Огни Камелота

Когда вечером Гаюс зашел в освещенный свечами Зал Советов, Артур как раз отдавал последние распоряжения Леону относительно застав и патрулей. Рыцарь с поклоном вышел, и лекарь также склонил голову. - Что такое, Гаюс? - спросил король, скручивая в свитки несколько документов, лежащих на столе. Настроившись и собравшись с силами (или так он думал), старик выпрямился и, сложив руки на рясе, заговорил строгим тоном. - Сир, я пришел поговорить с вами о вашей совести. Артур удивленно обернулся и вскинул брови, наверняка считая это шуткой. На самом деле это и было шуткой, только вот знать об этом ему было нельзя. - О моей совести?.. - Да, - Гаюс для пущей убедительности сдвинул брови. - Вы завтра отправляетесь в этот поход на великана. Это полдня верхом туда и еще полдня верхом обратно. На холодном ветру... - ага, в начале теплого сентября, - а еще этот бой! Понадобится много сил, вы не понимаете, как это жестоко? Король смотрел на него, застыв с бумагами в руках, с таким видом, будто решал, кто из них тут сошел с ума. - Н-нет?.. - Сир, - еще более грозно произнес лекарь, - вы не можете тащить в этот поход сэра Годрика! - А причем здесь Годрик? - Он же болеет! Ему плохо, а вы собираетесь отправить его за тридевять земель... - которые находятся всего в нескольких милях, - сражаться с ужасным чудовищем! Это недопустимо, вы не можете так поступить со своим верным рыцарем, который еще ничем перед вами не провинился. - Стой-стой, - Артур махнул на него рукой, и старик понял, что слегка перестарался. Ну что поделать, не любил он врать! - Годрик болен? Как это? Он ничего мне не сказал и сегодня весь день был на ногах, я не заметил, чтобы он чувствовал себя плохо. - Ну конечно! - кивнул Гаюс с упрекающим видом. - А вы чего ожидали? Он же копия вас, он забудет и о смертельной ране, если нужно будет спасать народ! Наверняка, он не посчитал свое здоровье важной причиной, чтобы подвести вас, но я вам говорю: вы не можете взять его в поход! Он валится с ног, ему плохо. - Хорошо-хорошо, - слегка растерянно согласился король. - Мне жаль, если он решил, что его здоровье не важно. Я возьму другого рыцаря вместо него в отряд, а ему передай, что я желаю ему побыстрее встать с постели. Передай, чтобы он даже не думал увиливать от лечения, уложи его в постель и не выпускай из своих покоев, пока не вылечится. Ясно? - Да, сир, - степенно поклонился старик и, чувствуя, что еле отделался, развернулся и уже пошел к двери, как его окликнули. - Гаюс! - теперь Артур выглядел встревоженным. - Насколько все плохо? У него что-то серьезное? - Очень, - убедительно кивнул лекарь. - У него... - и как обычно в такие нужные моменты все полезные мысли, как по команде, разбежались в разные стороны, оставив в голове зияющую дыру и пару граммов бреда, - ветряная оспа. *** - Ветрянка? - с ошеломлением и возмущением переспросил Годрик. - Серьезно? Гаюс! Лекарь виновато развел руками. - Это было первое, что пришло мне в голову. - А ты не мог сказать, что у меня воспалилась рана с последнего боя при Бруньяле? - старик только пожал плечами. Гриффиндор задохнулся от нехватки слов для своего возмущения. Излить его получилось, только повернувшись к Мерлину. - А ты чего хохочешь?! Великий волшебник, только что громко гоготавший, теперь сидел, уткнувшись лицом в свой локоть, и чуть не хрюкал, стараясь остановить смех. - Прости...ты...просто теперь знаешь...почему все...думают, что я не просыхаю....в тавернах, - и он снова зашелся смехом. Рыцарю оставалось только застонать от бессильного возмущения, прикрыв лицо ладонями. Прекрасно! Теперь Артур будет считать, что он не поехал с ним бороться с великаном из-за какой-то ветрянки, которой все в детстве переболели! Просто чудесно! Эта ночь не могла стать еще лучше. - Стой, - он обернулся к старику, - а как он поверил-то, что я болею и скрываю? Это же ветрянка! Ее скрыть невозможно. - Артур не болел ветрянкой, - пояснил Гаюс, усаживаясь на свое место. - Он вообще в детстве почти не болел, он себе болячки сам добывал всякими драками и проказами. - Везет же кому-то, - сиплым от отзвучавшего смеха голосом протянул Мерлин, глядя в темное окно и потянувшись за кувшином и кружкой. - А со мной мама намучилась в свое время. Хотя, конечно, во дворце ребенка от заразы изолировать легче, чем в деревне. - Мерлин, а ты чего тут сидишь? - обернулся к нему лекарь. - Тебе пора своего друга спать укладывать. - Одну кружку сидра он подождет, - флегматично отбрил маг. - Кстати, а зачем ты с утра его специально не разбудил? - Ну, Артур же считает, что я опаздываю, потому что лодырничаю. Надо же поддерживать легенду, - он смачно отхлебнул сидра. - И пользоваться ей. Гаюс неодобрительно покачал головой, но промолчал, собирая все со своего стола в баночки и флаконы, закрывая книги и убирая их на полки. Годрик со вздохом принялся раздеваться: расстегнул портупею и поставил ножны с мечом около кушетки, на которой предстояло спать, снял кольчугу и стеганку, а потом уселся немного поесть перед сном. Тут в дверь мягко и вежливо постучали и на пороге показалась Пенелопа. Она была в зеленом платье с желтоватыми рукавами, рыжие волосы были аккуратно собраны у шеи, на одной руке она держала целый ворох каких-то тканей, а в другой - две коробки. - Я сказала королеве, что почувствовала себя нехорошо, и она разрешила мне завтра немного опоздать, - сказала она. - Хах, еще одна больная, - усмехнулся Гриффиндор. Девушка посмотрела на него, но тут же ее взгляд убежал к вставшему ей навстречу Мерлину, будто ей было страшно даже встречаться с рыцарем глазами. Годрика это смешило и раздражало. По настроению. Одного он не мог понять однозначно: как Мерлин, как Эмрис мог воспринимать серьезно это жалкое существо, которое дрожит от одного голоса и присутствия того, кто позволяет себе говорить громко и едко? Как мог он доверять ей, причем доверять в делах чрезвычайно важных? Нет, Годрик не жаждал ее унизить или оскорбить, или еще что-то в этом роде. Просто этот ее дрожащий вид, боязливый взгляд, ее лепет и страх - все это неимоверно его раздражало. Как можно уважать людей трусливых? Как можно их терпеть? - Немного? - мягко улыбнулся ей Мерлин. - Да тебе бы впору просить выходной после этого. Ты нас очень выручишь, если поможешь. Я знаю, затея глупая, сумасшедшая и опасная, но, возможно, она позволит нам больше не скрываться... - Я понимаю, - улыбнулась Пенелопа. - Я помогу. К утру у вас будут костюмы колдунов. Плюс, - она раскрыла одну из коробок, - я немного умею работать с косметикой. - Откуда ты их взяла? - изумился маг, увидев в коробке кучу тех штук, которые стоят на трельяжах богатых и знатных дворянок. Девушка пожала плечами. - Вчера я случайно встретила заблудившегося Хьюго - сына сэра Сафира, и случайно довела его до их поместья. Его мать, леди Леттиция, сказала мне просить, что захочу. Я, конечно, ничего не взяла, но сегодня эта возможность оказалась полезной. "Ключевое слово - случайно," - подумал Гриффиндор. - Пенни, ты чудо! - воскликнул Мерлин. Потом словно что-то вспомнил. - И мне пора бежать, иначе меня убьют медленно и мучительно, а потом воскресят, даже несмотря на запрет на магию, и снова убьют. Но надеюсь, я скоро вернусь. И маг умчался из покоев. Наступило молчание. Пенелопа присела на скамейку, сложив свои вещи. Потом убрала все со стола, спросив хозяина покоев, куда это можно убрать. Затем на свободном столе разложила ткани и коробки, достала мыло и начала чертить выкройку на ткани. Годрик видел, как Гаюс внимательно за ним наблюдает, и это вызвало еще больше раздражения. Он быстро доел, что ему дали, снял сапоги, стянул рубашку, заметив, как покраснела девушка при виде его голого торса, и улегся на кушетку. Через время он спросил: - И что, свет так и будет гореть всю ночь? Он ждал, что ответит девушка, однако она не решилась, и за нее ответил Гаюс. - А ты предпочитаешь завтра пойти на дело в костюме, который швея сделает в полной темноте? Рыцарь скрипнул зубами и подложил согнутую в локте руку под голову. Какое-то время слышались медленные шаги старого лекаря, который завершал все свои дела, и возня Пенелопы. Сон, как назло, не шел. - А как ты собираешься шить одежду на меня? Швеи же обычно мерки снимают, - снова спросил Гриффиндор, не умея занять себя ничем другим, кроме разговора. Тут уже Гаюс не мог прикрыть девчонку, и она ответила сама. Голос ее был тих и зажат, хотя руки продолжали работать с уверенностью и быстротой умелой мастерицы. Иногда она щелкала пальцами и одними губами шептала заклинания, и ткани разрезались невидимыми ножницами, накладывались друг на друга, чуть взлетали над столом, чтобы было удобнее подвернуть и зашить края. - У тебя и короля одна фигура. Один рост, одна ширина плеч и талии. А его одежду я часто вижу в прачечной. К тому же, одежда колдунов обычно широкая, и даже если я ошибусь на пару дюймов - это роли не сыграет. - Уж не ошибись, - насмешливо усмехнулся он. Пару минут спустя открылась дверь. Даже несмотря на то, что походка, прозвучавшая снаружи, была всем здесь знакома, летающие над столом предметы рухнули обратно, а швея испуганно обернулась. Вошедший Мерлин заметил это и нахмурился, закрывая дверь. - Нет, нам все-таки нужен какой-то пароль, что ли... - пробормотал он. - Предлагаю вепря, - с готовностью сообщил Гриффиндор. Эмрис уставился на него. - Вепря. - Ага. Мы с Сэлом, когда нам нужен пароль, используем слово "вепрь". И в дверь мы простукиваем его же. - ...Почему? - Потому что это его любимая дичь на охоте. И он охотился именно на вепря, когда мы с ним подружились. Мерлин отвел взгляд, усталым жестом снимая с себя куртку. - Все чуднее и чуднее... - он приблизился к столу, с интересом наблюдая за работой Пенелопы. - Помощь не нужна? Девушка улыбнулась. - Иди спать, ты устал. - Ты тоже... - Ты не умеешь шить. Мерлин сдался этим мягким возражениям и, пожелав спокойной ночи всем, отправился к себе в каморку. Гаюс зажег несколько новых свечей и все поставил на стол, так что весь свет в комнате оказался под боком у швеи. Потом он тоже пожелал спокойной ночи гостям и ушел к себе. В главной комнате, чей полумрак сгущался над ярким заревом свечей на столе, остались только двое, которые меньше всего хотели быть наедине. Годрик и хотел бы уснуть. Уснуть, чтобы поменьше находиться в обществе этой девушки, но тело его решительно отказывалось спать. Он ворочался с боку на бок, принимался считать овец, начиная всегда с девушки у стола, сбивался и начинал снова. Потом считал бутылки рома - это был способ Слизерина. Затем, исчерпав все способы и окончательно расхотев спать, он снова лег на спину, закинул руку под голову, а другой под собственный тихий шепот поднял огоньки со свечей на столе, чтобы они отлетели все к потолку над его постелью, и стол погрузился во мрак. Увлеченная работой девушка даже не сразу заметила темноту. Он с насмешливой улыбкой наблюдал, как она кинула взгляд на свечи, заметила, что они не горят, но при этом свет в комнате есть. Она обернулась и увидела наконец его, улыбающегося, ладонью держащего огоньки над собой. - Не смешно, - буркнула Пенелопа. Глаза ее сверкнули золотом, и огоньки поплыли обратно. Годрик не стал их удерживать, и скоро свечи снова горели. - Пожалуйста, не трогай меня. Я же для тебя здесь стараюсь, для тебя и Мерлина. - Ага, - лениво протянул Годрик, повернувшись на бок. - Особенно для Мерлина, правда? Свет свечей предал ее, и он увидел румянец, заливший ее щеки. - Замолчи, - только и попросила она. - Не отвлекай меня. - Да ладно тебе, Пуффендуй, - усмехнулся рыцарь. - Тебя не отвлечешь. Вон ты как отлично справляешься. Ты же неплохая швея. Так что давай поговорим, все равно мне не спится. - А тебе хочется со мной разговаривать? - Не очень, но выбора у меня нет. Давай, поговорим о тебе и твоей влюбленности. Пенелопа сжала кулаки, на несколько секунд прекратив работу. Но ответ ее был все равно тихим. - А может, о тебе и о твоей САМОвлюбленности? - Ого, мы научились дерзить! - Годрик негромко похлопал в ладони. - Растешь, мышка. Я вижу, общение со мной идет тебе на пользу. Глядишь, скоро совсем смелой станешь. Пенелопа обернулась, не переставая отмерять пальцами ткань. - Смелость не в том, чтобы защищать себя. Смелость в том, чтобы защищать других. - Ну да, - легко согласился Гриффиндор. - Именно поэтому завтра я еду спасать друзей и народ от великана, а ты остаешься здесь молиться за меня. - Девушка промолчала, и это его разозлило. Да выйдет она из себя в конце концов? Есть ли в этом существе хоть капля гордости и храбрости? - А если серьезно. Вот если бы так случилось, что ехать сражаться с великаном нужно было бы тебе одной. Спасать короля, друзей, невинных селян. Ты бы поехала? Пенелопа молчала довольно долго, зажав зубами нитку и сшивая вырезанные формы тканей, и он уже подумал было, что она не ответит, как она тихо произнесла: - Не знаю. Я знаю, что должна была бы. Но смогла ли бы...не знаю. Годрик чуть не фыркнул. - Во-от. Что и требовалось доказать. Вдруг швея вскинула голову. - А ты думаешь, что все дело в смелости? - спросила она таким тоном, что ему вдруг на секунду почему-то стало стыдно. Хотя в этом тоне не было ни твердости, ни жесткости, но он был каким-то...жутко похожим на тон его мамы. - Что достаточно человеку быть храбрецом, как все, он уже молодец? - А что еще может быть важнее храбрости? - неожиданно серьезно ответил вопросом на вопрос рыцарь. - Если человек труслив, то он обязательно станет предателем и обузой. Пенелопа помрачнела. - Может быть, - произнесла она. - Но храбрец может стать подлецом и преступником. Храбрость это лишь двигатель. Храбрость - это отличный, резвый конь. - И кто же, по-твоему, всадник? - насмешливо улыбаясь, спросил Годрик. - Доброта, - просто ответила девушка. - Храбростью должна править доброта. Иначе ничего не получится. Неожиданно для себя рыцарь глубоко задумался над этими словами, и несколько минут в темных покоях царила тишина. Но потом он цокнул языком, покачав головой. - Нет. Нельзя так. Доброта не может править. Ей самой невдомек, куда идти и что делать. Вот взять, к примеру, тебя. Ты вон всем бежишь платочки поднимать, не помня, что платки роняют не для того, чтобы поднять. И эта "помощь" только одни неприятности наживает. - Не всегда, - возразила девушка, разорвав пальцами нитку. - Благодаря этому я попала во дворец и вот, сегодня достала для вас косметику. - Кстати о косметике. Откуда ты умеешь ей пользоваться? - Я работала служанкой уже много лет у нескольких женщин, две из них были знатными дамами. - И что, они все просили тебя размалевывать им лица под ведьм? - Нет, - эта несносная девица умудрилась мило хихикнуть на его слова. - Но они участвовали в маскарадах, и да, просили рисовать им разные маски. Ведьм, правда, не было, но были всякие былинные и сказочные герои, а еще абстрактные, вроде Луны и Солнца, Зимы и Весны, - увидев, что он слушает, она мягко, хоть и робко, улыбнулась и попросила: - Может, расскажешь о себе? - Обо мне? - удивился рыцарь. - Да, о тебе. - А что, Мерлин тебе все не рассказал? Пенелопа почему-то засмущалась. - Я не спрашивала. - Ты уже здесь...сколько? Когда ты появилась? - Две недели. - Две недели! А еще не спросила о прекрасном и несравненном мне, - Гриффиндор ехидно ухмыльнулся. - А-а, понимаю. Ну да, конечно, как это так - подойти к самому Мерлину и спросить. Должно быть, это дико страшно. Девушка снова покраснела и кинула на него обиженный взгляд. - Я посмотрю на тебя, когда ты влюбишься. - Непременно, - расплылся в улыбке Годрик. - И… Тут внезапно открылась входная дверь. Без стука, даже шагов не было слышно. В первый момент Годрик не знал, что и думать, но на пороге оказалась девочка лет двенадцати. Худощавая, с той нескладной фигурой, что бывает у девчонок на пути из детей в девушки. Каштаново-рыжие волосы волной спускались по спине, не доставая талии, и непослушно лезли в глаза. На ней была белая ночная рубашка и огромная шаль, которой ее, наверное, можно было обернуть два раза. Снова потерявшая контроль от испуга Пенелопа, тем не менее, вздохнула с облегчением, а в следующую секунду строго нахмурилась. - Алиса! - с упреком произнесла она. - Что ты здесь делаешь? - Я пришла помочь, - невозмутимо ответила девочка. - Помочь? Иди спать! Я же сказала тебе спать! - А я сказала, что не могу там спать одна в темной комнате? По мере реплик Годрик определил, что это и есть младшая Пуффендуй. Шок ушел, и он спросил: - Боишься? Девочка обернулась, впервые заметив его. Однако она не впечатлилась, в отличие от старшей сестры, окинула его оценивающим взглядом и сухо ответила: - Да, боюсь. Еще вопросы? Рыцарь не совсем понял, как это произошло, но двенадцатилетняя девочка заткнула ему рот. С другой стороны, в этой барышне явно росла более храбрая и достойная женщина, чем ее сестра. Эх, была бы она на несколько лет старше... - Алиса, - вернула внимание вошедшей на себя Пенелопа. - Иди спать. Запри комнату на ключ, оставь гореть одну свечку, ничего с тобой не случится. - Кроме того, что все веселье пройдет мимо меня, - как-то по-особенному произнесла девочка. - Я же сказала, я пришла тебе помочь. Сестры обменялись какими-то взглядами, которых Годрик не понял, но на лице старшей успела мелькнуть благодарность, прежде чем она спрятала ее за строгостью, впрочем, уже более слабой. - Ты не так хорошо шьешь. - Я могу складывать и подавать, - парировала Алиса, уже без разрешения усаживаясь рядом. - Тебе завтра рано вставать и работать. - Да. И ты меня не остановишь, - девочка улыбнулась, и сестра не выдержала и улыбнулась в ответ. Потом дала младшей указания, и та пристроилась к работе старшей. Затем взгляд Пенелопы снова упал на Годрика. Взгляд был растерянный, смущенный, нерешительный. Он вопросительно поднял брови. - Годрик... - она робко пожевала губу. - Можешь...можешь, пожалуйста, надеть рубашку? Моей сестре двенадцать... Рыцарь наигранно вздохнул. - Но я же болею, - протянул он. - Мне будет жарко. Пенелопа помрачнела, хотела настоять, но не решилась. Опять. Вот трусиха. Алиса заметила их разговор и взгляды и спокойно сказала сестре, как будто его тут вообще не было: - Не бойся, моя душевная организация не пострадала. Там и смотреть-то не на что. Гриффиндор вспыхнул и подскочил с кровати, как ужаленный. Схватил смятую рубаху, которую до того просто заткнул в угол, не складывая, и в ярости от ущемленной гордости напялил ее. Потом снова рухнул спиной на постель, не умея скрыть свое возмущение. И услышал хихиканье - смеялись обе сестры. Он медленно повернул голову. - Красотки, - фыркнул Годрик. - Слушай, Пуффендуй, когда замуж сестренку будешь отдавать? Мне жалко этого парня. Пенелопа еще больше захихикала, прикрыв рот ладошкой. - Что? - вспетушился рыцарь. - Вот...ты сейчас говорил о храбрости...а сам боишься мою сестру, - лучезарно улыбаясь, ответила девушка. - Ну знаете ли... - пропыхтел Гриффиндор. - Я вам так скажу... Тут открылась дверь в каморку Мерлина, и в полумраке показался сам волшебник, жутко встрепанный, заспанный и недовольный, просунувший нос в главную комнату. - Годрик, ты замолкнешь когда-нибудь или нет? Я из-за тебя заснуть не могу! - Из-за меня?! - опешил рыцарь, сев на постели. - А я разве разговаривал? - Все время, - проворчал Мерлин, вышел из каморки и сел на свободную скамью. Подпер рукой голову и стал сонно наблюдать за работой сестер Пуффендуй. - Завтра важный день, а я выспаться не могу. - Я тоже, - так же ворчливо вставил Годрик. Эмрис махнул на него рукой. - Ты вообще молчи. Жаль, я не могу сам себя усыпить заклинанием... - Давай я тебя усыплю? А ты меня? - И как мы проснемся, гений? - Давайте я вас заколдую, - миролюбиво предложила Пенелопа. Но прежде, чем Годрик успел выразить свой протест, она сама, пальцами управляя нитками, которые сшивали не понять что не понять с чем, протянула: - Правда, я этим заклинанием почти не пользовалась...да и могу переволноваться... - Не надо, - мотнул головой Мерлин. - Все нормально. Мы как-нибудь сами. - Он помолчал, зевнул и задумчиво сказал: - Последний раз так не спалось перед прошлой битвой за Камелот. Мы тогда Моргану свергали. Ну, конечно, - добавил он сонно-довольным тоном, - ничего бы у них не вышло, если бы не я. Но... - У тебя бы тоже ничего не вышло, будь ты один, - сказала Пенелопа. Эмрис кивнул. - А расскажи, как вы брали Камелот, - попросила Алиса, сматывая ненужную ткань в маленькие рулоны. Мерлин улыбнулся, но ничего сказать не успел: открылась дверь и в каморку Гаюса, и в полумраке появился силуэт старого лекаря. - А я-то думаю, кто это не дает мне спать, - тихо проворчал он, заходя в комнату. - А это вы тут все специально собрались, чтобы я завтра уснул, раздавая больным лекарства и, чего доброго, их вообще перепутал. - Кого - больных или лекарства? - услужливо спросил Годрик. Мерлин виновато улыбнулся, как ребенок, и развел руками. - Прости, Гаюс. Меня они разбудили. - А меня разбудили звезды, - высказался Гриффиндор, когда взгляды обоих хозяев покоев обратились к нему. - Ну, этот-то ладно, - кивнул старик, - у него девиз "сам не сплю и другим не дам", но почему здесь четвертая? - Это моя сестра, Гаюс, - объяснила Пенелопа, на секунду подняв глаза от работы. - Извини, ей страшно там одной спать, она не шумела... - Да ладно, - дружелюбно ухмыльнулся лекарь. Потом осмотрел комнату, нашел взглядом печь. - Кто будет теплое вино? - Я! - хором ответили Мерлин и Годрик. Пенелопа улыбнулась. - Мне спать не нужно, у меня уйма работы. - А мне можно сидра? - попросила Алиса. Мерлин попытался разжечь огонь в печи магией, но из-за его сонного настроения огонь никак не хотел разгораться. Поэтому за него это сделал Годрик. Пока пламя разогревало котел с вином, Гаюс и Мерлин негромкими голосами рассказывали о том, как Моргана с помощью Агравейна захватила трон Камелота, как друзья вывели нетрезвого из-за ранения (Гриффиндор не понял, почему на этом моменте они замялись) Артура из замка, как они все вместе убегали в Элдор, как Мерлин привел друга вытащить из камня меч, и как потом все камелотцы отвоевали свое королевство у зла. В теплое вино лекарь добавил меда, и поэтому хватило всего нескольких баек про похождения Годрика и Салазара в Сталхарде и истории сестер Пуффендуй о том, как однажды они разыграли даму, в поместье которой служили, чтобы трое мужчин почувствовали сонливость. Было уже около трех часов ночи, дворец давным-давно спал, а здесь, в полумраке, в покоях лекаря, пятеро друзей травили друг другу интересные истории из своей жизни тихими голосами. Мерлин первым зевнул и решительно потащил себя в свою каморку. Гаюс проверил печь, попытался поменять пару свечей, но Алиса уверила его, что поменяет сама, чтобы он шел спать. Старик ушел, снова пожелав спокойной ночи и шутливо пригрозив, что вернется с ядом, если услышит еще хоть слово из уст Годрика. Сам Гриффиндор отвернулся к стене, чувствуя, как тело наливается тяжестью, как его укрывает тепло, как мысли медленно замирают в голове и начинают плавать в той темноте, что затекла под веки. Не прошло и пары минут, как он наконец-то уснул.