Эстония не ходила по психологам. Она не употребляла алкоголь. Никогда не пробовала наркотики. Не было шизофрении. Она никогда не пыталась себя убить. Ни за что. А таблетки… Эстонка сама не знала зачем пила их. От данных препаратов кроме внутренней легкости она ничего больше не чувствовала, не больше. И все что можно сказать, так это, что Эстония не пыталась умереть — она училась умерать.
/17:00/
Холодная погода. Так тихо и спокойно, и только море разбивает грань тишины, ударяясь о скалы. Все очень интересно, красивые пейзажи: чёрные камни, полупрозрачное море практически искриться от мороза, как и воздух. Небо белое от снежных, и как вата, облаков. Но ему как-то не до пейзажей и картин, не до красоты или до мороза вокруг, даже если темная вода бьётся под ногами.
Он повернул голову к нескольким камням над водой, и безэмоционально вздохнул, вспоминая как его закинули в прохладную воду, как он чуть не заболел, как это было глупо и весело.
Через пару шагов, мужчина засел в одной из немногих на берегу беседок и посмотрел на часы, закрыл глаза. Но только приоткрыл он один, как сразу перед ним выросла фигура Шведа и уселась рядом.
— Здравствуй, Германия, — со своей привычной игровой улыбкой произнес Швеция. Но Немец только молча закатил глаза и раздраженно вздохнул, предлагая собеседнику покурить. Но Швеция, шутя и посмеиваясь, отказался.
— У тебя весьма подозрительное поведение, Schweden, — прошипел Германия, доставая почти пустую пачку «Dimitrino».
— А ты — сладкоежка. Никогда бы не подумал, что ты когда-то будешь курить, — Швеция в наглую взял одну из сигарет и покрутил между пальцами, — Не понимаю зачем ты предлагаешь мне это.
— Я ни раз наблюдал тебя в курилке с остальными, ты не можешь это отрицать или говорить, что ты там был просто с друзьями, — вообще, ему было немного без разницы на собеседника, но только осознание дружбы поднимало в нем слова говорить.
— Не уже ли ты когда-нибудь выходишь из своего кабинета? Хорошо, иногда я курю.
Германия о чем-то задумался и потом посмотрел вперед.
— Иногда, — фыркнул Герман и достал зажигалку, протягивая её Шведу. Швец взял ее и спокойно поблагодарил.
— Когда мы с тобой последний раз виделись, — Королевство призадумалось, бросил взгляд на морскую гладь.
— Недели как три назад, точно, — ответил ФРГ.
— Нет, не так Гер, а как друзья? Когда?
Триколор замолчал и посмотрел на песок. Ему не нравилась эта тема, от слова совсем. Он умеет дружить, но не получается у него это так же искренне, как у других. Подозревать всех и каждого — дело не простое, это — талант, которым Германия обладал давно, но не показывал так ярко раньше, как сейчас. Ведь сейчас это похоже на паранойю, на шизофрению. Кто-то считал, что Немец занимается какой-то чёрной магией. Но это чисто ради шутки, чтобы украсить его поведение.
— «Какая чёрная сила за тобой стоит?» — подумал Швеция, щуря янтарные глаза, и, моментально, снова становясь адекватным в лице, он спросил, — Как ребёнок? Как там Полонья?
Германия немного выпрямился и помолчал.
— Какой из двух тебя интересует?
— Допустим, сын.
— Ты же знаешь, где Поль учиться. Так вот… Учиться не плохо и я уже подумываю над тем, чтобы ставить его на место…
— Не уже ли Дека так запустила учебу? — взволнованно перебил Швеция.
— Ты даже не представляешь, Швец… даже не представляешь… — Республика поднялся и молча уставился на алеющий закат.
— Как Полонья?
— Польша… — прошипел сквозь зубы Немец.
Ему не нравились эти шутки, клички, обзывательства, сравнения… Может раньше это было смешно, но сейчас его не смешит ничего от слова совсем. Человек с диагнозом амнезия — Германия. Память потерял год назад. Еле как пришёл в сознание вернуться на работу, вспомнить кого-то близкого было невозможно. А доказать ему, что у него есть дети — и вовсе было задачей невозможной. Ведь оба живут в Дрездене, а родители — здесь. Но Немец быстро вошёл в курс дела, кое-как что-то вспомнил. Поэтому был раздражительным до предела. Франция, выступавшая в роли психолога для него, прекрасно вправила ему память и кто он такой. Но женщина до сих пор ходит за ним, что-то постоянно напоминает.
— Хорошо, пропустим тему. Скажи, Ф. Германия, возможно ли вызвать на разговор одного нашего человека?
— И кого же?
— Эстонскую Республику. Шоколадку «Kalev» помнишь? Я приносил на днях.
ФРГ задумался, проводя взглядом по горизонту.
— Мне кажется, это возможно. Но зачем она тебе? Экспорт не идет? — как-то хитро улыбнулся Германия и расмеялся на пустом месте. Секундно покашляв от холода, он потушил сигарету и снова посмотрел на Швецию, который недовольно отвернулся и курил.
— Твоя дочь, Швец, поступила. Ты же знаешь. Какой ценой?
— В несколько тысяч евро… — еле слышно проговорил он.
— Значит плохая актриса.
— Музыкантка.
— И на чем играет твоя музыкантка? — последнее слово у него получилось выговорить с отвращением.
— На флейте, — сказал Швеция.
— А она?
— Кто? — повернулся не понимая Швед.
— Я все вижу, спасибо, что не разучился. Говори. На чем Финка играет?
— На скрипке… Как мне понимать «я все вижу»?
— Так и понимать, — подошла Польша. Она отряхнула перья и села рядом с Германией, поправляя его крашеную прядь, — Опять курил, обещал бросить.
— Великая пара — Фрицляндия и Пшекедония, — с нестандартным удивлением произнес Королевство, — Как вы вообще сошлись, так и не понимаю.
Польша положила руку на ладонь мужа и тепло улыбнулась Швеции:
— Просто мы любим друг друга, не так, как ты любишь кого-то.
Польша была знакома со Швецией давно, даже очень. Но она была очень тихой, отзывчивой и любящей. Не кидала никого. Ей жалко даже паучка, хоть она арахнофоб. Просто просит Германию выносить их на улицу, а умрут они уже там или нет — это их проблемы. Дети очень хотели дома змею, но мама против. Хотели собаку или кота, она против. Даже рыбок не заводят. На столько ей плохо будет когда зверушки не станет. Полячка заботливая до жути. Поэтому выражение «Залечить до смерти» — это больше, чем просто фраза. Она уступает во всем: вплоть до языка на котором хотят с ней говорить дети. Германия называет её ласкового — Поля, а она в свою очередь называет его спокойно Гер. Может это и звучит слишком странно и пафосно, сам Немец считает это, как знак уважения.
Швеция вздохнул и заглянул ей в глаза. Но они были мутными и он ничего не разглядел. Эта проблема его немного обидела и задела. А Полячка закинула ногу на ногу и, не боясь, спросила:
— А, что ты хотел увидеть? Внутренних демонов? — она усмехнулась. Наличие крыльев просто сразу говорило Швецу, что она своего рода уже ангел. Ему закрыта стена, которую кроет зеркало души. Поэтому он мельком посмотрел на Германию.
— От тебя отвернулись даже они.
— Они рядом. Тебе просто не дано увидеть их сейчас, вечером. А с Эстонией ты увидишься завтра утром. Договорились, — он сверкнул глазами и протянул руку.
/23:26/
Плывут белые звезды, луны на небе не видно. Море слышно отсюда, из окна комнаты. Оно сегодня решило протестовать тишине и биться об скалы, что невольно вызывает улыбку. Расчёска проходит через белые пряди и приглаживается рукой. Волна удовольствия проходит через все тело, задевая кончики пальцев. Ливонец сидит на холодном полу и смотрит на стенку. Эс сидит на кровати и расчесывает его. Мимо пролетает время, он почти заснул, но резко подает голос:
— Я метаюсь между «остаться здесь» и «уйти в вечную темноту»…
— Расскажи мне про свой дом, мне интересно.
— Это место, где ты…
Дверь приоткрылась и зашла Иса.
— Боже, он ещё здесь!.. — радостно прошептала она.
Эстляндия и ЛО перекинулись взглядами, разрешая девочке присесть рядом. Ислантвия тихо села рядом с Орденом и дотронулась до него.
— Ты настоящий…
— Живее всех живых.
— А ты не отвлекайся. Рассказывай, — отвесила Эстляндка лёгкий щелбан своему призраку.
— Хорошо, хорошо. Мой дом — это место, где показывают твою жизнь. Это промежутки жизни каждого, промежутки прошлого, его части. И делиться все на север, запад, юг и восток. В центре стоит стол. Правда так только говорят. Миллионы раз ходил — никакого стола там нет. Богемия говорит, что и не было…
— Богемия?
— Прекрасная женщина. Не важно. На севере черноты почти ничего, и холодно. И много, много крови. Это связано с тем, что оба Королевства всегда воюют за первенство. А моя, скажем госпожа, только смотрит на это. Я же гуляю в пустоте. Ко мне зайти — это покинуть границы темноты. Я единственный, кто может вернуться в мир живых в полном обличии. Все остальные — призраки, но есть всего пару исключений, как я: СКЮ и Пруссия, но у них и то нет возможности. СКЮ зависима от территорий в темноте, а Пруссия просто зависима… Это страшно. Я тоже зависим, но от родственной души и я могу просто уходить.
Юг кишит мифическими тварями. Из-за этого закрыт всем. Только настоящий ангел, без грехов и ошибок в жизни, может пройти на юг. Это придумал совет. Совет составляет великая Европа. Кто-то уходит, кто-то приходит.
— Кто сейчас в совете? — спросила Иса.
— Со времен Австрийской Империи там ничего не поменялось. Все те же РИ, ШК, ФИ, АИ. Они редко собираются. По одному человеку от региона. Иногда конечно Южный председатель меняется, но Австрийская Империя считает, что он пока единственный, кто держит контакт с югом.
Запад… Запад не пускает никого без собственной похвалы, без мучений, без драки. Тебя либо похвалят, что ты останешься там навсегда, либо закинут в далёкое время. ФИ абсолютно сумасшедший. Но он не признает этого. И вряд ли признает… Такой же он делает Пруссию. Поэтому на его красочность опускается пепел с её жизни. Она все время то умерает, то убивает. Но пахнет гарью.
Восток полностью отдан Российской Империи. Ещё на его территории проживают Великое Княжество Литовское и Жемайтийское, бывшая Речь Посполитая, моя госпожа иногда приходит в гости, ну и Киевская Русь. Я особо не вдаюсь в подробности их жизни, там все слишком прямо. Но они дружат.
Но особое внимание уделяется душевному и физическому состоянию при жизни. Ты можешь остаться навсегда маленькой девочкой или побитой душой, утопленником. Меня задушили, я остался собой. РИ застрелили, но его вид не уступает никому, ведь он просто смирился за последнюю секунду до смерти. Госпожа повесилась… Но моральное состояние было мирным и она выглядит не поменявшись. Испанскую Империю схватил удар прямо на балу и она теперь просто жить не может без танцев. На этом все.
— А можно туда мне? — спросила Иса. ЛО молча взял ее руку, закрыл ей глаза. И Ислантвия буквально через пару секунд провалилась куда-то вниз.
Темнота. И ощущение, что кто-то тепло держит её за руку. Она поднялась и оглянулась.
— Найти свой источник света, — пронёсся голос в голове. Иса оглянулась и поняла, что абсолютно пуста. У нее ничего нет. Но к ней подходят и берут ребёнка на руки.
— Ты потерялась? — расплывается кто-то в неестественно огромной улыбке и голова со странным щелчком резко нагинается с непонятно каким углом. Ислатышка вскрикнула, осознавая, что это чья-то знакомая фигура. Но не ясно кого.
— Ло…
— Иса?! — позвали ее вдали, — Иса!
Девочка снова нехотя оглянулась на человека и обмерла от страха, замолчав. Яркие выразительные глаза незнакомого человека заставляли кричать, но она молчала.
— Иса… Просто не шевелись… пожалуйста… — сказал Ло.
— Кричи… — тихо сказал незнакомец. Иса молчала. Она чувствовала себя маленькой мышкой.
— Помоги мне… — сказала тень.
— Я Вас не вижу… — тихо прохрепела Иса.
— На чем весит эта веревка…? — подошла к Ло Эстляндия.
— Скорее кто… — тихо ответил Ливонец, — Это не прошлое… Здесь нет света…
Эстляндия зажгла спичку и провела её в темноту, подходя к подвешенному на пустоте телу, которое держало Ису на руках.
— Иса… Иса иди ко мне… — Эстляндия протянула руки, но девочка не слышала и продолжала говорить с трупом. Эстляндия очнулась первая. На полу сидела Иса и ЛО. Но парень проснулся раньше Ислантвии и итог был плачевен.
— Ее психика сломана. Ей просто не с кем было общаться. Она придумала выход и нашла его в будущем. Я дух прошлого. Ей не помочь.
Эстляндия посмотрела на сидящую на полу девочку. Казалось она бледнеет на глазах, и это зрелище самое ужасное, что она могла видеть. Эстляндка подошла и осторожно подняла её лицо, замечая непонятное пятнышко, которое и близко не похоже на родинку или грязь. Иса дышит, она спит. Эс опустила её голову и подошла к столу.
— Я позвоню маме… — взяла телефон и ушла к двери.
— Опять посреди ночи? Дай ей уже поспать.
— Если бы она спала…
— Тогда останься, мне интересно ее услышать, — улыбнулся Ливонец, состоявший с Эстонкой в очень «теплых» отношениях. Глаза Эстляндии сменились янтарным и она молча уселась рядом, позвонила и поставила громкую связь. Долгие гудки.
— Алло, — уставший голос снимает трубку.
— Привет… Маам… у меня проблеемы…
— Sunny, kas sa saad aru, et ma lähen nüüd koju? Jah? (эст.: Солнышко, ты же понимаешь, что я сейчас еду домой? Да?)
— Переведи… — прошептал Ливонец, но этого шопота хватило чтобы Эстония получила приступ.
— Mis on Sinu probleem…? (эст.: Какие у тебя проблемы…?) — спросила Эстония, пока Эс отвешивала подзатыльник призраку.
— Noh… kuidas ma saan sulle öelda… Isa sattus tulevikku… (эст.: Ну… как тебе сказать… Иса попала в будущее…) — чуть ли не шепотом произносила Эс. Ливонец боролся с тем, что у него дёргается глаз от их диалога.
— Дай поговорить… — сказал ЛО.
— Ты совсем с ума сошел?! — пропищала Эстляндия.
— Приглашаю в гости, раз уж он хочет поговорить. Тогда лучше с глазу на глаз.
— Не интересно, — усмехнулся ЛО, — Лучше ты ко мне. Тогда, одиннадцать лет назад, мы тогда не договорили.
Повисло молчание.
— Хорошо. Я прийду. Но он опять обязан быть рядом, он — проводник, — Эстония говорила уверенно и спокойно.
— Без проблем, цветочек! Дай Юте пять минут, она кого угодно с того света достанет. Швед будет рад тебя видеть. Раритет ты наш. Как ты вообще живёшь тут. Боже, Сóва тебя не узнает, что говорить про РИ.
Эстония молча повесила трубку не желая слушать это.
— Спасибо, — фыркнула ему Эстляндия.
— Она всегда обижалась на правду. Глупый ребёнок, ей всегда было мало. Ее ела зависть к Латвии, — сказал Орден и щёлкнул по шее Эстляндии. Она провалилась обратно в темноту и в руках её оставались спички. Они раздражали своей бесполезностью. Но хуже был шепот за спиной, который начинал просто шипеть и бесить.
— Что будет, если я кину здесь спички? — оглянулась она.
— Лучше не надо, — подошел Ливонец, — Моя госпожа собирает обсолютно все. Из неё уже выбивали зажигалку.
— Чью?
— Не важно. Не вернула. Ладно, пошли к Юте, а то я в смерти не увижу своего цветочка Балтии, — Король закутался в свой белый плащ с крестом и пошел прямо. Эстляндия за ним.
Громкий крик злости и удар по поверхности чего-то сопроводил смех двоих: мужчины и женщины. Эс подошла ближе и керосиновая лампа озарила небольшое пространство. Все взгляды, кроме дующейся женщины за другим концом стола, устремились на Эстляндию.
— Какое до боли знакомое лицо, — сказала женщина.
— Вы?! — удивилась Эстляндия, узнав второго призрака из коридора.
— Милая девушка, — сказал мужчина и подошёл к ней, но Эс отступила назад, — Не говори, что боишься.
— Лицо у Вас неприятное…
ШК перевел взгляд на подчинённого Ливонии, и Орден тихо отмахнулся.
— Дети такие странные; никогда не знаешь, что ожидать.
— И это говоришь мне ты? — Швед сел обратно за стол, — Которого придушил собственный ребёнок? — он повернулся к Ливонии, — Вы вообще наследницу ростили или кровожадную убийцу?
— Что?! — вскрикнула Ливония. Ютландия посмотрела на них, потом на Ливонца.
— Что-то хотел?
— Надо чтобы ты своего пасынка сюда доставила. Это условие, при котором ко мне прийдет цветочек, — объяснил он. И Ютландия тихо удалилась. Эстляндия смотрела на это все с непониманием происходящего. Это было настолько странно, что начинала кружиться голова, сама темнота уходила из-под ног, и девушка падала. Но ЛО поймал ее, Эстляндию усадили на стул и давали приходить в себя.
— Ей нельзя находиться. Ей становится плохо, — подметил Шведское Королевство.
— Сантриум — место не для живых, — сказала Ливония, собрав со стола колоду карт и перемешивая её заново.
— У тебя просто отвратительная диалектика, — взглянул на нее Швед.
— Кто бы говорил, — прошипела Ливонка, но сразу успокоилась, — Как дела там?
— Тихо, мирно, — сел за стол ЛО, неизвестно откуда достав стул.
— Ага… Как же… Тихо, мирно. Это здесь тихо.
Все прервал чей-то крик. Эстляндия сразу его узнала, но не видит кто это. Позже возвращается Ютландия и присаживается рядом с Прибалтом.
— Где он? — спросил Орден.
— У меня не было настроения его тащить сюда, поэтому я забрала вариант получше, — ответила Королева. По её уставшему виду можно было сказать многое.
— Во что вы играете? — спросила Эс и посмотрела на карты, глаза мутнели, сама девушка теряла сознание.
— Мы играем на будущее. Ставим чью-то жизнь. При проигрыше жизнь не возвращается. Человек может умереть. Он обязан умереть, — Швед всматривался в темноту, неприятно щуря глаза, которые темнели, наклонял голову и вдруг ни с того, ни с сего резко вырвался вперёд, — Нет, стой!
— Но кто сказал? — усмехнулась Ливония. — Он поставил душу твоего отца, девочка. А Эстер сбежал. Здесь все не так, как там, у вас, на земле. Теперь Швеция следит чтобы он не умер. Глупо, — Ливония раздала карты и села за стол. Как не удивительно, но на Эстляндию тоже раздали.
— Правило удивительно просты. Их поймут все, — начал ЛО. — Выбираешь карту и ложишь её лицом вниз.
— И все?..
— Да. Но выбирай так чтобы эта карта могла «отговориться». Иначе она умрет.
За спиной послышался шепот. Он рос с каждой секундой. Эстляндка не собиралась оборачиваться и внимательно смотрела в карты. Будто за спиной кто-то стоит, пахнет дымом, голову охватывает паника.
— Таак, таак, таак, — медленно растягивая слова подходит фигура человека. Быстро скользнув по плечу Шведского Королевства, ему протянули белую розочку, которая моментом пожелтела. Француз достал из темноты стул и сел рядом с ШК.
— Вы меня не ждали, а я пришёл, — улыбнулся он, набирая себе колоду, — Сегодня такая интересная компания. Только вот этой леди я не узнаю.
Эс спряталась за картами и не смотрела на него.
— Цветочек? — спросили рядом. Эстляндия посмотрела на белую розу и бережно взяла её, на что цветок буквально взорвался тучей лепестков. Этого вполне хватило чтобы ФИ отошел от неё на свое место за столом.
— Страшная девушка… Что надо было сделать при жизни, чтобы добиться такой черноты… Даже Тройка чище…
— Помолчи и клади карту, — улыбнулась Ютландия.
ФИ долго выбирал карту, внимательно вглядываясь в их содержимое. В его взгляде была непонятная тревога, которую будто никто не замечал, кроме Эстляндии. То ли на него давил ее холодный взгляд по необыкновенному спокойных голубых хрустальных глаз, которые немного приманивали Француза, то ли колода у него была не самая лучшая и он так волновался. Эстляндка судорожно выдохнула и, посчитав свой выбор очень разумным, посчитав все за и против, положила карту.
— Девочка, ты слишком плохо разбераешься в правилах этой жестокой игры, поэтому лучше забери карту, — сказала Пруссия, которая облокачивалась на спинку ее стула. Эстляндия сделала вид, что не услышала и смотрела вперед, в темноту. Пруска продолжала:
— Ты можешь убить человека, как ты не понимаешь? Ты смертная.
— Вы тоже, — повернула резко голову Эстляндия и встретилась с ней взглядом. Их молчание перерастало в игру в гляделки. Еще долго они пилят друг друга взглядами, и Финка выигрывает, ведь Королева перевела лиловые глаза на своего «приятеля».
— Слишком много болтаешь. Никогда не умел держать язык за зубами. Это тебя и погубило! — она красивой плавной походкой отошла к ЛО и теперь смотрела в его карты, нагло выдавая его:
— Тебя ничего уже не спасет против того, что положила твоя внучка. Хитрая, — Пруссия обвела всех взглядом и в глазах ее запылал огонь и искры, которые дополнила смеющаяся улыбка, переходящая в оскал острых зубов. Она быстро развела руками и звонко захохотала на всю тьму вокруг, — Вам всем уже НИЧЕГО не поможет! Ха-ха-ха-ха!!! — медленно пройдя вокруг всех и так же медленно закладывая руки за волнистные волосы, Пруссия остановила взгляд на Литовце и улыбнулась хитро, нежно, игриво, — Наивные души. Вас всех она погубит! — ее разбирал какой-то истеричный смех, — Всех! Всех! Всех!
Ее голос разнесся в темноте. Холод прошел по каждому за столом, все теперь косятся на Шведа. Но это не он.
— Дурная… Успокой свой адский смех, ты пробуждаешь такую же нечесть, как ты, — сказала Ливония. Пруссия улыбнулась ей, но без всякого энтузиазма, как улыбалась мужчинам.
Все взгляды вновь упали на Шведское Королевство, но он достойно держался под их давлением.
— Вы ошибаетесь, смотря на меня.
Он смотрит в свои карты и выдвигает достойную из всех, что были в его руках. А потом он ложит их всех на стол, и руки складываются вместе, он подносит их к лицу, что-то невнятно шепчет, нибы молиться. Это выглядело очень странно, никто не понимал, что он и для чего это делает… Но тут за его спиной блеснули чьи-то глаза, и сникли так же неожиданно, как и появились. Он продолжал что-то говорить. По шее, а вернее затылку его прошел холодный металл.
— Stoppe, stoppe.
Будто убирая какую-то штору в этой компании появился тот, кого точно нельзя было ожидать. Норвегия быстрым шагом прошагал к Ютландии и сложил руки за спиной, но она не соизволила желания и глаз поднять. Лишь без интереса произнесла:
— Кто ж помог тебе, Сева?
— Если тебе это что-то даст, то Фенноскандия.
Юта хлопнула по столу и поднялась, повернувшись к нему. Она была злая, что с трудом держала внутри все свои эмоции.
— Не успел появиться, а уже настроение портишь!
— Взаимно, — Норвежец повернул голову к Эс, — А ты что тут делаешь? Ночь уже на дворе, тебе домой надо. Кидай эту ерунду, и пускай твой друг ведет тебя назад.
— Тоже мне проводник, — сказала Пруссия.
— Господа… У меня небольшие проблемы… — быстро напомнил о себе Швед и продолжил шептать.
Над ним стояла бледная фигура Лифляндки, которая прожигала его взглядом. Эстляндия прекрасно сейчас понимала его положение, ведь тоже не раз попадала под давление матери. Может его спасало, что он не дергался, или что он молился, а может он еще здесь, потому что она спокойна и, возможно даже не хочет его трогать.
— Чего он так боиться? Вы же бессмертны.
— Это не человек, не дух. Не чья-то смерть… — начал ВКЛ, но его перебил ЛО.
— Как часто она приходит?
— Давно… — прошептал ШК и закрыл глаза. Лиф отвела глаза в сторону.
— Живая! Exspiravit! — Литовец возмутился, посмотрел на Норвегию.
Швед успел выскочить со своего места перед тем, как в стол вошел нож. Даже после его смерти она продолжает его ненавидеть. Глупо, а может и нет. Поняв, что все смотрят на нее, она скромно поправила прядь волос и села на место Короля. Эстонка была бледная, как смерть, волосы спадали на прямые плечи, кружева продолжали качаться, как от легкого ветерка. Сидящий рядом ЛО просиял от счастья.
— А почему ты молчишь?
— Вы хотели ее видеть — она пришла, — посмотрел на него Норвегия.
— Где ты встретил Фенноскандию?! — вскрикнула Ютландка. Но ответа ей не дали.
Франция положил карту. Шведское Королевство продолжало стоять в стороне. Ютландия спорить с Норвегией. Ливония и ее муж сидели и о чем-то шептались, а Эстония слушала их и молчала. Пруссия аккуратно постучала Эстляндию по плечу и жестом руки поманила ее отойти в сторону, на что Эстляндка согласилась, и тихо ушла в сторону.
— Да?
— Пошли, — холодно ответила женщина и повела ее не понятно куда.
/03:40/
Пруссия привела девушку в самую глушь. Из черноты выросли ворота, устремленные далеко ввысь, и теряющиеся в той же темноте. Решетка была сделана из поразительно тонких прутьев, через которые можно было пролезть не разворачиваясь. Они красиво были подсвечены синевой, которая освещала метра так два от них. Но на удивление, когда кто-то подходил, то прутья образовывали стену, поэтому обе стояли поодаль: может шагах 5-10 от прутьев.
— Петь умеешь? — неожиданно спросила Немка, заметив заинтересованность на лице младшей.
— Что это? Где мы? — повернулась Эс, но потом сделала пару уверенных шагов в сторону решетки. Королева мигом отдернула ее назад.
— Стой тут и пой.
Лицо Эстляндии показало искреннее недовольство.
— Я отвратительно пою… — резко утвердила она и скинула с плеча ее руку. Пруссия закатила глаза.
— Не бойся. Здесь пугать некого. А я потерплю, — проскользнув в правую сторону она пошла прочь, — Спой. Времени еще много.
— Но ЛО сказал здесь нет времени! — строго заметила Вьяса.
Пруссия издала нервный смешок, который сам сорвался с ее губ. Ведь, наверное, Эстляндия забыла, что Пруссия, как ЛО, если захочет будет человеком.
— Здесь, да, его нет. Но в вашем же мире есть, — она повернула голову, и посмотрела на по-мертвому бледное лицо неупокоившейся твари за спиной бедной еще живой Эстляндии.
— Пой… что угодно, что первое на ум прийдет. И не поворачивайся, — она улыбалась. Тень дотронулась до волос девушки и что-то прокряхтела, поднимая длинные пряди легким ветерком. По спине, вдоль позвоночника пробежал холодок, но он тронул каждый миллиметр кожи, дыхание стало частым, на глаза начали опускаться слезы. И она все-таки послушалась.
— Herr Mannelig, Herr Mannelig troloven I mig
(Герр Маннелиг, герр Маннелиг)¹
för det jag bjuder så gärna
(Женись на мне, и Вас я одарю охотно)
I kunnen väl svara endast ja eller nej
(А Вы мне отвечайте лишь «да» или «нет» мне)
om I viljen eller ej…
(Лишь «да» или «нет»…)½
Тень продолжала стоять, смотрела на Эстляндию. Но с каждым напеваемым куплетом она растворялась и вскоре ушла, оставляя неприятную дрожь в теле и истерику. Пруссия ушла и бросила ее здесь одну, около юга, с ее проблемами, рядом с неприятностями.
И может прошло полчаса, может меньше, когда Эстляндия полностью успокоилась, и пришла в себя. Но она уже поняла, что она осталась здесь одна, только вот где она не понимала. Решетка, решетка, стена, стена… Она со всей силы крикнула, но ее крик в темноте. Любой громкий звук отсюда не слышен, поэтому петь самое то. По решеткам что-то стукнуло.
Девушка пугливо повернулась, снова охватываемая паникой.
— Дурёха. Это я, — спокойно проговорил человек, ну уже нет, но все же, стоя у прутьев, и крепко сжимая их в руках. Просовывая между ними голову, пушистые волосы нехотя цеплялись, а потом послушно снова вырывались поближе к лицу их обладателя. Они приятно ложились у щек, мягко и немного щекотали шею. Их длину нельзя было назвать короткой, но и длинной тоже. Рубиновые глаза блестели во мраке, придавая прозрачное чувство спокойствия Эстляндке по необъяснимым причинам. Они скользнули по девушке быстрым взглядом. Лёгкая, далеко не равнодушная улыбка появилась на лице, и чуть не рассмеялась. Это смутило Северянку. Лицо парня было не потрепано, не тронуто царапиной или каким-нибудь шрамом, даже не бледное. Будто он не умерал, а, как Эстляндия, случайно застрял тут. Синева прутьев давала полностью его рассмотреть.
По виду ему можно было дать человеческих лет восемнадцать. Он был молод для страны или государства. Весьма худой, ведь белая в неких грязных пятнах рубашка буквально висела на нем. А брюки, пошитые точно не для повседневной носки, слишком шли ему, были опрятны и чисты. И, что слегка удивило ее, так это то, что он был босой. Так и было интересно, где этот молодой человек потерял или забыл обувь?
Он сделал плавный оборот спиной к потерявшейся и упал на поверхность пустоты, лежа теперь пополам между прутьями, сладывая одну руку под мягкие волосы, а вторую ложа себе на грудь. Взгляд устремился вверх на холодный свет прутьев. Вверху они искрили миллионами огней, которые тихо падали в стороны, догорая в полёте.
Эс легла на невидимый пол и закрыла глаза. Волосы рассыпаются по поверхности. Дыхание, медленно, но восстанавливается. Словив чей-то неприятный взгляд, Эстляндия не стала поддаваться страху.
— «Эс, ты — человек, а уже на крайний случай страна. А это — просто дурной сон. Я сплю, я скоро проснусь. Все хорошо…» — она вздохнула, и сложила руки вдоль тела, выпрямила ноги. Присутствие этого человека создало ей полупрозрачное присутствие безопасности, хотя она старалась не думать о нем.
— Sterne… — послышалось со стороны незнакомца.
— Что?
— Звезды, — повторил он, — Не такие, что здесь.
Его голос звучал мелодично, но очень устало. Будто он задохнется после последнего слова. Но эта усталость, ее ноты, были приятны.
— Я могу задать два вопроса?
— Хорошо. Давай.
— Вы — кто?
— Я, девочка, никто иной, как — Нацистская Германия. Своей персоной Третий Рейх.
Эстляндка одобрительно вздохнула.
— А я…
— Не стоит. Мне не слишком интересно твоё имя. Оно мне ничего не скажет.
«Больно было нужно…» — подумала девушка, и тихо фыркнула. Было не очень приятно услышать такое. Но не смотря на свою злопамятность, сейчас она не хотела думать о плохом, и снова успокоилась под звуки далёкой музыки, трелей, которые кто-то исполнял вдали. Удивительно, что тут можно что-то услышать. Жаль, что не услышат тебя.
И вдруг голос стих. Но начал другое произведение. Его слова более чётко доносились до сюда, будто кто-то нарочно пел громче.
— Bei der Kaserne, vor dem großen Tor
(Перед казармой, перед большими воротами)²
Steht 'ne Laterne und steht sie noch davor.
(Стоит фонарь и все еще будет стоять.)
Da wollen wir uns wiedersehen,
(Давай, свидимся там опять,)
Bei der Laterne woll'n wir stehen…
(Будем стоять у фонаря)
И тут в пение вмешался Рейх:
— Wie einst, — он сделал короткий вдох, затихая, — Lili Marleen, (Как когда-то Лили Марлен.) — а второе пропел не разделяя, — Wie einst Lili Marleen…
Усталость в его голосе покинула тело, ее будто не было. Он театрально закрывал глаза и немного приподнимал подбородок, закидывать руку с груди вверх к искрам. Или он протягивал руку. Синеватые огоньки спускались, и догорали раньше, чем коснуться хотя бы кончиков его пальцев. В глазах его отражалось не хуже настоящего звёздное небо. На свет смотреть не больно, даже не щуришься. Эс не поленилась взглянуть на это, хотя приятная музыка ее усыпала.
— Uns're beiden Schatten sah'n wie einer aus.
(Наши две тени выглядели как одна.)
Daß wir lieb uns hatten,
(То, что мы друг друга любили,)
das sah man gleich daraus.
(Было сразу видно.)
— Und alle Leute soll'n es seh'n. (И пусть все это видят,)
Wenn wir bei der Laterne steh'n. (Когда мы стоим под фонарём,)
Wie einst Lili Marleen, (Как когда-то Лили Марлен.)
Wie einst Lili Marleen… (Как когда-то Лили Марлен.)
Неожиданно где-то послышались шаги. Не громкие, не тяжёлые. Они шли в сторону решетки, а голос становился намного громче и нежнее, чем вдали. И это не женский голос, если так можно было подумать. На Эстляндию это немного наводило панику, она снова начинала задыхаться, но осознание, что ее кто-то душит пугало сильнее. Кто-то пытается её убить. А тело не слушается, как прикованное лежит, и начинает понемногу мёрзнуть. Но какой здесь холод?
—Deine Schritte kennt sie,
(Фонарь узнает твои шаги,)
Deinen schönen Gang.
(твою красивую походку,)
Alle Abend brennt sie,
(Он горит все дни,)
Doch mich vergaß sie lang.
(но уже давно меня забыл.)
Und sollte mir ein Leid gescheh'n,
(И если со мной приключится горе,)
Около тела девушки проходит призрак, он такой знакомый. И он поворачивается к ней через плечо.
— Wer wird bei der Laterne steh'n, (Кто будет стоять у фонаря)
Mit Dir, Lili Marleen? (С тобой, Лили Марлен?)
Mit Dir, Lili Marleen? (С тобой, Лили Марлен?) — Тройка беззаботно помахивает ладонью, разгоняет огоньки направо и налево. Они тихо распадаются в стороны. Так забавно; а небо и его звезды горят ещё ярче. К прутьям подходит ещё одна фигура.
Сильно потрепанный, поцарапанный и искалеченный парень хватается изодранными ладонями за прутья, и продолжает допевать последние строчки. Осматривает девушку сочувствующим взглядом.
— Aus dem tiefen Raume, aus der Erde Grund,
(Издалека, со дна земли,)
Hebt sich wie im Traume dein verliebter Mund.
(Словно во сне, поднимаются твои влюбленные уста.)
Wenn sich die späten Nebel dreh'n,
(Даже когда будут клубиться вечерние туманы,)
Werd' ich bei der Laterne steh'n.
(Я буду стоять у фонаря,)
Mit dir, Lili Marleen,
(С тобой, Лили Марлен.)
Mit dir…
Эстляндия смотрит в лицо покойника не дыша. Призрак смотрит на нее с презрением. И вроде бы это невозможно. И резко звук битого стекла сотряс воздух, и душераздерающе кричит кто-то в темноте. На ум девушке приходит лишь мысль о каких-то обрядах с жертвоприношением. Призрак оглянулся и пошел в сторону звука. На руках его видны узоры, среди которых неприятно выделяется человек в петле. Он растворился в неосвещенной части территории.
Девушка снова тихо заплакала, сама того не осознав. Ей казалось, что все её силы, просто энергию, душевное состояние ее шатается, как и эмоциональное. Давление со стороны юга сводит человека с ума, он может стать психом, и справиться с этим давлением практически невозможно, ведь надо огромное усилие. «Ты живая! Ты мертвая!» — кричало у нее в ушах.
— «Утро, утро, утро…» — повторяла про себя Эс.
Эти галлюцинации могут быть вечными, пока она не решит сдаться и остаться здесь навсегда. Но она не хочет закончить так, как Иса.
— Lili Marleen… — вздохнул Рейх.
— Она мертвая…
— Живая, — присел Тройка, отряхивая шевелюру от блестящей пыли, — И она может подарить жизнь мне. И тебе. И ему… И даже ей… — он посмотрел на своего друга. А тот пожирал ее взглядом. Немцу было лень подняться, и он просто посильнее пнул своего собеседника ногой, из-за чего тот стукнулся и упал.
— Ну хоть ты-то думай головой. Смотрит он.
Закатил глаза и фыркнул. Парниша поднялся и поплелся назад.
— Еще даже не шесть, а ты уже уходишь, — Рейх смотрел на него, подпирая голову рукой. Но тот шел дальше.
— DDR! — прикрикнул Нацист. И крик его был убедительным, он остановил уходившего. Он развернулся и посмотрел на него.
— Что? — нервные ноты были весьма уловимы.
— Как давно посещал брата?
— Когда был на границе…
— Сходи еще раз, — это звучало как шутка, как издевка. ГДР обвел его взглядом, старший рассмеялся, и смех его был холодный, нервный, сам он начал подрагивать. Руки его тряслись до кончиков пальцев, глаз задергался, и взгляд устремился далеко, зрачки сузились. Шепот нарастающий в его ушах твердил невнятное, переходил с одного языка на другой. Шипение нарастало, заставляло его смеяться громче, чуть ли не кричать от боли, забывать уши, только бы не слышать эту пытку.
— Ты точно умом тронулся… — вздохнул Республика и сел рядом, взял его за руку, — Dann kommt auch der Sandmann,
leis' tritt er ins Haus,
sucht aus seinen Träumen
für Dich den schönsten aus…
Tausend Sterne schu'n uns zu,
führen uns ins Reich der Träume,
schlafe auch du…
Schließe deine Äuglein zu,
ja, sie sind bestimmt auch müde,
geh'n jetzt zur Ruh'…
La Le Lu…
ich bin müde so wie du,
folge dir ins Reich der Träume,
sing lalelu…
ГДР поднял глаза на Эстляндию, и глаза его вспыхнули ярким пламенем, он сильнее сжал отцовскую руку.
— Тварь! Потуши спичку!
Эстляндия стояла неподвижно. Совсем незаметно волосы только дёргались на ветру. Спичка не сгорала. Глаза были голубые, хрустальные. Не было шума в ушах, не было этих голосов. И огонь от спички не был горячим, все было не так; а в голову ударила беззаботность, необъяснимая радость накрыла разум. Внутри билась маленькая девочка. Она радовалась и танцевала.
— Ты себя погубишь! — кричал Немец.
Но то ли она не слышала, то ли было поздно, а нежность заполнила её глаза, зеркало ее души треснуло. Над ней кружили яркие звёздочки темноты, кружили голову. Ложились мягким платком, и они сводили её с ума.
Резко воздух заполнила гарь. Из дыма, где пропадала, явилась Пруссия, за ней уверенным твёрдым шагом шёл Норвегия. Чёрные глаза, ярко-синяя радужка. Рукой, за которой следовали синие ленты, он очертил круг и в нем рисовал узоры, среди которых проглядывалось изображение птицы. И с картинки она выпархула на волю, запарила высоко, освещая путь светлого в темном.
Эстляндка поддалась давлению и упала, подхватываемая на руки Норвежца.
— Успокойся, Schatten, — усмехнулась Пруссия, посмотрев на ГДР-овца, — Вам уже вряд ли что-то будет, — и плавно исчезла в темноте.
***
/10:30/
Утро Эстляндии не задалось с первых его секунд: ломка по всему телу, помутнения, рябь перед глазами — все было последствиями посещения загробного мира. Она просто умирала, впиваясь ногтями в свою кожу. За окном хлопьями шёл снег, а серая морская линия не поднимала настроения. Кое-как, опираясь на угол стола, через сильное усилие, Эс смогла приоткрыть окно, но снова упала без сил на кровать, цепляя стоявшую на столе кружку, разворачивая её на пол. Началась отдышка, будто она бегала несколько часов. Темное пятно чая расползалось по полу. Холодный и без того воздух наполнил комнату, Эстляндка вздохнула, попыталась не думать о боли по всему телу.
Примчавшийся на грохот Белгдан моментально подскочил к девушке с вопросами о её самочувствии. Он был не то что взволнован, он был напуган её бледностью, синей окантовкой вокруг губ.
— Hur jag vill dö… (швед.: Как я хочу умереть…) — проговорила она. Белгдан за незнанием языка не очень ее понял. Посидел с ней, убрал разлитый чай и позвонил Финляндии.
В углу Эс заметила ЛО, который сидел с цепочкой. Он посмотрел на нее и вздохнул. Но принял вполне серьёзный вид:
— Раз ты ещё жива, тем более после Юга, то слушай одно, девочка моя. Поздравляю. Ты — претéрит. И тебе срочно надо найти проводника.
Эстляндия молча накрылась с головой.
