Врачебный роман

Утром я проснулся в смешанных чувствах, потому что сегодня был весьма неоднозначный день: во-первых, сегодня в клинику должна пожаловать проверка, а во вторых, сегодня у меня была финальная тренировка перед завтрашней игрой с «Щитом». Про проверку вам подробно рассказывать не буду, так как сами всё понимаете, а вот про тренировку скажу пару слов, хотя, наверное, вы и без меня уже догадались. «Щит» — очень сильная и агрессивная команда, и я понял это ещё с подросткового возраста. За моей спиной был не один проигрыш им, и с каждым годом я становился злее и злее от того, что мы уступаем их команде. Конечно, победы тоже имелись, но они приносили мне куда меньше эмоций, нежели проигрыши. После проигрышей хотелось рвать и метать, хотелось изнурять себя тренировками и оттачивать свои навыки до самого максимума, чтобы потом, в случае следующей игры, не ударить в грязь лицом и показать «Щиту» где раки зимуют. Именно поэтому я с волнением ждал каждого матча с ними, потому что именно тогда я тренировался как никогда усерднее и сильнее. В этот же раз я понимал, что нужно будет подготовиться к игре не то, что на сто процентов, а на целую тысячу, потому что на матч пообещала придти Настя, а я очень не хочу позориться в её глазах. Понимаю, что она всё равно будет меня любить, вне зависимости от того, как мы сыграем, но всё равно хочется показать ей себя в лучшем свете. — Доброе утро, — слышу я её нежный голос, который выдёргивает меня из моих мыслей. Я разворачиваюсь к ней и мило улыбаюсь, а она чуть подаётся вперёд и оставляет поцелуй на моём голом плече. — Ты очень поздно пришёл с работы. Выспался хоть немного? — Доброе утро. Да, вполне выспался. Сейчас ещё кофе выпью и буду вообще держаться бодрячком, — я усмехаюсь и утыкаюсь носом в её волосы, а она улыбается уголком губ и обнимает меня за торс. Мы сидим в обнимку ещё пару минут, пока она не отстраняется первая. — Всё, пора собираться, — я тяжело вздыхаю, глядя на неё: мне очень мало объятий с ней. Даже не то, что объятий, а просто в принципе не хватает её. Уже поскорее хочется, чтобы наступили выходные, потому что тогда я её вообще не отпущу от себя и буду весь день просто валяться с ней в обнимку. Мы оба встаём с кровати, а при выходе из комнаты расходимся в разные стороны: теперь первая идёт в душ она, а я направляюсь в кухню, чтобы поставить чайник. Пока я на кухне вожусь с чайником и думаю о том, что мы будем завтракать, Настя уже выходит из душа, что становится для меня нехилым таким удивлением. Обычно она проводит там по полчаса, а иногда даже по часу, а тут и десяти минут не прошло, а она уже вышла! — Ты быстро, — удивлённо смотрю на неё я, а она насмешливо хмыкает и обнимает меня со спины, отчего по моему телу разливается приятное тепло. — Я думал, что ты там надолго. — Ну, я же помню про то, что ты тоже должен искупаться перед работой. Не буду же я задерживаться и отнимать у тебя время, правильно? — я киваю, а затем отхожу в сторону, предоставляя ей возможность приготовить завтрак. Нет, не подумайте, что я не умею готовить! У меня есть базовые знания и умения по готовке, но всё же я больше доверяю в этом плане Насте, так как она уже неоднократно кормила меня своими блюдами. Она благодарно мне кивает, а затем подходит к своему рабочему месту и начинает делать завтрак, а я направляюсь в душ. Я провожу там от силы минут десять, а как только выхожу, попутно вороша полотенцем свои мокрые волосы, то сразу же чувствую запах яичницы и коротко улыбаюсь, глядя на пританцовывающую Настю возле плиты. Господи, хотел бы я видеть такую картину перед собой каждое утро… Только ещё можно добавить радостных детишек, сидящих за столом и ожидающих завтрак, и тогда вообще утро будем самым лучшим! Из моих фантазий и мечтаний меня вырывает звонок моего телефона. Я нехотя прекращаю лицезрение Насти и подхожу к мобильнику, глядя на экран: на нём высветилось имя главного члена проверки, которая сегодня должна посетить нашу больницу. Я нервно сглатываю и отвечаю на звонок: — Алло? — Доброе утро, Николай Александрович, — голос мужчины серьёзен и твёрд, и от этого почему-то становится не по себе, словно я уже успел в чём-то провиниться перед ними. — Я не отвлекаю вас? — Доброе утро, — стараюсь отвечать спокойным голосом, чтобы мужчина не заметил нотки волнения в моей речи. — Нет, не отвлекаете. Что-то произошло? — Нет, всё в порядке, просто хотел напомнить вам о нашем приезде. Мы прибудем в клинику примерно через час-полтора, надеюсь, что вы готовы нас встретить, — я недоумевающе вскидываю брови: что значит «через час-полтора»? Вчера ведь было обговорено то, что они приезжают к двенадцати часам дня, а не в девять утра! — Да, мы готовы, но ведь вы говорили, что приедете ближе к полудню, разве не так? — Совершенно верно, я говорил эти слова, но у нас произошёл форс-мажор, и теперь мы можем приехать только утром, — я мысленно матерюсь на него и всю их компанию, а в реальности лишь шумно выдыхаю и отвечаю короткое «хорошо, будем вас ждать», а затем сбрасываю звонок. Внутри всё клокочет от гнева и злости, но я стараюсь держать себя в руках, хоть и выходит это донельзя плохо. Вот кто так делает, а?! Странно, что он не набрал меня в тот момент, когда они бы уже подъезжали к клинике, и не сказал мне о том, что они приехали! Господи, вот вроде взрослые люди, а ответственности никакой! Я быстро печатаю сообщение в общий чат работников клиники, говоря им о том, чтобы они пулей летели на работу, а сам влетаю в кухню, где Настя уже раскладывала яичницу по тарелкам. Она с улыбкой обернулась ко мне, но как только увидела мой ошарашенный вид, то сразу же поменялась в лице и непонимающе нахмурилась. — Ты чего такой взъерошенный? — Надо срочно ехать в больницу, — кратко отвечаю ей я, на лету подхватывая бокал с кофе, которое девушка успела мне заварить. — Мне позвонил глава проверки и сказал, что примерно через час-полтора они приедут в клинику. Всем врачам я уже написал и сказал, чтобы они подтягивались на работу. Прости, но позавтракать мы сегодня явно не успеем, — я извиняющимся взглядом взглянул на неё, а она лишь вздохнула и понимающе покачала головой. Моя девочка, она ведь всё прекрасно знает и понимает. — Всё в порядке. В таком случае, иди одевайся, а я пока еду нам в контейнеры положу. Если что — поедим на работе, когда время свободное будет, — я киваю головой и, допивая кофе, мчусь переодеваться, оставляя Настю на кухне в полном одиночестве.

***

До работы мы доехали быстро и в полном молчании. Я был напряжён, и Настя прекрасно это видела, поэтому не пыталась лишний раз заговорить со мной, дабы случайно не раздраконить меня ещё больше. Нет, я бы в любом случае не сорвался бы на неё, но сам факт того, что она всё понимает и старается смириться с моей ситуацией, меня очень сильно радовал. Доехав до клиники, мы оба вышли из машины и быстрыми шагами дошли до входа, но около него меня резко затормозила Настя, отчего я недоумевающе посмотрел на неё. — Нам не надо появляться вместе, — негромко произнесла она, а я сразу же всё понял. Да, точно, никто ведь не знает о наших отношениях. — Давай сначала зайдёшь ты, а через пару минут уже и я? — я кивнул и первый зашёл в больницу, попутно поздоровавшись с охранником. Как я и предполагал, по коридору уже сновали работники, держа в руках различные бумаги и документы, а как только замечали меня, то здоровались и продолжали свой путь. Я здоровался с каждым из них, одновременно с этим поднимаясь в свой кабинет. На лестнице я пересёкся с Алексеем Игоревичем: мы обменялись приветственными рукопожатиями, он отдал мне несколько медицинских книжек, сказал что-то про то, что проверка поступает крайне глупо и безответственно, раз так внезапно переносит свой визит, а потом мы разошлись, потому что времени на разговоры у меня не было. Я влетел в свой кабинет молнией, положил на стол книжки, переоделся, накинул на свой деловой чёрный костюм белый халат, предварительно сняв с себя пиджак и оставшись в одной рубашке и штанах, и принялся перепроверять все документы. Это заняло у меня полчаса, может меньше, потому что потом я решил быстро обойти всю клинику и проверить её на готовность. Я спустился на первый этаж, обошёл кабинеты; потом поднялся на второй этаж, провёл ту же самую процедуру; на третьем этаже сделал всё то же самое. Когда больница была более-менее осмотрена, я облегчённо выдохнул и решил пойти к Насте, так как сейчас мне просто до жути была важна её поддержка. Я вновь спустился на первый этаж, но теперь уже целенаправленно пошёл именно в кабинет Насти, мысленно надеясь на то, что у неё сейчас там никого не будет. Добравшись до её кабинета, я аккуратно постучал в дверь, а как только услышал положительный ответ, то сразу же вошёл внутрь. Настя сидела за столом и раскладывала медицинские книжки детей, но как только заметила меня, то сразу же оторвалась от своего занятия, встала с места и, подойдя ко мне, крепко обняла меня за шею. Я облегчённо выдохнул и обнял её в ответ. Она меня понимает. — Волнуешься? — шёпотом спросила она, нежно поглаживая рукой мои волосы. Я тяжело выдохнул и угукнул куда-то ей в макушку. Не хотелось разговаривать, не хотелось ничего обсуждать, хотелось просто стоять и молча обниматься, так как её объятия оказывали куда более действенный эффект, в отличие от слов и мотивирующих речей. И Настя это осознала, потому что тоже умолкла и стала лишь трепетно водить своей рукой по моим волосам, отчего мне хотелось взвыть. Слишком уж между нами домашняя атмосфера, стало чересчур уютно и мило, и хотелось просто сжать её в своих объятиях, завалиться лежать куда-нибудь и целовать, целовать, целовать её. Нашу идиллию прерывает звонок моего телефона. Я с трудом отстраняюсь от Насти и вытягиваю из кармана халата мобильник, уже прекрасно понимая, кто же мне звонит. Да, глава проверочной комиссии. Я отвечаю на звонок, мне говорят о том, что они уже подъехали, я понятливо киваю головой и говорю, что сейчас встречу их, а после отключаю звонок и тоскливо смотрю на Настю. Не хочу я от неё уходить, вот совсем не хочу. — Иди, — тихо говорит мне она, а затем я чувствую, как она мягко целует меня в щёку и на пару секунд переплетает наши пальцы. — Всё будет хорошо, Коль. Ты справишься. Я лишь хмыкаю в ответ, высвобождаю свою руку из её и, окинув её взглядом в последний раз, выхожу из кабинета, спиной чувствуя её пронзительный взгляд.

***

Стоит сказать, что проверка осталась очень довольна нашей клиникой. Они похвалили меня и весь наш коллектив за проделанную работу, по достоинству оценили оборудования и обустройство клиники, да и в целом у них сложилось весьма положительное мнение о больнице. Проводив их, я облегчённо выдохнул и вернулся к прежней работе, что и сделали остальные врачи. Коллектив я, разумеется, тоже похвалил и поблагодарил их за то, что не подвели меня, на что они лишь отмахнулись и сказали, что для них это не было проблемой. Вечером я должен был уехать с работы чуть раньше, чем остальные: всё дело в моей хоккейной тренировке. Так как завтра у нас игра с «Щитом», тренировки мне пропускать ни в коем разе нельзя, а иначе Дмитрий Юрьевич оторвёт мне голову. Перед тем, как покинуть больницу, я решил зайти к Насте, чтобы предупредить её о своём отъезде. Я уже спускался по лестнице вниз, как тут же столкнулся с девушкой — как выяснилось позже, она тоже шла ко мне. — Ой, привет, а я только к тебе хотела идти, — мило улыбнулась мне Настя, а я усмехнулся и склонил голову вбок. — Да? А я как раз направлялся к тебе, — девушка посмеивается, а затем вопросительно обводит меня взглядом. — Ты куда-то собрался? До конца рабочего дня ещё двадцать минут, не рановато ли? — У меня тренировка, я хотел тебя предупредить, — я пожимаю плечами, а она понятливо окает и поправляет медицинские книжки у себя в руках. — Сможешь добраться до дома сама? — Да, конечно. Только позвони мне, как только тренировка закончится, хорошо? — Хорошо, — я киваю ей, а затем мы обмениваемся быстрыми поцелуями в щёку и расходимся в разные стороны: Настя возвращается к себе, а я иду одеваться и выезжать на тренировку. И я, к сожалению, не сразу замечаю то, что нас на лестнице видела одна из врачей. И мне абсолютно не понравился её взгляд.

***

На тренировке все ребята ведут себя как-то не так, как обычно. Нет той привычной дружеской атмосферы и нет чувства какой-то расслабленности и покоя, которое до этого царило на наших тренировках. В воздухе отчётливо чувствовались напряжение и излишняя сосредоточенность, и это, признаться честно, не очень-то и удивило меня. Вся команда осознавала всю важность завтрашнего матча и понимала силы «Щита», поэтому и тренировка проходила не совсем так, как обычно. Игроки разъезжали по полю и молча разминались, погружённый каждый в свои мысли, а Дмитрий Юрьевич изредка смотрел на нас, рисуя что-то маркером в своём планшете. Я тоже не остался в стороне и делал упражнения на растяжку, вот только думал отнюдь не о завтрашней игре, а о Насте и о наших отношениях. Как бы я не старался сосредоточить своё внимание на предстоящем матче, я никак не мог этого сделать, потому что в памяти раз за разом всплывало улыбающееся личико Насти и напрочь выбивало все мои мысли из головы. Я с головой ушёл в рассуждения о нашем совместном будущем и совсем не услышал, как до меня уже несколько минут пытается достучаться Басков. Благо, меня вовремя одёрнул Рома Чижевский. — Коля, тебя Юрьевич зовёт, очнись, — шикнул мне Роман, глядя на меня с недоумеванием, отчего я вздрогнул и покосился сначала на него, а потом и на разозлённого тренера, который пилил меня яростным взглядом. Упс. — Чёрт, я его не услышал… Спасибо, Чиж, — я с благодарностью кивнул товарищу и покатился к Дмитрию, пока Рома позади меня тяжело выдохнул и покачал головой. Ну извините, у меня иногда бывает такое, ничего не поделаешь! Когда я подъехал к Баскову, тот еле удержался от того, чтобы не влепить мне смачный подзатыльник. — Чего ты в облаках витаешь? Надо на тренировке сосредоточиться, а не на левых мыслях! — осуждающе сказал мне он, сложив руки на груди. Я тяжело вздохнул и понимающе покачал головой. Я знаю, что нужно выложиться на тренировке на полную катушку, но не могу, потому что Настя. Потому что она постоянно всплывает в моей голове, потому что она ни в какую не хочет покидать мои мысли, потому что она не даёт мне полностью сконцентрироваться. — Я понимаю, Дмитрий Юрьевич, и я обязательно сосредоточусь. Я просто задумался, не более того, — пожимаю плечами и делаю максимально невинный вид. Басков трёт переносицу и шумно выдыхает. Кажется, я уже его достал. — Ладно, Лукашенко, забыли. Езжай и разминайся, как следует, а иначе… — он погрозил мне кулаком, на что я лишь усмехнулся и махнул рукой. Мне кажется, Дима забывает, что я уже не мальчик-подросток, который будет покорно выполнять всё то, что он скажет, и который будет бояться его нелепых угроз. На самом деле, у нас с Басковым и по сей день сохранились тёплые дружеские отношения, но иногда мне и впрямь кажется, что он до сих пор считает меня малышом и вечно пытается как-то опекать меня и защищать ото всего. Вот только мне это не нужно, потому что я — взрослый, состоявшийся в жизни мужчина, который вполне может постоять за себя сам. Хотя, иногда я всё же понимаю, почему Басков так носится со мной, словно наседка со своими малышами. Он пытается заменить мне отца. Папы не стало, когда я заканчивал третий курс медицинского института. Ночью просто случился инсульт, а спасти его, к сожалению, не успели. Мне сообщили о его смерти только на следующий день, прямо после окончания моих занятий в ВУЗе. Я тогда долго не мог смириться с этим, отказывался принимать тот факт, что папа скончался. Я в тот же миг сорвался к нему в резиденцию, но когда приехал увидел лишь машину скорой помощи, машину полиции и чёрную машину из морга. У меня в голове тогда всё перемешалось, я ничего не понимал, перед глазами был туман. Я очень смутно помню, что было потом: я зашёл в дом, увидел тело отца и кучу людей вокруг него, потом меня еле оттащили оттуда, начали пичкать меня успокоительными, что-то пытались вдолбить мне в голову, но я ни черта не слушал, потому что в голове было только одно: папы больше нет. На похоронах я держался изо всех сил и ни с кем не общался. Ко мне пару раз подходили, аккуратно похлопывали меня по плечу и выражали соболезнования, но я игнорировал этих людей. И без них тошно было, а они лишь окончательно меня добивали своими ненужными соболезнованиями. Самое тяжелое было тогда, когда гроб с отцом привезли на кладбище и стали закапывать его в землю. Я смотрел на это с абсолютно безразличным выражением лица, хотя у самого внутри обрушился весь мир. С кладбища я, к слову, ушёл одним из самых последних. Я долго-долго сидел напротив могилы отца, вглядывался в его портрет на могильном камне и никак не мог поверить в то, что больше никогда не увижу этих родных и любимых глаз вблизи, а буду смотреть в них теперь лишь на его фотографиях и на могильном портрете; никак не мог поверить в то, что больше не смогу обнять его, почувствовать теплоту его тела и поделиться новостями из своей жизни; никак не мог поверить в то, что больше не услышу его задорный смех и звонкий голос. Человек, с которым я провёл всю свою жизнь, теперь ушёл туда, куда путь всем живым закрыт, и теперь он будет смотреть на меня свысока и гордиться моими успехами уже оттуда. И именно в тот момент я позволил себе расплакаться. Я сидел и плакал, закрыв лицо руками. Благо, что рядом со мной тогда никого не было и никто не мог видеть моих слёз. Мне было абсолютно наплевать на тот стереотип о том, что мужчины не должны плакать — я просто сидел и рыдал взахлёб. От меня ушёл отец, мой самый дорогой и любимый человек, почему я должен держать все эмоции в себе?! Честно, я понятия не имею, сколько времени просидел там и прорыдал над его могилой. Когда я уже более менее успокоился, я поднял опухшие от слёз глаза на его портрет, на котором он весело улыбался, и, протянув к нему руку, аккуратно погладил тот пальцами, одновременно с этим прошептав дрожащим от слёз голосом: — Спасибо тебе за всё, пап. Я люблю тебя, — и, после этого, с трудом поднялся на ноги, окинул его могилу взглядом в последний раз и направился к выходу с кладбища, чувствуя дикую тяжесть на сердце и душераздирающую боль. Сейчас же, когда прошло уже около десяти лет с момента кончины папы, я уже окончательно смирился с этим, но при этом, при каждом воспоминании о нём, в районе сердца что-то болезненно щемило, а на глаза наворачивались слёзы. Да, папы больше нет, но зато был Дмитрий Юрьевич, и именно он после смерти отца стал для меня опорой и поддержкой. Басков не отходил от меня ни на шаг, помогал с институтом и оказывал неимоверную поддержку в хоккее, за что я ему был очень благодарен. Но сейчас, когда я уже был обеспеченным и повзрослевшим мужчиной, его опека начинала немного надоедать и раздражать меня, поэтому я не придал никакого значения его словам и покатился тренироваться дальше.

***

По окончанию тренировки я набрал номер Насти, сказал ей о том, что еду домой, и дальнейшую дорогу до дома я ехал молча, включив на проигрывателе радио. Как только я подъехал к подъезду и намеревался уже выйти из машины, мне на телефон внезапно пришло сообщение. Я удивлённо вскинул брови, взял в руки мобильник и, разблокировав экран, прочитал содержимое послания. Оно было от неизвестного номера и гласило так: Завтра тебе конец, щенок. Твою же мать.