***
Тучи в безоблачном небе их отношений сгустились в первую же неделю нового года. В город в гости к подружке приехала двоюродная тётка Хэ Сюаня, и пришлось потратить выходной, чтобы повозить её по магазинам и достопримечательностям. Цинсюань настоял, чтобы он взял машину и покатал родственницу с удобством, попросил только подбросить его в центр. — У меня там дела, а потом гэ меня подхватит, мы хотели сегодня погулять с Соул, — сказал он. Хэ Сюань, который компании сердобольной тётки в любой день предпочёл бы компанию собаки и даже язвы-Уду, лишь понуро кивнул. Что поделать, почтительность к старшим родственникам ещё никто не отменял. Цинсюань очаровал тётушку Кэсинь за первые же несколько минут, с неподдельным интересом расспрашивал её о доме и хозяйстве, смеялся над её шутками, и в целом был настолько мил и внимателен, что Хэ Сюань на его фоне смотрелся невоспитанным букой. Что, впрочем, было недалеко от истины. — А невеста-то у тебя есть, Цинсюань-эр? — конечно же поинтересовалась тётушка, спустя три перекрёстка. — Конечно, — бодро соврал Цинсюань, хитро поглядывая на Хэ Сюаня с пассажирского кресла. — Строгая, ужас просто. — А как же иначе, такого красавца-то надобно удержать, — всплеснула руками женщина. — И ты давай, сяо Сюань, вслед за другом. Уже сколько лет прошло, хватит траур носить, пора и предков уважить. А то ведь есть три случая непочитания родителей. Знаешь, какой самый страшный? — Не иметь потомков, — хмуро ответил Хэ Сюань, глядя на дорогу. — Правильно! — воскликнула тётушка Синь с заднего сидения. — Пора и о детках подумать. Отец твой, мир праху его, уж как о внуках мечтал. Время почтить его память, сяо Сюань. Ты у нас парень видный, девушки на работе, небось, исстрадались по тебе. — Мгм, — хмыкнул Хэ Сюань, включая поворотник. — Так есть кто на примете-то? — Нет, — отрезал он, аккуратно обгоняя странного мужика на Порше, который то ускорялся, то сбавлял скорость, и вообще вёл себя беспокойно: от таких на дороге лучше держаться подальше. — Вот ведь, весь в отца! — воскликнула тётя. — Тот тоже ходил потерянный да глазами хлопал, пока сестрица Шуан за него не взялась. А уж как потом ухаживал, любо-дорого вспомнить! — Тётя, — пробормотал Хэ Сюань, отчего-то смутившись. Отец обожал мать, баловал её как мог и старался хотя бы раз в год куда-нибудь вывезти: мама не слишком любила побрякушки, но обожала путешествовать по стране и проводить время со своим занятым мужем. Отец никогда ей не перечил, ворчал рядом с ней в разы меньше и всегда прислушивался к её советам. Его, пожалуй, можно было бы назвать подкаблучником, не будь мама такой мягкой и рассудительной, и не люби его в ответ так сильно. На вопрос маленького Сюаня, почему он никогда не спорит с мамой, отец уверенно ответил: «Потому что она права», чем закрыл вопрос раз и навсегда. — Что «тётя»? А если не найдётся такой хваткой, как Шуан-цзе? Давай как-то и сам шевелись, сяо Сюань. А то упустишь своё счастье! Хэ Сюань тяжко вздохнул. Цинсюань, глядя на него, откровенно забавлялся и покусывал губу. — Но тут ведь как, тётушка Мэн, нужно присмотреться сначала, — неожиданно пришёл ему на помощь Цинсюань. — А то вдруг окажется какая-нибудь вертихвостка. А сяо Сюань у нас парень ранимый. — Ох, тут ты прав, Цинсюань-эр, — покивала тётушка. — Нужно сначала узнать человека как следует, посмотреть, как хозяйство ведёт, где живёт, работящая ли да нет ли родственников проблемных. Ситуация становилась всё более бредовой. Цинсюань заржал. — А что, правда ведь! — развеселилась тётушка, неверно истолковав его реакцию. — Помню, был у меня как-то парень, всем хорош, но матушка его… ох, сварливая старая черепаха оказалась. Я как представила себе такую свекровь, так и дала дёру, со всех ног бежала. Так что да, присмотреться очень важно. Да и вообще, сяо Сюань, как говорил мой покойный папенька, важно догулять! Опыта, так сказать, набраться, — понизив голос, доверительно сообщила она. — Это, знаете ли, нами, женщинами, тоже ценится, — она потрепала племянника по плечу, и Хэ Сюань снова усмехнулся: отец всегда подтрунивал над непоследовательностью тётушки Кэсинь. «Ой, я не пью, не пью. А-Чао, а что это у меня чашка опустела? Ну-ка долей!» — смеялся он, мастерски пародируя тётушкины интонации, и мать смеялась в ладошку. — Так что ты догуляй, догуляй, сяо Сюань. Ты ведь этим делом не пренебрегаешь? — спросила сердобольная тётя. — Отнюдь, — усмехнулся Хэ Сюань, мельком взглянув на пассажирское сидение. — Преимущественно этим и занимаюсь. Когда не работаю. Улыбка медленно сползла с лица Цинсюаня, и за оставшееся время пути он едва сказал пару слов. Хэ Сюань припарковался у метро, испытывая смутное беспокойство. Резкие перепады настроения были его весёлому парню не свойственны. — Ну, спасибо, что подвезли, — вдруг широко улыбнулся тот, оборачиваясь назад. — Тётушка Мэн, очень рад был с вами познакомиться. Надеюсь, эта хмурая булка покажет вам всё самое интересное. — Взаимно, ох, как взаимно, Цинсюань-эр. И тебе хорошего дня! Племянник, я пересяду вперёд? — Мгм, — кивнул Хэ Сюань, не сводя глаз с Цинсюаня, который доставал из бардачка какие-то бумаги. — Счастливо, — ослепил ямочкой тот, и Хэ Сюань выдохнул. Показалось, должно быть. Тётушка вылезла с заднего сидения и хлопнула дверью. — До вечера, — сказал Хэ Сюань. — Передай привет Соул. Цинсюань кивнул и пошёл прочь. — Ах, какой славный мальчик, сяо Сюань! — защебетала тётушка, устраиваясь на пассажирском сидении. — Такой воспитанный и умненький, сразу видно — приличный человек. Повезёт кому-то. — Да, — пряча улыбку, ответил Хэ Сюань, выезжая с парковки. — Уже повезло.***
В середине января Цинсюаню подарили два пригласительных на автошоу. Такие выставки случались в их городе довольно часто, Хэ Сюань был в курсе, потому что их обожал Хуа Чэн, и потом неделями трещал о том, какие тачки видел, и чем они хороши. Дай ему волю, скупил бы все, но, к счастью, А-Чэн не страдал тягой к бесцельному накопительству и не держал больше машин, чем мог использовать с хоть какой-то периодичностью. Хэ Сюань позвонил ему узнать, будет ли он на шоу, но оказалось, что нет. — Поубиваю этих уёбков, и меня даже оправдают, — прорычал друг, завершив рассказ о двух облажавшихся крупье, из-за которых казино попало под очередную проверку властей. Теперь А-Чэн, вместо того, чтобы приятно провести вечер вместе со своим парнем на выставке авто, был вынужден разбираться с полицией. В чём, судя по его тону, ничего приятного даже близко не было. — Просто уволь. — Уже уволил, — А-Чэн был в бешенстве. — Но мне не слишком полегчало. Я жажду крови! Метафорически, на их счастье. Но всё же! — Ясно. Жаль. — Пришли мне фото, — мрачно попросил друг, переведя дух. — Если там будет что-то не пыльное. «Что-то не пыльное» в понимании А-Чэна должно было ослеплять роскошью и продуманным дизайном, поэтому Хэ Сюань добросовестно кидал ему картинки спорткаров и седанов, при взгляде на кричащую красоту которых ему лично хотелось прикрыть глаза — верный знак, что друг оценит. Иногда тот даже отвечал на сообщения: у двух авто уже велено было узнать стоимость. — Боги, неужели кому-то в самом деле захочется в таком ездить, — со смешком заметил Цинсюань, выбираясь из салона Майбаха, который изнутри куда больше походил на приватный бар, чем на машину. — Некоторым нравится роскошь, — пожал плечами Хэ Сюань. — Сфотай «некоторым» этого монстра, — кивнул Цинсюань на тачку, захлопывая дверь. — Он, конечно, чудовищно вычурный, но движок отличный, немцы знают своё дело. Хэ Сюань щёлкнул камерой, но Хуа Чэн на фото не ответил. Значит, не то. Они неторопливо гуляли по залу, искрящемуся чистотой и отполированным металликом капотов. Шампанское было вкусным, музыка — приятной, и пусть Хэ Сюаня никогда особенно не восхищали автомобили, посмотреть лучших представителей рода седанов, любовно собранных под одной крышей, было интересно. К тому же, на Цинсюане был новый костюм глубокого синего оттенка, в котором тот выглядел так представительно, что хотелось встать перед ним на колени. Каждый раз, когда Хэ Сюань ловил на точёной фигурке Цинсюаня чужие заинтересованные взгляды, его переполняла гордость. Смотрите, завидуйте — не ваше. Ради такого не грех было и самому влезть в смокинг. Цинсюань убежал поздороваться с каким-то мужиком европейского вида. Мужик был совершенно лыс, но зато с густой бородой и залихватски подкрученными усами. Хэ Сюань про себя удивился такому дисбалансу растительности на голове. Мужик выглядел как иллюстрация из модного журнала, в клетчатом костюме-тройке, щегольской бабочке и с флейтой шампанского в руке. Он широко улыбнулся подошедшему Цинсюаню, что-то быстро заговорил по-английски и мгновенно стал похож на добродушного дровосека, принарядившегося по случаю. Всё-таки лаоваи были занятные. Хэ Сюань по долгу службы не слишком часто с ними встречался, разве что в экспедициях. Надо бы таки узнать у профессора про Абурацу… — Господин, — позвали справа, и он обернулся. Рядом стояла девушка в строгом костюме работника выставки. Она была почти с него ростом, стройная, с удивительно правильными чертами лица и глубокими, чётко очерченными глазами. Красивая девушка. — Мне показалось, вы скучаете, — мягко улыбнулась она и отвела руку в сторону в приглашающем жесте. — Позвольте вам кое-что показать. — Конечно, — кивнул Хэ Сюань и последовал за ней, невольно отмечая, как чуть западает ткань юбки во впадину между аккуратных ягодиц. Ему всегда нравились узкие юбки на женщинах. Не обязательно обтягивающие, но обнимающие бёдра и верхнюю часть ног. Это было изящно и волнующе. Некстати подумалось, как славно смотрелась бы юбка на пухлой заднице Цинсюаня. Шов наверняка натянется в самом широком месте, тесно пережмёт покатые бёдра.... — Вот он, — девушка остановилась, Хэ Сюань поспешно поднял глаза, и успел заметить, как дрогнули пухлые кукольные губы в намёке на усмешку. Или показалось. — Смотрите, какой красавец, — сказала она и улыбнулась безукоризненно-профессионально, но не сводя с него глаз, так что Хэ Сюань на мгновение смутился. А потом заметил, что они стоят у машины. Для такого роскошного авто место было никудышное, расстановка сослужила плохую службу: если подходить слева, мешал здоровенный Роллс Ройс, а справа — блестящий, вызывающе золотой Лэнд Ровер. Хэ Сюань мысленно сделал пометку сфотографировать этого жуткого монстра для Хуа Чэна, и тут же про него забыл. У девушки был отличный вкус. Ну или жёсткий план продаж и недюжинная проницательность: Хэ Сюаню нравилось то, что он видел. Это было, без сомнения, авто премиум-класса, об этом кричала каждая линия идеально сбалансированного кузова и отполированных дисков. Широкая решётка радиатора делала автомобиль похожим на огромного кита винного цвета, чья влажная шкура поблёскивала в свете ламп. — Летящая шпора. Шесть литров, двенадцать цилиндров, два турбокомпрессора, — выдала девушка, подняв в воздух два тонких пальчика с длинными овальными ногтями. — Разгоняется до сотни за четыре секунды, — с придыханием закончила она, обласкав взглядом плавные линии капота. Хэ Сюань с тоской подумал, что для столь страстной презентации девушка выбрала самого неблагодарного слушателя: он ничего не понимал в автопроме. Однако не оценить усилия автомобилистов и дизайнеров не мог. — Красавец, — кивнул он и пригубил шампанское, чтобы не стоять столбом. — Подождите секунду, — девушка отошла к стене и щёлкнула выключателем, погрузив квадрат, где они стояли, в относительный мрак, а затем скользнула на водительское кресло. Щёлкнуло зажигание, попарно зажглись две пары фар, будто фасеточные глаза насекомого, и автомобиль взглянул на Хэ Сюаня ярким бело-голубым взглядом. Ни дать, ни взять — оживший андроид. Он действительно был хорош — сдержанной красотой функциональной роскоши. Если бы Хэ Сюань располагал состоянием, то окружал бы себя именно такими вещами. — Хотите посмотреть салон? — спросила девушка, поднявшись из кресла. Она стояла рядом с машиной, опираясь локтем на крышу, и поза выгодно обрисовывала мягкий переход от груди к талии и от талии — к бедру. Чарующий женский изгиб, воспетый поэтами. У Цинсюаня был похожий. — Хочу, — неожиданно для себя самого ответил Хэ Сюань. Раз уж его так любезно проводили к авто, которое и впрямь пришлось ему по душе, почему бы не уважить прекрасную даму. К тому же, было интересно. Девушка протянула руку, чтобы забрать его бокал, и отошла в сторону. Водительское сидение приняло Хэ Сюаня в свои объятия. Салон пах пластиком и новой кожей, блестел отполированными панелями и металлическими деталями интерьера. Он опустил руки на руль; рельеф обтяжки приятно массировал пальцы. Кажется, он приблизился к пониманию того, что имел в виду А-Чэн, когда называл вождение автомобиля «общением». «Ну, детка, давай пообщаемся», — говорил он каждой новой тачке, и по молодости Хэ Сюань безудержно над ним ржал: звучало как неумелый подкат. А теперь он и сам был не прочь «пообщаться». — Есть тест-драйв? — спросил он, обернувшись к девушке. — Не сегодня, — помотала головой та, и улыбка стала чуть лукавой. — Но можно договориться. — М-м-м, — протянул Хэ Сюань, не готовый идти на такие жертвы ради машины, которую всё равно не купит. Но тут внутренний карман завибрировал, и он потянул из-за пазухи смокинга телефон. — Хэ-сюн, ты где, я тебя потерял, — звонкий голос Цинсюаня раздавался одновременно в трубке и где-то неподалёку. — Я… — он выглянул из двери, поставив одну ногу на пол зала, и огляделся. — Зона С-15, — подсказала девушка. — В зоне С-15, в машине сижу. — О, совсем рядом, — Цинсюань возник в свете фар и повернулся к машине, словно олень на ночной дороге. Хэ Сюань помахал ему рукой, но, судя по лицу, его не увидели. — Ты в Бентли что ли?! — Эм-м-м, не знаю, — отозвался Хэ Сюань. — Тёмно-красная машина, фары горят. Ты прямо передо мной стоишь. — Отличное описание, — рассмеялся Цинсюань. — Не вылезай, хочу посмотреть на тебя в Бентли. Хэ Сюань фыркнул, сбросил звонок и вернул ногу в салон. — Добрый вечер, — любезно поклонилась подошедшему Цинсюаню девушка. — Здравствуйте, — улыбнулся тот, и тут же перевёл смеющийся взгляд на Хэ Сюаня. — Вау, Хэ-сюн, отлично смотришься. — Любой будет отлично смотреться в машине за... — он перевёл вопросительный взгляд на девушку, та назвала стоимость, и Хэ Сюань едва не подавился воздухом. Кажется, он недооценивал доходы А-Чэна, учитывая, что тот покупал машины, выставленные в намного более выгодных местах, чем эта. — Не любой, — отмахнулся Цинсюань, которого, казалось, ничто не смутило. — Вы прям подходите друг другу. — Присядешь? — А давай, — Цинсюань оббежал авто перед капотом, юркнул на пассажирское сидение и мягко хлопнул дверью. — Класс, — протянул он, — я уже и забыл, как это круто — новая машина, тем более такая хорошая. — Сколько твоей лет? — Не знаю, — пожал Цинсюань. — Лет пять, я её взял, когда только-только на ноги встал, а потом привык, менять не хотелось. Но брат два года назад сменил, мы тогда много катались, — он с наслаждением вытянул ноги и, нащупав регулировщик кресла, откинул спинку. — Просто кайф! Смотри, Хэ-сюн, как просторно, — взгляд Цинсюаня стал дразнящим, но Хэ Сюань пока не дошёл до того уровня смелости, когда смог бы поцеловать его, как желалось, на глазах у постороннего человека, пусть и девушки. — Да, отличная машина, — он отвернулся и нежно огладил руль. — Нравится? — воодушевился Цинсюань. — Как может не понравиться такая качественная вещь? — ухмыльнулся Хэ Сюань, сжимая пальцы на ручке коробки передач — та устроилась в ладони как влитая. — Да запросто! Но тебе, похоже, именно эта нравится. У тебя глаза блестят. Хэ Сюань тихо рассмеялся, едва не стукнувшись лбом о руль. — Ладно, подловил. Да, нравится, я б такую водил, пожалуй. Если бы мой одинокий дядюшка-миллионер внезапно умер. — У тебя есть дядюшка-миллионер? — удивился Цинсюань. — Нет, в том-то и дело, — фыркнул Хэ Сюань, смахнул с торпеды невидимую пылинку и покинул машину. — Спасибо, — сказал он, принимая из рук девушки свой бокал. — Действительно, замечательное зрелище. Она улыбнулась мягко и тепло, совсем не наигранно. — Хотите договориться на тест-драйв? — К сожалению, нет. Я не собираюсь сейчас покупать авто. Но спасибо, что уделили время. Досада на красивом напудренном личике промелькнула так быстро, что Хэ Сюань едва успел её заметить. — Ну что вы, господин. Рада была скрасить ваш вечер, — вымуштрованно улыбнулась она. — А почему нет, Хэ-сюн? — спросил подошедший Цинсюань, заработав признательный девичий взгляд, которого не увидел — он смотрел в это время на Хэ Сюаня. — Здорово же, попробуешь покататься. — У меня нет на это времени. — Ой, да ладно тебе, не перемрут без тебя за один вечер твои рыбки. К тому же, есть выходные. Можно же на выходных, сестрица? — Конечно, — девушка умела выглядеть по-настоящему любезной и дружелюбной, этого было не отнять. — На выходные у меня планы. — Но ведь… — Достаточно, Цинсюань, — весомо уронил Хэ Сюань, пристально на него глядя. Тот картинно захлопнул рот и, взглянув на девушку, развёл руками. — Я старался как мог, — драматично прошептал он, и та тихо рассмеялась, прикрыв рот ладонью. — Идём, мой упёртый друг. — Кто ещё здесь упёртый, — пробормотал Хэ Сюань и двинулся следом за ним. Они почти вышли из зоны, когда его окликнули. — Господин, — девушка догнала их и с поклоном протянула Хэ Сюаню визитку. — Вдруг передумаете. — Благодарю, — он знал, что не передумает, но картонку всё же забрал: отказаться было бы грубо, не хотелось обижать такую милую девушку. Он поравнялся с Цинсюанем, всё ещё ощущая лопатками чужой взгляд. — А, тебе дали визитку! — заметил Цинсюань. — Нет нужды, у меня есть контакт организаторов. — Суть не в этом, — хмыкнул Хэ Сюань и перевернул бумажку: на обратной стороне аккуратным мелким почерком были выведены номер и имя. Он не сдержал улыбки: давненько с ним не пытались познакомиться хорошенькие девушки, тем более такие приятные. В бары, где он был завсегдатаем, такие не ходили, на романы с коллегами у Хэ Сюаня было табу, а больше знакомиться ему было негде. — О… — протянул Цинсюань, глядя на приписку, затем на лицо Хэ Сюаня, и снова в визитку. — Я не понял… — Я сам сначала не понял, — хмыкнул Хэ Сюань, убирая визитку в карман. Выкинуть можно и потом, очаровательная Цзин Юнь была достойна тактичности. Хэ Сюаню всегда было сложно отказывать девушкам: не хотелось расстраивать, тем более, не приведи боги, до слёз. По счастью, дамы не слишком часто его осаждали. — Позвонишь? — спросил вдруг Цинсюань без тени улыбки. — М-м-м, обязательно, — хмыкнул Хэ Сюань, понадеявшись, что звучит достаточно саркастично. — Это ведь так кстати. Он заозирался в поисках стойки с шампанским и зацепился взглядом за дикую золотую тачку, которую хотел сфотографировать для Хуа Чэна. — Подождёшь меня, я сделаю фото? — спросил он задумчивого Цинсюаня. — Что? — Говорю, хочу снять для А-Чэна вон тот ужас. Я быстро. — А, да. Да, конечно, — Цинсюань потёр шею, словно та затекла и теперь болела. — Знаешь, я отойду в туалет, пожалуй. Встретимся тут через пару минут, ладно? — Договорились, — кивнул Хэ Сюань, и они разошлись. Цинсюань ходил задумчивый до самого вечера, что было, впрочем, неудивительно: был четверг, в суде с понедельника дым стоял коромыслом, и Цинсюань три дня подряд приходил домой в ночи и порядком измученным. Пока он разогревал на плите вчерашний куриный суп, Хэ Сюань обнял его со спины и поцеловал затылок. — Устал? — спросил он, зарывшись носом в мягкие пряди. Цинсюань оброс и ходил теперь дома восхитительно-растрёпанный, будто пушистый цыплёнок, держать руки при себе было категорически невозможно. — Немного, — ответил тот и словно обмяк, расслабился в руках Хэ Сюаня. Тот поцеловал его в ухо и щёку, Цинсюань заулыбался и вышел, наконец, из своей мрачной задумчивости. Они поужинали и легли спать, а наутро случилось странное. — Слушай, Хэ-сюн, — заговорил Цинсюань, пока Хэ Сюань допивал свой кофе. Цинсюань стоял, прислонившись к кухонному гарнитуру, и несколько нервно вертел в пальцах телефон. Отросшие волосы были гладко уложены, как всегда в будний день, и Хэ Сюань в который раз подивился, насколько разный Цинсюань на работе и дома. — Я всё думаю про ту машину, — продолжил тот, — действительно ведь отличный вариант, прекрасная инвестиция. — Ты к чему? — нахмурился Хэ Сюань. — Может, купим? — выпалил тот и замер, словно боялся чужой реакции. — Если тебе нравится, покупай, конечно, — кивнул Хэ Сюань. — И если у тебя есть на неё деньги, потому что меня, если честно, такие суммы напрягают даже в теории. — Нет, у меня есть моя боевая подружка, я к ней прикипел. К тому же, она не такая старая. — Тогда зачем? — Я просто подумал, может, мы купим, а ездить на ней будешь ты?.. — так осторожно спросил Цинсюань, словно шёл по тонкому насту и ждал, когда тот проломится. — Подожди, что значит мы купим, — опустил кружку на блюдце Хэ Сюань. — С каких это пор у нас общий бюджет? — Ну, мы же покупаем домой разное, — не очень уверенно заметил Цинсюань. — Ты мне даже водопроводчику не дал заплатить, когда у нас кран сорвало, — Хэ Сюань сложил руки на груди и посмотрел на него в упор. — Но это же моя квартира, логично, что я в неё инвестирую. — Но я тоже здесь живу. Будет только справедливо, если мой вклад не ограничится продуктами. — Ты платишь уборщице. — Заплатил один раз! Когда случайно пришёл раньше тебя, и то ты мне высказал. Цинсюань вздохнул. — Машина может стать нашей первой совместной покупкой. — Спасибо, Цинсюань, но я правда не намерен сейчас тратиться на такое, — покачал головой Хэ Сюань. — Слишком дорого, у меня другие планы. — Какие? — Другие, — посвещать Цинсюаня в свои мутные планы насчёт недвижимости было пока рано. Хэ Сюань вторую неделю не мог собраться с силами, чтобы навестить семейный дом. Печать давно исчезла, а страх перед прошлым — нет. — Хорошо, я понял, — за секунду перекинулся в модус прожжёного юриста Цинсюань. — Но мы можем поделить вклад иначе. — Как, например? — С меня деньги, с тебя — вождение и согласие. — И ты оставишь свою тачку? — Ну, она не мешает. К тому же, иногда нам нужно ехать в разные места одновременно. — И с кем отправится Бентли в таком случае? — С тобой, — без грамма сомнения ответил Цинсюань. — Цинсюань, — начал он, едва сдерживая раздражение, — то есть, перефразируя, ты хочешь купить мне машину. — Ну… да? — опасливо взглянул тот, и у Хэ Сюаня от этой прямоты глаза полезли на лоб. Удивление было таким сильным, что он не сразу нашёлся, что ответить. — А, собственно, почему? — спросил он наконец. — Просто… подарок. — За четыре ляма?! — Чуть меньше, — робко улыбнулся Цинсюань. — Да ты обалдел! Это охренеть сколько денег. Ты что, хочешь потратить на меня все свои сбережения?! — Хэ-сюн, — улыбка Цинсюаня стала шире, в ней сквозило что-то покровительственное, и это бесило, — я хорошо зарабатываю. Это далеко не все мои сбережения, не переживай. — Да какая разница? С чего вдруг такие подарки? Что за барские замашки, Цинсюань, я тебе кто? Цинсюань спал с лица. — Ты — мой партнёр… ну, как я думал. — Вот именно — партнёр, а не альфонс, — выплюнул Хэ Сюань. — Да, я не могу похвастаться высоким окладом, однако это всё, что у меня когда-либо будет. Извини, если тебя не устраивает. Но это моя жизнь, и она устраивает меня. Я не собираюсь садиться тебе на шею, как бы старательно ты меня ни подпихивал в этом направлении. Я не женщина, чёрт возьми! Подобного рода жесты унизительны. Губы Цинсюаня сжались в тонкую линию, делая его похожим на Уду, и эти перемены совершенно не радовали. Он закусил щёку изнутри и отвернулся, глядя в окно. В кухне повисла давящая тишина. — То есть мои знаки внимания для тебя унизительны? — спросил наконец Цинсюань. — Не передёргивай, — от возмущения у Хэ Сюаня в висках глухо стучала кровь. — Одно дело, когда ты готовишь мне кофе по утрам, и совсем другое, когда хочешь купить мне тачку за четыре миллиона. — За три и восемь. — Неважно! Блядство… Цинсюань, как тебе такое вообще в голову пришло?! — Потому что это классный подарок, — развёл руками тот. — Это хорошая машина: качественная, не кричащая, и она тебе нравится. Отличное приобретение, я до сих пор так считаю. — Такое если и допустимо, то внутри семьи, — выплюнул Хэ Сюань. — Но никак не между нами. Лицо Цинсюаня дрогнуло и застыло. Глаза стали такими пустыми, словно Хэ Сюань сообщил ему что-то ужасное, например, о смерти Уду или нечто подобное, попадающее в категорию непоправимой беды. Вот только ничего такого не прозвучало даже близко. Хэ Сюань сверлил взглядом лицо напротив, утратившее всякое выражение. Было чертовски обидно, что Цинсюань считал его способным принять подобный подарок. Будто он голодранец, подцепивший богатенького папика. А что? Живёт в чужой квартире, ест чужую еду, сексом отрабатывает… Очень удобно. Цинсюань вздохнул и вдруг улыбнулся — непривычно, как-то поломано. — Прости, Хэ-сюн. Меня занесло. По идее, от извинений должно было стать легче, но на душе лишь потяжелело. Цинсюань зашарил глазами по столу и гарнитуру. — Что ищешь? — Телефон. — Цинсюань, он же у тебя в руке. — А, — нервно рассмеялся тот, — точно. Ладно, Хэ-сюн, мне пора. До вечера, — он двинулся прочь и тут же зашипел, со всей дури врезавшись бедром в угол стола, должно быть, очень больно, потому что на глазах у него выступили слёзы, Цинсюань с усилием сглотнул и сдавленно выругался. — Ты чего? — Хэ Сюань опешил и дёрнулся было к нему, но тот лишь отмахнулся. — Ничего, — сдавленно ответил Цинсюань. — Я ничего. Всё в порядке. Всё в полном порядке, — он подхватил дипломат и сбежал, так и не подняв на Хэ Сюаня глаз. Весь день у Хэ Сюаня внутри бродила смутная тревога. Он твёрдо решил расспросить Цинсюаня вечером и, может быть, объяснить ещё раз, спокойнее, почему ему не нужна эта проклятая машина. Даже если прикрыть рукой оскорблённую гордость, они ведь и так хорошо жили! Зачем лишние траты? Лучше на эти деньги летом куда-нибудь съездить. Но разговора не вышло: Цинсюань встретил его у порога и целовал так жадно, что идти пришлось прямиком в спальню. Хэ Сюань ласкал языком багровый, страшный синяк на бедре Цинсюаня, оставшийся после утреннего конфликта с мебелью, сжимал в кольце пальцев влажную головку и благодарил всех богов за то, что день закончился именно так — сладкими стонами, от которых у него в голове мутилось. Засыпая под тихое дыхание, щекочущее шею, Хэ Сюань решил задвинуть подальше эту неприятную историю с машиной. Цинсюань явно был не в обиде, и это единственное имело значение.***
На следующих выходных он, наконец, собрался с силами и поехал в семейный дом. Ключи жгли карман, словно горячие угли, и руки дрожали так сильно, что он впервые за долгое время попросил Цинсюаня сесть за руль. Тот, казалось, был удивлён, что его вообще позвали в эту поездку, но вопросов не задавал. Хэ Сюань молчал всю дорогу, лишь иногда подсказывая, куда повернуть и где лучше объехать. От предчувствия встречи с чем-то давно похороненным тошнило. Цинсюань припарковался и поднял на него понимающий взгляд: — Мы на месте. — Мгм, — кивнул Хэ Сюань, пытаясь совладать с дыханием. Нащупал на рычаге коробки передач тёплые пальцы Цинсюаня и сжал. — У тебя ладонь влажная, — тихо заметил тот, накрывая ладонь Хэ Сюаня свободной рукой сверху. Перед бампером маячила знакомая калитка. На задвижке болтался ржавый замок, и сквозь позеленевшую ковку было видно кусок щербатой, выложенной камнем дорожки, которая поросла травой. Они немного посидели, прежде чем Хэ Сюань нашёл в себе силы выйти из машины. Замок издал страшный визг, но всё же открылся. Хэ Сюань толкнул калитку и шагнул вперёд, ощущая спиной тёплое присутствие Цинсюаня. Прошлое опустилось сверху, как тяжёлое душное одеяло. Никто не занёс под навес деревянное кресло отца, и оно стояло под старым голубиным деревом одинокое и покосившееся. Сад бурно порос травой, чем-то напоминая другой заброшенный двор — у дома, где жили нарисованные удильщик и кальмар. В иных местах осока была Хэ Сюаню по грудь, и от идеи пройти в сад пришлось отказаться. Он двинулся по дорожке к дому, миновал клумбы, осаждённые сорняками, давно поглотившими мамины цветы, и поднялся по ступенькам крыльца. Красная наклейка, которую они забыли снять с двери после Нового года, выцвела и облезла. А-Тянь запрещала всем снимать её: говорила, что хочет посмотреть, сколько та провисит. «Шесть лет, малышка, — подумал про себя Хэ Сюань и сглотнул. — Долбаных шесть лет». Вопреки ожиданиям, дверь не скрипнула. Либо отец был прав, нахваливая масло старика Бо, либо ублюдки, забравшие дом, не поленились хотя бы смазать петли. Из комнаты пахнуло затхлостью, мышами и пылью, но сквозь мёртвый дух запустения пробивался еле заметный запах маминых ароматических мешочков, которые она везде раскладывала. Хэ Сюань попытался успокоить дыхание, но сердце всё равно барабанило как сумасшедшее, будто он долго, очень долго бежал. В каком-то смысле так и было. Цинсюань подошёл сзади вплотную, нащупал ладонь Хэ Сюаня, крепко сжал, и тот вцепился в ответ. Они вошли. Здесь всё было так, как Хэ Сюань и запомнил, только очень грязно. Каждый шаг поднимал с половиц облако пыли, от обуви на полу оставались следы. На диване валялась отцовская кофта, латаная-перелатаная. Мама не раз порывалась её выкинуть, но тот не позволял: кофта была любимой. Стрелки старых часов в углу показывали два пятнадцать — должно быть, уже много лет. Отцовские награды, развешанные на стене, запылились и были все в паутине. На ковре там и тут виднелись горошины мышиного помета. На комоде в углу громоздились книги, старый отцовский магнитофон и почему-то пузырёк маминых духов. В кресле у окна лежала кофточка А-Тянь — нежно-сиреневая, с легкомысленными вязаными рюшами — теперь поеденная молью и грызунами. А рядом с ней — каталог свадебных оформлений. Даже не подходя ближе, Хэ Сюань знал, на какой странице тот открыт. Проклятые цветы. — Хэ-сюн, — позвал сзади Цинсюань, а потом подошёл и обнял, и Хэ Сюань только тогда понял, что по щекам бегут слёзы. Он прижал Цинсюаня ближе, уткнулся лицом в толстовку на плече. Цинсюань пах новой туалетной водой с нотками зелёного чая, и этот запах не давал Хэ Сюаню провалиться в кошмар прошлого. Он всхлипнул и бесцеремонно вытер о толстовку глаза. Цинсюань с нажимом гладил его по голове и спине, и от этих нехитрых движений становилось немного легче. Хэ Сюань потёрся носом о кожу над круглым воротом и отстранился. — Может, хватит на сегодня? — спросил Цинсюань. — Осмотришь остальное в следующий раз. — Мы уже приехали, — помотал головой Хэ Сюань и решительно пошёл на кухню. Здесь откровенно пахло гнилью, и он не стал даже подходить к отключенному холодильнику. Нужно заказать службу уборки, а то и просто поднять и вынести старую технику со всем её жутким нутром. В гладильной на первом этаже было чище всего: здесь просто скопилось очень много пыли. Чистое бельё, сложенное аккуратными стопками, смотрелось под слоем серого налёта странно и дико. Второй этаж встретил их полумраком. Дом был не слишком светлым, а электричество давно отключили за неуплату. В комнате Хэ Сюаня царил сущий кошмар: Хуа Чэн, забирая его вещи, перевернул всё вверх дном. Хэ Сюань вышел, не особо разбираясь, что там валяется, пока Цинсюань с интересом осматривал его бывшее жилище, плакаты с животными на стенах и коллекцию скелетов морских ежей на полках шкафа. В гостевой было пусто: вроде, эта комната когда-то принадлежала бабушке, но с её смертью отец волевым решением выкинул весь хлам и старую мебель. Сначала там был склад вещей для ресторана, потом Мэйтянь приспособила комнату для своих занятий танцами. Потом там сделали гостевую, но за пару месяцев до их с Мяо-эр свадьбы решили всё поменять. Отец планировал оборудовать там детскую для внуков, но, увы, не сложилось. Кровать в спальне родителей была аккуратно застелена, и Хэ Сюань завис, не в силах ни отвести глаз от складки на одеяле, ни дотронуться. Подумать только: здесь всё было так, как оставила мама. Последней это одеяло трогала она. От осознания этого хотелось упасть на колени, уткнуться в пыльный хлопок лицом и вопить, пока не откажет голос. Он не слишком часто вспоминал маму после аварии, но сейчас она вдруг встала перед глазами как живая — с её мягкой улыбкой, узким лицом и большой родинкой на верхней губе, которую она всё хотела удалить, но отец ныл и умолял её оставить. Мама так и не дошла до доктора. Во всяком случае, с этим вопросом. К иным докторам она в последние годы ходила даже слишком часто: больное сердце не давало ей покоя. — Красивая какая, — тихо сказал Цинсюань, словно услышав его мысли. Хэ Сюань повернул голову: тот рассматривал висящие на стене фотографии в рамках. Со свадьбы матери и отца, с юбилея бабушки, которую Хэ Сюань не застал, с выпускного А-Тянь. — А это кто? — спросил Цинсюань, указывая на фото, где нарядная мама держала на руках пухлощёкого младенца и махала его ручкой в камеру. Младенец недовольно куксился и, судя по раскрытому беззубому рту, отчаянно орал. — Это я, — ответил он. — Вижу, у тебя уже тогда на всё было однозначное мнение, — усмехнулся Цинсюань. — Я был ужасным ребёнком. Вообще не затыкался. Мама говорила, после меня А-Тянь была настоящим подарком. — Это она? — указал Цинсюань на фото, где круглолицая девочка в школьной форме прикладывала ладонь ребром к козырьку шапочки-пилотки. — Да, это Мэйтянь. И это тоже она, — на другом фото сестре было меньше лет, всего пять или шесть, у них тогда появилась Улитка, и мелкая была от кошки без ума. Отец поймал их в кадр, когда сестра решила обрушить на пушистого друга всю силу своей любви и со всей душой обнимала его, прижавшись щекой к кошачьей башке. Из-под пухлых детских ручек торчали в разные стороны полосатые Улиткины лапы и недовольная морда с одним примятым ухом. — А это я, — ткнул Хэ Сюань в другое фото, где румяный, очень пухлый малыш лет трёх жадно впивался в мягкий бок баоцзы. — Ого, да ты и впрямь был пирожок! — Я же говорил. — О-о-о, Хэ-сюн, ты здесь такой очаровательный! — Цинсюань взглянул на фото, на него, потом опять на фото и ласково потрепал Хэ Сюаня по щеке. — Куда только всё делось. — Изрос. — Ты очень похож на маму, надо же, — задумчиво протянул Цинсюань. — Я был уверен после твоих рассказов, что ты — копия отца. Тётушка Мэн тоже говорила… — Я — копия отца, — кивнул Хэ Сюань, — по характеру. — А сестра была в маму? — Ты знаешь, нет, — улыбнулся он, вспоминая, как тихая домашняя мама поражалась своеволию и горячности сестры. — Она была совсем другая, будто подкидыш. Ни на кого не похожая. Замечательная девчонка, — печально закончил он. — Идём. Комната Мэйтянь была самой светлой. Здесь лежал пушистый ковёр, на стене висела карта — мелкой нравилась география — и маленькие бумажные фонарики. Стол был, как всегда, завален всем подряд, а теперь ещё и грязным. На подоконнике торчали из горшков мёртвые ножки гибискусов, которых сестра так любила. Вокруг валялись засохшие листья. Поверх застеленной постели сидел огромный плюшевый пёс в красном комбинезоне и кепочке. Его для сестры когда-то выиграл в тире он сам. Рядом с игрушкой на постели, любовно обёрнутое полиэтиленовым чехлом, лежало длинное голубое платье, расшитое искусственным жемчугом. В каком же она была от него восторге, никак не могла перестать примерять... Хэ Сюань опёрся о пыльный стол, горло сжималось от подступивших слёз, горе резало глаза. Между лопаток легла горячая ладонь Цинсюаня. — Хэ-сюн, — тихо сказал он, — поплачь. Я никому не скажу. — Да даже если и скажешь, — он сглотнул. — Какая разница. — Поплачь. Станет легче. — Нет, — мотнул головой он. — Нет, Цинсюань, не станет. Он в последний раз окинул взглядом комнату сестры и вышел. Пожалуй, Цинсюань прав: не стоило осматривать весь дом за один день. Он снова зашёл в комнату родителей, выдвинул ящик комода, достал мамину коробочку с украшениями. Поразительно, но всё было на месте. Хэ Сюань захлопнул крышку и вышел, убрав шкатулку в карман штанов. В коридоре уже ждал Цинсюань. — Посмотрим задний двор, и всё, — сказал Хэ Сюань, направляясь к лестнице. На заднем дворе царило такое же запустение, как и в саду. Маленький фонтан был весь в грязи и птичьем помёте, грядки поглотило разнотравье, а длинные качели, где так любила валяться с книжкой Мэйтянь, покосились. — Очень славный дом, Хэ-сюн, — сказал Цинсюань, выйдя из-за его плеча. Он спустился по ступеням вниз, с любопытством рассмотрел фонтан и обернулся к Хэ Сюаню. — Нужно, конечно, прибраться и починить кое-что, но это настоящее сокровище. — Он очень старый, ещё прадед мой построил, — сказал Хэ Сюань, тоже спускаясь во двор. — Добротное жилище, но на большую семью. Одному здесь тоскливо будет. Этому дому нужна женщина. Мама ужасно любила возиться в саду. Сестра не особо, она больше бездельничала на качельках. — Мгм, — Цинсюань кивнул и несколько поник, толкнул качели — те со скрипом зашевелились. — Уберёшь их? — Зачем? Пусть остаются. Дети порадуются. Он продаст дом, это было совершенно ясно, а после сегодняшнего визита решение проступило ещё четче, чем раньше. Он не сможет здесь жить — слишком больно, слишком яркие воспоминания. Этому месту нужна новая семья, которая вдохнёт в него жизнь, напишет в его стенах новую историю и, возможно, будет так же счастлива, как была когда-то семья Хэ. У дальней секции забора пестрели пурпурные чашечки диких роз, посаженных мамой. В груди тягуче ныло. Отчего-то видеть, что не всё в этом месте умерло, было одновременно больно и хорошо. — Я тебя в машине подожду, Хэ-сюн, — Цинсюань прошёл мимо, легко задев Хэ Сюаня плечом. — Ладно, — расcеянно ответил тот. Вечер выдался молчаливый. Хэ Сюань всё никак не мог стряхнуть оцепенение после визита домой — «домой», даже странно, что он всё ещё называл родительский дом этим словом, пусть больше и не чувствовал себя дома в том заброшенном месте. Цинсюань, устроившись в кресле с ногами, уткнулся в ноутбук, и Хэ Сюань решил, пока тот занят, изучить рынок недвижимости. Хотелось понять, за какую примерно сумму можно адекватно продать семейное гнездо, и что для этого предстоит сделать, помимо очевидной уборки. В районе одиннадцати Цинсюань закрыл лэптоп и скрылся в ванной, и Хэ Сюань, который после эмоционально тяжёлого дня рассчитывал поужинать вместе и, может быть, даже заняться любовью, тоже закрыл свои выписки. Закончить можно было и завтра. В холодильнике оказалось пусто, и он решил предложить Цинсюаню доставку, однако, вопреки ожиданиям, в душе того не оказалось. Должно быть, Хэ Сюань не услышал, как он вышел. В спальне было темно, Цинсюань ровно дышал на своей половине, завернувшись в одеяло в точности как Уду. Это было очень странно для него — уйти спать вот так, даже не поставив Хэ Сюаня в известность. Он нахмурился. Очевидно, что ни ужина, ни секса нынче вечером он не дождётся. Вздохнув, Хэ Сюань закрыл приложение. Что ж, можно потерпеть до завтра. Заев разочарование пачкой чипсов, он принял душ, погасил везде свет и устроился позади Цинсюаня большой ложкой. Тот нежно вздохнул во сне, сонно сжал предплечье Хэ Сюаня, и тот с наслаждением втянул носом любимый запах апельсинового шампуня. Переживания прошедшего дня несколько притупились. А-Чэн был прав: пришло время окончательно закрыть дверь за тем, что ушло. У него есть Цинсюань, есть уверенность в завтрашнем дне и даже кое-какие планы на будущее. Пусть даже не всё получилось так, как он мечтал с детства, — не страшно. Иногда счастье принимает неожиданные формы, но менее ценным от этого не становится. Хэ Сюань заснул с мыслью, что нужно попросить у Хуа Чэна контакты риэлтора того странного дома. Вполне возможно, у Хэ Сюаня скоро будут на него деньги.***
Однако утром от безмятежного спокойствия не осталось и следа. Для начала, Хэ Сюань проснулся один. Ему и раньше доводилось просыпаться в одиночестве, но Цинсюань всегда был где-то поблизости — шумел душем в ванной, звенел чашками на кухне под тарахтение кофе-машины, тихо говорил с кем-то по телефону в гостиной. Теперь же в квартире царила тишина. Это было необычно и немного досадно: выходные были их днями, и Хэ Сюань всегда их ждал, предвкушая ленивое валяние в постели с Цинсюанем и не менее ленивый завтрак. Но время шло, а Цинсюань не появлялся. Хэ Сюань уже давно встал, почистил зубы, проглядел новости и даже выпил невкусный кофе — но всё ещё был один. Обычно он старался не названивать Цинсюаню почём зря — он не ревнивая жена, в конце концов, и не имеет никакого права контролировать каждый шаг своего парня. Но время близилось к обеду, и он забеспокоился. На первые два звонка Цинсюань не ответил, а на третий всё же взял трубку, но когда Хэ Сюань уже думал было сбросить сам. — Привет, — сказал Хэ Сюань, но ответа дождался не сразу — Цинсюань молчал, и внутри немедленно ожила тревожность. — Привет, Хэ-сюн — вздохнув, сказал тот. — Ты где? Я тебя потерял. — Да так, у меня… дела. — О, — это было совершенно некстати. Цинсюаня иногда сдёргивали в офис в нерабочее время, но случалось подобное нечасто. Обычно тот знал заранее, что на выходных придётся поработать, и готовил Хэ Сюаня к своему отсутствию с пятницы. Наверное, ему позвонили рано утром, вот и подорвался. Странно, правда, что не написал, но может, что-то срочное. — Надолго ты? — Боюсь, что да, — как-то странно, механически ответил Цинсюань. — Вечером вернусь. — Поздно? — Пока не знаю. — Мгм, — понурился Хэ Сюань. Яркое солнечное воскресенье мгновенно утратило своё очарование. Вот проклятье! А ему так хотелось погулять сегодня вдвоём, и погода выдалась такая хорошая. Ну да что уж теперь. — Жаль. Ну ладно, буду ждать тебя дома. — Никуда не пойдёшь? — натянуто, будто раздражённо, спросил Цинсюань. Да что они там делают с ним такое, эти гули?! Ещё и в выходной. Зла не хватает… — Я хотел с тобой. Но если у тебя дела, я найду чем себя занять. — Да, — хмыкнул Цинсюань, — не сомневаюсь. Пока, Хэ-сюн. Хэ Сюань прослонялся, не зная толком, куда себя приложить, час или полтора, а потом вспомнил про коробочку, которую забрал из родительского дома. Внутри были старые мамины украшения, обручальное кольцо отца, которое он не носил, а ещё — бабушкино кольцо с голубым халцедоном, которое ей подарил дед, когда увёл из дома. Бабушка была из семьи, принадлежавшей к партийной верхушке, дед — из обедневшего военного рода. Бабушкин отец не дал добро на брак, и она просто сбежала. Неслыханная дерзость! У них с дедом было трое детей: один умер во младенчестве, один — в голодные годы пятидесятых. Отец выжил и сохранил материнскую драгоценность. У деда не было денег на приличное кольцо, поэтому он подарил любимой то, что мог себе позволить и счёл самым красивым. Хэ Сюаня всегда восхищало это кольцо, он думал даже делать с ним предложение Мяо-эр, но та любила бриллианты, замирала в восхищении перед витриной, зачарованная их сиянием, и он просто не мог предложить ей иное. Больше года откладывал деньги. Бриллиант был совсем небольшим, но А-Мяо так радовалась. Никогда его не снимала и забрала с собой на тот свет. С тех пор Хэ Сюань бриллианты видеть не мог. Овальный халцедон был похож на застывшую слезу волшебной красавицы. Светлый, туманно-голубой камень цвета утренней дымки, висящей над рекой, ужасно напоминал Цинсюаня. Тот тоже был таким — освежающим сердце и душу, светлым, небесно-лёгким. Кольцо было старым, серебро почернело, и одна из лапок, удерживающих камень, отогнулась. Он прошёл в спальню, порылся в тумбочке Цинсюаня и нашёл шкатулку с бижутерией. Тот редко носил кольца, но было одно, которое он всегда надевал на безымянный палец левой руки. Кольцо было в форме не то волн, не то просто каких-то завитушек, сходящихся на верхней части пальца. По словам Цинсюаня, это кольцо было одно из пары, второе принадлежало Уду, хотя на том Хэ Сюань ни разу не видел никакой бижутерии. Что, впрочем, довольно просто объяснялось обстоятельствами. Побрякушка была слишком неформального вида, чтобы носить на работу, тем более со специализацией Уду, а в других условиях они с Хэ Сюанем не пересекались. Но сам факт, что тот мог носить такое же кольцо, невнятно бесил. Раз уж Цинсюань носит что-то на обручальном пальце, пусть это будет подарок Хэ Сюаня. Он вытащил «образец» и набрал знакомого ювелира. Тот оказался свободен, согласился встретиться через пару часов, и Хэ Сюань пошёл собираться. Когда он вернулся домой, Цинсюаня всё ещё не было. В девять Хэ Сюань позвонил ему снова, но ответа опять не дождался. В одиннадцать от Цинсюаня пришло сообщение, что он ещё задержится, и пусть Хэ-сюн ложится без него. «Я тебя дождусь», — написал Хэ Сюань. Но в половину второго не выдержал и ушёл спать, твёрдо намереваясь поговорить с Цинсюанем с утра о его графике. В понедельник он снова проснулся один и решил было, что Цинсюань не возвращался, но в раковине на кухне стояла грязная чашка, а дипломат, который ещё вчера был в гостиной, исчез. — Цинсюань, что у тебя там происходит? — спросил Хэ Сюань, когда тот, наконец, взял трубку. — Небольшой кризис, Хэ-сюн, — без улыбки ответил знакомый голос, — Или большой, я пока не понял. — Ты в гостиной что ли спал? — Да. — Почему?.. — Я очень поздно вернулся, не хотел тебя будить. — Очень зря, — проворчал Хэ Сюань. — Раз уж у тебя такой драконский график, хотелось бы иметь возможность хотя бы обнять тебя ночью. Цинсюань издал какой-то странный звук. — Сегодня опять допоздна? — Я... Не знаю… Хэ-сюн, я не могу сейчас говорить, — быстро закончил он. — Понял, извини. До вечера. Цинсюань сбросил, и Хэ Сюань пошёл собираться на работу, отмахиваясь от чувства, что упускает нечто важное. Однако как ни старался, не мог вычленить, что именно. В аквариуме приближался высокий сезон, а значит все реновации нужно было закончить до этого времени. Хэ Сюань весь день бегал в мыле, раздавая пинки и указания, а когда, наконец, присел, оказалось, что на часах уже восемь, и можно ехать домой. Только тогда он понял, что за весь день Цинсюань ни разу не позвонил ему и не написал. Подумалось, что когда в аквариуме пойдёт самая жара по части посещений, надо будет взять отпуск и уговорить Цинсюаня сделать то же самое. Безумный выдался месяц, они оба очень устали. Хэ Сюань не брал отпуск уже кучу лет, самое время начать теперь, когда ему есть с кем провести семь дней кряду. Можно просто уехать на Хайнань и неделю купаться, пить коктейли и гулять ночью у моря. Как же это будет отлично. Он нажал кнопку звонка — не терпелось рассказать Цинсюаню о своём плане — но птицы пропели, а шагов так и не прозвучало. Внутри плеснула досада. Наверное, Цинсюань ещё не вернулся. Пришлось доставать ключи. Замок заворочался, Хэ Сюань нажал на ручку, но дверь не подалась. Он подёргал пару раз, и даже пошерудил в скважине ключами — да, точно открыто. Но дверь не двигалась с места. Этому могло быть два объяснения: либо сломался замок, либо кто-то закрылся на задвижку изнутри. Удивленный, он набрал Цинсюаня. Тот взял после третьего гудка. — Привет, у нас, кажется, сломалась дверь, я домой попасть не могу, — сказал Хэ Сюань, игнорируя трепыхание в груди, словно от предчувствия неясной беды. Глупая дверь в сочетании со странным поведением Цинсюаня запускала внутри все сирены, но что, чёрт побери, это могло значить?! В трубке вздохнули. — Прости, Хэ-сюн, надо было раньше тебе позвонить, меня срубило. — Ты дома что ли? Цинсюань помолчал. — Да, я дома. — Тебя так замучали на работе? — Нет, я прошлую ночь не спал просто. За дверью было всё так же тихо. — Может, откроешь мне? — несмело спросил Хэ Сюань, отчего-то сомневаясь, и это оказалось не напрасно. — Нет, — сказал Цинсюань. — Прости меня, пожалуйста, Хэ-сюн, это очень грубо с моей стороны, но не мог бы ты переночевать сегодня дома? — Я так и планировал, но не могу войти, — ответил тот, окончательно запутавшись. — Нет, я имею в виду, у себя дома. С рыбками. У тебя ведь есть ключи? Если нет, я скину. — Есть, — тупо ответил Хэ Сюань. — Подожди, в смысле, скинешь? Почему бы тебе не отдать мне их лично? Ты буквально за стенкой. И ноутбук мой заодно. — Нет, — твёрдо ответил Цинсюань. — Прости, Хэ-сюн, поживи сутки без ноутбука, хорошо? — Хорошо, — опешил Хэ Сюань. — Но почему? С тобой всё в порядке? Почему ты не можешь мне его отдать? — Я не хочу тебя видеть, — помолчав, выдал Цинсюань, и предчувствие, мучившее Хэ Сюаня весь день, наконец-то разродилось полноценной паникой. Что-то случилось. — Цинсюань, — тихо начал он, — пожалуйста, скажи мне, что произошло? Я у тебя не очень умный, ты же знаешь. Что я натворил? — Неправда, ты умный, — всхлипнул Цинсюань в трубку, совершенно не жалея бедное Хэсюанево сердце, — просто… просто мне надо мысли привести в порядок. Пожалуйста, Хэ-сюн, уйди. — Хорошо, — зачастил тот. — Хорошо, хорошо, малыш, не плачь, я уйду. Сейчас уйду. Только скажи мне, с тобой всё в порядке? Ты не заболел и не умираешь, тебе не сообщили внезапно какой-то ужасный диагноз, ничего в таком духе? — Нет, — коротко рассмеялся в трубке Цинсюань и шмыгнул носом. — Нет, Хэ-сюн, всё в порядке. Я тебе наберу на днях, и мы поговорим, ладно? Прости, что выгоняю тебя вот так. Но мне очень тяжко. — Хорошо, — потерянно ответил Хэ Сюань, как никогда чётко понимая, что ни хрена, абсолютно ни хрена не хорошо, раз Цинсюань так расстроен и всё время извиняется. — Хорошо, я ушёл. Звони мне, если станет совсем худо, ладно? — Мгм, — промычал Цинсюань, и трубка замолчала. Он не мог уйти ещё добрых полчаса — присел на весенне-салатовый коврик и обхватил голову руками. Там, за дверью, был его парень, самый любимый во всём мире парень, которому было плохо, потому что Хэ Сюань как пить дать чем-то его обидел. Но чем?! Он лихорадочно перебирал в голове события последних дней, но так и не мог понять, что так сильно ранило Цинсюаня. Он поднялся, когда было уже за десять. Вызвал такси и поехал в свою квартиру. Там его встретила тишина и спёртый воздух, что, конечно, было лучше пыльного одиночества родительского дома, но ощущал себя Хэ Сюань отчего-то не менее покинутым. Он до полуночи просидел перед аквариумом, глядя, как пираньи теребят кусок размороженной курицы в воде, подсвеченной разноцветными огнями. Вспомнилось, как испугался Цинсюань, когда Хэ Сюань сунул в аквариум руку. Как он классно выглядел в его бандане со шваброй в руке. Как мыл посуду на кухне в трусах, и как этим выбесил. Как же это было давно... а ведь и года не прошло. На душе было паршиво, руки сжимали телефон, но звонить было нельзя. Его так и срубило на диване в гостиной. Наутро чудовищно болела шея, а ещё он проспал, и пришлось собираться бегом, напяливая ту одежду, которую ещё не успел перевезти. Выбор оказался невелик, но нынче это беспокоило Хэ Сюаня в последнюю очередь. Во вторник Цинсюань не позвонил, зато позвонил ювелир и сказал, что можно забирать заказ. Хэ Сюань, мучимый тревогой, забрал кольцо после работы и загадал, чтобы шанс вручить его представился поскорее. Может быть даже, чем чёрт не шутит, завтра. Однако, ворочаясь в постели вечером, с ужасом осознал, что Цинсюань не дал ему никакой конкретной даты, лишь сказал «на днях», а значит вообще непонятно, когда позвонит. В худшем случае, Хэ Сюань был намерен взять крепость боем в пятницу или субботу. Ему были необходимы одежда и комп, иначе появлялся риск рехнуться на выходных в ожидании звонка. В среду он дёргался, как припадочный, на каждый писк телефона, ловя на себе сочувствующие взгляды Лань Чан, а вечером не выдержал и сделал то, о чём пару недель назад не мог даже помыслить: набрал Уду. — Да чтоб я знал, — выплюнул в трубку тот на вопрос, не знает ли он, что стряслось с Цинсюанем. — Но если ты, ублюдок, тому виной, то ты познаешь все грани отчаяния, это я тебе гарантирую. — Тебе даже не придётся что-то для этого делать, — мрачно отозвался Хэ Сюань, и Уду как-то сразу утих. — Я просто хочу понять, что происходит. Ладно, спасибо. Ты бесполезен, бывай. — Просто оставь его в покое ненадолго, — внезапно сказал тот. — Это довольно мучительно, но с Цинсюанем, когда он что-то для себя решил, работает только это. К сожалению. — Спасибо, — на автомате отозвался Хэ Сюань. — Не за что, — мрачно ответил Уду. — Услуга за услугу. Ещё сутки прошли в агонии, а в пятницу Цинсюань, наконец, позвонил. Хэ Сюань сидел на совещании, но так резко схватился за телефон, что генеральный не стал даже спрашивать — молча кивнул, отпуская. — Хэ-сюн, — голос Цинсюаня звучал так устало, словно он не спал с того самого момента, как выгнал Хэ Сюаня из дома, — я не вовремя? — Вовремя, — решительно ответил Хэ Сюань, который ждал звонка последние четверо суток в любое время дня и ночи, и уже не знал, в какую сторону бежать. — Слушай, я хотел позвать тебя пообедать, но что… — он тяжело вздохнул. — Что-то мне кажется, для нашего разговора кафе — не лучшее место. Заглянешь сегодня вечером? Заодно заберёшь, что тебе нужно. — Цинсюань, — начал Хэ Сюань, которого не покидало ощущение, что ему уже который день рубят хвост по частям, — ты хочешь расстаться? — если нынче вечером его ждало худшее, хотелось быть к этому готовым. — Нет, Хэ-сюн, я — не хочу расставаться. — Я хочу расстаться? — глупо спросил Хэ Сюань, которого накатившее облегчение несколько отупило. — Не знаю, — упавшим голосом ответил Цинсюань. — Давай вечером это обсудим, а? Мне ещё пол рабочего дня надо как-то пережить. — Да, конечно. Хорошо. К восьми буду у тебя, идёт? — Идёт, — ответил Цинсюань. Остаток дня пролетел, как в тумане. Хэ Сюань на автомате обсуждал со стажёрами план переселения тропических рыб в новую зону, а сам никак не мог перестать думать о том, что Цинсюань почему-то считал, будто его хотят бросить. Что натолкнуло его на эти чудовищные мысли, было категорически непонятно. Варианты возникали самые безумные, но, даже надумай Цинсюань всё-таки сменить пол, Хэ Сюаня это не смутило бы — в какой-то степени стало бы даже проще. От подобных мыслей стало одновременно стыдно и горько, и он приложил максимум усилий, чтобы больше о грядущем разговоре не думать вообще ничего и просто дождаться вечера. Хэ Сюань очень надеялся, что после их беседы прояснится если не всё неясное, то хотя бы какая-то часть. — Господин Хэ, господин Хэ, подождите, — он уже вышел из кабинета, когда его поймала стажёрка. — Простите, пожалуйста, за опоздание. Девочка согнулась в поклоне, и Хэ Сюань нахмурился: не дай бог он забыл про какой-то инструктаж — времени было в обрез, его задержал генеральный, и теперь он едва успевал добраться до Цинсюаня к оговоренному времени. Опаздывать не просто не хотелось: было ощущение, что это сильно всё ухудшит. Словно опоздание добавило бы веса на чашу, где уже лежали его неизвестные грехи. — Вы что-то хотели? — спросил он. — Вы… вы говорили, что проведёте мне сегодня после работы ликбез по зоне тропической реки: там освободилось место в штате, я очень хотела его занять, — занервничала девочка. — Моё имя Сю, Сю Биньшу, помните? — она взглянула на него с надеждой и похлопала себя ладошкой по груди. Но Хэ Сюань не помнил. Он сейчас вообще ничего не помнил, кроме того, что его ждёт Цинсюань, а пробки на дорогах растут с каждой минутой. Но то, что он назначил стажёру время и — впервые за всё время работы! — напрочь забыл об этом, могло сыграть плохую службу. — А, малышка Сю! — выросла за его плечами Лань Чан. — К сожалению, у господина Хэ срочное дело, он поручил ваш инструктаж мне, — она обернулась к Хэ Сюаню, сделала страшные глаза и взглядом указала на лестницу. — Благодарю, Лань Чан, — подхватил он. — Я как раз собирался рассказать нашей юной коллеге... — Всё в порядке, босс, — пожала плечами та. — Так какая, вы сказали, зона?.. Арктическая? — Тропической реки, — не сводя с неё глаз, осторожно поправил Хэ Сюань. — Ах, да, — махнула рукой Лань Чан. — Точно! Какая я стала забывчивая. Надеюсь, босс не лишит меня повышенной премии за такое, — хитро улыбнулась зам. — Ни в коем случае, — заверил её Хэ Сюань. — Это всё материнство. Знаешь, милая, говорят, у родившей женщины отмирают нейронные связи с каждым новым днём жизни ребёнка, поэтому мы так тупеем, — Лань Чан приобняла стажёрку за плечи и украдкой махнула на Хэ Сюаня пальцами, словно бабочку отгоняла. Он развернулся и быстро пошёл к выходу. — Неужели? — испуганно спросила за спиной девочка. — Чистая правда! Научно подкреплённые знания. Поэтому всегда, запомни, всегда предохраняйся! У мужиков-то ничего не отмирает, к сожалению. Хэ Сюань с нервным смешком сбежал по ступеням, такси уже ждало у входа. За один этот случай Лань Чан заслуживала двойной квартальной. Не то чтобы он раньше был намерен лишить её кровно заработанных, но теперь этот договор был скреплён его нервами, которые Лань Чан так ловко сберегла. Восхитительная женщина. Такси плелось по шоссе со скоростью гусеницы на зелёном листе в жару. Хэ Сюань в нетерпении шлёпал себя телефоном по ноге, то и дело ловя недовольные взгляды таксиста. Наконец, тот ускорился, проявляя чудеса ловкости и сноровки и обгоняя даже там, где делать этого было нельзя. Выбираясь из машины у знакомого подъезда в четверть девятого, Хэ Сюань от души поблагодарил ловкого водилу и даже накинул чаевых сверху. Лифт был занят, и он побежал по ступенькам, упал на середине пути, и к родной двери добрался мокрый, запыхавшийся и с ноющим коленом. Цинсюань открыл после первого звонка, и это показалось ему хорошим знаком. А вот красные, припухшие глаза — нет. — Ты чего такой? — спросил Цинсюань глядя, как Хэ Сюань пытается поймать дыхание. — Убегал от кого-то, что ли?.. — По лестнице поднимался. — А лифт? — Долго не шёл. Я и так опоздал. Прости. Пробки. Цинсюань очень устало улыбнулся и впустил его внутрь. — Будешь кофе? — спросил он, уходя на кухню. — Буду, — Хэ Сюань сейчас, пожалуй, согласился бы, даже предложи ему Цинсюань крысиного яда. — Как на работе? — Нормально. Готовимся к высокому сезону, бегал весь день. Ноги гудят. — Стажёры хоть помогают? — Да, толковые на удивление. Не будь этих пяти дней, можно было бы подумать, что всё в порядке. Хэ Сюань вернулся домой с работы, сейчас они поужинают, примут душ, а потом Цинсюань оседлает его в постели, и они займутся любовью. Кофеварка затихла, Цинсюань обернулся с чашкой в руках, и иллюзия разбилась. В обычный день у его солнечного парня не могло быть таких потухших глаз. — Я должен извиниться, — сказал Цинсюань, поставив перед ним чашку. — Нет, — отрезал Хэ Сюань, — нет, не должен. Ты уже извинился за то, что прогнал меня, раз восемь с понедельника, но это не помогает. Лучше расскажи мне, что происходит. Цинсюань прислонился задницей к гарнитуру, сжав ладонями край столешницы, и склонил голову, будто собираясь с силами. — Не за это, — сказал он. — За это, да, ты прав, я уже извинился. Хотя мне всё равно стыдно, что я сорвался вот так, заставил тебя волноваться, — он усмехнулся и покачал головой. — Как школьница, честное слово. Но извиниться я хотел за другое. Я… Прости, что втянул тебя в эти отношения. Это было жестоко с моей стороны по отношению к нам обоим. «Хреновое начало», — подумал Хэ Сюань, сжав в руке до боли кофейную ложечку. — Ты очень понравился мне, и я подумал… подумал, что у нас может что-то получиться. Да чего там, я вообще в этом не сомневался! Решил, что смогу очаровать тебя, и всё будет отлично. Что мы станем замечательной парой... — Но? — прервал его Хэ Сюань. — Но не получается, Хэ-сюн, — Цинсюань поднял глаза, и у него задрожали губы. — У меня не получается. Проклятье, — он потёр пальцами глаза и прочистил горло, взяв себя в руки. — Я так больше не могу. Не могу просыпаться каждое утро и думать, что скоро всё закончится. Может, через месяц или даже через год, а может быть — завтра. Не могу слушать, как ты говоришь про семью и детей, и понимать, что всё это будет не со мной. Не могу трахаться с тобой, а потом осознавать, что ты со мной только пока не «догуляешь». — С чего ты это взял? — опешил Хэ Сюань. — Ты сам сказал! — голос Цинсюаня звучал теперь обвинительно. — Когда подвозил меня со своей тётушкой. — Что за чушь?! Я не мог такого сказать. — Но ты сказал, — грустно улыбнулся Цинсюань. — Это было больно, Хэ-сюн. Но… но я понимаю. Ты не виноват, это я… Тебе нравится секс со мной, я это вижу. Да мне и самому нравится, у нас с тобой получается, — едва не плача сказал тот. — Я думал, этого хватит. Но я ошибся. Хэ-сюн. Мне не хватает. Когда ты тогда, в своём доме, сказал про детей, я думал, разревусь прямо на месте. Так глупо, — зло сказал он. — Цинсюань, я не имел в виду своих детей, — кажется, пора было начинать объясняться. Если, конечно, ещё не было поздно. — Но почему бы и нет? Что, в конце концов, мешает тебе завести детей, кроме меня? У тебя даже есть визитка этой Цзин Юнь. — Кого? — нахмурился Хэ Сюань. — Той пизды с выставки, — неожиданно яростно выплюнул Цинсюань. — Которая не постыдилась тебя догнать, чтобы телефон свой всучить. — О, предки, — Хэ Сюань потёр лоб. Сколько было таких моментов, когда он ничего не подозревал, а Цинсюань в это время мучился? Сколько ещё ситуаций он не заметил? — Нет, Цинсюань, у меня нет той визитки, я её выкинул. — Неважно, — пожал плечами Цинсюань. — Мало ли вокруг девчонок. Ты просто не видишь, как на тебя смотрят, Хэ-сюн, как бабы тебя взглядами облизывают. Ты любезно подаёшь руки и салфетки, и что там тебя ещё просят подать. Спасибо, не член, хотя судя по их лицам, останавливают их лишь общественные приличия. А я в этот момент стою рядом и понимаю, что однажды ты заметишь какой-нибудь такой взгляд, и ответишь, и уйдёшь строить семью и делать детей, а я смогу лишь посмотреть тебе в спину, — он всё-таки заплакал, и от этого зрелища у Хэ Сюаня во рту стало горько. — Мне эти мысли сердце в клочья разрывают, Хэ-сюн. Нет, подожди, — остановил он Хэ Сюаня, который открыл рот, чтобы хоть как-то принять участие в разговоре. — Я неделю набирался смелости, чтобы тебе это всё сказать, если я сейчас остановлюсь, больше не осмелюсь. Он оторвал кусок бумажного полотенца, утёр лицо и высморкался. — Не пойми неправильно, Хэ-сюн, я не считаю, что в твоих планах на жизнь есть что-то плохое. Ты всё хорошо придумал. Я смотрю на тебя и вижу, каким ты станешь классным отцом. Ты добрый, умный, ужасно нежный, — он пытался не расплакаться снова, и у него получалось сдержаться, пусть и едва-едва, — могу только представить, как восхитительно ты умеешь любить. Я ни за что не хотел бы лишить какую-то потенциальную малышню такого отца, как ты, пусть мысль о том, чтобы отдать тебя чужой женщине, и доставляет мне боль. Но я хочу, чтобы ты был счастлив, а ты хочешь семью. Это видно, и это верно. Я думал, мне хватит немножко тебя, хватит секса и недолгого совместного проживания. Но я люблю тебя, Хэ-сюн. Прости. Я не то, что тебе нужно, я странный и неправильный, и явно более эмоциональный, чем сам думал, — усмехнулся он, утирая слёзы плечом футболки, — но я тебя люблю. Я знаю, ты не хочешь этого слышать, ты давал мне понять это раньше. За это я тоже прошу прощения. Но я должен сегодня всё тебе высказать, чтобы между нами не осталось недоговорённости. Я люблю тебя, и я не смогу жить с тобой, чтобы однажды отпустить. Мне очень, очень больно уже сейчас, а ты, вроде, никуда пока не собираешься. Хэ Сюань понял, что слушал эту тираду не дыша, только когда в груди запекло от нехватки кислорода. Он втянул ноздрями воздух, и брови Цинсюаня сложились домиком, он повесил голову и замер, словно ждал, что сейчас на него накричат, и был к этому готов. — Мне очень жаль, Хэ-сюн, что доставляю тебе проблемы. Я переоценил свои силы, со мной такое случается. Я не хочу расставаться с тобой, я сказал днём. Но знаешь… давай хотя бы разъедемся, если, конечно, ты всё ещё меня хочешь. Знаю, чужие чувства всё усложняют, я постараюсь ими тебя не грузить. Будем встречаться иногда к обоюдному удовольствию. Тебе будет удобнее, к тому же, ты сможешь знакомиться с девушками, — он улыбнулся, но улыбка дрожала. — Неудобно же делать это, когда ты живёшь со мной. — О, боги, — Хэ Сюань спрятал лицо в ладони. Родятся же на свет дебилы! И почему он один из них?! Он с силой провёл пальцами по глазам и щекам. — Цинсюань, но ты же не сможешь. Что ты несёшь! — Я… я попробую, — зажмурился тот, и по его щекам снова потекли слёзы. — Я не хочу всё сейчас заканчивать. Пожалуйста, давай не сейчас… может, хоть немного попозже… — Цинсюань, пожалуйста, посмотри на меня, — позвал Хэ Сюань. — Предки, Хуа Чэн был прав. — В том, что не хотел нас знакомить? — всхлипнул Цинсюань. — Нет, в том, что нам раньше нужно было начать ругаться. — Чтобы быстрее разойтись? — Нет, — рявкнул Хэ Сюань. — Чтобы в твоей умной голове подобной херни не наросло! Ты мне вменяешь в вину, что я не вижу, как со мной флиртуют женщины, и ты, кстати, не прав. Но даже если прав, тебя никогда не интересовало, почему я этого не замечаю? У меня что, глаз нет? Я настолько тупой? Почему я это всё игнорирую, ты не задумывался? — Не знаю, может, те женщины не в твоём вкусе, — пожал плечами Цинсюань. — Может. А почему? — Проклятье, Хэ-сюн, откуда мне знать?! — Мне казалось, это очевидно. Потому что я на тебя смотрю в этот момент, идиот! Потому что я в любой комнате первым делом нахожу глазами тебя, если мы пришли вдвоём. Потому что хочу смотреть на тебя. Потому что ты — мой, и для меня это очень много значит. Как я могу смотреть на кого-то ещё, когда ты рядом?.. Боги, Цинсюань, ты представления не имеешь, насколько дико звучит всё, что ты на меня только что вывалил. Я такого и представить себе не мог. — То есть? — нахмурился Цинсюань. — Но я же помню твои слова. Хэ-сюн, стоило мне хоть раз начать говорить о моих чувствах, и ты захлопывался, как ракушка. Я умею распознавать намёки. — Да, причём даже там, где их нет. — Ещё скажи, что не хочешь детей, — сложил руки на груди Цинсюань. — Я надеялся, что ты хотя бы не будешь мне врать. В конце концов, я с тобой предельно честен. — Не буду врать, — кивнул Хэ Сюань, — мысли о детях у меня были. Когда-то давно, лет шесть назад. Но Цинсюань, неужели ты считаешь, что, начиная встречаться с тобой, я не понимал всех нюансов? Или думаешь, я рассчитывал, что у тебя внезапно матка отрастёт? — Отношения могут ничего не значить, — пожал плечами Цинсюань, — особенно под давлением личных ценностей и общественных ожиданий. У меня так уже было. Но в тот раз было легче оторвать. — А не больно ли ты сложный для необременительных отношений? — спросил Хэ Сюань. — Из дома уезжаешь часто, всё время занят, я уж молчу про твоего брата, не к ночи будь помянут. Нахрена мне все эти трудности? — Я к тебе в голову не залезу, Хэ-сюн. — А спросить? — Очень страшно такое спрашивать, — Цинсюань взглянул на него в упор. — Я вижу, что ты меня не любишь, но это не значит, что я хочу это ещё и услышать. Хэ Сюань кивнул, встал со стула и вышел в прихожую. Было очень, очень обидно, а ещё он был зол — больше на себя. Вот же кретин, социально-калечный болван! Что ему стоило раньше поговорить с Цинсюанем откровенно? Да уже тогда, когда они в первый раз переспали, всё было ясно, на самом деле. Не говоря уж о более позднем времени. Он успел подумать о чём угодно — о перевозе пираний, о покупке дома и переезде за город, об отпуске даже, но не подумал о самом главном: как в это время чувствовал себя Цинсюань. О чём он думал? Как трактовал поступки Хэ Сюаня? Казалось, они понимают друг друга с полуслова и полувзгляда, едва ли мысли не читают. А теперь парень, которым он дышал и жил последние два месяца, заявляет, что Хэ Сюань его не любит. Это нужно было срочно исправлять. Он нашарил в кармане маленький бархатный мешочек и вернулся на кухню. Цинсюань стоял к нему спиной, напряжённый, словно ждал, когда хлопнет входная дверь. Хэ Сюань подошёл ближе, крепко сжал плечи под белой футболкой, и Цинсюань всхлипнул, роняя на гарнитур слёзы. Почему-то обнимать его сейчас казалось чем-то низким. Без сомнения, можно отвлечь Цинсюаня прикосновениями, но хотелось решить всё словами. Хэ Сюань подтолкнул его в плечо, и, когда тот повернулся, вытер пальцами мокрые щёки. — Я думал, ты уйдёшь, — прошептал Цинсюань. Глаза его были растревоженно-красными, и Хэ Сюаню ужасно хотелось зацеловать веки и ресницы, собрать языком набежавшие слезинки и целовать до тех пор, пока Цинсюань не успокоится. Но это потом. Может быть. Если повезёт. — Я понял. — Нет, сейчас. — И это тоже понял. Но нет, Цинсюань, — он положил ладони на тёплые щёки, погладил, — я никуда не собираюсь, ни сейчас, ни потом. Тот взглянул непонимающе. — У меня есть кое-что для тебя, — сказал Хэ Сюань, вытряхнул из мешочка кольцо в раскрытую ладонь и протянул Цинсюаню. Тот уставился на круглый камешек в немом отупении. Халцедон был теперь в оправе из щупалец белого золота, с одного торца виднелась голова кальмара, а самый длинный щупалец образовывал петлю для пальца. — Это фамильный камень, — начал Хэ Сюань. — Он не слишком дорогой, но в нашей семье почти век, и у него очень красивая история. Тебе понравится, я потом расскажу. Но если коротко, один из мужчин моей семьи подарил его своей избраннице в знак союза, который вообще никто не одобрял, кроме его возлюбленной. Я с детства восхищался и теми людьми, и их судьбой. Хотел подарить это кольцо своей невесте, но они были слишком разные, и я не стал. Оно выглядело немного иначе, я поменял специально для тебя. И да, я стащил парное кольцо из твоей шкатулки, прости. Я верну, если очень нужно. Но вообще не хотел бы, оно ужасно, носи лучше это. В смысле… — он смешался, и глаза Цинсюаня начали округляться. Хэ Сюань взял его левую руку, поцеловал кончики пальцев, непривычно холодные и солёные. Металлический ободок скользнул легко, словно сам стремился на отведённое ему место. На изящной кисти Цинсюаня объёмный спрут выглядел как клеймо, но камень был однозначно его — звучал в унисон с холодным тоном кожи и вообще словно пел на одной частоте с новым хозяином. Хэ Сюань поцеловал палец под ободком кольца и поднял голову. Цинсюань переводил изумлённый взгляд с кольца на лицо Хэ Сюаня и обратно и хлопал глазами. Хэ Сюань мысленно потрепал себя по плечу. Если он хоть немного знал своего парня, то бабкино кольцо только что спасло их отношения. По крайней мере, ему в это очень хотелось верить. — Ты можешь снять, — сказал Хэ Сюань, обнимая ладонью влажную скулу. Кончики пальцев скользнули за ухо и немного погладили: подлый ход, Цинсюань очень любил, когда он так делал. — Но я бы хотел, чтобы ты носил его почаще. Я хотел бы, чтобы ты носил его всё время, на самом деле, но это наверное, неудобно, не та у тебя работа для подобных аксессуаров. Но всё же… Мне хотелось подарить тебе что-то, чтобы ты понял, как много для меня значишь. — Мне тоже хотелось, — ошарашенно пробормотал Цинсюань, — но ты сказал, что это тебя унижает. — О-о-о, твою ма-а-ать, — Хэ Сюань прислонился лбом к его лбу и прикрыл глаза. — Так вот, что это было… Прости меня, Цинсюань, я такой идиот. — Хэ-сюн… — Ты значишь для меня так много, что я вообще не знаю, как об этом сказать словами — они не передают, — Хэ Сюань поцеловал его висок. — Ты просто не представляешь, как паршиво мне было без тебя все эти годы, пока я не знал, что ты где-то есть — вот такой. Рассудительный и весёлый, и сильный, и такой красивый. Самый красивый парень на свете, — волосы Цинсюаня щекотали рот, но невозможно было перестать трогать их губами. — Я всё никак не привыкну, что ты мой. Я тебя ничем не заслужил, но раз уж ты меня выбрал, я не собираюсь упускать удачу. Лишь бы ты подольше не разочаровывался во мне. Мне нахрен не нужна никакая семья, если там не будет тебя. Ты — моя семья и даже больше. Ты мой воздух, Цинсюань. Никуда я от тебя не денусь — мне дорога жизнь, а она здесь. Рядом с тобой. Пальцы Цинсюаня легли на рот, а потом их сменили губы — солёные от слёз и горячие от того, что их постоянно кусали. Хэ Сюань обнял его за шею и талию, прижал ближе, и Цинсюань вцепился в его плечи, прихватывая губами губы, всё ещё всхлипывая в поцелуй. А потом можно было, наконец, поцеловать мокрые ресницы, и горячие веки, и трогательную впадинку над верхней губой. — Хэ-сюн, о, чёрт, — Цинсюань уткнулся лицом в джемпер на его груди, дыша тяжело и часто. Хэ Сюань гладил его по спине и голове и целовал куда дотягивался — волосы, лоб, ухо, висок. Он мог простоять так до следующего нового года, баюкать Цинсюаня в руках и чувствовать, как тот успокаивается, как утихает дрожь в спине и плечах, как хватка на лопатках постепенно ослабевает. Наконец, Цинсюань вздохнул, потёрся лицом о его джемпер и чуть отстранился. Положил ладонь с кольцом ему на грудь, погладил пальцем другой руки щупалец кальмара и улыбнулся до ямочки. — Поверить не могу, — тихо сказал он, поднимая на Хэ Сюаня глаза. — Я был уверен, что ты меня пошлёшь. — Ужасно грустно это слышать, — ответил Хэ Сюань, погладив его под подбородком. — Мне нужно качественно пересмотреть своё поведение, чтобы ты не сомневался больше. Я не самый разговорчивый человек, Цинсюань, если ты ещё не понял. Мне непросто даётся вербальное выражение чувств. — Я знаю, — вздохнул тот. — Просто не думал, что до такой степени… — Именно до такой, — Хэ Сюань всё никак не мог прекратить трогать его лицо, так и водил пальцами, будто младенец. — Я сейчас буквально выдаю свой максимум. Ты делаешь со мной страшные и удивительные вещи. Ты вытряхнул меня из моего привычного мирка, перетащил к себе, заставил жить и смотреть вокруг, менять мои взгляды и привычки, заставил о чём-то мечтать. Подобное до тебя вообще никому не удавалось. Я и помыслить не мог, что это возможно, а теперь я столько всего хочу показать тебе. — Аквариум? — улыбнулся Цинсюань. — И его. А ещё я узнал, летом будет экспедиция из Абурацу, это порт в Японии. Месяц на яхте, дельфины и киты, много солёного воздуха и охренеть какие красивые закаты. Хотел предложить тебе поехать. Правда, не знаю, сможешь ли ты взять такой длинный отпуск, но в крайнем случае, можно, наверное, найти экспедицию на две недели. Только представь, одна каюта на двоих, и можно будет на палубу выходить гулять, дышать морем и кутаться в одну куртку. Знаешь, как здорово дельфины сопровождают корабли? Тебе точно понравится, они самые весёлые ребята в море, после морских котиков и летучих рыб. А, есть ещё чайки, но те похожи на толпу шумных салариманов в баре в пятницу вечером. Цинсюань слушал его и глупо улыбался. — Но если не выйдет, тоже не беда. Можно поехать на Хайнань и валяться в шезлонге. И пить пина-коладу через трубочку, и заниматься любовью на берегу. Звучит ужасно неудобно, зато богемно. Только представь — лазурное море, золотой песок… — М-м-м, песок, — лукаво улыбнулся Цинсюань, и добавил трагичным шёпотом. — Ненавижу песок, он грубый и жёсткий… — И раздражающий, — подхватил Хэ Сюань. — И везде забивается, — закончили они вместе*. Цинсюань рассмеялся и снова прижался щекой к его груди. — Видишь, мы идеальная пара, ты не ошибся, — с улыбкой сказал Хэ Сюань и поцеловал его макушку. — Поверить не могу, что ты такой нёрд. — Это же классика, — мурлыкнул Цинсюань. — Я люблю тебя, Хэ-сюн. — Это взаимно, — прошептал Хэ Сюань и почувствовал, как руки Цинсюаня сильнее сжались поверх рёбер. — Подумать только, ты подарил мне кольцо, — отпрянул тот и положил руку ему на грудь. Вторую он в это время рассматривал. — Кольцо! Как будто я твой суженый. — Ты он и есть, — Хэ Сюань погладил его по щеке. — А что это за камень? Очень красивый. — Это халцедон. Просто кварц, на самом деле, оправа ценнее. Но цвет такой… волшебный. Я обязательно подарю тебе что-нибудь получше. Когда узнаю, что тебе нравится. — Не надо, — Цинсюань обнял ладонями его лицо, зачесал назад волосы. — Всё самое лучшее ты мне уже подарил. — Ты меня больше не выгоняешь? — тихо спросил Хэ Сюань. — Хм-м-м, дай-ка подумать, — сделал тот задумчивое лицо. — Дядюшка, пустите переночевать, очень кушать хочется, и ножки больше никуда не идут сегодня. Цинсюань заржал, шутливо ударил его в плечо и снова обнял, словно не мог иначе. — Правда, можно я тут сегодня останусь? — взмолился Хэ Сюань, подхватывая его под задницу и усаживая на гарнитур. — Я к тебе с первого этажа бежал, а до этого весь день по аквариуму носился. Я устал, как пехотинец, и перенервничал за эти дни. — Ты мой бедный, конечно можно. Оставайся. И сегодня, и вообще, — Цинсюань мелко целовал и гладил его лицо. — Прости меня, я дурак. Меня как прорвало у тех качелей, так и затопило. Ничего не смог поделать, как ни пытался. — Не будет никаких детей, Цинсюань. Если только мы с тобой не решимся их усыновить. — С этим могут возникнуть проблемы, — вздохнул тот. — Значит не станем. Меня вполне устраиваешь и ты один. Обними меня, я скучал ужасно. Цинсюань прильнул и крепко обнял, вжав лицом в свою шею. Хэ Сюань дышал его запахом и наслаждался тем, как с каждым апельсиновым вдохом истаивают волнение и страх. Уступают место привычному тихому счастью, которое он по собственной глупости едва не потерял.