Ограбление по-японски

Всю неделю Лайт работал в поте лица. Кажется, даже на службе в полиции ему не приходилось так туго. Он переоборудовал «штаб расследования» в интернет-кафе практически в алтарь поклонения «Вамми». Рядом с новой картой Токио, утыканной красными флажками, теперь красовалась такая подробная схема с совершёнными и предполагаемыми ограблениями «Вамми», что ей позавидовал бы самый заядлый адепт какой-нибудь конспирологической теории. В центре схемы Лайт нарисовал уже ненавистную ему букву L, рядом с ней схематично изобразил его подельников, коих насчитывалось по меньшей мере четверо. От буквы L шла стрелка к нему самому, над стрелкой Лайт нарисовал знак вопроса, поскольку личных мотивов врага он пока не разгадал. В деле опознания Клэр Вайнс по фотороботу, как сообщал Мацуда, полиция потерпела фиаско. Никого похожего на описанную Судзуки девушку не было ни в японской базе данных, ни в базе ФБР. Лайта терзало подозрение, что американская полиция скрывает от них вероятных подозреваемых, и он попросил Мацуду присмотреться к агенту Лиднер повнимательнее. Отчасти просьба была излишней, поскольку Халле Лиднер была не просто иностранным агентом, она к тому же была платиновой блондинкой с роскошной фигурой — всё вместе представляло собой совершенно нетипичную картину в отделе японской полиции, и не присматриваться к ней мог бы разве что слепой. По отчёту Моги Лайт составил список из двадцати предметов, которые могли представлять интерес для L, распечатал их изображения и приклеил на свою схему. Чаще всего «Вамми» крали, разумеется, деньги. Эту банду отличала изобретательность — «Вамми» никогда не повторялись. Так что, если их целью и были банальные деньги, то в этот раз они точно не собирались красть флешку. Богатых людей в Токио хватало, и Лайт физически не смог бы проверить каждый дом. Так что эту идею пришлось отбросить в надежде на то, что L вконец обнаглеет и украдёт что-то громкое и важное, например, священное яшмовое ожерелье из Императорского дворца. Этот дворец почему-то засел у него в голове и никак не хотел оттуда уходить, хотя до сих пор никаких священных для Японии реликвий «Вамми» не крали. Лайт составил кратчайший маршрут между предполагаемыми местами ограбления и каждый день объезжал его. На местах он выслеживал подозрительные автомобили или зевак. На это уходила прорва времени и сил, но Лайт скорее бы умер, чем сдался. Будни Лайта усложнялись ещё и тем, что ему приходилось соблюдать конспирацию. Он уходил из дома на рассвете, чтобы жена не заметила, что на нём гражданская одежда, а не полицейская форма. Возвращался поздней ночью, когда Киёми уже спала, или проводил ночи в наблюдении за объектами. Нервное напряжение и отсутствие сна привели к тому, что к пятнице он уже валился с ног от усталости. А ведь ему ещё предстояло пережить проклятый приём Киёми. К счастью, на приёме действовал жёсткий вечерний дресс-код, и Лайт должен был надеть смокинг, а не парадную форму, на которую отныне не имел права. В пятницу в шесть вечера смертельно уставший, но из последних сил держащий марку Лайт с женой прибыл на приём, от которого должна была зависеть карьера Киёми. Такада всегда выглядела хорошо, но сегодня она была просто сногсшибательна в белом струящемся платье в пол. Декольте украшало простое, но изысканное ожерелье, в ушах поблёскивали драгоценные камни, из выреза платья то и дело выглядывала стройная ножка в туфельке на высоченной шпильке. Словом, не дать в этот вечер Киёми всё, что она пожелает, было бы тяжким преступлением. Лайт, перед которым жена поставила две задачи: оттенять её красоту и не заснуть хотя бы во время официальной части приёма, был в тёмно-синем смокинге классического кроя, белоснежной рубашке и галстуке-бабочке. Он позволил Киёми выбирать ему костюм, только бы она поскорее от него отстала с этими глупостями и позволила вернуться к работе. Она сказала, что этот оттенок синего хорошо сочетается с его каштановыми волосами и карамельными глазами, что ж, он не был против. Главное, не закрывать эти самые карамельные глаза, а то можно вырубиться прямо во время разговора. Лайт, как и обещал, позировал вместе с Киёми фотографу, пожимал руки каким-то официальным денежным мешкам, говорил на светские темы, шутил, пил шампанское, произносил тосты, улыбался, словом, был неотразим. Наконец жена кивнула Лайту в знак того, что он может быть свободен, и он со вздохом облегчения схватил со стола бутылку виски, стакан и удалился на пустой балкон. Сделав пару больших глотков крепкой янтарной жидкости, Лайт почувствовал, что жизнь начала налаживаться. Со вторым стаканом денежные мешки на приёме уже казались не жирными и мерзкими, а очень даже милыми людьми. На третьем стакане Лайт закурил сигарету и почувствовал себя самым счастливым человеком на свете: прямо под ним расстилался ночной Токио, яркий, неспящий, родной. — Красиво, правда? — тихо спросил кто-то справа от него. Лайт повернул голову на голос и увидел мужчину примерно своего возраста. Мужчина был без смокинга, а рукава чёрной рубашки он закатал до локтей. Иссиня-чёрные волосы он явно пытался пригладить, но потерпел в этом деле полную неудачу — пряди строптиво торчали в разные стороны. Но самым главным в его облике были глаза: огромные, пугающие и состоящие, казалось, из одних чёрных зрачков. Лайту на секунду почудилось, что он говорит с демоном. Впрочем, он-то как раз молчал, бестактно таращась на «демона». Не дождавшись ответа на заявление о красоте Токио, мужчина дружелюбно улыбнулся и попробовал зайти с другой стороны: — Вы тоже тут с женой? У «демона» была жена и она, скорее всего, человек, это успокаивало. Лайт решил про себя, что третий стакан всё-таки был лишним — чёрти что в голову лезет. Необходимость снова поддерживать светский разговор совсем не радовала. Но «демон», судя по его словам, был таким же запряжённым мужем, как и он сам, так что можно было не вести официальные беседы, и Лайт брякнул: — Ненавижу приёмы. — Почему? — удивился «демон». Он слегка сутулился, но бокал шампанского в руке держал изящно, даже с некоторым аристократизмом. Лайт решил, что это какой-нибудь эксцентричный, но щедрый инвестор, которого пригласили из-за границы. В пользу последнего говорила и европейская внешность, и лёгкий английский акцент. Лайт затянулся и, пожав плечами, ответил: — Я не очень люблю большие скопления людей. Тем более, когда всё это скопление организовано с целью похвастаться своими успехами — настоящими или надуманными. Все ходят павлинами, соревнуясь, у кого хвост цветастее да голос громче. Скука. Скука и лицемерие. «Демон» понимающе кивнул: — Я тоже терпеть не могу бессмысленные сборища. Да и осмысленные тоже. Если подумать, я вообще не очень люблю людей. Но профессия обязывает — я занимаюсь недвижимостью. А жена всячески пытается попасть в высший свет Японии. О, я ведь не представился, — он неловко вытащил свободной рукой из кармана визитную карточку и вручил её Лайту. — Эральд Койл. — Лайт Ягами, — представился Лайт. — Полицейский. Визитки у меня нет, так что вам придётся поверить мне на слово. Я тут исключительно в качестве приложения к жене. Эральд Койл фыркнул: — Вы простите, но по-моему, ваша профессия намного интереснее и полезнее, чем у телеведущего. Вы ловите убийц, это очень достойное занятие. — Не убийц. Грабителей. — Тоже благородно. Грабители и мошенники — ужасные люди, — серьёзно сказал Эральд Койл. — Выпьем за то, чтобы вы всех переловили? — Мне, по-моему, уже хватит, — покачал головой Лайт. — Да ладно вам! Давайте! Новый знакомый чем-то расположил Лайта к себе. Возможно, сказывалась ополовиненная бутылка виски, но Койл, несмотря на демонические глаза, казался искренним и, как и Лайт, лишним на этом торжестве пафоса и светской жизни. — А, чёрт с ним, давайте выпьем, — махнул рукой Лайт и налил четвёртый стакан нектара богов. Эральд Койл жестом фокусника вытащил откуда-то из темноты поднос с бутылкой шампанского и шоколадными конфетами, долил в свой бокал и чокнулся с Лайтом. Ягами отказался от конфет, мотивировав это тем, что закусывать такой хороший виски конфетами — это страшное преступление. А он всё-таки полицейский. К моменту, когда бутылка Лайта опустела, они сделались лучшими друзьями и торжественно поклялись друг другу больше никогда не позволять жёнам собой командовать и таскать на дурацкие приёмы. Мир вокруг весело раскачивался и кружился, в теле разлилось невероятное тепло, а в душе поселилась гармония. Лайт не помнил, когда он в последнее время так много смеялся или хотя бы искренне улыбался, не надевая маску идеального члена общества. Какой-то неясный шум из зала заставил новоявленных друзей вернуться к остальным. Оба покачивались, пытаясь удержать друг друга за плечо в относительно вертикальном положении. Несколько секунд Лайт по инерции улыбался, но потом заметил, что все гости смотрят исключительно на него. Он оглядел себя — выглядел он прилично, кроме того, что был мертвецки пьян. Но ведь пил не он один, в чём же дело? — Смотри! Туда! — Эральд Койл ткнул указательным пальцем на огромный экран, по которому до сих пор показывали обращения официальных лиц и подобную чушь. Пару секунд Лайт тупо пялился на палец, потом моргнул, перевёл взгляд на экран и открыл рот от удивления. Весь экран занимало лицо Лайта. Ягами протёр глаза, но его фотография никуда не исчезла, а потом сменилась другой и третьей. И тут Лайт вдруг осознал, что из колонок вместо музыки раздаётся «механический» голос. Он прислушался и чуть не выронил стакан, который всё ещё держал в руке. — …таким образом, Лайт Ягами, казавшийся всем образцовым полицейским, на самом деле оказался взяточником, покрывающим банду известных грабителей. Его временно отстранили от службы, но, скорее всего, это «временно» перерастёт в «постоянно». Жители города надеются, что он ответит по всей строгости закона. — Скажи, что мне это кажется, — Лайт умоляюще посмотрел на Эральда Койла. — Это просто невозможно. — Нет, я тоже это слышу. Это ведь неправда? — Койл хмурил брови и переводил взгляд с Лайта на экран и обратно. — Нет! Я не понимаю, кто и зачем… L! Только одному человеку пришло бы в голову так его унизить. Приём снимали на камеры, большую часть гостей составляли журналисты, так что завтра эта постыдная новость будет везде. Всё-таки Киёми Такада — медийная личность, подробности её семейной жизни СМИ будут смаковать с превеликим удовольствием. Гармония, царившая в душе Лайта всего пять минут назад, сменилась всепоглощающей ненавистью. Сначала письма, потом деньги, теперь L решил вывести свои издевательства на новый уровень! Он не позволит этого! Лайт издал утробный рык, подбежал к экрану и кинул в него пустым стаканом. Стакан съехал по холсту вниз и, упав на пол, разбился. Экрану, как ни странно, ничего не сделалось, и Лайт кинулся к фуршетному столу, в бешенстве сдёрнул с него скатерть вместе со всем оставшимся содержимым, свернул в большой звенящий стеклом узел и снова кинул в сторону экрана. Узел до пункта назначения не долетел, развязавшись по пути, и раскинулся на полу на манер скатерти-самобранки. Часть бутылок и бокалов разбилась, разноцветные алкогольные ручейки весело зажурчали по паркету, пачкая туфли и подолы дорогих платьев. Кто-то попытался схватить его за руку, но он, рыкнув, вырвался и услышал звук рвущейся ткани смокинга. Ненавистный голос из динамиков продолжал вещать о его карьере, поведав среди прочего и о том, что он попал на службу благодаря отцу. Решив, что динамики представляют собой большую опасность для его репутации, чем экран, Лайт заплетающимися ногами приблизился к ближайшему динамику и от души пнул его ногой. Динамик упал на бок, громко ухнув, но вещать не перестал. Лайт вскочил на невысокую сцену перед экраном и крикнул, обращаясь сразу ко всем: — Это всё неправда! Он врёт! — Слезьте оттуда, вы пьяны, господин взяточник, — с отвращением сказала какая-то неизвестная Лайту расфуфыренная девица с мерзкой чёрной родинкой прямо на переносице. Лайт, не отрывая от родинки взгляда, с максимальным достоинством, которое позволяло его нынешнее состояние, подошёл, взял с ближайшего стола бокал красного вина, громко и отчётливо сказал:  — Пошла на хрен, дура! — и плеснул вино в лицо девушке, прямо в мерзкую родинку. Кто-то ударил Лайта в правый глаз. Лайт инстинктивно махнул кулаком в сторону обидчика и даже попал по чему-то мягкому и взвизвгнувшему. В дальнейших событиях сознание Лайта уже не участвовало. Проснулся он на следующий день от невыносимой головной боли и запаха свежей выпечки. Последнее было особенно странно, ведь в их с Киёми доме никто никогда не готовил — они заказывали еду из ресторана. Лайт попытался открыть глаза, но правое веко отказывалось подчиняться. Тогда он приоткрыл левый слезящийся глаз и увидел белый потолок. Потолок ему ни о чём не сказал, и он осторожно сел на кровати. Это определённо был не его дом. Поддерживая адски ноющую голову с двух сторон, Лайт непонимающе рассматривал смутно знакомые обои в наивный цветочек и вызывающе красно-зелёный ковёр. Киёми точно не допустила бы в своём доме такой безвкусицы. — Где я? — прохрипел Лайт. Слова давались ему с большим трудом, царапая горло. — О, проснулся наш Брюс Ли! — в комнату вошла Саю, и Лайт похмельным разумом медленно сопоставил обои в цветочек и сестру. Да, это была квартира Мацуды и Саю. Киёми после первого визита к родне мужа целый вечер про эти обои твердила. А кстати, где же она? — Саю, почему я у вас? Где Киёми? — Ох, Лайт… Выпей сначала, потом я расскажу, — сестра протянула Лайту бутылку минералки и средство от похмелья. Он в несколько глотков осушил бутылку и почувствовал себя немного лучше. По крайней мере, мир перед левым глазом не расплывался, а голова перестала напоминать пудовую гирю. Он выжидающе посмотрел на Саю. Сестра села рядом и объяснила: — Киёми позвонила вчера, сказала, что ты устроил пьяный дебош на каком-то очень важном приёме. Попросила тебя забрать. Хотя «попросила» — это слишком мягко сказано. Я никогда не слышала, чтобы Киёми так кричала. Тота съездил, забрал тебя, ты сопротивлялся, даже заехал ему по лицу пару раз. Да сейчас сам увидишь — сегодня суббота, он дома. Лайт, сколько ты выпил? — Саю укоризненно посмотрела на брата совсем как мама. Он закрыл лицо руками. — Боже, какой кошмар!.. Я почти ничего не помню из вчерашнего вечера. Меня что-то сильно разозлило, но что? — Позвони Киёми, она наверняка в курсе. — Да, ты права. Саю оставила его одного и вернулась к своей восхитительно пахнущей выпечке. Лайт непроизвольно потянул носом и набрал номер Киёми. Она ответила не сразу и совсем не так приветливо, как он надеялся. — Чего тебе надо, алкоголик?! — Киёми, не кричи. У меня дико болит голова. — Так тебе и надо! Мне так стыдно, как вчера, за всю жизнь не было. Я никогда тебя не прощу за это, — Киёми говорила резко и отрывисто. Чувствовалось, что она в бешенстве. — Я ничего не помню, что случилось-то? Саю говорила про какой-то дебош, но это же бред, я бы никогда… Киёми пересказала ему подробности вчерашнего вечера, сделав упор на бокале вина, который Лайт выплеснул в лицо незнакомой девушке. — Это дочь президента канала, идиот! Из-за тебя мне не только передачу не дадут, меня вообще уволить могут! И скажи на милость, что это за дикая история про взятки и отстранение?! — Это неправда, Киёми. То есть меня действительно временно отстранили, но я не брал взяток. — Ах ты, лжец! Мало того, что пьяница, так ты ещё и врал мне! — Киёми, послушай… — Нет, это ты послушай. С меня хватит, Лайт. Я не собираюсь больше этого терпеть. Забирай свои вещи и проваливай из нашего дома! Чтобы я больше тебя не видела! Она бросила трубку, и Лайт ошеломлённо уставился на телефон. Киёми бросила его? Выгнала из дома? Чёрная полоса в его жизни, противореча всем законам, не только не желала сменяться белой, она становилась всё чернее. Вошедшая с подносом булочек Саю с первого взгляда всё поняла. Она поставила булочки на стол, снова села рядом и обняла брата. Пришедший чуть позже Мацуда сверкал подбитым глазом и разбитой губой, он отмахнулся от извинений Лайта и спросил: — Тебе есть куда пойти? Может, поживёшь пока у нас? Лайт покачал головой. Он не хотел стеснять сестру с мужем и тем более возвращаться в родительский дом. Вдруг он почувствовал, как что-то острое режет ему бедро. Он выудил из кармана брюк визитную карточку. Витиеватая надпись на ней гласила:

«Агентство недвижимости Эральда Койла».

Не иначе как само Провидение послало Лайту агента по недвижимости именно в тот момент, когда ему понадобилось жильё. Койла он помнил, человеком он казался вполне надёжным. На визитке был указан сайт, Лайт зашёл на него и убедился, что агентство предлагало квартиры и дома на любой вкус и кошелёк. Что ж, хотя бы эта проблема казалась решённой. Приведя себя в относительный порядок, Лайт одолжил одежду у Мацуды и позвонил Эральду Койлу. — Здравствуйте! Я Лайт Ягами, вы помните меня? — Помню, конечно. Тебя очень трудно забыть. Может, перейдём на ты? Мы вроде друзьями расставались. Ты живой там? — Живой, но чувствую себя ужасно. Ты извини, я обычно веду себя гораздо скромнее. — Это ты извини, я не должен был тебя спаивать. Ну ничего страшного, со всяким может случиться. Ты что-то хотел, Лайт? — Да. Мне нужна квартира, а ты вроде как занимаешься жильём. — Понял. Давай встретимся где-то через час на Сибуе, я покажу тебе несколько квартир, которые могу сдать прямо сегодня. — Спасибо, Эральд. Ты очень меня выручишь. Они встретились на Сибуе ровно через час, и Лайт совершенно не удивился, увидев нового знакомого растрёпанным, в растянутом джемпере, широких джинсах и стоптанных кедах — ещё вчера было заметно, что Койл чувствовал себя неуютно в официальном костюме. Сам Лайт в одежде с чужого плеча, с опухшим лицом и заплывшим глазом выглядел точно не лучше. Он натянул капюшон толстовки на голову, чтобы не привлекать повышенного внимания. Эральд Койл вёл себя с ним так, будто никакого дебоша вовсе не было, и Лайт был ему благодарен за это. Лайт ожидал, что Койл будет расспрашивать его о причинах поиска нового жилья, но и этих вопросов не последовало. Либо он и сам всё прекрасно понимал, либо тактично обходил скользкую тему. Они посмотрели пять квартир, и Лайт выбрал небольшую студию с видом на парк. Там уже стояла вся необходимая мебель, не было только одной важной вещи — сейфа. Лайт собирался перевезти на квартиру все документы по делу «Вамми», а их стоило надёжно спрятать. Койл немного удивился этой просьбе, но пообещал, что достанет сейф через два-три дня, а пока Лайт может хранить документы в верхнем ящике стола, который закрывается на ключ. — Ну вот, обустраивайся! — улыбнулся Койл, уже собираясь уходить. — Спасибо. Ты так мне помог, я могу тебя чем-то отблагодарить? — Это же моя работа, так что не стоит. Но мы могли бы встретиться просто так, как друзья. В баре, например. — Нет, только не бар. Хватит с меня алкоголя! — открестился Лайт. — Ты можешь пить чай или кофе. Я знаю тут хороший бар неподалёку, там мало посетителей, тихо и спокойно. И, что немаловажно, там можно курить. — Ну, хорошо, ты умеешь уговаривать. Только обещай проследить, чтобы я больше никому не плескал вином в лицо, — ухмыльнулся Лайт. — Обещаю, никто не пострадает, — ответил с улыбкой Койл. — Тогда звони, как окончательно переедешь. — Договорились. И, Эральд, я хочу, чтобы ты знал одну вещь, — Лайт серьёзно посмотрел на друга. — Я не преступник. — Я знаю, — улыбнулся Эральд Койл. — По тебе сразу видно, что ты честный человек.