Мафия

Память согревает человека изнутри. И в то же время рвет его на части. Харуки Мураками Вы знаете, что такое пытка надеждой? После отчаяния наступает покой, а от надежды сходят с ума. Анна Ахматова Что-то болит: не зуб, не голова, не живот, а болит. Это и есть душа. Марина Цветаева

POV Галфа Я выныривал и снова падал в темноту и небытие. Короткие миги прозрения реальности смешивались с кошмарами прошлого, что похоронил под завесой. То, что хотел до жути стереть и никогда не вспоминать — всплыло как труп по весне после ледохода. Церковь, священник, исповедь, боль, железо, лампада, снова пытки и тонны боли, кровь. Желание умереть всё сильней. Своды храма. Мелькающие то и дела лица знакомые и не очень. Мама, отец, дед, его подчиненные, хмурые овалы, еще дети. Сад, тропинки, укрытые камнем. Мне все больше казалось, что я проваливаюсь в пустоту и хаос. Он тянет и тянет. В какой-то момент я решил, что сошел с ума. В лоб уткнулись горячие губы, обжигая до глубины души. Мама? Так делала она, когда я болел в детстве. Неужели дома. А всё, что было до этого — сон. Просто плохой сон, как и то, что я хранил внутри. Вспышка. Воспоминание приближается и развертывается. — Если за тебя не заплатят — убьем, а пока соси! — говорит бородатый мужик, еще двое ржут. Вокруг темно и кроме звука и запахов смрада ничего нет. Снова вспышка. Я трехлетний тереблю мамино платье. Она разговаривает по телефону и улыбается мне. Фразы спокойные, но в интонации её собеседника есть раздражение. — Даже если ты отреклась от всех нас, я от тебя нет. Ты моя дочь! Я понимаю твой выбор, смирился. Просто хочу, чтобы пока вы в своей командировке были, он пожил у меня. После этого разговора я оказался в первый раз в гостях у деда. Еще боль. Яркий всполох. Запах ладана, костел. Священник в темном одеянии. — Покайся, — настоятельно требует худой как жердь с горящими глазами. — Мне не в чем каяться, отче, — голос ребенка слышу со стороны. Знаю, что это я 10-летний. — Что ж… Тогда давай создадим, — улыбка отдает ужасом в частях тела. Боль. Много боли. Этот извращенец порол и если ты начинал ругаться или признаваться в чем-либо, то его демонический смех отзывался огромным ужасом, что накатывал как цунами на побережье. Вновь картинка. Привычная темнота. Запах сырости и болота. Ха! Это было, когда в последний раз гостил у дедушки. На своё 15-летие. Тогда из-за сложной ситуации, он мог стать наследником. Мама была категорически против, но пойти против практически последней воли — не смогла. И отправился жить к деду, мотался между родственниками в Италии и Сицилии. Семья переживала тяжелые времена. Тогда выучили стрелять и бороться да много чему. Подростку было всё интересно. Он учился с охотой. Но того, что произойдет никогда не ожидал и не желал. Именно это воспоминание было тем, что он хотел спрятать или похоронить, удалить как файл из папки памяти. Именно оно неотвратимо надвигалось на него, засасывая и заставляя переживать. Время отматывается назад. Хлопки. Много и часто. Запах гари и бензина. Дым, что уже почти заволок салон автомобиля. Преодолевая боль в боку и кашель, я выползаю через разбитое окно. Дверь сплющена и измята. Вряд ли откроется. Хлопки постоянно беспокоят барабанные перепонки. Где спутники, что были со мной? Охрана? Мозг еще не до конца включился в происходящее. Ясно только, что произошла авария, машина дымит, идет бой. Выбравшись, хочу оглядеться, прислонившись к боку машины. Из-за клубов черного дыма я совершенно ничего не видел, а потом боль. Темнота отступила, боль не притупилась. Звук цепи. Звенья шумят. Я метался, кричал, смотря на происходящее как на кино в кинотеатре, и не мог это прекратить. Как меня накачивали, как насиловали то поодиночке, то группами, заливая своей спермой. Боль в заднем проходе притупилась. Запахи пота, смрад алкогольных паров, спермы и сигарет. Фраза въелась в подкорку «трахайте как хотите, но без увечий», играла как заевшая пластинка. И так без конца. День за днем. Ощущения притупились. Слезы давно высохли, горло сорвано. Я переживал это снова и снова. Раз за разом. Внезапно. Запах хлорки выдергивает из пытки памяти. Горячка спала. Но состояние было хуже некуда. Тело было словно из песка. Глаза открылись и уставились в потолок. Незнакомый потолок. Шуршание простыней и одежды. — Как ты? — глубокий, бархатистый голос и этот ужасный человек, что загнал меня в это состояние, смеет нагло заявиться и целовать в лоб? Тварь! Зачем ты вытащил наружу мои страхи? Как мне с ними заново жить? Моя рожа вмиг перекосилась при виде его. — Молчание — показатель, что приходишь в себя и всё помнишь. Это хорошоооо. Выздоравливай. Можешь за нужным обратиться к Нату, — рукой показал на парня, что свернувшись клубочком, дремал в кресле.- Мне пора. Восстанавливайся. Он поправил непослушные волосы на моем лбу и вышел, плотно прикрыв дверь, заставив меня недоуменно пялиться ему вслед. Что это было? Попытка завоевать доверие? Или я его инвестиция, которую ему не очень хочется терять? Хорошо, что не в больнице. Нет, если выбирать между этим «субчиком» и обителью скорбящих, я предпочту последнюю, но всё равно. Просто отлично, что никто не тревожит, не пищат приборы, не истыкан капельницами. Хотя… на руке обнаружились следы от инъекции. Ожидаемо. Может они еще что мне кололи? Другой вопрос — почему он меня вытащил из омута воспоминаний? *** POV Тула Мягко, гладко, но как-то неудобно. Это было первое, что я почувствовал, когда очнулся. Открывать глаза было лень. Тело затекло, а голова нещадно трещала. — И долго ты собираешься разлеживаться? — раздраженный, смутно знакомый голос поинтересовался как бы невзначай. Я тяжко вздохнул. Вот никогда не дадут нормально поваляться, и попытался устроиться поудобнее. Звон звеньев цепи. Что за?! — О! — голос наполнен удовольствием.- Наконец заметил. Резко пытаюсь встать. — КХА! Горло перехватывает. Звон. В глазах на миг темнеет. Рефлексы и сила притяжения заставляют откинуться обратно. — Ну, здравствуй, — голос так и лучится самодовольствием. — С прибытием в мои покои! Так сказать…- вкрадчиво и невероятно плотоядно произносит фразы. Памятуя о первом неудачном опыте, осторожно приподнялся насколько позволяла длина цепи ошейника. На руках обнаружились черные, кожаные браслеты с цепями. Пошевелив ногами, понял, что и на ногах такие же. — Ты б еще колокольчик мне на шею повесил? — фыркнул. Разглядеть темную фигуру в кресле, напротив, в паре метров не удавалось. Яркая красная подсветка и правильная расстановка света делали своё дело. Вот и получалось: я на темном постельном белье цепями распят, подсвеченный как подарок в прозрачной упаковке, а он у стеночки из темноты видом любуется и наслаждается. По размерам просто траходром, а не кровать. Цель похищения сразу прояснилась. Я узнал силуэт и голос. Да мы так и не познакомились, но не узнать того, кто забрал мою девственность, того, с кем был охрененный, крышесносящий секс по звуку не мог. Это был он, типа босс мафиози или кто он там. — Прекрасная идея! — преувеличенно довольно воскликнул со своего места, но так и не показался. — Какого демона тебе от меня надо?! — прорычал я, не удержавшись от дурной идеи попробовать на прочность крепления. — Не старайся, не выйдет. Сделано на совесть, — снова язвительно и явно с бесячей улыбочкой, благо я её не вижу. — Нашел, на что такую вещь переводить, — ворчливо еще пытаюсь огрызаться. — Не на свою же, — делает замечание, внимательно наблюдая за моими действиями. Я пытался вывернуть запястья, но затянуто было на совесть и из браслетов не освободиться. Он явно наслаждался перепалкой и тем, что происходило. Что же делать? — Так на кой я тебе сдался? — всё же не терял надежду на мирное разрешение конфликта, а потому спросил я. — Знаешь, — спокойно и даже серьезно заговорил он. — Я честно думал тебя пристрелить как бешеную собаку, — в тоне послышались шипящие нотки. — Затем, я увидел тебя в том баре у Мисс Балалайки. Мысль — продать тебя ей в бордель- пару часов не отпускала. Но как оказалось ты тот еще засранец. Потянуло на дам в интересном возрасте? — Понятия не имею о чем ты? — я раздражен, но он не обращает на это внимания. Псих. — Я мог спустить тебе с рук ту выходку у ресторана, когда был пьян. Но после того, что произошло в туалете клуба…- тянет он. — Увы, нет. Не в моем характере что-либо прощать. — Тебе лечиться надо! — чуть ли не кричу. — Ты меня сам вообще изнасиловал! — Ты не особо был против и сам меня чуть не отымел, — мягко возражает. — Я припугнуть только хотел, — предпринимаю жалкую попытку возразить. — Не важно, — голос оказывается так близко, что вздрагиваю от неожиданности. — А что важно? — То, что теперь ты — моя игрушка. Ты полностью в моей власти, — припечатывает он. — Ну, вот на кой я тебе? Тебе что шлюх не хватает? — пробую зайти с другой стороны. — Ты поинтереснее их всех. Меня так и тянет тебя укротить, — злорадно улыбается, от чего мне аж немного поплохело. — Ну-ну, — специально дразню, знаю же, что только хуже будет. Но может он меня ударит и вырубит? Не плохой вариант, не так ли? — а укротилки - то хватит? — Не сомневайся, — снова этот взгляд, что гвоздит к кровати. А вот это мне уже не очень нравится. Так смотрят и ведут себя те, кто абсолютно всё предусмотрел. — Ты меня накачал чем — то, да? — с ужасом вылупился я на него. — Ооо, нет. — Искренне, на вид, отрицает.- Мне такое ни к чему. Ты сам меня будешь молить взять тебя, — явно предвкушает. А я вот чувствую, как тугой ком страха в животе потихоньку начинает расти. Он натурально наслаждается происходящим. Когда я поворачиваю голову на бок, то вижу его в отсвете красных тонов и теней. Он медленно раздевается, небрежно бросая одежду на стул. Красуется своим телом, но мне на это как-то по барабану. Девчонка бы потекла, а я — нет. Абсолютно голым он уходит и возвращается спустя десяток минут. Я даже заскучать успел. Изучив всё окружающее пространство. Мы явно в борделе. Конкретно в комнате с БДСМ — тематикой. И это как бы плохо. Я ни разу не поклонник такого. Не фанат боли и унижения, а он явно на этом двинут. Что же делать? Он возвращается в белом полотенце на бедрах и еще одним на шее. В душ значит ходил. — Я бы тоже не отказался освежиться, — как бы, между прочим, кидаю в пространство. Ответной реакции как ни странно нет. Он просто смотрит и сушит белой, махровой тканью голову, а я под взглядом начинаю медленно закипать как забытая на плите кастрюлька. Потом этот дебил отмирает, откидывает полотенце в угол и открывает шкаф. Лучше бы он этого не делал? Меня от одного вида передергивает. В черном нутре, подсвеченные снова красной подсветкой, лежали различные игрушки и атрибуты: плети, стеки, фаллоиммитаторы, кляпы, намордники и много другое. Чему-то я даже название дать не мог. — Эй, — нервно сглотнув, позвал я похитителя. — Ты чего там удумал? Я не согласен ни на что из этого арсенала. Клянусь, его хмык будет мне сниться в кошмарах. Пальцы порхают как бабочки по предметам. Палки толще, тоньше, кнут, вообще на расческу что-то отдаленно похожее. Он же не серьезно? Мозг еще отказывается воспринимать действительность. в то время как внутренний голос уже вовсю подзуживает и ворчит:"Щас кого поимеют! В особо извращенной форме!» — Слушай, что тебе надо, а? — устало цепляюсь за последнюю надежду, что всё увиденное просто плохой сон. — Я не богат. Денег много не могу предложить. Зато архитектор, могу отработать. На последних словах он замирает. Поворачивается и удивленно смотрит, правда опять молчок. Но я уловивший смену его до этого мрачного настроения, воодушевляюсь и тараторю. — Что хочешь спроектирую! Я один из лучших на потоке. Если сам не смогу — не осилю, привлеку знающих людей.- В гробовой тишине нет ответа, что заставляет чуть ли не волком выть. — Ну, что тебе от меня надо - то? — Ты так боишься.- Сухо констатирует он.- Только вот меня или боли? — А?! — от недоумения у меня глаза из орбит полезли. Он делает шаг в мою сторону — я просто смотрю на него и лежу. Он возвращается и берет черную кожаную плеть — я напрягаюсь, а когда он начинает плавно и неторопливо двигаться ко мне — пытаюсь максимально отодвинуться к изголовью. Понятное дело, что не получается. Поводок на шее коротковат, а в глазах напротив загорается еще один нехороший огонек. Нервная дрожь начинает бить моё тело. — Зачем ты так со мной? — еще умудряюсь, не заикаясь, произнести. — Это наказание, — мягко и вкрадчиво. — Сам виноват. Не убежал бы — ничего такого бы не было. — Девять узелков на концах косичек плавно двигались по бедру вверх. — В колено — локтевую! — Контрастно резко звучит приказ. Я вздрагиваю, быстро моргаю, но не двигаюсь. — Я ссссказал, — шипит как змея, — на живот! — выводит с едва слышимых тонов до звука корабельной сирены. Для побуждения следует мягкий, как оказалось после, удар плеткой. Надо сказать, убедительный аргумент. Неуклюже переворачиваюсь, вновь пытаюсь отползти как можно дальше. Косички вновь легко скользят по спине, очерчивают лопатки, ямочки на пояснице, выделяют позвоночник. Ожидание удара и последующей боли натягивает нервы и реакции до предела. Ощущения становятся ярче. В голове так и бьется «Обернись!», но словно читая меня как раскрытую книгу, звучит «даже не думай поворачиваться». Оно шипяще — змеиное, бьет по окончаниям, вызывая мурашки, что начинают марш от макушки к пяткам, как раз вдоль позвонков. Стискивание рук в кулаки немного отвлекает, когда узелки на концах принимаются касаться то и дело ягодиц. До меня доходит факт моего обнажения, но он совершенно не удивляет. А чего еще было ожидать? Пояса верности? Кокона мумии? Что —то твердое с нажимом скользит по внутренней стороне бедра, поднимаясь к яичкам. Массирует их надавливанием, и я понимаю, что этот лицедей своего добивается — я медленно и неотвратимо начинаю заводиться. Черт бы его сожрал! Путешествие твердого конца переходит на другую ногу, требует расставить их шире. Теплая рука ложится на поясницу, заставляя прогнуться и выставить попу напоказ. В ложбинке ощущается рукоять плети, что поднималась от колена к яичкам и вверх к пояснице. В заветном местечке дразняще надавливают, возбуждение в паху дергается, начиная сочиться смазкой. Моя голова сама собой прижалась к простыням, ткань закушена и сжата кулаками. В тот момент, когда я уже готов заорать «Да вдарь уже!» приходится первый удар. Девять косичек хлестко впечатываются на миг, чтобы быть отведенными в следующий. Удары хлесткие, чувствительные, но не травматичные, максимум красный след останется. Но ощущения странные: попа потихоньку начинает гореть огнем, а возбуждение никуда не уходит, а только становится больше. Боль с оттенками удовольствия. Движения сменяются и начинаются с линии пояса. Удар короткий, бойкий, а траектория снизу вверх по прямой. Хвосты не успевают разогнаться, они «спотыкаются» о тело. Как только они дотрагиваются мышц, мой мучитель отдергивает руку назад, мгновенно, не допуская удара в полную силу. Касания похожи на тычки палочками. Он совершенно не торопится во время порки. Процесс вдумчивый и неторопливый. Что я и прочувствовал на собственной шкуре. Так сказать понял всю «прелесть» наказания. Ягодицы просто горели огнем. А сила ударов постепенно росла. Вскрики вырывались непроизвольно. Горло уже начинало саднить, но самое ужасное — я не желал, чтобы он останавливался. Мне это нравилось! Он чередовал удары и испытывал моё терпение, мучал гуляющим по венам адреналином и удовольствием. И вот они ускорились, приближая к оргазму. Я рефлекторно подавался назад, прогибался в спине до хруста позвонков, желая одного — кончить. Потому как помогать себе рукой не мог, потянувшись было — получил предупреждающий по кисти. Внезапно, когда до пика мне по ощущениям оставалось совсем чуть- чуть, он прекратил. Я разочарованно завыл, дергаясь от колючего желания излиться. — Хах, — я слышу сквозь шум в ушах усмешку, с оттенком «я же говорил, что добьюсь своего». А затем я просто закричал от ощущения холода на горящей пламенем боли попе, срывая напрочь голос. Кусочки льда, а это оказались они, таяли от температуры моей кожи. Вода прохладными струйками стекала вниз, дразня сжавшееся колечко мышц, стремясь к поджавшимся яичкам, чтобы соскользнуть в конце на простынь. Кубик льда под нажимом пальца проходит меж половинок к так и манящей партнера дырочке, входит. Дрожь сотрясает тело, кулаки комкают ткань. Пот так и капает. А меня медленно подготавливают к следующей части «наказания». Эректильное кольцо сдавливает колом стоящий член. Когда он его успел подготовить? Я протестующе мычу. Сил говорить нет. В мозгу одно желание — кончить. Но он издевается: растягивая пальцами, специально задевает простату, посылает новые волны удовольствия. Остывшие подо льдом ягодицы покалывает. Шуршание упаковки и небольшая заминка. Без слов он входит сразу на всю длину, вырывая изнутри протяжный стон. Наполненность кажется такой правильной и абсолютной, что заставляет прогнуться еще глубже, хотя казалось больше некуда. Шлепок ладони легкий, побуждает к действию. Насаживаюсь с оттяжкой, желая помучить, а не брать сразу же бешеный темп. Его стискивают бедренный косточки. Шлепки тел так и разносятся по комнате. Меня захлестывает всё больше и больше наслаждение. Непередаваемые звуки вырываются на волю. Еще! Я хочу еще и больше! Он срывается и вдалбливает меня в матрас. Кажется, кровать под нами ходит ходуном, с такой силой он врывается в меня. Мне же всё равно на последствия. Я хочу кончить. Скулю, когда ощущаю горячую жидкость внутри себя. Он останавливается, утыкаясь мне между лопаток, а затем одной рукой проскальзывает и снимает девайс. Пара поглаживаний и вымученно с подвыванием следую за ним, падая из-за подкосившихся ног. Дыхание сбито напрочь, но если этот кабан так и планирует на мне уснуть, то я его никогда не восстановлю и стану блинчиком. — Слезь с меня, — хрипло прошу, а подумав, добавляю, — пожалуйста. Тело шевелится и сваливается рядом на спину. — Ну, думаю, через полчаса раунд номер 2. Как раз отдышусь и можно на следующий заход. Сил удивляться не осталось, но протестующее мычание я всё же сумел из себя выдавить. Только будет ли от него толк?