ты боишься понять

феникс опускается перед ним на корточки, задумчиво осматривает плывущие каракули на свежевыкрашенной поверхности стен и устало вздыхает. два краснющих неровных глаза диаметром в полметра каждый пытаются подпалить пушок на груди юркой птички, но спрятанный в кармане огненной толстовки кукиш справляется с задачей лучше перцового баллончика. размазанный купол света от керосиновой лампы будто бы жжётся. — ну окрестили тебя пятачком, ну разнесли весть о новой кличке самым быстрым и доступным способом. что теперь поделаешь? — феникс оглядывает уползающий вдаль и тонущий во тьме коридор. — краски на весь дом уж точно не хватит. обрывки слов доносятся до бесстыжего мародёра, уши которого почему-то наливаются алым, общими усилиями — говорящего, вялого после очередной выписки из могильника и явно не расположенного к нотациям (что, спрашивается, он вообще здесь делает?) и сквозняка, по счастливой случайности пробегающего мимо. пятачок молчит то ли пристыженно, то ли озлобленно — сразу и не разберёшь, да и взгляда не видно совсем из-за чёлки. коленки в зелёнке — неуклюжий ребёнок, — нос обветренный и раскрасневшийся, футболка с чужого плеча — собственную разворотили в пылу битвы, а в спальню заскочить как-то не получилось; справедливости ради стоит отметить, что футболочное плечо было вражеским, — жмёт в груди и вечно задирается, то и дело оголяя розовый островок спины и резинку велюровых штанов. исчадье рая. так о пятачке однажды выразилась воспитательница, раньше души в нём не чаявшая (чем сильно бесила уставшего от внимания ничего не значащей фигуры мальчика). пригвождённая к стулу, ошалевшая, не верящая собственным анализаторам. пока дети носились по классной комнате в уродливых китайских масках и кричали, кричали, кричали до хрипоты и с потолка капало что-то липкое. а в центре хаоса неподвижно стоял казавшийся до этого милым и хорошим юнцом пятачок, заполняя пустые куски пространства счастливым смехом. бог знает, чего он тогда хотел добиться, но каким-то неведомым образом пляс разбушевавшихся демонов удалось объяснить отыгрышем театральной постановки, а надоевшую воспитательницу — ожидаемо — больше не встречали. что ж. она оговорилась. определённо. но. исчадье рая. точно не поросёнок и не пятачок. то, что другие не увидели или увидели, но не поняли, не скрывшееся, однако, от зоркого взгляда феникса. неожиданно обретённое знание размазывается по пальцам, по-прежнему зажатым в неприлично-охранный жест и спрятанным под тонким слоем ткани, и стопорится в груди, не покидая пределов горла: не перекрещивать же волка в свиной шкуре в первый день обретения клички, в самом деле. — стены ты не перекрасишь, — он идёт на компромисс с самим собой, не обнажая правды, но подталкивая к оной. — а даже если и перекрасишь, всё равно понапишут всякого. падай в другое русло и плыви по нему, чтобы стать кем-то другим. чтобы тебя хотелось называть не пятачком, а...

***

— ...и вот так пятачок начал свой долгий и нелёгкий путь, выстланный телами противников и вымоченный их же слезами, а также другими жидкостями, свидетельствующими о страхе, — смеётся феникс, отпивая из стакана с самодельной настойкой, — в финале став люцифером.