работу в любом месте, где бы ни пожелали. И почему она вбила себе в голову, что, если она уволится из Окружной, все принесенные ею ранее жертвы окажутся напрасными? Ни одно из ее достижений нельзя было у нее отобрать, как нельзя было отобрать ни минуты из прожитой ею жизни. Скорее всего, разрыв с Ким повлиял на нее много сильнее, чем она сама могла предположить, и Керри попросту испугалась новых отношений – серьезных и случившихся так скоро и так внезапно. А еще была Кэрол и их с Дагом дочери. Керри не любила думать об его прошлом, а особенно ей не нравилось вспоминать о том дне, когда Лука принес рожающую Кэрол в приемное, а отец ее детей не дал о себе знать ни одним телефонным звонком. Эта некрасивая история, как бы Керри ни старалась от нее отмахнуться, кормила ее страхи и наряду с остальными ее сомнениями заставляла ее говорить «нет» в ответ на все предложения Дага. А ведь он на самом деле сделал все, что мог, чтобы она поверила в его чувства. Ни тогда, много лет назад, ни сейчас Керри не могла вспомнить случая, когда бы он был нечестен по отношению к ней. Если отставить в сторону годы совместной работы в окружной больнице Чикаго, она действительно не могла сказать о Даге ни одного плохого слова. Он заботился о ней, бережно относился к ее чувствам, рядом с ним она неизменно чувствовала себя красивой, желанной, любимой и защищенной. У него было прекрасное чувство юмора, и, в отличие от злых шуток Романо, Даг никогда не насмехался над ней, он смеялся с ней вместе. Она научилась ему доверять, а он ни разу ее не подвел. Если он говорил, что что-то сделает, Керри знала, что так и будет. Они чувствовали друг друга, им было хорошо вместе; и еще несколько месяцев назад Керри начала задумываться об их общем ребенке. Да, карьера всегда была для нее на первом месте, но, оглядываясь назад, Керри все чаще думала о том, что ее жизненным ценностям, установкам и приоритетам давно требовались серьезная встряска и обновление. – Давай попробуем найти работу в Сиэтле? – предложила Керри, и Даг, угнетенный ее затянувшимся молчанием, не сразу понял смысл ее слов. – Просто, мне кажется, с нашей работой, чтобы иметь возможность видеть друг друга не только глубокой ночью и в выходные, самым разумным было бы устроиться работать в одной больнице. – Что? – переспросил Даг, боясь поверить, что предложение Керри – не обман слуха. Она улыбнулась и обхватила его лицо обеими руками, и только тогда затаившаяся в его взгляде робкая надежда, словно бы нехотя, сменилась радостным удивлением. – Со своей стороны ты сделал все, что мог. Я не хочу отставать, – сказала Керри, и она даже не поняла, кто из них засмеялся первым. – Я не хочу, чтобы ты каждые выходные улетал от меня в другой город. Кроме того, мне тоже хочется посмотреть, какими они стали, твои девочки. – А как быть с моим повышением? – замерев в паре миллиметров от ее губ, спросил Даг. – Ну, ты же всегда утверждал, что у тебя нет моих амбиций, – беспечно откликнулась Керри и первая прикоснулась губами к его губам. – Или тебе больше хочется управлять педиатрическим отделением, чем жить рядом со своими детьми… и со мной? Она не сомневалась в его ответе, а он чувствовал себя настолько окрыленным ее предложением, что не поддался искушению помучить ее, потянув с ответом. – Если честно, мне плевать на педиатрическое отделение настолько, – он поцеловал ее счастливо улыбающиеся губы и рассмеялся, – что, если бы ты сейчас сказала, что согласишься уехать со мной только после того, как больница, где я работаю, сгорит синим пламенем, я бы побежал покупать зажигалку. – Ты действительно считаешь меня такой кровожадной? – спросила Керри, неудачно попытавшись изобразить возмущение. – А ты действительно думаешь, что мне есть дело до того, где мы будем жить? Сейчас, когда ты согласилась жить вместе, – Даг пристально посмотрел в глаза Керри, и она отрицательно качнула головой. – Но ты ведь ни разу не предложил переехать ко мне… – без вопросительных интонаций в голосе сказала Керри. – Это из-за того, что Кэрол тогда отказалась поехать с тобой? Вместо ответа Даг крепко прижал к себе женщину и зарылся лицом в ее волосы. Еще годы назад, когда задушевные разговоры с сокурсницей после тяжелых учебно-рабочих дней не успели превратиться для него в зависимость, Даг перестал удивляться способности этой большеглазой, излишне серьезной девочки неизменно и безошибочно угадывать истинные причины его слов и поступков. Сначала он думал о ней как о хорошем психологе, но, работая с Керри в паре, Даг не мог не заметить, как часто его напарница ошибалась, неумело пытаясь разобраться в мотивации пациентов: веря на слово тем, кому он сам не поверил бы даже в бреду, и сомневаясь в случаях, априори исключающих любые сомнения. Именно в общении с Керри Даг впервые познал значение фразы «чувствовать друг друга». Девочка была настроена с ним на одну волну, и, какими бы несхожими ни были их характеры, взгляды и интересы, они всегда могли понять друг друга, не прикладывая к тому ни малейших усилий. – Я не думал об этом, – прошептал Даг в волосы Керри. – Но, скорее всего, ты права. Мне было нужно, чтобы ты уехала со мной. Не потому, что мне было, что терять здесь. Наверное, мне просто хотелось поверить, что я достоин того, чтобы любимая женщина поехала за мной. Кэрол сделала это слишком поздно, – отстранившись от женщины, Даг заглянул ей в глаза. – Ни мне, ни ей ее жертва не была нужна. И я так счастлив сейчас, что мы с тобой не дотянули до момента, когда никакие жертвы или слова не смогли бы спасти нас… Я думаю об этом и не могу понять, какого черта я в первый же день в Чикаго не пал в ноги Романо, умоляя принять меня назад. Если бы у нас с Кэрол все закончилось менее драматично, я переехал бы к тебе без малейшего сожаления. В конце концов, дом не там, где твоя квартира, а там, где живут люди, которых ты любишь. Значит, мой дом там, где живешь ты. – Как я могла столько лет жить от тебя вдали? – едва слышно сказала Керри. Приподнявшись на цыпочках, она прижалась губами к его губам и подалась назад только тогда, когда их поцелуй стал грозить перерасти в нечто большее – посреди Международного аэропорта города Сан-Франциско. Пытаясь обуздать дыхание, Керри провела рукой по волосам Дага и улыбнулась. – Хорошо, что ты ко мне не переехал. Я не хочу больше работать в Окружной. Я на полном серьезе начала бояться, что убью этого мудака! Пусть самодовольный ублюдок думает, что победил! – Ты о Романо? – уточнил Даг и, оглядевшись по сторонам, застегнул расстегнутые им в порыве захлестнувших его пару минут назад эмоций пуговицы на блузке и пальто Керри. Когда женщина серьезно кивнула, он пригладил ее растрепавшиеся волосы, затянул поясок на ее пальто и с притворной озабоченностью в голосе спросил. – А ты уверена, что не подставишь его своим решением? Наверняка он возлагал на свою лучшую заведующую много надежд. Керри зажмурилась, представив лицо Романо, когда она протянет ему заявление об уходе, и испытала столь сильное наслаждение, до которого не дотягивал даже самый лучший секс в ее жизни. Она и не думала, что злобный коротышка достал ее настолько, что последние крупицы ее сомнений в правильности принятого ею решения разлетелись в прах, стоило ей подумать о том, что очень скоро Романо раз и навсегда исчезнет из ее жизни. – Даг, дорогой, неужели ты хотя бы на секунду мог поверить, что мне есть хоть какое-то дело до количества его надежд? – Керри засмеялась и кивнула в сторону выхода. – У тебя дома происходит нечто, не предназначенное для моих глаз? Или ты решил поселиться в аэропорту и забыл поставить меня в известность? – Ну, да, у меня все чаще возникает такое желание, – сказал Даг, ухватившись за ручку чемодана Керри. – Она переехала к нему! И они оба продолжают настаивать, что мы должны быть почетными гостями на их свадьбе! Уже взяв его под руку, чтобы, наконец, покинуть опостылевшее здание, Керри высвободила руку и отступила в сторону. – О нет! – со стоном произнесла она и подняла на него страдальческий взгляд. – Почему всякий раз, когда мне так хорошо, ты начинаешь говорить про эту жуткую парочку?! Я, даже когда мы занимаемся любовью, жду, что ты остановишься в самый интересный момент и заговоришь о своем Маааайке! – Во-первых, Маааайк вовсе не мой, – передразнил ее Даг и принялся сосредоточенно рыться в карманах. – Во-вторых, я не виноват, что они живут в соседнем доме. Скажи еще, что меня радует, что с Мааайком мы видимся в разы чаще, чем с тобой! Кстати, еще один плюсик в пользу Сиэтла. Можно будет выходить из дома без боязни наткнуться на кого-то из сладкой парочки… Подержи, – сунув в руки Керри ключи от машины, он с торжествующим возгласом вытащил из кармана сложенное вдвое ядовито-розовое картонное сердечко. – Приглашение. Нашел его сегодня в почтовом ящике. – Господи! Если я еще раз их увижу, услышу ее надрывное «Мааайк» и его занудное «прелесть», я наложу на себя руки! – воскликнула Керри и с ненавистью посмотрела на сердечко в руке Дага. – Мне кажется, в следующий раз она прямым текстом спросит меня, когда же я, наконец, умру, потому что она устала обо мне беспокоиться! Не вслушиваясь в слова Керри, Даг пробежал глазами по тексту приглашения и расхохотался. Керри замолчала и обиженно покосилась в его сторону. – Что они написали? У них намечается новомодная обнаженная свадьба? – Неа! – Даг покачал головой и, забрав у нее ключи, поднес приглашение к лицу Керри. – Ты все стеснялась спросить у них, как зовут нашу «прелесть». Так вот, именно так ее и зовут! – Что? – удивленно переспросила Керри и выхватила сердечко из его пальцев. Быстро прочитав написанный текст, она рассмеялась и вернула приглашение Дагу. – Ты прав. Оказывается, наш Мааайк не бесконечно восторгался прелестями возлюбленной, а просто обращался к ней по имени. Было бы интересно взглянуть на родителей невесты, которые решили, что слово «прелесть» можно использовать в качестве имени для их прелестной дочурки! – Ты – язва! – прошептал Даг ей на ухо и, спрятав приглашение, протянул Керри руку. – Поехали отсюда. И, кстати, у тебя есть все шансы увидеть и родителей, и невесту, и счастливого Мааайка. Приглашение на двоих. Керри спрятала руку за спину и с довольной улыбкой покачала головой. – Нет у меня никаких шансов! – сказала она. – Я читала текст. Приглашение для доктора Росса с супругой. Не имею понятия, с кем ты собрался туда идти, но, насколько я знаю, супруги у тебя нет. – Мы подумаем над этим вопросом, – ответил Даг. Наклонившись, он поцеловал Керри в щеку и вновь протянул ей руку. – Пойдем! Я приготовил обед в честь твоего приезда… как бы он не скончался от старости раньше, чем мы туда доберемся. – Торжественный? – уточнила Керри, с содроганием вспоминая предыдущие попытки любимого приготовить «торжественный обед в ее честь», и подала ему руку. – Торжественный, – с серьезным выражением лица заверил ее Даг и рассмеялся, увидев, как округлились от ужаса глаза Керри. – Расслабься, я заказал пиццу. Пошли. Потянув за собой чемодан и не выпуская руки Керри, Даг медленно двинулся к автомобильной стоянке. – А как ты собрался решать вопрос со своей супругой? – уже у самого выхода спросила Керри. – Скажешь, что перекормил ее таблетками? – Не угадала, – улыбнулся Даг, думая о бархатной коробочке с обручальным колечком, спрятанной в ящике письменного стола, и пропустил женщину вперед. – Этот вопрос я собрался решать совсем по-другому.

16.03.2012 г.