Один Путь

— Трехгранная, — морща лоб, старательно выговаривал Иан, — гороховидная…- он сделал задумчивую паузу и поднял глаза к потолку. — Ну же, — подбодрила его Шани, — И снимали с крючка рыбьи головы… — Крючковатая, — осенило юношу, — головчатая — сложили трапецию! Трапецевидная, — победоносно закончил он. Шани захлопала в ладоши. — Молодец! — вернув юноше улыбку, она откинула с глаз рыжую челку, — теперь можешь идти в столовую — пообедай, а после займемся сонным эликсиром. Зайди на обратном пути к Освальду в теплицу — он даст тебе все необходимое. Иан выпрямился в кресле и нахмурился — строго посмотрел на собеседницу — он давно заметил, что Шани нужно было иногда напоминать поесть и отдохнуть — без этого она могла напрочь забыть об этом, увлекшись работой. — А ты? — спросил он, изображая суровость, — ты хоть завтракала? Женщина легкомысленно махнула рукой и рассмеялась. — Кто из нас кого воспитывает? — спросила она и, опираясь на ручки деревянного стула, медленно поднялась. Иан учился у Шани уже почти целый месяц. В отличие от всех прочих его учителей, женщина легко и быстро нащупала нужный подход, и сложные премудрости анатомии и травничества давались теперь юному эльфу легко, превратившись почти что в забавную игру. Профессор, словно всю жизнь имела дело не с великовозрастными жаками, а с маленькими капризными детьми, для каждой скучной задачи имела в запасе смешную считалочку или веселую песню, которую они с Ианом громко распевали прежде, чем преступить к изучению костей запястья или устройства аорты. Юноша пока был единственным ее студентом — факультет Шани был распущен с началом войны, обучающиеся и преподаватели отправились на фронт — и только декан вынуждена была остаться. Иан, проведший за безопасными стенами Вызимы все страшное время, пока на границах гремели сражения, прекрасно ее понимал. Шани знала, что не могла быть там, где пригодились бы ее умения, принимала свою участь, но это не мешало ей досадовать и злиться, мысленно стремясь в бой. Потому за обучение Иана она взялась бы, как он подозревал, и без письма Иорвета или распоряжения Ректора Университета. — Я не шучу, — продолжал настаивать Иан и тоже поднялся на ноги, подошел к женщине ближе. — Так и быть, — сдалась та, — можешь принести мне что-нибудь из столовой — сегодня мне не хочется никуда выходить, — она опустила ладонь на округлый живот, который не могли больше скрывать ни ее легкие вышитые рубашки, ни даже просторная профессорская мантия. До рождения ребенка оставалось еще больше двух месяцев, но с каждым днем Шани становилась все медлительней — с этим ее деятельной натуре тоже приходилось смириться. В Университете к тому факту, что декан медицинского факультета ждала ребенка, не сыграв ни с кем свадьбы, относились с пониманием, хоть иногда Иан и слышал приглушенные пересуды — личность отца Шани хранила в тайне, и люди в своем неуемном желании докопаться до истины, доходили до немыслимых высот глупости. Кое-кто утверждал, что Шани понесла от Ректора или от профессора-низушка Хаймбеля, а некоторые даже строили догадки о том, что беременность стала результатом исследований профессора — вроде как, у ее ребенка вовсе не было живого отца, женщина создала его алхимическим путем, в пробирке, и подсадила себе сама. Шани эти разговоры только забавляли, она знала правду, и этого ей было достаточно. Правду знал и Иан. От Эренваля из Аэдирна не было никаких вестей, и юный эльф не стал рассказывать учительнице, что просил за него у опасного незнакомого мага, доверять которому, по словам госпожи Йеннифер, совершенно не следовало. Шли месяцы — но Яссэ, похоже, не спешил исполнять своих обещаний. Юный эльф не был уверен даже, что Эренваль до сих пор жив. Но делиться своими страхами с Шани он, конечно, избегал. А она — обычно веселая и отзывчивая — иногда становилась непроницаемо печальной, и могла весь вечер просидеть в молчании, поглаживая растущий живот, и не откликаясь, даже если Иан обращался к ней. Застав ее в первый раз в таком состоянии, юный эльф мысленно пообещал себе, что не уедет из Оксенфурта, пока не появится ребенок, а, может быть, и дольше — он ощущал себя теперь не студентом Шани, даже не единственным ее другом, а тем, на чьи плечи легла ответственность за ее благополучие. Это было глупо, и юноша ни за что бы не сказал этого вслух, но, чтобы поступить, как подсказывало сердце, давать устные обещания было вовсе не обязательно. Шани прошлась по комнате, остановилась у окна. Иан уже натягивал плащ — весна выдалась холодной, хотя дело шло к Беллетейну, по ночам часто ударяли заморозки, словно мир вокруг никак не мог оправиться после тяжелой болезни. Юный эльф замер на пороге и оглянулся — женщина смотрела в университетский двор под окнами, но, должно быть, едва его замечала, вновь погруженная в свои мысли. Иан постоял еще пару мгновений в нерешительности, но потом решил, что, если не его мудрые слова, то горячее жаренное мясо с густым картофельным пюре точно порадуют Шани. Во время войны Университет старался жить своей обычной жизнью. Те, кого не призвали на фронт, делали вид, что никакой угрозы нет вовсе, и просторный двор всегда был полон людей. Шани рассказывала Иану, что сражения, происходившие где-то далеко, стали для студентов и профессоров запретной темой — никто не хотел ничего знать о потерях, хотя многие теряли в тех боях близких. Горе и страх были строжайшими табу, неприличными тайнами, которые каждый вынужден был переживать в одиночестве или в очень узком кругу. С радостью и ликованием встречали лишь вести о победах, и тогда имена павших произносили и прославляли, объявляя их героями — один из залов Университета был выделен под своеобразную аллею славы. Там выставляли портреты погибших родственников универсантов, а к лету, по обещанию Ректора, картины должны были заменить мраморные бюсты. Большой обугленный пень в центре площади с приходом первого тепла выкорчевали, и на Беллетейн на его месте должны были посадить новое дерево — как символ славной победы, но Иан, вернувшийся из охваченной тревожным ожиданием Вызимы, понимал, что до настоящей победы было еще далеко. Фергус, оставшийся в столице, писал ему каждый день, и сообщал, что парламентеров от Саскии королева так и не дождалась. Враг затаился и выжидал, и Темерия, едва хлебнув хмельного меда торжества, спешила протрезветь и не терять головы. Иан, пряча холодные руки в просторных рукавах серой мантии, прошел через двор, остановился и поднял глаза — Шани все еще стояла в окне, и теперь, когда юный ученик покинул ее, могла наконец дать волю своим чувствам — даже с такого расстояния эльф заметил на ее щеках слезы. Нужно было поторопиться вернуться к ней, но не с пустыми же руками! Иан ускорил шаги и внезапно наткнулся на одного из студентов, едва не сбив его с ног. — Простите, — юноша отпрянул, стараясь сбросить с себя задумчивость, и понять, что произошло. — Это вы простите, — произнес знакомый голос, — я просто искал библиотеку — мне нужно вернуть книжку. Иан открыл было рот, чтобы разъяснить, как найти нужное здание, но внезапно понял, кто стоял перед ним. — Гусик! — воскликнул он, глядя на друга во все глаза. Принц, одетый в точно такую же, как на Иане, серую мантию, широко ему улыбался. Он откинул с головы капюшон, тряхнул отросшими белыми кудрями — в Темерии его никто не заставлял коротко стричься, и волосы принца теперь демонстрировали всем, что никто им не указ, и буйно вились во все стороны. Черные глаза — сияли от нескрываемой радости. Юный эльф бросился в объятия друга, все еще не веря, что перед ним был именно Гусик, во плоти — в последнем своем письме принц писал, что военным советам снова нет конца, а вернувшийся с тайной миссии Геральт принес какие-то важные сведения. — Это правда ты? — Иан, часто моргая, отстранился и посмотрел в лицо Фергуса, — это значит, мирный договор… Гусик вздохнул и печально покачал головой. — Наоборот, — сказал он, — готовится новая волна наступлений — войска Темерии переведены в Махакам почти в полном составе, а я получил письмо от отца — к середине лета он надеется ввести нильфгаардскую армию в Венгерберг, чтобы опередить врага. А еще…- друг смущенно отвел взгляд, — а еще он призывает меня в Нильфгаард для коронации. Я возглавлю армию в статусе верховного главнокомандующего — и Императора. Новости, которые принес Гусик, были волнительными и страшными, но Иан не смог сдержать ехидной усмешки. — Император Гусик, — поддразнил он, — никогда бы не подумал, что влюблюсь в самого могущественного человека Континента. — Тебе все шуточки, — Гусик изобразил на лице недовольство, потом снова стал серьезным, — я должен отплыть из Новиградского порта через неделю, чтобы успеть к началу лета занять престол. И…- он настойчиво заглянул Иану в глаза, — и я хотел попросить тебя поехать со мной. Иан вдруг вспомнил, как прошлой осенью — и так непередаваемо давно — Гусик точно так же просил его разделить с ним пугающее дальнее путешествие, и сейчас у юного эльфа были те же причины ему отказать. Он должен был продолжать учебу, если война не думала заканчиваться, Иану следовало получше освоить искусство целительства, подготовиться к тому, к чему в прошлый раз он оказался совершенно не готов. Иногда в кошмарах он до сих пор видел полную раненных лечебницу святого Лебеды, слышал строгий голос Кейры, велящей убрать пациента со стола — ему уже ничем не помочь — и снова и снова сталкивался с окровавленным, изувеченным лицом папы. Кроме того, была же еще Шани — Иан не мог бросить ее одну, не выполнить клятвы, данной самому себе. Ребенок профессора должен был родиться как раз ближе к середине лета, когда Император Фергус будет вводить свои войска в Венгерберг. Иан заметил, как, будто услышав его сомнения, Гусик сник и опустил взгляд. — Я поеду, — решительно кивнул Иан, — конечно, я поеду с тобой. Но мне нужно вернуться не позже Мидаэте. Фергус, воодушевленный, с готовностью кивнул. — Я сам прослежу, чтобы тебе выделили корабль — самый быстрый, — заверил он друга, — я ведь Император — я могу. На свете не было лучшего чувства, чем идти куда-то, сжимая руку Гусика в своей руке — Иану было почти стыдно за то, как легко он забыл обо всех тревогах, оказавшись снова рядом с другом. Если бы их не окружало так много людей, он поцеловал бы юношу, рассказал — а то и показал бы ему, как сильно соскучился. Но пока они вместе занялись обычными делами. Первым делом юноши заглянули в библиотеку — Гусик привез из Вызимы книгу об артефактной компрессии — эта кража до сих пор тяжким грузом лежала на его совести, и он настоял, чтобы лично отдать ее Хранителю с извинениями. Юноша не учел только одного — за время войны его лицо стало известно всем. Если прежде он мог скрыться, даже несмотря на необычную внешность, смешаться с толпой, то теперь старый Хранитель, едва завидев того, чей портрет торжественно повесили в одном из залов Университета, чуть не лишился чувств. Редания не входила в состав Империи, но граждане ее знали, что без Нильфгаарда войны было бы не выиграть, а юный Фергус был тем, за кем шла спасительная славная армия. Сбиваясь и заикаясь, он приветствовал принца, а на его неловкие извинения лишь затряс головой, готовый подарить Фергусу не только украденную книгу, но и любой фолиант из своей коллекции. Гусик смущенно отказался и попросил Хранителя никому не рассказывать о своем визите. — Шила в мешке не утаишь, — подтрунивал над ним Иан, когда они шли к столовой, — чтобы сохранить инкогнито, тебе придется снова выкрасить волосы. Гусик, красный до кончиков ушей, на миг всерьез задумался о такой возможности, но потом с улыбкой покачал головой. — Может быть, теперь нам в столовой дадут лучшие куски, — шепнул он, смеясь. Балансируя полными тарелками, мисками и кувшином, юноши поспешили обратно в комнату Шани. Иан предвкушал, как за совместным обедом профессор повеселеет и успокоиться — главное было, следуя университетской традиции, не заикаться о войне. Он ногой подтолкнул дверь и объявил громко: — Шани, смотри, кто вернулся! Женщина все еще стояла у окна, словно с ухода Иана совсем не двигалась. Она резко повернулась, и на лице ее юноша заметил луч радостной надежды. Но он тут же пропал, стоило профессору заметить, кого привел с собой ученик — она ждала совсем другого гостя. Но Шани поспешила улыбнуться и шагнуть к Фергусу. — Ваше высочество, — проговорила она, — какая честь. Гусик, снова смутившись, поспешил опустить поднос с тарелками на стол и поклонился женщине — та попыталась повторить его трюк. — Я тут инкогнито, — таинственно сообщил Гусик, — и вы можете называть меня Гуусом, как раньше. — Что ж, — женщина мягко улыбнулась, — тогда ты можешь называть меня Шани. За обедом Шани почти все время молчала, но продолжала с улыбкой слушать, как Гусик рассказывал о новостях из Темерии. Он старательно избегал опасных тем, и сосредоточился на том, что Кейра возобновила свою работу над лекарством от Катрионы — Анаис пригласила профессора Хаймбеля в Вызиму, и теперь оба — ученый и чародейка — делились опытом и доводили начатое до конца. Фергус рассказывал о вестях из дома. Матушка — которая тоже была в положении, как он смущенно отметил — надеялась после коронации перебраться в более прохладные области Империи. Она помнила мучительно жаркое лето в тот год, когда родилась Лита, и не желала повторения того опыта. Нового принца ждали на Ламмас, и матушка всерьез советовалась с Фергусом, как его назвать — у отца, как она писала, совсем не хватало на это воображения, он настаивал на непроизносимых именах своих бесчисленных предков, а Лита хотела назвать братишку Мэнно, и никак иначе. Юная принцесса даже мысли не допускала, что родится девочка — лишняя конкуренция за сердце отца ей была ни к чему. А мальчишки — существа бесполезные, их у родителей могла завестись хоть дюжина. Развеселившись, Шани слушала весь этот поток глупой болтовни, и под конец даже включилась в обсуждение детских имен. О том, как она собиралась назвать собственного ребенка, женщина не заикалась, хотя Иану казалось, он и так знал ответ. Профессору ничего не было известно об эльфской традиции не давать детям одинаковых имен с их отцами. Когда опустились прозрачные весенние сумерки, Иан и Фергус оставили усталую Шани, и отправились в комнаты, выделенные Университетом юному эльфу. До него в них жил Иорвет, и, судя по его письмам, собирался вот-вот вновь там поселиться. Иан ждал приезда отца с жадностью, но новости из Вызимы подсказывали, что его приезд мог серьезно задержаться. В темноте, не зажигая свечей, юноши долго сидели в одном широком кресле, прильнув друг к другу, не разговаривая и почти не шевелясь. Утром Иана ждал очередной урок с Шани — накануне они так и не занялись изучением сонного эликсира. Гусик, конечно, изъявил желание присоединиться. Профессора они застали в добром расположении духа. Она уже поставила на огонь чайник и разложила на столике конфеты — Шани разлюбила сладкое, и теперь выставляла свои запасы только ради Иана. На женщине была ясно подчеркивающая ее положение льняная рубаха в алых цветах — так профессор наряжалась каждый раз, когда ей предстояла встреча с коллегами. Она будто хотела всем и каждому продемонстрировать, что не стыдится своего ребенка, которому суждено было родиться незаконнорожденным. Выдалось первое за год по-настоящему теплое весеннее утро, и окна в комнате Шани были распахнуты настежь. Прямо над ними, где-то под скатом крыши, выводила трель какая-то птица. Женщина встречала юношей приветливой улыбкой и, когда Иан спросил о ее самочувствии, откровенно сообщила ему, что ребенок не давал ей спать всю ночь, заставляя своими пинками вспомнить устройство внутренних органов человека. Юный эльф, никогда прежде не наблюдавший зарождение новой жизни, попросил у Шани разрешения потрогать ее живот, и она со смехом согласилась. — Только сейчас он решил, что его миссия выполнена, и заснул, — сообщила она, когда юноша прижал ладонь. Гусик настоял на том, что сам займется чаем, и Шани с Ианом уселись в кресла и смотрели, как он старательно разливает кипяток по чашкам. Юному эльфу снова захотелось пошутить про самого могущественного человека на Континенте, занятого не своим делом, но он сдержался. А когда к чаепитию все было готово, раздался стук в дверь. — Сидите, — махнула рукой Шани, — это, должно быть, посланник от профессора Шинце — у него вечно нелады со временем, и мне напоминают, что я опаздываю, хотя до встречи еще целый час. Она встала, направилась к двери, нацепив на лицо маску усталого недовольства, но, открыв ее, вдруг вскрикнула и попятилась. — Простите, профессор, — сказал возникший на пороге Эренваль, — я не знал, что у вас гости. Иану тут же пришлось смущенно отвернуться — Шани впервые за все это время расплакалась у него на глазах. Она бросилась на шею Эренвалю, и тот, явно обескураженный, вынужден был выронить из рук большой букет белых тюльпанов, чтобы обнять ее в ответ. Отстранившись, эльф, сдвинув светлые брови, придирчиво посмотрел на Шани. — Простите мою дерзость, — сообщил он смущенно, — но, мне кажется, вы немного располнели. Юношам пришлось сбежать из комнаты профессора, бросив нетронутые чашки с чаем. Эренваль — слишком оглушенный свалившейся на него новостью, хотя он сам явно надеялся стать главным известием дня, едва ли заметил их побег. А Шани просила их остаться, но не слишком настойчиво. Снова с вернувшимся эльфом Иан встретился лишь во второй половине дня — тот сам пришел в его комнату и, бесконечно извиняясь перед принцем, попросил о личном приватном разговоре. После утренней встречи Эренваля было не узнать — юный эльф никогда не видел на его сдержанном, всегда слегка надменном лице такой светлой, нескрываемой радости. Можно было решить, что Эренваль лично выиграл войну и вернулся прославленным героем — да едва ли кто-то мог так светиться от гордости, как он. Они вышли во внутренний двор, пересекли площадь и свернули в университетский сад. Здесь все цвело — похоже было, что никто не заботился об аккуратности, не подстригал кустов и позволил природе брать свое над человеческим трудом. Эренваль присел на скамью под раскидистым кустом акации. Юноша устроился рядом с ним. — Я рад, что ты в добром здравии, юный Иорвет, — заговорил эльф своим неизменным чуть отстраненным тоном, — полагаю, твой родитель также в порядке? Мы встретились по пути, но я слишком спешил, чтобы поговорить с ним. Иан почувствовал, как, затрепетав, его сердце подлетело к горлу. — Отец едет сюда? — спросил он, едва сдерживаясь, чтобы не ухватить Эренваля за руку. Тот сдержанно кивнул. — Я видел его в Новиграде. — подтвердил он, — Полагаю, он прибудет через пару дней. Юный эльф заерзал на скамье — торопиться ему было некуда, подогнать отца в пути он не мог, но срок его ожидания подходил к концу. Он выжидающе посмотрел на эльфа — едва ли Эренваль просил о личной беседе только ради этой, пусть и такой важной новости. И юноша не ошибся. Эльф помолчал немного, потом посмотрел на собеседника очень серьезно. — Я получил приказ от Ее высочества принцессы Цириллы покинуть Венгерберг, хотя, мне казалось, моя работа там продвигалась успешно, — сказал он, — один старый знакомый…- он на мгновение осекся, — помог мне приблизиться к королеве Саскии, и я думал, что останусь рядом с ней до конца войны. Но Ее высочество решила иначе. Иан закивал — Яссэ все же сдержал слово. Глупо было надеяться, что маг просто вытащит Эренваля из опасной ситуации и перекинет его через портал в Нильфгаард или Оксенфурт — эльф был на службе у Цири, и не мог бросить своей миссии. И неожиданный союзник решил эту проблему по-своему — судя по всему, он действительно пользовался большим доверием королевы, раз его влияния хватило, чтобы обезопасить Эренваля. Фергус говорил, что среди сторонников Саскии было полно предателей, и теперь юноша убеждался, что Яссэ не врал, говоря, что его верность — лишь разменная монета, пустая формальность. Он совершил измену по просьбе Иана и сдержал данное ему слово. — Я не получил нового задания, и теперь, полагаю, пока могу задержаться в Оксенфурте — Шани не может уехать, хотя я с радостью отвез бы ее подальше от войны — в Нильфгаард, — на губах Эренваля вдруг зазмеилась коварная улыбка, — должен же я представить жену и сына моему дорогому отцу. Представив, как мастер Риннельдор отреагировал бы, узнав о выборе своего единственного отпрыска, и познакомившись с внуком-полукровкой, Иан едва не расхохотался в голос. Знающий работал на людей, служил Императору-человеку, но для него представители этого народа были незначительны и непонятны. Но было видно, что на этот раз Эренваль был счастлив разочаровать родителя. — Я желаю тебе счастья, Эренваль. Вам троим, — от всей души проговорил Иан, и эльф сдержанно улыбнулся в ответ. — Спасибо, но я позвал тебя не затем, — сказал он, — моя принцесса дала мне личное поручение, касательно тебя, и я должен исполнить ее волю. Он запустил руку за пазуху и под удивленным взглядом Иана извлек оттуда маленький бархатный мешочек. — Цирилла просила передать это тебе, юный Иорвет, — сообщил эльф, протянув мешочек юноше, — и слова, что она освобождает тебя от клятвы. Сквозь мягкую ткань Иан нащупал что-то маленькое и твердое. И еще не открывая мешочек, понял, что в нем. Цири возвращала ему свой давнишний подарок — дешевый кулон, купленный в Боклере на Йуле много лет назад. Он вскинул на Эренваля глаза. — Что это значит? — спросил он настойчиво, но эльф лишь покачал головой. — Большего она мне не сказала, — ответил Эренваль. — а теперь давай зайдем за Его высочеством — Шани приглашает вас на праздничный ужин. Вернувшись в свою комнату после маленького семейного торжества в комнате профессора, в ходе которого Иан старался изо всех сил казаться веселым, чтобы не расстраивать Шани, юноша показал кулон Фергусу. Принц, нахмурившись, взглянул на подвеску и пожал плечами. — Цири никогда ни с кем не делится своими планами, — сказал он, — разве что с отцом. Через пару недель можешь поинтересоваться у него лично. — Но тебе не кажется это странным? — настаивал Иан, — почему она это сделала? Гусик снова пожал плечами, и юный эльф понял, что большего он от него не добьется. Он повесил кулон себе на шею, спрятав его под рубаху, надеясь прямо спросить у Цири, что она имела в виду, при следующей встрече. А наутро в Оксенфурт вернулся Иорвет. — О нет! — Иан рывком проснулся от звука этого голоса прямо над ухом. Ночью они с Фергусом заснули в обнимку. Впервые с ночи перед исцелением Ламберта юноши дали волю рукам и не ограничились поцелуями и объятиями. Поначалу Иану было немного совестно заниматься чем-то подобным на родительской кровати, но Гусик был так близко, его губы в какой-то момент скользнули с шеи на самый чувствительный уголок его тела — к кончику острого уха — и Иан просто не смог сдержаться. И вслед за первой разрядкой — такой яркой, необходимой, как торжественный парад после страшной войны — последовала еще одна, и оторвались друг от друга они лишь к рассвету. Иорвет — в дорожном плаще поверх темного мундира, в пыльных сапогах — стоял над ними, грозно скрестив на груди руки. — Я все понимаю! — сетовал он, пока юноши, краснея и что-то мямля, выкатывались из постели и в панике искали свою одежду, — но вы не могли найти другое место! Прямо на моей кровати, Иан! — Как будто вы с папой на моей кровати не делали ничего подобного, пока я жил в Нильфгаарде, — неожиданно расхрабрившись, оказавшись наконец в штанах, обиженно бросил Иан, и Иорвет в ответ рассмеялся. — Я велю сжечь все это белье, — заявил он, — а еще — выделить вам отдельную комнату. Завтракали, конечно, у Шани. Комнату, и прежде очень уютную, было не узнать, когда она наполнилась гостями под завязку. Профессор, снова облаченная в синюю мантию, спешила — Ректор объявил о возобновлении деятельности ее факультета, и ей нужно было встречать возвращающихся студентов и преподавателей. Эренваль уговаривал ее не торопиться, съесть что-нибудь еще и не глотать горячий чай слишком большими глотками. — А я-то думал, тебя стошнило мне на сапоги, потому что ты не хотела меня отпускать, — заявил Иорвет, приветствуя Шани, — а ты просто поддалась повальной моде — в Вызиме к зиме ожидается появление целого полчища младенцев. Север готов был радоваться еще не одержанной победе. Иорвет рассказал, что передышка в войне так затягивалась, что они с папой получили приказ от королевы вернуться с фронта «до новых распоряжений». Вернон Роше остался в Вызиме — он был единственным, кто всерьез не верил в то, что война действительно была окончена, но эльф объяснял это тем, что для человека вся жизнь была войной — с этим ничего нельзя было поделать. Командовать флотзамским гарнизоном временно был назначен кто-то из реданского войска, отлично проявивший себя в боях за факторию, но Роше должен был вернуться туда летом, если военные действия вновь возобновятся. Но Иорвет, казалось, не воспринимал больше эту опасность всерьез. — Если объявят сбор, я вновь присоединюсь к отряду, — говорил он, — но пока еще есть время вложить немного мудрости в глупые студенческие головы. Гусик — отчего-то очень робко — заикнулся о подарке, преподнесённом ему родителями накануне войны, и отец, мягко улыбнувшись, сказал, что он в сохранности и ждет своего часа. — Надеюсь, ты не против, что Вернон пока продолжит им пользоваться? — спросил эльф, и Гусик быстро закивал. Ни он, ни Иан, до сих пор не знали, о чем идет речь. Несколько дней прошли в приятной суете. Шани, сбросив с себя медлительность и усталость, носилась между лекционным залом, лабораториями и своим кабинетом, где все еще продолжала учить Иана. Теперь их занятия стали более практическими. Однажды, явно смущаясь и робея, женщина предложила юному ученику спуститься с ней в университетский морг — изучать анатомию следовало на наглядных примерах. Иан, за один день — после Флотзамской битвы — увидевший столько, сколько простому студенту не доводилось за всю жизнь — с радостью согласился. На этот раз, стоя в окружении серьезных жаков, он наблюдал за вскрытием внимательно, ни разу не отвернувшись. В день отбытия Гусика их провожали у Новиградских городских ворот. Эренваль — верный неусыпный страж — поддерживал Шани под руку, хотя она шагала легко и прямо. Но женщине, похоже, тоже не хотелось отпускать эльфа от себя далеко. Обнимая профессора на прощание, Иан торжественно пообещал ей непременно вернуться к рождению ребенка. — Тогда готовься к очередному уроку, — заявила она в ответ, — принимать роды — это первое, чему должен научиться настоящий лекарь. Эренваль и Иорвет обменялись одинаково недовольными взглядами — хоть и по совершенно разным причинам. Отец провожал юношей до самого Новиграда. В порту, Иану показалось, Фергусу досталось куда более долгое объятие, чем ему самому. Он даже съязвил, что Иорвет заранее хотел добиться расположения Императора, и эльф с достоинством подтвердил эту догадку. Море было спокойным и гладким, как зеленое полотно. Гусик ступал на корабль нехотя — он все еще не доверял огромной плавучей махине и опасался новых приступов морской болезни, но на этот раз путешествие далось ему куда легче. Было ли дело в возросших талантах Иана, или в том, что теперь он возвращался домой, где его ждали, но принц с радостью выходил из каюты, и они с юным эльфом подолгу стояли у борта, глядя на то, как нос корабля врезал белую морскую пену, а вокруг судна время от времени появлялись лоснящиеся черные спины гигантских рыб. По ночам, лежа на теплой палубе, голова к голове, юноши глядели в огромное звездное небо и выискивали на нем очертания созвездий. — Иан, — позвал Гусик друга, и тот пошевелился, давая знак, что слушает, — вот бы плыть так долго-долго, — задумчиво проговорил принц, — и не становиться никаким Императором, не вести никакие войска… Иан помолчал. Его тоже посетила эта мысль, он просто боялся поделиться ею с другом. Их жизни готовы были в очередной раз разительно перемениться, и они, застывшие на границе этой перемены, не знали, как все обернется. Могло статься, что новые обязанности Фергуса вновь отдалят юношей друг от друга — на этот раз надолго, а то и навсегда. Им не суждено было жить вместе, как Вернон Роше и Иорвет, расставаясь, чтобы непременно дождаться новой встречи. Их не ждало внезапное, пусть и несправедливо короткое, семейное счастье, которое разделили Эренваль и Шани. Их ждала неизвестность. И уверен был Иан только в одном. — Я люблю тебя, Гусик, — шепнул он тихо. Город Золотых Башен встречал путников звуками торжественных труб. У сходней принца ждали Император с супругой. Эмгыр выглядел совершенно непохожим на себя — словно, приняв окончательное решение сложить с себя корону, он освободился от каких-то внутренних кандалов, в которые сам себя заковал. Объятие, которым он встретил сына, было по-настоящему искренним — он задержал Фергуса в руках на несколько секунд дольше положенного. Императрица, в свободном белоснежном платье, выглядела радостной и цветущей. Иан, пусть и весьма преуспел в анатомии, все еще не слишком разбирался в «женских» делах, но он заметил, что Рия, несмотря на разницу в сроках, была даже круглее, чем Шани. Этой тайне, впрочем, вскоре нашлось объяснение — уже во дворце мать поделилась с Гусиком, что императорский лекарь на последнем осмотре расслышал внутри нее биение двух сердец, вместо одного. Лита встречала брата чинно и, не в пример самой себе, величественно — в ней чувствовались очень знакомые Иану повадки госпожи Йеннифер. Сама чародейка, однако, не скрывала радости, приветствуя эльфа. Город ликовал, встречая юного наследника. Император настоял, чтобы Гусик проехал по улицам столице не в экипаже, как остальные, а верхом, и люди бросали под копыта Пирожка, прибывшего с Севера вместе с хозяином, букеты цветов и разноцветные ленты. Фергус, смущенный, старался держать гордую осанку, но под конец уже не мог выдерживать церемониал, и принялся махать всем направо и налево, вызывая еще большее ликование. Иан, вполуха слушая рассуждения Литы, сидевшей в экипаже рядом с ним, смотрел на друга с гордой улыбкой. Народ приветствовал не просто нового Императора. Все знали, что Фергус вернулся с войны, пусть и не поучаствовал ни в одной битве — и вернулся триумфатором. Гуляниями в тот вечер Нильфгаард ничем не уступал Вызиме. Во дворце был организован пир, на котором Фергус принимал поздравления и приветствия военачальников. Еще не коронованный, он был центром всеобщего внимания, словно уже занял трон и готов был возглавить войска хоть завтра. Гонец появился в пиршественном зале после первой перемены блюд. Он, в отличие от всех прочих, под внезапно молчаливыми тревожными взглядами, проследовал прямиком к Эмгыру и протянул ему депешу. Император, до сих пор позволявший себе улыбаться и даже шутить — не многим смешнее, чем папа — враз посерьезнел, пробежав глазами по строчкам, кивнул гонцу, отсылая его прочь. Рия, взволнованная, опустила ладонь на руку супруга, и тот снова изобразил улыбку. — Новости о войне? — спросила женщина тихо, — все с начала? Эмгыр отрицательно покачал головой, но просидел за столом не больше четверти часа. Он поднялся, поцеловал Рию в лоб и поманил за собой Гусика. Иан, конечно, выскользнул вслед за ними — его сердце тревожно билось, он всем своим существом осознавал, что произошло нечто непоправимо-страшное. Люди слишком расслабились, слишком легко поверили в победу, и теперь всех ждало неминуемое разочарование. В личный кабинет Императора, куда отец отвел Фергуса, юному эльфу, конечно, вход был закрыт, но Гусик, заметив слежку, велел стражам пропустить друга — принц тоже понимал, что новости пришли ужасные, и не хотел столкнуться с ними в одиночестве. Император не стал возражать. Когда он обернулся к юношам, вытянувшимся по струнке, лицо его было мертвенно бледно. — Королева Саския пропала без вести, — сообщил он негромко, и юноши удивленно переглянулись. Иан знал о спорах, которые шли в высшем командовании Темерии — Цири настаивала на необходимости «обезглавить» вражескую армию, считая, что только так можно было предотвратить новую волну военных действий. Юного эльфа не посвящали в стратегии и планы, даже Гусик об этом помалкивал, известно было лишь, что союзники Цири не видели в устранении Саскии необходимости — мало кто верил в силу ее влияния. Для военачальников и королев она была лишь одним из врагов, едва ли опасная сама по себе, без своей армии. Но, видимо, у Цириллы, как всегда, нашелся на это собственный ответ. — Это не входило в планы, — продолжал Император, — и ее смерть не подтверждается — тела обнаружено не было. Но представители Саскии отправили в Вызиму парламентеров. Ты должен будешь сразу после коронации отправиться в Темерию для заключения мирного договора. Гусик немного потерянно кивнул. Пока новости были хорошими. Сестра оказалась права, и войне действительно приходил конец. Но лицо Эмгыра, то, как поджались его губы и сошлись над переносицей темные брови, говорило об обратном. — Цирилла тоже пропала без вести, — как меч палача на голую шею приговоренного уронил Император. У Иана потемнело перед глазами — значение неожиданного жеста Цири вдруг стало ему кристально, мучительно ясно, и простой кулон, все еще скрытый под рубахой, вдруг показался ему тяжелым камнем, тянущим его на дно. Он покачнулся, силясь устоять на ногах, а Гусик решительно шагнул к отцу. — Она погибла? — спросил он, не контролируя собственный голос и сорвавшись на крик. Император молчал. — Отец! — Гусик готов был вцепиться ему в плечи и трясти, пока не получил бы ответа. — Люди верят, что, когда гибнет женщина из рода Рианнон, — негромко и медленно, как прорицатель в священном бреду, заговорил Эмгыр, — над Седниной бездной начинается ужасный шторм. Иан не понял, о чем говорил Император, но для Гусика, похоже, все стало ясно. — Море было спокойно, — закончил он за отца, — штормов не было с начала весны. Эмгыр подошел к сыну и опустил руки ему на плечи, серьезно взглянул в глаза. — Не вздумай ничего говорить своей матери, — выговорил он четко, — я сам это сделаю, когда сочту нужным — когда увезу ее подальше от столицы. Ты понял? Гусик твердо кивнул. Они стояли друг перед другом в опустевшем кабинете — Император вернулся на пир, чтобы не волновать Рию. Он должен был доиграть свою роль до конца, но Фергус не нашел в себе для этого сил. — Я организую поиски, — убежденно заявил он Иану, — задействую все ресурсы. Война закончилась, и теперь у армии Нильфгаарда будет только одна цель. Иан неуверенно кивнул. Впервые за очень долгое время — с того момента, как запретная магия в последний раз сочилась с его пальцев, пройдя сквозь тело — он чувствовал внутри ее знакомый, порабощающий жар. Целительство, анатомия, баланс элементов — на фоне свалившегося необъятного горя все это казалось таким пустым и глупым. Он учился штопать раны и повторял считалочки, подносил лекарям нитки и останавливал кровь, пока Цири готовила свой план. И она пожертвовала собой, чтобы ни один человек больше не погиб в сражении, чтобы могло родиться все то полчище младенцев, о котором говорил отец, чтобы королева Анаис и дальше могла строить дома и фабрики, чтобы в мире вновь воцарился порядок. — Гусик, — Иан посмотрел другу в глаза, — ты прав. Мы должны задействовать все ресурсы. Принц несколько секунд глядел на него непонимающе, а потом, словно услышав мысли Иана, перехватил его руки и крепко сжал. — Пожалуйста, — голос юного эльфа срывался, — всегда помни о том, что я сказал тебе на корабле — никогда не сомневайся. И Гусик, помедлив еще долю мгновения, уверенно кивнул. Как и несколько месяцев назад, Иан снова не искал — просто точно знал, куда идти. Он вышел в зимний сад Императрицы Рии. Воздух был пропитан ароматом роз, и прохладный ветер трогал усеянные росой лепестки. Юноша прошел по хрусткой дорожке, не оглядываясь по сторонам, и не опуская взгляда. Высокий рыжеволосый эльф стоял у особенно раскидистого пышного куста алых роз и, наклонившись, вдыхал свежий терпкий запах раскрывающихся бутонов. Когда Иан приблизился, он выпрямился и обернулся. На лице мага играла знакомая приветливая ласковая улыбка. — Здравствуй, дитя, — сказал Яссэ негромко, — я давно тебя жду.