Лабиринты дорог

      Да, влип я по самое… «не хочу». В памяти живо всплыла история дяди Ферни. «Это у нас семейное – влипать в неприятности в загоне?» - подумал я. Не хватало только, чтобы меня выставили из Лаик с треском. Тогда прощай военная карьера, и вообще, все будущее к раттонам. А Дик ни о чем не догадывался – особенно в первые дни. Он глядел по-прежнему настороженно, не разговаривал ни с кем, даже если поблизости не было слуг или менторов. Близнецы-бергеры пытались побеседовать с ним. Отвечал он односложно и все время оглядывался, словно его вот-вот схватят за руку и уличат в неблаговидном поступке.       Нам в жеребячьем загоне жилось весьма вольготно. «Нам» - это мне и моим друзьям. Как я и предполагал, слуги закрывали глаза на мелкие проступки, на наши разговоры не обращали внимания. И лишь изредка, если мы уже болтали в полный голос, делали замечание в духе «В стенах Фабианского братства унарам запрещено разговаривать». Смех, да и только. А я наблюдал Окделлом, то есть за унаром Ричардом исподтишка. И влюблялся все сильнее. Вот только от этого на душе становилось все гаже. Он – Человек Чести, сын мятежника и вообще… Таких, как я, он называет «навозниками». В первый раз я услышал это слово не от Дика. Я даже не помню, откуда я узнал его. Но сейчас оно всплыло в памяти и дало «направление». «Надо сделать так, чтобы мы ненавидели друг друга, - будто кто-то прошептал мне в ночной тиши, когда я ворочался без сна под тонковатым одеялом, - надо злить его каждый день. Тогда забудется эта дурацкая влюбленность». Сказано – сделано. Уже на следующее утро, во время тренировки я громко заявил: - Унар Ричард рос в лесу и фехтовал палками. И взглянул на него – нагло и презрительно. В душе все словно переворачивалось от досады – на него, на самого себя и на эту кошачью судьбу. Мои приятели услужливо засмеялись, точнее, заржали. Капитан рявкнул: - Построиться в шеренгу! Фехтовальщик из Свина был, как из меня эсператистский священник. Он мог лишь научить неправильным приемам – кому, как не мне и не кэналлийцам это было знать. Но Ричард и вправду фехтовал плохо. Северная школа вообще основана на классических приемах, да к тому же у него голова забита эсператистскими штучками, вроде, как левая рука нечистая и держать оружие в ней нельзя. Один раз я специально ударил его по правой руке – учебной рапирой ранить невозможно, но причинить боль легко. Он еле слышно зашипел, но рапиру не переложил – дрался «раненой» рукой. «Как же ты писать будешь на словесности?» - подумалось мне. И зауважал его еще больше. Но показывать ему этого я не собирался. Наоборот, ехидничал все сильнее и сильнее. И, видя недоумение и злость в серых глазах, мечтал о том, чтобы он возненавидел меня еще больше.       Когда-то, за год до Лаик, я возмущался тем, что дуэли в братстве святого Фабиана под запретом. Мол, как же дворянам выяснять, кто прав, кто виноват. Сейчас я был даже рад этому правилу – иначе не избежать бы поединка межу мной и Окделлом. «А что будет потом? - ехидно спрашивал меня внутренний голос, - дашь ему заколоть себя или сам заколешь?» Но пока все поединки были исключительно на учебных шпагах. А Свину доставляло удовольствие ставить нас в пару. То ли он надеялся так «научить» моими руками Ричарда фехтованию, то ли просто забавляло его то, как я гоняю «Вепря» по залу… Да, я забыл. Я же дал Дику кличку – Вепрь. По гербовому животному. Видимо, он не знал, что мой родовой зверь – медведь. Или просто не отвечал, чтобы не выгнали из Лаик. Капитан не раз намекал Ричарду, что он – тупица и неуч. И это заставляло меня сжимать кулаки в бессильной злобе. Однажды мне пришло в голову устроить такое, чтобы Арамона забыл про Дика, и думал, кто же пакостит ему лично. И наутро в супе капитана оказалась перчатка. Почему она была лиловой и с шестью пальцами – Леворукий знает. Честно говоря, я нашел ее в коридоре, и не знал, откуда она взялась. Но идея пришла моментально. И кто такой Суза-Муза Лаперуза, граф Медуза, я тоже не знал. Мало того, графства Путелла и вовсе не существует в Кэртиане. «Сказал «А» - тогда надо говорить и «Б». И на следующее утро портрет капитана был украшен свиным рылом. Ключи я «взял на время» у слуги, который их потерял – уже навсегда. И тогда появилась возможность открывать изнутри свою келью. А после сумел открывать замки и на комнатах приятелей. Они-то думали, что это просто шутки, что мы так развлекаемся. Эх, знали бы они… Но, хвала Ушедшим, даже не догадывались. Только поддакивали, когда я комментировал стихи, сочиненные Ричардом на занятиях по словесности. Оставшись один, я сочинял свои: Да, конечно, я был неправ, И не стоит меня прощать Но оправдываться опять Мне мешает дурацкий нрав Я уйду, не бросая фраз, «Не прощай, не грусти, забудь», Только сердце толкнется в грудь, Может, это в последний раз…. Или вот это: Пойте струны, когда сердцу уже не поется Пойте, струны, если душа в осколки, Когда Тварь Заката за левым плечом смеется, Заставляя глядеть на весь мир озлобленным волком Я писал стихи для Ричарда, зная, что он никогда их не прочтет.