Один Путь

В Вызимском порту провожали Императорский корабль. Событие это не было обставлено также торжественно, как недавняя встреча. После отгремевшего праздника столица словно просыпалась, и жители ее вспоминали, что королевская свадьба была лишь короткой передышкой, последней данью уважения мирной жизни, которой со дня на день должен был наступить конец. Накануне Фергус имел серьезный разговор с отцом. Император вызвал его к себе, как вызывал бы одного из своих генералов, и поначалу говорил с сыном, придерживаясь до бессердечности ровного делового тона. С момента прибытия Эмгыр и Гусик почти не виделись — обоих занимали куда более важные дела, и принц боялся, что, наконец столкнувшись, они не смогут найти общего языка. Юноша не знал, рассказала ли Цири, как обещала, Императору о наклонностях брата, и был готов к отторжению, даже злости с его стороны. Он почти не опасался, что в ответ на презрительные замечания и разочарованный взгляд, ему придется защищаться — объяснять, уговаривать, может быть, даже хлопнуть дверью и позорно сбежать. Но ничего такого не было. Если Эмгыр и узнал шокирующее известие, вида он не подал, и речь об этом не заходила. Когда юноша вошел в небольшой, заставленный опустевшими книжными шкафами, кабинет, отец ждал его за широким столом, но при появлении сына поднялся ему навстречу. Глядя в сосредоточенное, совершенно нечитаемое лицо, Фергус ощутил почти необоримое желание вытянуться по струнке и отдать Императору честь. Тот смотрел на него глазами военачальника, но видел, казалось, в Гусике вовсе не верного солдата, а разложенную на столе карту хорошо известной местности. И эта отстраненность подточила уверенность Фергуса. Отец казался чужим и безразличным. — Тебе, должно быть, известно о решениях, которые были приняты на твой счет? — спросил Эмгыр без лишних приветствий, и Фергус осторожно кивнул — план, который ему изложила Цири, все еще выглядел очень условным и включал в себя слишком много «позже» и «если». Фергуса растили военачальником, но до сих пор все свои победы он одерживал лишь у себя в голове. — Вернувшись в Нильфгаард, — продолжал отец, заложив руки за спину и пристально глядя на юношу, — я объявлю о скором отречении в твою пользу. Войска будут выдвинуты на Север немедленно, но возглавишь ты их только после официальной коронации. Фергус снова кивнул — в Империи ценили традиции и почитали строгий церемониал. От объявления о событии до него самого могли пройти месяцы подготовки, и сейчас слова Императора означали лишь, что рано или поздно принц взойдет на престол, и велик был шанс, что даже в самый последний момент отец передумает. Сам он размышлял о короне и командовании армией настолько отстраненно, что все это казалось юноше очередной главой из не слишком интересной книги, в которой он был лишь одним из персонажей — далеко не главным. Сейчас, продолжая молча стоять перед Императором, Гусик впервые начал всерьез понимать, что значило, быть инструментом Империи. Принц Фергус был рожден для того, чтобы служить славе Нильфгаарда, и больше ничего не стоил. В юноше, непрошенный, поднялся безмолвный протест — ему до ломоты в висках вдруг захотелось перебить отца, спросить у него напрямую, что означало то публичное объятие в порту, но он знал, что Эмгыр просто проигнорирует его вопрос, сделает вид, что ничего не слышал, и продолжит с того места, где его перебили. У отца не хватило бы чувств, даже чтобы отвесить наглому сыну пощечину. — Цирилла останется в Вызиме, и пока будет мои официальным представителем, — говорил Эмгыр — оставалось лишь удивляться, зачем он тратит слова на очевидные вещи. Все это он мог бы передать через сестру или в письменном виде. Видеть Фергуса для этого было совершенно не обязательно. Третий кивок — и на этот раз юноша все же отвел глаза в сторону. И отчего только он так боялся реакции отца на свою личную жизнь? Эмгыру не было до нее никакого дела, пока были соблюдены приличия, а соблюдать их Гусик собирался и так — ради Ани, ради Цириллы и матери. Зачем столько лет Фергусу приходилось каждый свой поступок, каждое решение соизмерять с мнением Императора? Зачем он так старался решать все военные задачки и учиться тактике и навигации, чтобы заработать его одобрение, чтобы не разочаровать? Принц Фергус родился вар Эмрейсом, единственным сыном великого правителя чуть ли не всего Континента, и этого было более, чем достаточно. Будь он даже увечным или непроходимо глупым, никто не обратил бы на это внимания. Гусик все равно исполнил бы свое предназначение и стал тем, кого из него создавали. — Через две недели в Вызиму прибудет три полных полка, включая дивизию «Альба» для охраны столицы, — продолжал отец, — их командующие отдаются в твое прямое подчинение, ты волен решать, куда направить их в случае необходимости. Снабжение и вооружение будет поставляться через Цидарис — их посол приедет в течение нескольких дней. Империя оказывала Темерии огромную честь, отправляя в первых рядах один из самых прославленных своих отрядов. Фергус знал, что для простых жителей такой жест был, возможно, не слишком понятным — кто вообще разбирался в дивизиях нильфгаардской армии? Но для знати, высоких военных чинов и соседей — это был знак высочайшего доверия и дружбы. Отец знал ценность красивых жестов — был ли это ввод элитных войск прежде прочих в дружественную столицу — или объятие с сыном в порту. Только кто-то такой наивный, как Иан, мог заподозрить в этих церемониях искренность и спонтанность. — Помнится, — неожиданно проговорил Император, не меняя ровного делового тона, — в прошлый раз я играл за белых. Он сделал скупой короткий жест рукой, и обескураженный Фергус заметил вдруг, что у широкого, завешанного тяжелой синей портьерой окна на маленьком столике расположилась шахматная доска, и фигуры на ней были расставлены в порядке, который на первый взгляд мог показаться случайным. Чувствуя, как у него ни с того, ни с сего, закололо в носу, Фергус снова взглянул на отца. — Ты запомнил позиции на тот момент, когда мы остановились? — спросил он, все еще не веря, что действительно правильно понял жест отца. — Мне посоветовали записать, — пожал тот плечами, — память моя уже не так хороша, как прежде. Чтобы не поддаться внезапному горячему порыву разрыдаться, Фергусу пришлось прикусить щеку изнутри. Он выдавил из себя слабую улыбку и неуверенно подошел к доске. Император последовал за ним и остановился у юноши за спиной. — Мне кажется, ферзь стоял не здесь, — заметил принц, критически оглядев фигуры, — с этой позиции ты выиграешь за пять ходов. Тяжелая отцовская рука опустилась ему на плечо. — Тогда давай начнем сначала, — предложил Эмгыр. Прощаясь с Гусиком, Императрица тихо, но безутешно плакала. Матушка поделилась с сыном причиной своего недавнего недомогания, и он обнимал ее сейчас нежно и бережно, словно боялся неловким движением навредить ей или еще сильнее ее расстроить. Рия взяла с Фергуса обещание пока ничего не говорить отцу, и, отстранившись от него, заговорщически улыбнулась — для нее было великой ценностью разделить с ним эту маленькую тайну. Накануне Гусик торжественно поклялся матери, что прибудет к рождению брата или сестры, где бы родители в тот момент ни оказались, и намерен был сдержать слово. Грузная страшная тень войны сжималась и меркла перед этим обещанием, и ни матери, ни сыну не хотелось думать, что до радостного события кто-то из них мог бы и не дожить. Лита держалась изо всех сил. Она судорожно сжимала в пальчиках фигурку фельдмаршала и на всем пути из дворца в порт с воодушевлением рассказывала брату, что непременно заберет ее с собой, когда настанет время для нее отправиться учиться в таинственную Аретузу, школу чародеек. Фергус не был уверен, что родители одобрят это решение младшей сестры, но с радостью поддакивал ей и поддерживал Литу в фантазиях о том, как, выучившись, она станет «даже могущественней, чем госпожа Йеннифер». Чародейка, надо сказать, решила отправиться в Нильфгаард вместе с Императорской семьей — может быть, для того, чтобы помочь Императору принять судьбоносное для дочери решение. Когда сходни были наконец подняты, и судно двинулось прочь из порта, Гусик долго еще стоял на причале и махал ему вслед. Очень трудно было отделаться от мысли, что прощался он со своей семьей навсегда. Но это было лишь первое из предстоящих прощаний. После свадьбы Гусик совсем не виделся с Ианом — тот хотел как можно больше времени провести со своими родителями перед тем, как тем суждено было отправиться к восточным границам. Донесения из Флотзама приходили тревожные — мелкие отряды, прежде лишь докучавшие фактории отдельными нападениями, собирались вместе, формировались в настоящую небольшую армию, готовую в любой момент захватить область. Долина Понтара оставалась спорной территорией даже после падения Венгерберга и воцарения в Аэдирне королевы Саскии, но до сих пор пограничным отрядам, усиленным, согласно договору Адды и Анаис, реданскими частями, удавалось поддерживать там относительный порядок. Но с приходом осени делать это становилось все сложнее. Теперь противостоять приходилось уже не простым диверсиям, а планомерным серьезным нападениям, и фактория — прямой путь будущей интервенции в обход гор Махакама — вскоре могла буквально утонуть в крови. В составе вражеских войск появились боевые маги — Фергус много слышал о них, и понимал, что простые солдаты не шли с ними ни в какое сравнение. К счастью, как утверждал посланник советницы Адды, их сил и умений было недостаточно, чтобы использовать магию в полную силу — например, пропускать сквозь порталы крупные воинские подразделения, но их действия все равно оставались разрушительными. В отряде Роше, посылаемом на помощь фактории, необходим был собственный чародей, и Филиппа Эйльхарт обещала об этом позаботиться — пока, однако, этого сделано не было, и миссия оставалась именно такой, какой ее назвала Цири — самоубийственной. Фергусу не хотелось вмешиваться в прощание Иана с родителями, хотя он готов был помочь и поддержать его по мере своих сил. Но простым ласковым словом или объятием невозможно было исправить того, что родители юного эльфа отправлялись на смерть — и все прекрасно это осознавали. Вечером после отбытия Императорской семьи, Иан сам нашел Фергуса и попросил его следовать за собой. Вместе, рука об руку, они прошли по дворцу до покоев, отведенных Роше и его спутнику — юный эльф толкнул дверь без стука, и принц неожиданно оробел. Специальный отряд располагался в предместьях Вызимы, ожидая отправки, уже несколько дней, и оба родителя Иана, поджидавшие юношей в комнате, оказались одеты в одинаковые неприметные мундиры с единственным знаком различия — глухо-серой лилией на черном щите. Известие о том, что Иорвет, вслед за своим человеком, собирался отправиться в самое пекло, никого не удивило, и сейчас эльф выглядел на удивление веселым, словно хмель недавней свадьбы еще не выветрился у него из головы. — Заходите, — поманил он юношей рукой, и Фергус с Ианом приблизились. В ладонях у Иорвета Гусик заметил большую деревянную шкатулку с резным серебряным замком. — Наш подарок немного припозднился, — сообщил эльф и огладил крышку ларца почти с нежностью, — и, признаться, мы надеялись преподнести тебе это не на свадьбу, а хотя бы на десятилетний юбилей брака. Но все сложилось так, как сложилось, и теперь мы хотим, чтобы ты хранил эту вещь у себя. Иорвет протянул шкатулку Фергусу, тот подставил ладони — шкатулка оказалась неожиданно тяжелой, и словно разом прибила принца к земле. Он поднял глаза, повернулся и встретился взглядом с Роше — тот стоял в паре шагов от них, скрестив руки на груди, и слегка улыбался. В вечернем бледном свете, в темном сюртуке, с начисто выбритым лицом человек вдруг показался принцу удивительно, почти фантастически молодым — его можно было принять за старшего брата Иана, но никак не отца. Это была вина неверно падающих теней, а, может быть, обреченность играла с человеком злую шутку — Вернон Роше уходил рука об руку со своим возлюбленным, чтобы никогда не вернуться — и не собирался оглядываться на этом пути. Он словно принял какое-то важное решение, освободился от тяжелого груза, и впервые за все время, как Фергус знал его, по-настоящему дышал. — Когда мы уйдем, открой этот ларец, — продолжал Иорвет, отступив на шаг, — внутри я оставил письмо — из него ты поймешь все необходимое. Фергус почувствовал, как вздрогнул стоявший с ним рядом Иан — юный эльф прекрасно понимал, какой смысл отец вкладывал в это простое «когда мы уйдем», и никак не мог с этим смириться. Принц медлил еще несколько секунд, разглядывая крышку шкатулки, покрытую тонкой искусной резьбой — похожая покрывала ставни и двери в сгоревшем доме в Оксенфурте, дерево было заботливо обработано прозрачным лаком — этот дар готовили долго — и с любовью, которой Гусик ничем не заслужил. С любовью, которая теперь возлагала на него совершенно новые обязанности. И внезапно принц осознал, что тоже прощался с теми, кого успел полюбить. Это было, как удар под дых, как непрошенное откровение, как ослепительный всполох света, бьющий по глазам. Между ним и родителями Иана не было никаких родственных связей — но Гусик понял вдруг, что он очень давно стал частью этой семьи, ее полноправным членом. Он решительно вскинул глаза на Иорвета. — Нет, — твердо проговорил он, и эльф от удивления вздрогнул — явно не ждал такого резкого отпора, — Я не возьму, — Фергус протянул шкатулку обратно, но, заметив, как нахмурился Иорвет, поспешил добавить мягче, — вы подарите мне это на десятую годовщину моей свадьбы. И тогда я приму его с благодарностью. А сейчас — оставьте и сберегите для меня. Иорвет хотел начать протестовать — тень недовольства мелькнула по его посерьезневшему лицу, отразилась в единственно глазу, заставила скривиться губы. Гусик опередил его возражения. — Вы вступили в специальный отряд королевы Темерии Анаис, — напомнил он, вскинув голову, — а, значит, я — ваш командир. Исполняйте. Краем глаза Фергус заметил, как опустил руки, выпрямился и негромко рассмеялся Роше. — Вот так-то, Иорвет, — заявил он, подходя к раздосадованному эльфу ближе и забирая шкатулку из его рук, — вар Эмрейс снова отдает тебе приказы, и ты снова не можешь не подчиниться. — он посмотрел на Гусика в упор, — мы оставим его здесь и примем на хранение, если вернемся. Никаких «если»! — хотелось выкрикнуть Фергусу, — возвращайтесь, слушайте своего командира! Но на этот раз простой команды было, конечно, недостаточно. Отряд Вернона Роше покинул столицу затемно, и, пока не рассвело, Иан и Фергус стояли на городской стене и вглядывались им вслед, в бледнеющий серый мрак, не произнося ни слова и не прикасаясь друг к другу. Прямого ультиматума ждали со дня на день, Анаис не могла усидеть на одном месте. Вместе с Фергусом она лично принимала сперва цидарийских послов, потом — посланников от своей сестры Адды — та сообщали королеве о планах вторгнуться в Каэдвен до начала общего наступления. Конечно, Адда делала это в надежде вернуть Редании былую славу, завоеванную когда-то королем Радовидом, но это нападение могло лишить Саскию важных союзников, ресурсов — а, значит, и стратегического преимущества. Разведка сообщала, что аэдирнские войска, уже собранные и выстроенные, медлили по самой банальной причине — Саскии фатально не повезло с погодой. Подвели ли ее маги, отвечавшие за прогнозы, или она сама понадеялась на очередную теплую зиму в горах Махакама. Но мороз, словно перешедший на сторону Темерии, крепчал с каждым днем, и все горные переходы оказались завалены снегом. Лишившись возможности форсировать гряду, Саския решила сосредоточить все свое внимание на долине Понтара, пока преимущество на том фронте не было утрачено окончательно. Вернон Роше и его отряд прибыли в факторию как раз вовремя. Не теряя времени и лишних сил, командир постарался отрезать лесным вражеским отрядам поставки. Слушая доклады о его действиях, Фергус с удивлением узнавал в них собственный план — тот самый, что он, почти не размышляя, разработал, сидя на кухне оксенфурсткого дома командира, споря с ним до хрипоты. Люди Роше взяли под контроль Понтар — река замерзла намертво. В фактории временно было приостановлено судоходство, и лед не взламывался. «Теперь, — писал командир в своем донесении, — вся Долина как на ладони — достаточно одного хорошо вооруженного отряда, чтобы контролировать ее». С севера важную территорию прикрывали пограничные войска Редании, они же обеспечивали людей Роше всем необходимым. Вражеские отряды с каждым днем все больше загонялись в угол, и вынуждены были выходить из лесов и вступать в навязанные им открытые столкновения. К большому удивлению Анаис, вскоре ей принесли весть о том, что оседлое нелюдское население Флотзама, прежде колебавшееся, готовое примкнуть к отрядам Саскии, сформировало небольшое, но значительное ополчение — и во главе этих отрядов встал спутник Вернона Роше. Оказалось также, что многие из тех, кто до этого присоединился к вооруженным формированиям, имели в фактории родных и друзей — и силы Саскии редели на глазах. Но битва назревала — основная часть армии, переброшенная к западной границе Аэдирна, готова была вступить в решающий бой и окончательно решить вопрос с принадлежностью Долины Понтара — и открыть Саскии ворота в Темерию. Фергус на одном из советов предложил отправить на помощь Роше все три нильфгаардские дивизии, расквартированные теперь вокруг Вызимы. Ими командовали молодые отважные генералы, не успевшие познать ужасов прошлых войн, и готовые вступить в сражение по первому приказу своего юного командира. Цирилла и Анаис, взвесив предложение принца, сошлись на том, что во Флотзам будет направлена лишь одна дивизия — знаменитая «Альба». Край был непроходим по прямой, а добраться туда по замерзшему Понтару было невозможно, но ко всеобщему удивлению от Адды пришло очередное сообщение. Королева открывала границы своего государства для прохода нильфгаардских войск, хотя в самом начале грозилась никогда этого не допускать. Теперь дивизии могли атаковать, обойдя Флотзам с севера, и немедленно были отправлены к месту будущего сражения в полном составе. Войска Темерии, тоже приведенные в полную боевую готовность, ждали приказа выступать под командованием лично королевы, но Цирилла настояла на том, что следует подождать — если Флотзам падет, армии Анаис предстояло защищать страну внутри ее границ. Королеву это решение привело в бешенство — ей надоело просиживать во дворце, вдали от судьбоносных событий, и Гусик даже начал опасаться, что молодая супруга переоденется в черные доспехи и смешается с нильфгаардскими войсками, выдавая себя за одного из солдат. Он и сам хотел бы оказаться там, на поле будущего боя, плечом к плечу с отважными защитниками, но прекрасно знал, что по статусу ему это было не положено. И каким-то чудом Гусику удалось убедить в этом и Анаис. Битва грянула внезапно, хотя ее давно ждали. Гонец прибыл в Вызиму рано утром с известием, что войска Саскии вступили в долину, и сражение началось. От неизвестности и собственной бесполезности в ожидании новых вестей Гусику хотелось лезть на стену. Он понимал, как и все во дворце, что девяти тысяч нильфгаардских рыцарей было совершенно недостаточно, чтобы сдержать яростное наступление — на стороне Саскии были не только маги, но и отряды краснолюдов из Махакама — по данным разведки, они использовали новое, неведомое ранее дальнобойное оружие, и ответить на это людям было нечем. Когда на Вызиму спустилась тревожная ночь, а гонца с известиями так и не было, принц и Иан затеяли игру в шахматы. Но никто из них, конечно, не следил за ходами. Юный эльф, как знал Фергус, все прошедшие недели проводил за упорными магическими упражнениями. Вместе с Кейрой они, забыв об азах, тренировали целительные чары такого уровня, какой Иану был пока не по силам, но он не сдавался, упрямством побеждая незнание. — Если я открою портал, то смогу оказаться там, — сказал вдруг друг, отпустив черного коня, которым так и не сходил, — я смогу помочь раненным. Любая помощь сейчас хороша. Гусик поднял на него глаза. На лице юноши была написана такая решимость, что принц понял — ни один разумный аргумент сейчас не сработает. Иан просто делился с ним планами, а не спрашивал разрешения — ему, реданскому подданному, Фергус не мог даже приказывать. — Ты не знаешь местности, — все же попытался возразить он, — тебя может выбросить прямо посреди битвы — и ты просто умрешь, никому не помогая. Иан свел у переносицы черные брови, а потом губы его вдруг капризно дернулись. — Как ты можешь так спокойно сидеть, пока они там! — воскликнул он, сметая бесполезные фигуры с доски, — как мы все можем чего-то ждать, пока они погибают? У Фергуса не нашлось ответа на этот вопрос. Он опустил глаза и покачал головой. — Если ты отправишься туда, — сказал он после пары секунд тишины, — я пойду с тобой. Но давай подождем до утра — рассвет уже скоро. А утром через стационарные порталы и открытые кем-то отдельные магические проходы в Вызиму начали доставлять тяжело раненных. Следом прибыл и гонец — сражение было выиграно, но ужасной, кровавой ценой. Никого не слушая, не желая знать подробностей, Иан вместе с Кейрой бросился в лечебницу Святого Лебеды, куда свозили раненных. Фергус не отправился вместе с ним, но через час, выслушав доклады и узнав подробности произошедшего, присоединился к Анаис, которая хотела лично навестить героев Флотзамской битвы. Как и предполагал принц, объединенных сил защитников фактории, пограничных отрядов и нильфгаардских дивизий оказалось недостаточно, хотя сражались они отважно и без оглядки. За первые часы битвы половина солдат была убита или тяжело ранена. Фергус почти воочию видел, как, оскальзываясь на прочном речном льду и крови товарищей, рыцари, не бросая стягов, не выпуская оружия из рук, упорно оборонялись, уже понимая, что битва проиграна. Вокруг них гремели взрывы, трещали боевые заклятья. Спасение пришло за пару часов до рассвета — реданская кавалерия, подготовленная для атаки на Каэдвен, по приказу королевы Адды, успела сменить дислокацию и ворваться в сражение, когда все, казалось, было потеряно. Свежие, хорошо натренированные и вооруженные солдаты с алыми стягами, вгрызались во вражеские ряды, снося и отбрасывая из вглубь долины. Но даже этого могло не хватить для победы — гонец с восторженным придыханием рассказывал, как с первыми рассветными лучами на поле брани появились чародейки. Адда никогда не делилась с сестрой своими далеко идущими планами, и той было, конечно, неизвестно, какую работу за годы мира провела советница королевы Филиппа. Ей удалось, в пику политике Саскии, собрать под совиным крылом тех чародеек, против которых агрессор настраивала своих сторонников. Магический удар был таким мощным и неудержимым — похоже, магички применили какие-то запретные заклинания — что остатки вражеских сил были быстро обращены в бегство. Долина Понтара была освобождена, и именно прибывшие чародейки занялись транспортировкой раненных в Вызиму и Третогор. В лечебнице было шумно и многолюдно. Окровавленные, истерзанные огнем и сталью люди — в черных доспехах или форме темерских отрядов — стонали, кричали, и лекари сбивались с ног, стараясь оказать помощь тем, кому еще можно было помочь. Здесь все было совсем не так, как в Нильфгаарде, где в светлых просторных стенах солдаты принимали бесшумную смерть, стараясь сохранить достоинство — здесь люди умирали громко, требуя справедливости у тех, кто еще мог их слышать. От запаха паленой плоти, крови и испражнений Фергуса затошнило, но Ани, шедшая рядом с ним и старавшаяся выглядеть сочувственно, но гордо, вдруг скользнула ладонью в его ладонь, и принц, чувствуя внезапный прилив сил, сжал ее. Они проходили между рядами наскоро установленных коек, разговаривали с теми солдатами, которые еще могли говорить. Анаис лично поднесла ковш с водой одному изувеченному нильфгаардскому рыцарю — черный доспех вплавился ему в грудь, и он, похоже, не понимал, где находится и что произошло. Умирая, он отдал королеве честь, а она, отвернувшись, сглотнула слезы. Ани и Гусик, снова сцепившись руками, как маленькие дети, шли все дальше, оглядываясь по сторонам. Фергус надеялся застать в лечебнице Иана, узнать, не нужна ли эльфу помощь, но один из охранявших лазарет солдат, сообщил, что юный маг и его наставница были заняты какой-то сложной операцией — было понятно, что другу пришлось принять главный закон полевого медика — оказывать помощь лишь тем, кому еще можно было помочь. Неожиданно Ани вскрикнула, выпустила руку Фергуса и понеслась вперед, рухнула на колени перед одной из коек и ухватила лежавшего на ней солдата за руку. Лишь подойдя ближе, Фергус увидел, что на колченогой кровати лежал Вернон Роше. Его одежда — изорванная и обожженная — местами обнажала кожу, но, быстро досчитав до четырех, Фергус убедился, что конечности у командира были на месте. И лишь подняв глаза выше, Гусик понял, отчего Ани так отчаянно залилась слезами. Половина лица Роше была залита алой кровью, а на месте правого глаза зиял багрово-красный провал. Волосы слиплись и стояли торчком, а под спекшейся бурой маской кожа казалась мертвенно бледной. Чувствуя, как от ужаса у него чаще забилось сердце, Фергус на дрожащих ногах приблизился. На короткий миг принцу показалось, что командир мертв — но тот вдруг едва заметно пошевелился, выдохнул и с трудом поднял уцелевшее веко, разлепив склеившиеся ресницы. — Моя королева, — слабо проговорил он, и от облегчения при звуках его голоса у Фергуса подкосились колени. Он вынужден был присесть рядом Анаис, прижаться к ней плечом, а королева тихо рассмеялась сквозь слезы. — Я сто раз просила тебя не называть меня так, отец, — строго выговорила она, и Вернон Роше, улыбаясь, снова прикрыл веко. Анаис, пришедшая в себя мгновенно, вскочила и бросилась прочь — громко призывая лекарей, знахарей — кого угодно, а Роше, снова пошевелившись, сделал попытку удержать ее. На этот раз Гусик перехватил его горячую сухую руку. — Не надо, все будет хорошо, — шепнул он. Роше покосился на него, будто только что заметил юношу. — Здравствуй, Гусик, — сказал человек, и принц, повинуясь невольному порыву, прижал его ладонь к своей щеке. Командир, чуть шевельнув пальцами, погладил его, оставляя влажный след крови на коже юноши, — Ну-ну, — прошептал он, словно это Гусик был ранен и нуждался в помощи, — я живой, и у нас с Иорветом теперь два глаза на двоих. — Он жив? — глотая слезы, спросил Гусик, — Иорвет — жив? Роше кивнул. — Он остался во Флотзаме, занялся перегруппировкой войск, — каждое слово давалось ему с видимым невероятным трудом, но командир упрямо продолжал говорить, — везучая эльфская сволочь — его даже не задело. К койке уже спешила кто-то из медичек лечебницы вместе с Анаис, а Гусик все не мог выпустить руки Роше, даже когда девушка осматривала его рану и умывала засохшую кровь с лица. По приказу королевы и под чутким присмотром Кейры к вечеру Вернона Роше доставили во дворец. Он пытался сопротивляться — хотел остаться со своими бойцами, многими из которых до сих пор занимались лекари в лазарете, но королева была тверда. Устроив Роше в его прежней комнате и убедившись, что жизни командира ничто не угрожает, чародейка вернулась в лечебницу, зато ее место занял Иан. Юному эльфу о том, что его родители пережили битву, Фергус сообщил лично, и он немедленно поспешил к постели отца. Рана человека выглядела паршиво, хотя заражения удалось избежать. Глаз оказался выбит — Роше сказал, что прямо перед его лицом взорвалась одна из магических бомб. Всю левую сторону лица избороздили мелкие неглубокие раны от осколков, большую часть которых удалось вытащить, но оставшиеся пришлось вырезать по живому. Глядя на то, как друг промывает кровавые выемки, наносит целебную мазь и меняет повязки, Гусик не мог не восхищаться. Руки Иана были тверды и точны, а лицо ни разу не дрогнуло, хотя он явно смертельно устал и еще не оправился от потрясения. Закончив, юноша поднес отцу кружку с сонным эликсиром, а потом просидел у его постели всю ночь, сбивая жар и следя, чтобы раны не открылись. И только когда его сменил утром один из придворных медиков, Иан, придя в комнату Фергуса, упал на постель и заснул мертвым сном. Гусик посидел немного рядом с юношей, потом аккуратно перевернул его, стащил с него окровавленную одежду и сапоги, а, видя, что Иан не просыпается, сходил за миской теплой воды и губкой и обтер его лицо и тело одним из снадобий, которыми его снарядила мама. Этот состав тоже был гордостью мастера Риннельдора, и помогал в основном от мигреней и тяжелых простуд, но, когда Гусик закончил омовение, лицо Иана расслабилось, и он задышал глубоко и ровно. Вернон Роше изъявил настойчивое желание вернуться на фронт через четыре дня после Флотзамской битвы. Еще не получив разрешения от Кейры встать с постели, он уже готов был даже сбежать через окно, если бы кому-то вздумалось его останавливать. Анаис не хватило ни твердости, ни влияния, чтобы удержать его. Раненные бойцы специального отряда приходили в себя медленнее, чем их командир, и Роше ходил к ним в лечебницу каждый день — иногда возвращался молчаливым и мрачным, и это значило, что кто-то из его солдат умер у него на руках. На пятый день человек явился на королевский совет в привычном темном мундире, с разбойничьей повязкой на отсутствующем глазу и твердым намерением уже к вечеру выдвинуться во Флотзам. Битва была выиграна, силы противника были отброшены вглубь страны, но война еще только начиналась. В своем желании немедленно ринуться обратно в бой, Роше, впрочем, оказался не одинок. К его настойчивым заявлениям присоединился Ламберт — оба ведьмака по приказу Цири оставались в столице — сестра еще помнила эффект от проклятых стрел отряда Виенны, и подозревала, что, явись Геральт и Ламберт на поле боя, против них это оружие было бы немедленно применено, а ресурсов излечиться от этих ран снова, у них больше не было. Но Ламберт был непреклонен, и только напоминание о том, что он все еще являлся личным телохранителем королевы, немного поубавило его пыл. — Я обещаю тебе, — сказала ему на совете Ани, — когда я пойду в бой сама, ты будешь рядом со мной. Если мы погибнем, то сражаясь бок о бок. Геральт, который в гущу событий все еще не рвался, предложил тайную миссию для себя самого. Он сказал Ани, что мог бы перейти через один из Махакамских перевалов и внедриться вглубь вражеской страны, куда более эффективный и сильный, чем ее разведчики. Сейчас, когда затеплилась надежда, а Саския узнала вкус поражения, информация была необходима, как никогда. Его предложение было принято безоговорочно — и позже, глядя из окна дворца на уезжавшего на восток ведьмака, Фергус с удивлением заметил, как к нему присоединилась еще одна, укутанная в плащ фигура, узнать которую можно было лишь по закрепленному на седле чехлу с лютней. Было решено больше не принимать неожиданных решений и действовать по прежней стратегии. Роше вернулся во Флотзам через неделю — во главе еще одного отряда, сформированного из темерских и реданских солдат — в его состав на этот раз входили двое молодых чародеев, прибывших в Вызиму по слову Филиппы. Выглядели юноши, как самые настоящие салаги, что немедленно и отметил Роше, но маги заверили командира, что внешность обманчива, и они готовы сражаться — один из них был личным помощником Ректора Оксенфуртской Академии, а второй — темерцем, прошедшим еще Вторую Северную войну. Вновь наступило тревожное молчание. Зима шла на убыль, но после первой крупной битвы новой так и не последовало. На севере Адда вновь переформировала свои войска и ждала, пока с Пустульских гор немного сойдет снег, чтобы начать обещанное наступление, но Анаис полагала, что Каэдвен сдастся без боя — память о том, как пятнадцать лет назад Радовид легко сломил их сопротивление, была еще свежа, а помощи от южных союзников ждать не приходилось. Саския копила силы для нового удара — от Геральта приходили тревожные вести, приближалась весна, наступил и прошел Имбаэлк, а это значило, что масштабное наступление могло вот-вот начаться — войска Темерии начали сборы, чтобы отправиться в предгорья Махакама и держать там оборону. Однако одновременно с полученным Гусиком известием, что основная часть армии Нильфгаарда выдвинулась на помощь союзнику, и он вот-вот должен был принять командование, случилось то, чего королевы-сестры не ожидали. Император, по своему обыкновению, предпочел не делиться с ними всеми своими планами, и стало понятно, чего выжидала Цири. Анси, милостью Императора князь-протектор Лирии и Ривии, начал наступление собственных войск и расположенных на территории его страны дивизий Нильфгаарда на Аэдирн, атакуя вражеское королевство с юга. Саскии снова пришлось переформировывать войска — смеясь, Цирилла замечала, что одной идеологией войну не выиграть, а разведка королевы явно давала маху. Но даже не это оказалось главной неожиданностью. На южном фронте войскам Аэдирна пришлось столкнуться с еще одним весомым противником, практически уничтожившим ее магическое превосходство. К силам Анси присоединились отряды Дол Блатанны — Францеска Финдабаир, по приказу Императора, ввела в бой войска, вооруженные не только стрелами и мечами, но и боевыми заклятьями, которые подготовили придворные маги Эмгыра. Гусик теперь задним умом припоминал, как часто отец запирался в комнате с огромным мегаскопом и вел бесконечные переговоры с чародеями. Теперь прозорливость правителя была на лицо. Весну Вызима встречала в робкой надежде, что короткой войне, едва начавшейся, скоро придет конец — все ждали парламентеров, и Анаис с Аддой бесконечно спорили, какую контрибуцию объявить сдавшимся врагам — занимались дележкой шкуры неубитого риггера, как называл это Ламберт. И только Цири не разделяла общей несмелой радости. — Мы не победим, пока не обезглавим их армию, — настаивала она. Гусик, совершенно опустошенный после встречи с прибывшими военачальниками, едва слушал, что говорила сестра, но ее уверенный тон заставил его насторожиться. Они с Ианом только несколько дней назад вместе, по очереди, читали письмо от Иорвета. Тот сообщал, что к началу весеннего семестра собирался вернуться в Оксенфурт. Университет за зиму так и не был распущен — кроме медицинского факультета, а во Флотзаме жизнь входила в обычную колею — на реке пошел лед, и губернатор готов был заново открыть судоходство. Для тех, кто пережил самый первый удар и выжил, война уже казалась выигранной. Иан размечтался даже, что сам поедет в Оксенфурт, убедившись, что Гусик не собирается геройски погибнуть в предгорьях Махакама. Друзья договорились, что принц приедет к нему после заключения мирного договора, а в конце семестра Иан сам вернется в Вызиму, чтобы продолжать занятия с Кейрой. И Фергус уже успел поверить, что они озвучивали не несбыточные далекие мечты, а ближайшие планы — но тон сестры заставил его засомневаться. — В этом нет необходимости, — возражала Цирилле Анаис, — Каэдвен, как и ожидалось, капитулировал, Адде хватило помахать у них перед носом портретом Радовида. На юге Саския терпит одно поражение за другим — Фергусу, возможно, даже не придется вмешиваться. Может статься, что к середине весны ей просто некого будет двигать через Махакамскую гряду. Мы победили, Цири! Цирилла, продолжая хмуриться, покачала головой. Фергус знал, что Геральт связывался с ней гораздо чаще, чем с королевой, она постоянно получала донесения от кого-то, чьего имени не раскрывала, да и сама сестра надолго удалялась из дворца, просто исчезая из внутреннего двора. Она вела собственную игру, слишком похожая на их отца — и на второго своего отца, раз уж на то пошло. — О победе говорить еще очень рано, — возразила она, — пока жива Саския, под ее знамена будут вставать все новые силы. Мы сломили первое сопротивление, но я знаю, что она в последнее время ведет переговоры с Ковиром. Тамошние маги, впервые увидев мощь и влияние Филиппы во всей красе, испугались, что вслед за Каэдвеном Адде вздумается присоединить к своей империи еще одну провинцию. До сих пор чародеи, обосновавшиеся там после гонений Радовида, держали нейтралитет, но им куда больше улыбается вступить в армию королевы-освободительницы, чем быть захваченными той, чей супруг жег и пытал их. — Но их сил не хватит, чтобы противостоять Нильфгаарду, — возразил Гусик, — мы тоже пока не продемонстрировали всю свою мощь. — Верно, — кивнула Цири, — но, если в игру вмешается Ковир, Редания окажется в положении Аэдирна и вынуждена будет воевать на два фронта — и тогда мы лишимся поддержки Филиппы и войск Адды. А еще хуже — твоя сестра, Ани, может прикинуться дипломатом, и заключить союз с Ковиром против нас. — И что ты предлагаешь? — заметно сникнув, спросила Анаис — она так привыкла, что старшая сестра была ее союзницей, не раз приходившей на помощь, что теперь юной королеве было сложно поверить в грядущее предательство, но Цири была права. — Необходимо убить Саскию, — твердо ответила Цирилла. Над столом повисла напряженная тишина. — А ты не боишься, Ласточка, что смерть королевы только навредит? — подал голос до сих пор хранивший молчание Ламберт, — ее объявят мученицей, павшей героиней, и это заставит ее солдат биться еще отчаяннее. — Нет, — Цири покачала головой, — один из моих агентов — я уж не знаю каким чудом — втерся к ней в доверие так надежно, что был объявлен одним из ее советников, и он сообщает, что у Саскии нет ни наследников, ни преемников. Она полагается только на себя, и все переговоры ведет лично. Ее приближенным не удастся заключить тех союзов, которые может заключить она только силой своей личности. Кроме того, в ее окружении хватает предателей. Если убрать королеву, вся партия посыплется. Если после этого ее солдаты захотят отправиться на верную гибель в объятия Фергуса и его войск с именем Саскии на устах — так тому и быть. В бесконечных и бесплодных спорах прошел еще целый час, и под конец Гусик уже перестал следить за аргументами — Цири осталась без поддержки, но неубежденной. Принц нашел Иана в бывшей регентской спальне — юноша, тихо напевая себе под нос, укладывал книги в большой дорожный сундук — до его отправки в Оксенфурт оставалось еще два дня, но юноша не мог сдержать нетерпения. — Гусик! — приветствовал он друга с озабоченным видом, — как ты думаешь, в Оксенфурте сейчас можно найти приличные сапоги или все ушло на обеспечение армии? А то книги не влезают, если взять запасную пару. А мантию мне выдадут? Я ведь всего лишь вольный слушатель, а не студент. Фергус, не отвечая, прошел в комнату и присел на кровать, с улыбкой глядя на друга. День выдался сложным и странным, и его окончание принесло лишь новые сомнения и тревоги — но Иан, вслед за своим отцом, уже твердо верил в победу, и этой верой сложно было не заразиться. — Думаю, выдадут, — кивнул он, потом растянулся на кровати, не разуваясь, а Иан, отложив очередной фолиант, скользнул к нему и устроился рядом, опустив голову другу на грудь. — Мы ведь не расстаемся, правда? — спросил юный эльф тихо, — мирный договор — это вопрос пары недель, я слышал разговоры Ани, да и папа так считает. Вернон Роше был несомненным авторитетом, и его словам можно было верить безоговорочно — подумал Гусик. И очень скоро он тоже вернется домой — со своим именем, покрытым новой славой. — Конечно, правда, — тихо подтвердил принц.