12:00/
— Отстань от меня… пожалуйста… — Бледность брала верх над Эстляндкой.
Белгдан не отходил от неё ни на шаг, он в жизни так не боялся за кого-то. Даже хрустальные глаза, которые смотрели в потолок, его не успокоили. Он еще раз спросил о её самочувствии, на что поступило холодное молчание и Эс посмотрела на него. Она протянула руку мимолетно провела по его глазу к щеке, на что Королевство вскрикнула от возмущения. На щеке у него осталась темная линия, и Эстляндия снова отвернулась к потолку.
— Иди смой это…
Белгдан, шипя французским, ушел из комнаты.
— О, Боги, он, что, краситься? — Ло невозмутимо сидел на подоконнике, хотя видела его только Эс. Эстляндия присела на кровати и взялась за голову. Звон продолжался долго, но успокоился.
— Давай мы не будем об этом, — Эс вздохнула и посмотрела по сторонам, — Лучше объясни ещё раз, почему мне так хреново…
Ливонец посмеялся, и его лиловые глаза медленно посерели. Он бросил в ее сторону серебрянную цепочку и посмотрел на белое море.
— Хорошо. Ты просто попала под давление Юга. Конкретного названия нет. Поэтому тебе нужен проводник, чтобы тебя потом в реальности от кислорода не колотило, и чтобы голова не трещала.
— Где я его найду?!
— Он сам тебя найдёт. Главное чтобы ты ему верила и наоборот. Норвегия, как я понял, очень доверяет твоей маме. Прям доверие ко всем питает!
— Сарказм? — посмотрела на него Эс.
— Если он нашёл Фенноскандию, то значит, что он вполне не дурной проводник.
— Ладно, ладно, ладно… Хватит. — Эстляндия легла и вздохнула ещё тяжелее, чем до этого, — Я хочу пожить пока тихо. Без ваших магий и Югов. Поэтому, можешь идти домой, отдыхай. Обещаю, что не потревожу тебя. А я буду искать проводника…
Дверь открылась и из дверного проёма вылетела Нора. Как Ферхвитте оказалась здесь Эстляндия не поняла, но была очень приятно удивленна. Норвежка заплеталась в словах, путала один язык с другим, но это казалось забавно.
— Как только Иса позвонила, я сразу метнулась к вам.! — все что смогла разобрать Финка.
— А по тебе не скажешь, — улыбнулась она.
— В смысле? — спросила Нора, поправив волосы, которые по виду были даже аккуратно завиты. По виду самой девушки слабо верилось, что она сразу метнулась сюда: прическа, вполне адекватный макияж и одежда такая, будто погулять.
— Просто посмотри на себя! Мне кажется, ты заранее ждала этого.
— А. Это… — Норвежка слегка отряхнула джинсы, — Я с подругой в магазине была, а мне резко позвонили.
— Отдышись, скоростная наша. Или это у тебя щеки красные от мороза? — усмехнулась Эстляндия.
— И от него тоже! — Факнорхвитте с облегчением прильнула к холодной стене, — Мне стоит с тобой поговорить, но не сейчас. И не здесь…
— О чем?
— Да так… О мистике.
— Хорошо… Я хочу познакомить тебя с моим другом… — девушка посмотрела в сторону ЛО, и тот пропал, но быстро зашёл в комнату уже в своём приличном виде показался Норе. Она была немного в шоке… Ливонец все красочно объяснил новой знакомой и буквально растворился, сказав, что теперь у него отдых. Нора испугалась не меньше того, что произошло с ней вчера. Теперь все внимание ушло к Эстляндке. Белгдан зашёл в комнату, поздоровался с Норой.
— Как я прекрасно живу.! — сказала Эс и закрыла лицо руками. Но потом переборола неугомонную боль в теле и поднялась на ноги.
— Что здесь происходит?.. — полные непонимания малохитовые глаза Литца, который стоял в коридоре с рюкзаком на плече, бегали с одного человека на другого.
— Что ты здесь делаешь? — задал встречный вопрос Белгдан.
— Я, грубо говоря, сбежал.
— Опять, — Нора была недовольна. Литвеция посмотрел на нее и потом в коридор.
— Ваше Величество сегодня не в духе?
Норвежка посмотрела на него, и недобрый взгляд скользнул по нему. Литц улыбнулся и пошёл к лестнице, та за ним и шла сбоку.
— Ты нарываешься, — она не смотрела на него, а лёгкая походка казалась очень нежной и обворожительной, как нечто заигрывающее, что и видел Литвеция. Она твердила, что будет как мама, он уже видел, что все будет наоборот. Ее судьба предрешена. Это нередко встречается среди таких, как они. Если родители у тебя Республики — естественно ты тоже будешь Республика; если Королевства — будешь Королевством; а если ты полукровка — то выбор стоит за тобой, но часто за тебя решают родители.
За Нору никто не решал. И она не решала. Оно само играло с ней шутки. Норвелла обязана быть Королевством.
С Литвецией было не проще: он не видел прелести Королевства и был далеко не таким, он не понимал характер Республики и поведение, и кровь в нем не бушевала показами свой лучшей стороны. Он прямо изъяснялся по литовски и шведски, знал этикет и каждую тёмную подворотню города, мог пустить слезу сожаления и добить страдающего. За ним никто не стоял, но и особыми приметами проводника он не обладал. Он в прямом смысле слова был ничем и никем. Но сильно от этого парень не страдал и живёт в настоящем.
Оба прошли на первый этаж. Литц закинул рюкзак на кровать и уставился в окно. Норвежка стояла в дверях и снова поправила волосы и зацепила уголок бумаги из его кармана. Зрение позволило разглядеть там «Motina» и незначительно глаза Ферхвитте потемнели, ее накрыла тревога, голос стал строже:
— А точно ли ты сбежал? Или мне стоит говорить, что тебя выгнали? — Она подошла к шкафу и захотела его открыть. Но Литц агрессивно хлопнул по дверце так, что шкаф будто покачнулся и чуть не упал, а Нора шагнула назад, поджимая руки к груди, готовая, если что, защищать себя от нападений. Шведо-Литовец посмотрел на сестру с одновременными злостью и страхом.
— Да, меня выгнали! — вскрикнул он, — Кому я там нужен, Нора? Ко мне больше по-человечески относятся в твоей семье, дядя Финляндия, который меня не знает даже, хотя наверное поэтому и не трогает, мне легче жить одному, чем с ними! — Он весь вздрагивал, с его щеки невозмутимо упала обидная слеза. Норвежка ничем не могла помочь, она молча его выслушала.
— Palik mane… (лит.: Оставьте меня…) — парень схватился за голову и сел на кровать, ногой безжалостно спихивая рюкзак и покрывая его отборным матом. Норвелла тихо покинула помещение и закрыла за собой дверь.
Девушка неожиданно встретила взглядом второго — СКОДИБ. Он смотрел с непониманием и растерянные серые глаза бегали по лицу старшей и искали ответы на незаданные вопросы. За спиной, в комнате послышался глухой грохот; Белгдан судорожно вздохнул, завязал волосы в небольшой хвостик и заново посмотрел на нее.
— Иса сегодня готовит оладьи, поэтому мы предлагаем юной леди задержаться на дегустацию шедевра от нашей дорогой подруги, — он не подбирал слова, они сами срывались.
— Единственное, что я сейчас могу у тебя попросить, так это, то, что не трогай его первые три дня. Ему сложно…
Белгдан кивнул, смотря ровно в ее глаза, и в этот момент Нора словила себя на двух мыслях: что это было сделано машинально и что она его видела давно.
— Слушай, ты же «голубых кровей», так? — Нора приятно улыбнулась, — Ты когда-нибудь бывал на балах?
— К чему вопросы? — насторожился он.
— Да так, — улыбнулась Нора и поставила его перед собой, поправила его осанку и приподняла бледное лицо парня повыше, — Как часто тебя бьют дома? Пугают?
— Hvilken slags dæmoner tager du mine forældre for?! — он отскочил, но осанки не потерял, — Je suis un être tendre. Mes parents ne me touchent pas.
— Видно часто, раз ты даже руки держишь ровно, — Девушка отряхнула рукав и пошла по коридору в прихожую. Белгдан пошёл за ней. Они больше не говорили, на это не было особых причин, да и парень вполне был обижен.
— «Чего же вы все такие высокие?!» — Белгдан оглянулся на лестницу, по которой спустилась Эс.
— Бледный как смерть, — заметила она, а потом повернула голову в сторону дверей комнаты Шведа, — Что там такое.?
— Не обращай внимания… — и он опять загрустил.
На кухне распевая песни, Иса ходила туда-сюда, немного пританцовывая и улыбаясь — настроение сегодня у нее было как никогда прекрасное. Что она думала, что с ней такого произошло ночью, а главное, как она вообще проснулась не ясно, но девочка похорошела на глазах и выглядила лучше любой фарфоровой куклы: глаза блестели, кудри плясали вместе с ней в хвосте.
—… — Эстляндия смотрела на нее из коридора, когда
неожиданно они встретились взглядами. Младшая подошла к ней и посадила за стол.
— Божечки, дорогая, ты выглядишь так, будто тебя несколько раз переехали и пожевали. Синяков под глазами тебе не хватает. Но не волнуйся. Их не будет, — она усмехнулась, но этого смешка хватило чтобы Эс почернела от злости. Ислантвия отошла к сковороде.
— Разбудите меня… — прошипела Эстляндка.
Иса посмотрела на нее по-другому, уже не весело и без искр, голос стал точнее с строже, как и любое движение.
— Это не сон.
— Буквально пару минут назад я пообещала, что больше не буду все это трогать, и тут сразу ты объявилась?!
— Не кричи, придурышная, — прищурила она глаза, — Я знаю тебе это не нравится. Знаю, это нарушает leges praeteritae, но пойми — это единственный выход.
— И как долго будете здесь, Ваше Величество? — дулась Эстляндия.
— Вся в мать. Но ладно… Не больше суток. Твоя подружка должна жить. Она будет жить и говорить, а сейчас Я говорю с тобой. Она не узнает.
— Должна?
— Ну вообще, да… Но скажи, — Иса поставила ей тарелку, — думаешь, ты сможешь жить без фитурума?
— Фитурум?.. — на голову Финки вновь свалилось неизвестное слово. Ислатышка судорожно вздохнула и села за стол.
— Фитурум? — зашел Белгдан. Д-Бельгиец не первую минуту подслушивал их разговор. Девочки повернулись; Эстляндия старалась держаться ровно, не нервничать, не бояться.
— Подслушивать — не хорошо! — пропищала Иса.
— Что такое фитурум? Я требую ответов.
— Это… — Эстляндия не знала как объяснить ему все «это», ведь даже она не имеет чёткого представления происходящего. Начало снова бросать и в жар, и в холод, тускнеть перед глазами — паника. Из этого адского состояния ее вывел голос Норы из прихожей.
— Тоже мне сын художника! Позор не знать!
Белгдан раздраженно обернулся.
/14:57/
А погода стояла чудная. Ребята прогулялись в старом городе, развеялись. Литца вывели даже из комнаты, хотя его колотило, как наркомана во время ломки, у него иногда глаз дергался. Это не нравилось никому, но его пытались веселить. Всем нашлось о чем поговорить, что рассказать про что-нибудь.
Белгдан и Иса слепили небольшого снеговика, и игрались в снежки. Парень заваливал её снегом, девушка смеялась и пыталась атаковать в ответ. Но потом Белгдан уступил и помог ей выбраться из сугроба. Девочка просто светилась счастьем, и это была даже не пустая игра, а настоящее чувство.
Нора сидела на лавочке и резкое желание попить кофе настигло ее в расплох. Она нашла глазами ближайший автомат, которые стояли здесь штучно на каждом углу, подстрекая желание Белорусско-Норвежки, и она направилась в его сторону, попутно ищя монеты в карманах. Но стоило им появиться в руках, как в нее прилетел снежок и скинул их в бездонный сугроб. Норвелла посмотрела на свою руку, на снег, и желание убивать возросло сильнее, чем холод от снега за шиворотом. Девушка посмотрела на «бессмертного» Д-Бельгийца; Эстляндия мысленно пожелала ему удачи.
— Belgdan, du kan ikke leve! — вскрикнула она и накинулась на художника.
Они ещё долго бегали друг за другом, пока Норвежка не попала ему снежком в глаз, перед тем, как оба упали на обледенелую дорожку. Белгдан вытирал снег и поднялся. А Литвеция подошёл к Норе и помог ей встать, после чего протянул стаканчик кофе из автомата.
— У тебя такой вид, будто ты умирал за этот стаканчик, Литц, — Нора кивнула и взяла напиток.
— Умереть без повода я всегда успею, но за тебя бы и сейчас умер, — усмехнулся он. Оба посмеялись.
Эстляндка стояла в стороне и вообще гуляла отдельно ото всех в другой части, где-то у лестницы. Присесть было некуда, да и серое небо отдавало ощущением скорого снега. Чувство внутреннего беспокойства поедало ее закаленную ото всех душу и чувство это росло все больше и больше. В голове вертелись новые для неё слова. Значение было неизвестным, а спрашивать у мамы было бы бесполезно, у папы — тем более, хотя кто знает. Ведь объяснение дефектов было представлено Финляндией лучше, чем Эстонией. Она вообще не любила говорить про все это. У нее было три занятия: работа, работа, работа, ребёнок, дом, работа. И ей хватало. И все было хорошо. Эстляндия не могла её понять.
— У нее так редко менялись глаза на голубой… — рассуждала вслух Эс, — Находилась в постоянном стрессе и редко отдыхала… Я мешала ей.?
Рассуждения прервал чей-то неприятный свист издалека. Она повернула голову и была не то что удивлена, а даже в шоке.
— «Не ошибся ли…»
— Как издалека ты похожа на свою маму, — сразу донес факт Россия.
— Tere, Российская Федерация, — немного поклонилась она, а потом перевела глаза на второго, — И Вам…
— Германия, — перебил он, не в настроении слушать полное имя.
— Германия…
— И Герман, — улыбнулся Россиянин. На вид он был не хуже того, про которого ей приходилось слышать. Он был приятный, сейчас от него веяло позитивом, который сразу передался Эстляндии, и который не мог разрушить серые грани Немца рядом.
— Вы выглядите неважно, — подметила Эс.
— Проблемы на работе… — отозвался Германия, оценивающе смотря на нее. Вот уже он был точно передан словами матери и совпадал с ожиданиями. Мрачный, он смотрел с каким-то презрением или злобой, хотя и читались в нем ласка, любовь, сочувствие. Кто же он такой?
— Ну да, — усмехнулся Рос, — Ты уже такая большая. А раньше была такая куколка.
Эстляндия начала уверять его, что не такая уж она и большая, на что Федерация только ласкового улыбнулся и погладил её по голове.
— Ну раз такой счастливый случай, — загадочно протянул Германия и открыл свою сумку, — То передай это своей матери.
Он протянул конверт. Эс не сразу решила взять его и вообще смотрела с подозрением.
— Что там? — спросила девушка, посмотрев на него. Герман сильнее сжал бумагу, лицо его оставалось бесчувственным:
— Документ.
— Нет у меня матери, — заявила Финка. Повисло неловкое молчание. Пошел снег. Легкими хлопьями размером с хорошее кофейное зерно. Растворяясь в темно-синей мути моря, холодная вода резко и шумно ударилась об чёрные скалы. Небо побледнело, будто слышало их разговор, так бледнеют от страха. Россия еле как выдавил смешок и уже было предложил идти, Немец остановил его:
— Тогда отцу. Я видел его сегодня, — вынуждал он.
— Нет у меня семьи. Вам показалось, — ее поведение было настолько серьёзным, что становилось страшно.
— Эс! — Литц подошел к ней и посмотрел первым делом на небо, а потом на взрослых, но здороваться не стал, — Куда ты пропала? Мы ищем тебя, — он улыбнулся и протянул стаканчик. Девушка взяла его.
— Ладно, — стал нейтрален Россия, — Передавай привет Эстонии.
Литвеция посмотрел на Германию и взял письмо.
— Danke schön, — усмехнулся Шведо-Литовец. Германия кивнул и вместе с другом поспешили удалиться. Погода ухудшается. Зайдя за первый угол, Россия посмотрел на него.
— Что за хрень, Герман? Что было в конверте?
— Деньги, Руслан, деньги.
На этом их диалог закончился и они молчали до развилки.
Литц сложил письмо в карман и придерживая за руку двоюродную сестру повел до места встречи. Эстляндия поглядывала под ноги и без энтузиазма попивала приторно сладкий кофе, смотря серо на снег. Литвеция тяжело вздохнул и повернул ее и прижал к себе.
— Как ты смогла сказать это вслух, просто ответь мне, как…
— Не думай, что я сейчас заплачу. Даже не рассчитывай… Ты не такой…
— Ты не такая… — Он погладил её по голове и взял за плечи, — Просто забудь! Все поменяется и я верю в тебя! Всегда буду верить! И в тебя, и в Белгдана, и в Ису с Норкой! Я ведь абсолютно такой же, как ты, Эстляндия, такой же. Я, ты и Белгдан — мы совершенно случайно попали в эту ситуацию, это — не правда, это — не ложь. Ты понимаешь о чем я? — он смотрел с надеждой. Эстляндия отрицательно помотала головой. Литвецию пробрала дрожь и он нервно усмехнулся, глаза забегали, сильнее сжал плечи Эстляндки. Она убрала одну руку.
— Мне больно…
— Ой, извини, — Литвеция отпустил ее, — Подумай над этим.
Телефон Эстляндии заиграл, она сняла трубку.
— Алло.
— Алло, Эс, сама видишь какая погода. Вы где? — Голос Белгдана звучал с особой твердостью с какой отдают приказ.
— Да идём уже… Вы где?
Голос сменился Норой.
— Уже у восточного выхода. Идите в сторону остановки.
— Спасибо, — улыбнулась Эс и повесила трубку. Тихо стало.
— Мне надо ещё кое-что посмотреть. Иди, я догоню, — сказал он и развернулся в другую сторону.
— «Ему нельзя доверять», — мгновенно раздался голос ЛО, на который Эстляндия не обратила особого внимания и пошла на остановку.
Автобус только-только подъехал, когда Эстляндия буквально залетела в салон и села на место около Исы. Было всего два человека, не считая компанию друзей. Маршрут не был особо распространён и вел в какие-то углы города, из которых ребятам было проще всего дойти до дома. Пока транспорт ехал Белгдан, задумавшись, смотрел на свои кроссовки и задремал, но был разбужен неаккуратным движением Норвежки, которая совершенно случайно его зацепила локтем.
— Это можно было сделать и поэлегантней… Или вообще не делать… — возмутилось Королевство.
— Твоя бессонница до добра не доведет, — сказала Эстляндка.
— На себя взгляни, — фыркнул Белг и снова опустил голову поспать, — Круги под глазами появляются, в обморок падаешь… On a complètement perdu sa conscience… (фр.: Совсем совесть потеряла)
— Как у тебя язык не заплетается это говорить? — спросила Нора. Белгдан открыл глаза и посмотрел на нее. Было видно, что он хочет вздремнуть, но не дают же! И он вздохнул, немного откашлялся, перевел глаза на девушку, а потом снова опустил на свои кроссовки.
— Het Verenigd Koninkrijk van de eilanden Denemarken en België heeft absoluut geen afkorting in het Nederlands vanwege het grote aantal medeklinkers (нидер.: Соединенное Королевство островов Дании и Бельгии не имеет абсолютно никакой аббревиатуры в голландском языке из-за большого количества согласных букв.)
Повисла тишина, Нора и Эс смотрели на него в лёгком замешательстве. Белгдан поменял одну ногу на другую, посмотрел на девочек.
— Ну? Что? Это нидерландский. У меня на нем мама свободно общается. Да, он слегка лагучий и харкающий, потому я и говорю на французском. Ведь заткнуть человека на «языке любви» — tais-toi, — лучше, чем услышать Hou je bek. Кому как. Я рос в очень «культурном» обществе, когда меня привозили к дяде. Сказать, что люксембургский язык аккуратней… Сказать бред… Для меня это даже не язык…
— Мы плохо на тебя влияем. — перебила Иса. Парень улыбнулся. Нора посмотрела на Эстляндию.
— А ты о чем задумалась?
— Откуда меня знает Россия…
— Он всех знает, — пожала плечами старшая, — Сплетник. Часто заходил к нам в гости, рассказывал что-нибудь. И из-за этого мой папа всегда уезжал…
— Ко мне… — вздохнула Эстляндия.
— Ага…
Стало тихо все даже дыхание задержали. Через пару минут все уже шли набережной. Иса вешалась на Нору, Белгдан гордо шёл впереди, а Эс поглядывала на море.
— Что смотришь?
— Горизонт.
— И хорошо видно? — усмехнулась Нора.
— Вполне…
Волна набегает на волну, кричат чайки, вдали чернеют скалы. Туда нельзя ходить, и это часто говорят детям. Хотя там гуляет всякая молодёжь в поисках каких-нибудь приключений. Там случайно срываются с обрывов и намеренно бросаются в тёмную воду к ундинам. А ветер там сильнее обычного, вода агрессивнее, никогда не летают чайки. И никто не знает почему.
/Флэшбэк (Нора)/
Гулять разрешали редко. Было холодно, но было лето. Нора пробегала пляж и добежала до скал, где по неясным причинам песок серел. Красивые камешки, стеклышки, девочка складывала в ведёрко. Норвегия шел где-то поодаль, задумавшись о своих проблемах и делах, от которых болела голова. Девочка прыгала к волне и от нее, счастливая забиралась на невысокие камни и смотрела по сторонам. Недолго думая она подбежала ко второй, к третьей и забралась на самую высокую.
— Far! Se hvor jeg er! (нор.: Папа! Смотри где я!) — она помахала ему и подбежала выше. Она не падала, смотрела под ноги, на чаек в небе. Вода шумно разбилась о камни, а этот процесс её занимал. Улыбка не спадала с лица. Но хватило буквально одной секунды поскользнуться и упасть вниз в воду. Мгновенная дрожь. Ведёрко упало в воду. Норвежка висела над водой и плакала. Запястье её резко сжала чья-то рука. Дыхание девочки сбивалось, сердце выскакивало из груди. Она подняла голову вверх и встретилась с синими глазами Финляндии, в них страха было не меньше. Поднять её наверх у него не получалось, скользкие камни, острый выступ.
— Norja! — крикнул Финн, на что ему донеслось то, чего он не был готов услышать.
— Пускай! — Норвежец бежал, голос его был уверенный.
— Ты придурок?! — Финляндия держался за девочку, как за собственную жизнь.
— Я сказал пусти!
— Не пускайте… не надо… — Нора уже разревелась.
— Я тебя никогда не брошу, Норочка. Не плачь, — голос его резко стал нежен, он держал её обеими руками, он сам плакал.
— Lase lahti! — вскрикнул Норвегия, что пробило дрожь в руках Фина и он уронил девочку. Норвежец поймал ее в воде, вынес мокрую и дрожащую.
Нора лежала в гостиной в одеяле и сонная смотрела мультики, в то время как Финляндия помогал Норвегии сушиться. Фин выкручивал в ванной майку, руки все ещё дрожали. Норвегия стоял в дверном проёме и, куря, наблюдал.
— Хозяюшка.
Финляндия посмотрел на него и как хлестанул мокрой майкой по нему, тот сразу замолчал в сторонке, отвернувшись.
— Что слышно от Дании…
— Нашёл что спрашивать, — фыркнул Нор и посмотрел в сторону датских дверей, — Мальчик у него…
— Мальчик это хорошо.
— По Швеции не скажешь.
— У него девочка.
— А от Литвы мальчик.
— А он уже женился? — удивленно посмотрел Республика.
— Вообще да как бы… года так четыре назад… — Норвегия поднес к себе сигарету и провел взглядом ползущего паука, — Širluv назвали, по матери, и Sle, по отцу. — он топнул и прибил восьмилапое чудовище, — Коротко: Литвеция. Сейчас ему пять с апреля, ребёнок удивительный! Хуже моей Норы…
— Исландия бы уже упал в обморок от страха. И плакал, что паучка жалко.
— Он так же со свадьбой плачет.
— А он еще не женился?
— Они не жалуются, — Нор выпускал дым и поглядывал в коридор, — Будь моя воля, я бы женился только сейчас.
— Тебе уже 26, а женился ты в 22, что тебя не устраивает? — Фин повесил майку и сел на бортик ванны.
— А ему 21. А тебе 23. И все ещё пыхтишь по Эстонии. Найди себе кого-нибудь получше. Вон блин, Швеца попроси, он тебе сразу найдёт хоть десять штук!..
— Пустых и бездушных! — вскрикнул Финляндия, поднявшись на ноги.
— Тихо, Суоми, тихо… — насторожился Норвегия, — Чего пылить сразу? Я просто сказал…
— Радуйся, что у тебя все хорошо, Норья… Мне просто некуда идти. Я-то, в отличие от всех вас, верю, что она вернётся. И я просто не хочу портить себе жизнь.
— А если она уже замужем, Фин? Что ты сделаешь?
— Утоплюсь! Не смог сегодня? завтра у меня ещё целый день! И сейчас я живу картинками, и сейчас я мучаю себя, и сейчас убиваюсь таблетками, которые мне не помогут — все только из-за того дня, в котором виноват ТЫ! — он бы сделал, что хотел, но физическое неравенство подвело его и Норвегия молча прижал его к стенке. Финляндия присел на пол, закрыл себя руками. Нора смотрела на них непонимающе и пугливо. Норвегия посмотрел на нее.
— Зачем ты обидел дядю Финляндию?..
— Факнорхвитте, дорогая, запомни, что он сам себя обидел. Иди смотри мультик, — девочка ушла, а Норвегия присел и посмотрел на него, — А я, и тем более она, не просили тебя тогда выходить за дом.
Финляндия посмотрел на него и закрыл глаза.
Нора сидела на диване и все слышала. И ничего не понимала. Какой смысл от их ругни?
/Конец флэшбэка/
— Хэй! Принцесса! — свистнул кто-то издалека, но ребята не стали поворачиваться и прошли в сторону парка. Уже там они переглянулись.
— Парень какой-то…
— Мне кажется это относится к Норе, — улыбнулась Иса.
— С чего бы? — фыркнула она.
— Ты у нас единственная «принцесса», — пояснила Эс, — Внешность у тебя привлекательная, ты и сама хорошая, вот мальчики и бегают.
— Это все косметика. Ничего такого. — Она пристально посмотрела в сторону Д-Бельгийца, который все так же плыл, а не шёл по земле. Он задумчиво смотрел вперед, вообще был далеко не мыслями с ними.
— О чем думаешь?
— Да так… О ерунде… — ответил он, стягивая с волос резинку.
— Давай мы тебя пострижем, как Литца? — усмехнулась Белорусско-Норвежка, — Смысл тебе носить такую шевелюру? Сзади на девочку похож.
— Меня всегда сравнивали с девочками. Поэтому этим меня вряд ли можно задеть.
— А платья носил?
— До такого я не опускался. И никогда не опущусь.
— Да что ты врешь. Носил!
— Нет…
— Да я вспомнила где видела тебя! Тебя привозили ко мне на мои шесть лет. Ты был вылитая девочка.
Белгдан остановился и посмотрел на нее.
— Не было такого.
— Глупый ты.
— А ты безответственная.
/16:40/
Дверь в дом открылась, и на пороге появился Финляндия, сопровождаемый Беларусью, которая приехала за дочкой, а вернее искала ее.
— Прямо таки и выбегала из квартиры? — Финляндия снял куртку и ботинки, сумку повесил рядом с пальто.
— С ней никогда раньше такого не было. А тут — раз! — и из-за одного звонка собралась за три минуты. Даже телефон дома забыла, так торопилась.
— Ihmeellistä. (фин.: Удивительно.) — Финн оглянулся, — Подозрительно тихо.
Он поднялся наверх, осмотрел комнаты девочек, внизу вскрыл датские двери, и на конец зашел в шведскую. Все стояло вверх дном: стол был перекошен, кровать взбаламучена, шкаф выпотрошен, рюкзак тоже, вещи были везде раскиданы, а окно приоткрыто. В углу, нетронутый бардаком, сидел Литц. Дрожащие глаза и руки, которые держали сигарету и зажигалку, а весь дымок уносился сквозняком из окна. Рядом лежал телефон из которого еле слышно доносились строчки из «I Troldskog Faren Vild».
— Литвеция? — спросил Финляндия. Но ответ не последовал: парень спрятал лицо в коленях. Фин подошел к нему, протянул руку, положив её ему на плечо, и попытаясь посмотреть в глаза, попутно отключая давящую на уши музыку. Беларусь пребывала в шоке от увиденного. Было тихо, что даже далекий плеск моря слышен из окна.
— Литц… что случилось? — Скадинав сейчас не имел никакого понятия как привести его в чувство.
— Širluv… — позвала Беларусь, — Sle. Шлур…
— Rlyv, — вздохнул Фин. Литц просто разревелся. Дядя обнял его, — Forlatt…
Бела отвела племянника умыться и успокоиться. Литвеция не мог и слова из себя выдавить, все перемешалось в голове, абсолютно все. Его покормили, дали цитрамона.
— Говорить можешь? — спросила Беларусь, но ответ был отрицательный. Финляндия домыл кружку и положил её на место.
— Не знаешь, где остальные?
— Гулять ушли… — выдавил Шведо-Литовец.
— Не знаешь куда?.. — с надеждой в голосе спросила Белорусска.
— Уже нет.
Литвеция поднялся и посмотрел на улицу, после чего поплелся назад к себе. Его не будут заставлять говорить. Это бесполезно. Заперев дверь, Литц достал из-под шкафа конверт и снова открыл его, пересчитывая сумму денег. Бумажка, на обороте которой было написано «Из любой проблемы есть выход, даже если он идёт через жертвы» была подписана одним словом подчерком Германии: «Лен»
— Лен… лен… — Ничего не лезло в голову.
Он походил пару минут по комнате, посидел на подоконнике, ещё пару минут пострадал под музыку, психанул и пнул стену. А потом злился и убирал комнату.
— Что-то хочешь? — спросил Финляндия, когда племянник объявился на кухне.
— Расскажите, что такое «лен».
— Может «лён»? — спросила Беларусь.
— Что такое лён, я знаю. А лен? — сел за стол Литц.
Финляндия задумался. Молчание могло длиться и дальше. Вопрос поставил Финляндию в тупик, он сел за стол и уставился в стол. За окном полетел снег. Белый-белый. Финн пошёл в гостиную и листал книгу. Где-то в ее середине, он нашёл, что ему было нужно.
— Территориальное деление.
— Чье? — не поняла Беларусь.
— Швеции.
Пропал звук, воздух, вообще все. Начиная перебирать то, что он имел, картина складывалась не лучшая. Ему было страшно. Он не мог кому-то сказать об этом, сказать, что ему нужна помощь, что ему некуда пойти, что он ввязался во что-то не хорошее. И взгляд у него невольно стал напуганный, будто призрака увидел. Страх сменился задумчивостью, задумчивость — решением молчать. Но этих смен никто не заметил.
— Шлур?
— Да? — поднял голову парень.
— А почему спрашивал? — спросил Финляндия.
— Да так, на ум пришло и спросил, — улыбнулся Шведо-Литовец, поднялся из-за стола и пошёлв коридор, попутно помахивая рукой, — Tack, farbror Finland. (швед.: Спасибо, дядя Финляндия.)
— Älä kiitä… (фин.: Не благодари…) — подозрительный жест замечался за отцом парнишки не однократно. И тот, видимо, его перенял.
Швеция не был любителем кого-то слушать, но был ответственный. И если ему было важно что-то свое, не в зависимости от обстоятельств вокруг — он всегда «отмахивался», вскидывая руку и махая человеку.
— Что-то не так? — спросила Беларусь, отодвигая кружку.
— Нора такая хорошая девочка, — перевел тему Финляндия.
— Твоя, как я заметила, тоже ничего. Правда, с чего все взяли, что она твоя — не ясно.
— А я сам по себе ничейный. Поэтому она моя. Да мне кажется, что я любую подберу и скажу, что моя. Жалко. А ее особенно. Я просто ничейный; поссорился же перед съездом и с Ислой, и со Швецом, с Нором. Они меня простили, а я себя нет. Тяжело, понимаешь? Слишком много произошло за последний год.
— И что же?
Белорусска усмехнулась и посмотрела в окно. Финн посмотрел на нее. Она не поменялась с их последней встречи — все такая же улыбчивая, глаза сверкают, тощая, невысокая. А виделись пару лет назад. Беларусь не могла сказать тоже самое о нем, ведь когда она видела его он еще не был таким больным, как сейчас, да и был веселее.
— С тех пор, как Германию сбила машина, у всех все идёт не важно. У меня такое чувство теперь, что за мной следит кто-то.
Входная дверь открылась, и в коридоре появились гулявшие. Бела сразу вышла к ним в ожидании увидеть дочь. Но её духа и не было.
— Где вы потеряли мою Нору? — спросила Беларусь.
— Закапали в снегу, около пруда, под березой, у зелёной скамьи, а сверху песком посыпали, чтобы потом найти, — оптимистично выдала Эстляндия. Беларуси же этот ответ далеко не понравился.
— Ma chérie… — еле слышно произнес Королевство, который с одного взгляда Белорусски понял все, и дотронулся до плеча Эс, — Jeg tror, «hun gik hjem» ville være nok… (дат.: Я думаю, что «она пошла домой» было бы достаточно…)
Эстляндия вздохнула и сняла куртку.
— Fyrirgefðu og segðu allt í lagi, — протороторила Иса.
— Она пошла домой. Сказала, что не хочет задерживаться, — сказала Эстляндка и поставила в угол ботинки. Судорожный вздох не обрадовал никого.
— Значыць, пошукі працягваюцца… (бел.: Значит, поиски продолжаются…) — Беларусь посмотрела на свою куртку и сняла ее с крючка. Белгдан предложил проводить ее до остановки, но она отказалась.
— Ikke heng deg selv, — махнула Финну Беларусска, бросая и отводя грустные глаза.
— Jeg vil leve til i morgen, — кивнул Фин. И ушла. Финляндия и Эстляндия перекинулись парой взглядов, и последняя ушла наверх, за ней поплелся привидение-Литвеция. Но на лестнице стянул вниз дядя.
— Кстати, не только Нору ищут. Ты у нас тоже местный пропавших, не так ли?
— Я потом позвоню папе… — пробормотал парень и продолжил свой путь к кузине.
/21:06/
Финляндии позвонила Литва, которая по голосу была уже не один раз нервная, даже раздраженная, и старалась уверить его в том, что Швеция звонил не один раз с вопросами: не придумала ли она ещё чего, чтобы навредить ему.
— Фин, ты знаешь, что у нас происходит, — в заключение сказала она.
— Я прекрасно понимаю, что у вас происходит. Но он — ребёнок. И он не может находиться в постоянном страхе и стрессе. Я бы помог иначе, но я не попадал на ваши ссоры. А Литц посидит здесь. Ему сегодня было не очень хорошо… — Финляндия смотрел на бледную полосу моря и на блестящий снег, будто на него осыпалось всё ночное небо, которое сейчас было каким-то черно-синим и гоняло тёмные облака. Первый этаж был полностью потушен, свет только горел в окнах Датчанина, но те были плотно завешаны шторами, по которым время от времени шаталась теневая фигура Бельгийца. Второй этаж; горело только окно Финляндии, и то оно было приоткрыто, из него доносилась музыка в жанре какого-то рока или даже метала. Точно сейчас и не скажешь какую музыку предпочитал финский племянник; но учитывая какой звонкий смех дочки сейчас доносился, то музыка там играла чисто для фона. Даже интересно, что звук слышен чисто на улице и нигде больше. Финн договорил и посмотрел на окно, а потом пошёл в дом. Стоять под дверью он не собирался, но послушать было необходимо. Нашлась у него такая привычка. Тяжёлая музыка там прошла быстро, заиграло что-то красивое и нежное, гитара, приятная мелодия; Эс не переставала посмеиваться, а смех этот местами переходил в писк, а местами во что-то на подобии мурчания. Оба болтали и подпевали каждый своё, говорили как хотят: он на шведском, а она отвечает на эстонском, он на литовском, она щебечет по-датски. И так всю песню, пока снова не заиграет та же, что днем слушал Литвеция. Такая более мрачная, немного давит на слух.
— Боже, я сейчас упаду, Литц, — посмеивалась девушка, на что ей отвечали:
— Nebijok, jei ką, pagausiu (лит.: Не бойся, если что, я поймаю.) — Раздался очередной писк. Финляндия, зная все законы своих дверей, потянул её на себя и опустил ручку до упора, на что дверь положительно щелкнула и открылась перед своим законным хозяином. Любопытная картина: увидеть, как оба кружат вальс под блэк-метал, не каждый день возможно. Они сразу же остановились и посмотрели на Финляндию: Эстляндия удивленно, Литвеция спокойно. Девушка была красиво заплетена, что моментально приглянулось Финну, но показывать он этого не стал.
— Народные норвежские сказки выключаем, приводим себя в порядок и спать, — твёрдо и коротко объяснил Скандинав. Литц пожал плечами, забрал телефон и помчался в свою комнату.
— Нечистая сила… — фыркнул Финн вслед Шведо-Литовцу. Эс подошла и обняла его.
— Но она такая забавная, нечистая сила, — усмехнулась она. Финляндия аккуратно дотронулся до кос, сделанных через французское плетение, на её голове и улыбнулся, обняв её в ответ. Он не умеет долго злиться или быть строгим, это не его.
— Мне вот стало интересно, почему ты ночуешь наверху, вместо того, чтобы переселиться в комнату дяди Норвегии?
— Понимаешь, у той комнаты, скажем, особая энергетика, которую переносит только он. Я пробовал там когда-то ночевать.
Он быстро отправил спать Ису, которая была прикована к экрану телевизора, но это не помешало продолжить ей смотреть кино на телефоне, а потом ещё в полодиннадцатого поговорить с мамой и Норой. Уснула она поздно и то, только когда открыла окно, откуда послышалось море.
Белгдан же не был так послушен или хитер, как остальные. Он ходил по комнате, закидывал к небу руки или руку и без остановки повторял какие-то слова. Если что-то не получилось, он становился лбом в стенку и ругался на мадьярском (нет такого языка, если только не венгерский, ребят, это просто так говориться, когда человек несёт быструю, несвязную и непонятную речь); Финляндия наблюдал это минут пять.
— Rien! Bonjour! — в полголоса произнозносил Д-Бельгиец.
— Et todennäköisesti saa r-kirjainta nyt. Liian vaatimaton. (фин.: У тебя сейчас вряд ли получиться буква r. Слишком скромный.) — усмехнулся Финляндия и подошел к нему. Такой обиды Финн давно не видел, — От души само прийдет. Не расстраивайся и ложись спать.
— Почему в стенку вбит гвоздь? — спросил Белгдан, переводя тему. Фин взглянул в сторону стенки.
— Там раньше висело зеркало.
— А сейчас оно где?
— Разбилось. Упало и разбилось, — махнул рукой Финляндия, — Спать ложись и зубы мне не заговаривай. Проверю, — он пошёл на выход, говорил негромко, — Все же рамки должны быть или нет в собственном доме?
Белгдан ещё походил, а потом переоделся и сел за стол, оглянув комнату. Здесь было довольно просторно чтобы развернуть какие-нибудь дело. От кровати до шкафа надо было пройти хороших шагов десять. Да и шкаф, казалось, внутри просторнее, чем есть на самом деле. Дания не любил когда что-то висело на вешалке, потому шкаф был разбит на полочки и ячейки. Балка в нем была чисто для приличия, как и вешалки в количестве трех штук, на одну из которых он вешал пальто.
В дверь постучали, и зашёл Литц, который был сейчас весьма веселым и спокойным. Белгдан не посмотрел на него, а просто продолжил расчесываться. Литц стоял у дверей и смотрел на него.
Юный принц стоял у окна с небольшим стёклышком в руке и не особо сейчас замечал пришедшего, потому что был погружен в собственное занятие по избавлению от стресса.
— Ты прям идеальный, да?
Белгдан поднял глаза и косо посмотрел на него, закрывая зеркальце.
— Я этого не говорил, заметь. Заходи, не стой в дверях.
Литц зашёл и сел на стоящий рядом стул.
— С Республикой я уже поговорил. Теперь твоя очередь: привлекательно быть Королевством?
Ответ не последовал. Д-Бельгиец посмотрел в окно и сел на подоконник.
— Сложно строить из себя не то, о чем САМ мечтаешь. Живёшь в рамках, свободы ноль… Про эмоциональную часть не буду говорить.
— Ну скажи, я хочу знать всё. В каких рамках тебя могут держать?
— Будь сдержан во всем. Можно сказать вот так. Обязан знать, как минимум, четыре иностранных… в моем случае я знаю французский, датский, кое-как говорю на голландском, хотя редко, и четвёртого не знаю.
— А ты пробовал немецкий? Он вроде схож с датским, ты бы легко его выучил.
— Нет, не хочу. Не нравится. Какой язык учить это уже моё дело. Все равно, говорю я на одном.
Литвеция посмотрел на потолок и потом снова на Белгдана.
— Ты реально ее любишь?
— Это наше личное дело.
— А ты любил раньше?
От этого вопроса он помрачнел и отвел глаза. Литц смотрел и не понимал, что такое, но задать вопрос решил.
— Безответная?
— Да нет.
— А что же?
— Скажем, любил будущего врага. Но враг был по незначительной причине, этот человек просто был лучше меня во многом и являлся по большей части конкурентом. У меня тогда все было: и истерики, и подарочки, в их числе, кстати, вот это зеркальце, — и он поднял его на уровень глаз, вытянув перед собой руку, — и письма, и встречались под покровом ночи. И удивительно, что ради всего этого я шел на такие риски, на которые сейчас вряд ли пойду. А потом мы разъехались, и я почти забыл про существование этой любви.
— И сколько же это продолжалось?
— Ну-у… Лет семь.
— Ничего себе… — удивился Литвеция, — Задам может очень странный вопрос, но. ты девственность ещё не терял?
Что рассмешило Белгдана не ясно, но он чуть не упал с подоконника. Шведо-Литовца это смутило: эта непонятная реакция. Когда Королевство выдохнуло спокойно, он улыбнулся и кивнул.
— Конечно, — ответил он, наблюдая реакцию.
— И какой была? — не растерялся Литц.
— Какой, — задумался Белгдан и опустил глаза в пол. Литвеция смотрел на него в ожидании ответа и наблюдал постоянные изменения на его лице: он то был недоволен, то слабо улыбался. А потом поднял голову, будто вспомнил про существование друга, и посмотрел в окно.
— Rien… — вздохнул и тихо выдавил Д-Бельгиец, — Я не хочу вспоминать. Извини.
В комнату зашел Финляндия, и его взгляд моментально упал на Шведо-Литовца.
— Ringde du din far? (швед.: Ты звонил отцу?)
— Ой… — подскочил моментально парень и, бросая мимолетный взгляд на часы, убежал на улицу, потому что в доме говорить было далеко не лучше.
На улице он отошел как можно дальше от дома и встал под ближайшим фонарем. Но вместо того, чтобы звонить Швеции, он позвонил Тарьи. Ему легче было поговорить с ней. Не успел он взять телефон, как вдруг подскочил на месте, что до него кто-то дотронулся. Он повернулся и посмотрел кто это был. Это была Тарья.
— Боже, что ты тут делаешь так поздно?! Это центр города, Прата!
— Придурок, — моментально выдала сестра, — Ты не отвечаешь на звонки и смс-ки, папа там уже извелся весь. Он даже Литве звонил: думали ты к ней сбежал. Я как раз оттуда, но тебя там не было. Она позвонила дяде Финляндии, и подтвердилось, что ты тут.
Оба засели на остановке. Литц смотрел на асфальт, Тарья курила. Шведо-Литовцу было интересно наблюдать за младшей. Просто хвостик, не накрашена, очки на волосах лежат.
— Ты видно вылетала из дома по срочной, — заметил брат, на что сестра молча кивнула.
— Я первая спохватилась, что тебя нет. Обычно к семи ты уже сидишь перед телевизором, а тут духа твоего не было.
Он поправил её волосы, смотрел на неё по-другому.
— Тебе очень идёт, — погладил он ее золотую прядь.
— Папа не разделяет твоего мнения.
— Тебе скоро семнадцать. Странно, что он не разрешал тебе покрасить волосы, — Литц снял с неё очки и одел.
Пратетарье посмотрела на него и улыбнулась, выкидывая окурок в снег.
— Я домой не вернусь, — сказал Литвеция, — Я не хочу быть взаперти.
— Ты храбрый, — поднялась она на ноги.
— Куда ты пойдёшь? — спросил Швед.
— Домой, — улыбнулась Тарья, но глаза у нее были грустные. Литвеция снял очки, надел их на сестру, взял за руку и повел к дому Прибалтики.
Литва их встретила нейтрально. У нее очень сильно разболелась голова, и она не была готова что-то делать или говорить. Литвеция отвел её в первую же комнату наверху. Тарья молча присела на кровать.
— Лучше ехать завтра. Сейчас темно, — сказал Литц. Вздохнул и посмотрел в окно, — Я тоже останусь, чтобы тебе неуютно не было. Ложись. Спокойной ночи, — он погладил её по голове, очки аккуратно снял и сложил на столе, после чего ушел в соседнюю комнату.
Хотя ему здесь не нравилось, легче было уснуть на диване в гостиной. Здесь было неприятно, хотя скромный интерьер и создавал иллюзию покоя. В комнате было холодно, шкаф заперт, полки тоже, стояло под кроватью только пару коробок, в которых хранились белые коньки, пару старых маек, и совсем новая бижутерия. Красные или белые браслеты, серебряные ожерелья с янтарем. Откуда это добро никто не знал, да и никто не спрашивал. И никто не носил. По словам Литвы, эти украшения припереезде Латвия лично пакавала в коробку и никому не разрешала трогать.
Литвеция сел на кровать. Телефон опять зазвонил, он нехотя достал его и ответил.
— Hallå.
— Vart strövar du, — моментально, максимально грубо, зло и недовольно накинулся Швеция.
— Папа, мы все можем обсудить… — собрав всю свою волю в кулак, Литц не знал дальше что говорить. Он просто слушал, смотрел в пол. На него поднимали голос, в котором и близко, как казалось по словам окружающих, не было, что кто-то волнуется. Волнуется? Да парня буквально резало каждое слово, из-за чего он хватался за волосы, будто ножом его тычут в спину. Это было хуже истерики. Это был шок. Но его не будет кидать в разные стороны, он не сможет пореветь ещё раз, ему даже бежать не нужно. А чувство все равно, что отец стоит прямо перед ним, перед глазами он видит его, а не хочет. Откуда же ему знать, что где-то дома Швецию даже Таиланд остановить не может, он сорвался.
— Пап, — перебил его Литвеция, до дрожи спокойным голосом, — я тоже рад, что у вас все хорошо. Тарья со мной, утром я её привезу.
Швеция замолк, его передернуло.
— Я понимаю, что ты волнуешься, но это лишнее, — продолжил он и улыбнулся, — Ты знаком с сыном дяди Дании? Замечательный парень. — Литц знал, что такие разговоры обычно заставляют отца замолчать.
— Еще нет… — сказал Швед и повесил трубку, а потом оглянулся на Таиланд, — У меня чувство, что он сидит на таблетках…
— С чего бы?
— Горький опыт… — Швеция сложил телефон в карман, понимая, что на дворе поздно, он ушёл спать. Но тяжёлые мысли не оставляли его, делали хуже
***
/17 июня. 17:00/
Было пасмурно, но это не мешало никому собраться и пойти отпраздновать день рождения Исландии. Дания поздравил брата по телефону утром, тот ещё не успел проснуться. А теперь Норвегия и Исландия сидели на лавочке, Швеция стоял у фонаря.
— Вы уверены, что он еще жив? — спросил Швед.
— Думай оптимистично, Sverige. — сказал Норвегия, — Я буквально вчера созванивался с ним. Он обещал прийти. Кстати, вот он бежит.
Швеция не был особо рад появлению Финляндии. Фин же, наоборот, был очень рад его видеть. Дыхалка умерла ещё где-то по дороге, он падал и еле держался на ногах; поэтому перед тем, как что-то сказать, он попросил минуту отдышаться и пожаловаться.
Оделся он практически так же, как остальные, не считая что ещё одел мастерку.
— Откуда кеды? Новые? — поинтересовался Норвегия.
— Да на чердаке нашел, — с перебоями отвечал Финляндия и выпрямился, скидывая капюшон, открывая, ещё больше удивляющюю его друзей, картину.
— Guð minn góður! Ты покрасился! — радостно вскрикнул от удивления Исландия, смутив Финляндию. Действительно, Финн перекрасил себя в чёрный.
— Придурок, — прошипел Швеция, отворачиваясь к морю. Норвегия посмотрел на него, не имея понятия о такой неприязни ко всем у Швеции.
— Но это его выбор.
— Ты знаешь сколько денег на эту краску вообще тратиться? В прошлом месяце темно-синий, в апреле рыжий ходил, а в феврале в болотный какой-то красился, — Настроение Шведа буквально портилось на глазах. Финляндия пожал плечами и улыбнулся.
Успокоившись, Исландия так же радостно и с улыбкой объявил, что можно идти.
Они гуляли час, два, посидели в кафе и уже хотели разойтись, но на зло пошел дождь.
— Где вы говорите квартиру купили? — спросил Швеция Норвегию.
— На другой улице, — не хотя пробормотал Норвегия.
— Я пойду к себе, ребят, — улыбаясь и светясь от счастья проговорил Финляндия, — Не люблю ходить по чужим домам. Приятно было встретиться! Hei hei! (фин.: Пока!)
Финн пошёл прямо под дождь, оставляя компанию. Он не хотел давить на нервы всем, в особенности Швеции, потому старался буквально сбежать оттуда. Он зашёл за угол, где его схватил Норвежец и повернул к себе, он явно чего-то испугался.
— Какие таблетки ты глатаешь?! — обеспокоенно спросил он.
— Да все нормально, Нор, ты чего? — попытался отойти Финляндия.
— Скажи, что такое. Я помогу тебе.
— Норвегия, отпусти меня… Я буду кричать…
— Ты ничего не добьёшься за употреблением наркотиков, Фин. Я понимаю тебе тяжело, но мы можем все решить; ты не знаешь во что себя ввязываешь, — не пускал его старший.
— Нет, — скривился Финляндия и, что есть сил, вырвался, — Боже, Норвегия, я ничего не употребляю, я никого не нашёл. Приступ жизнерадостности можно сказать. Финляндия — самая счастливая страна. Я пришёл? Я вчера не повесился? Все хорошо? Я могу идти?! — развел руками Фин. Вода с крыши буквально задевала Фина, но ему было глубоко наплевать. Его контролируют, его держат. И каждый раз то Швеция, то Норвегия. Первый уже обещал бросить брата на произвол судьбы. Нор не может его оставить: он обещал Прибалтке. Судорожно вздохнув от холода, Норвежец отвел его домой, высушил даже насильно, заставил переодеться.
Финляндия сидел молча, иногда шипел, пока Норвегия убивался об попытки вручную высушить этого кучерявого недоскандинава. Финляндия вскрикнул в очередной раз и повернулся к нему:
— Хватит! Спасибо.
— Иди чайник ставь, — положил полотенце Норвегия.
Финляндия ещё долго бубнел что-то и ругался, но потом стих.
— А знаешь почему про кеды спросил?
— Почему? — фыркнул Финн.
— А они мои вообще-то.
— Уже нет! — посмеялся Финляндия.
— Фу, какой ты. Я к тебе через месяц Норку закину на выходные. Посмотришь? Мы с Беларусью уезжаем.
— Куда? — недовольно спросил Финляндия.
— Надо в Минск слетать. У нее какие-то дела.
— А ты что? Тебе там делать нечего.
— А мне надо в Осло.
— Все куда-то едут! Я один еле-еле в Хельсинки выбираюсь, а про Лапландию я вообще молчу! А они спокойно: мне надо и я еду.
— Тебя звали ехать, а ты сказал, что не хочешь!
Финляндия недовольно защебетал на финском. Норвегия в дверном проёме замечал как тот ходит и злиться. Финн красиво поднимал руки, переставлял ноги, поворачивал резко голову — все его движения выливались в самый настоящий танец, движимый злостью и другими яркими эмоциями. Норвегия перехватил его очередной взмах и поворот к кружке и завел в танец; Финляндия ещё долго злился, но потом начал поддаваться движению.
— Неплохо, неплохо, — усмехнулся Норвегия.
— Да кому ты это говоришь! Я был личным учителем его Величества!
— Ну-ну. Швеция все равно танцует очень плохо.
— Его учил не я, — помрачнел Финляндия.
— И на какую тему ты перейдешь сейчас? — спросил Норвегия, выходя на кухню.
— Ты на руках труп держал? А я держал.
— Фин…
— Отвечай.
— Я не держал. Меня держали. Тебе просто повезло быть незамеченым — я был на виду у всех, меня знали все, меня насильно тащили туда, не смотря на мой побег. Над тобой не издевались, Швеция только смеялся над тобой, заметь, а было ли что-то тяжелее этого? Было?
Финляндия уже хотел о чем-то заткнуться, но Норвегия увидел огонь в его глазах, тот самый, с которого начинается ярость и ненависть, с которым нельзя обсуждать какие-либо вопросы, ведь именно в такие моменты человек теряет осознание, что он реален и теряет время, в котором находится. Норвежец знакомо махнул рукой, стряхивая с Финна искры.
— Давай поговорим о другом.
— Давай. Тебе печенье маслом мазать или мне лакрицу открыть? — развернулся Финляндия на кухню.
Норвегия просто улыбнулся, но стал мгновенно серьёзнее:
— Я поговорю с тобой ещё раз. И ещё. Ещё, ещё, и ещё, пока ты не перестанешь вытворять глупости. Приходи завтра.
Финн посмотрел на него недовольно, неприятно, безразлично.
— Хорошо. Я прийду…
На следующий день он пришёл такой же, как вчера. Весёлый, улыбчивый и приветливый. Норвегию не отпускали мысли, что его друг что-то принимает. Но нет. Он реально был такой же.
Оба сидели на кухне, Норвегия расспрашивал его обо всем: о самочувствии, о погоде, о настроении, о том, что неделю назад было. Он мог продолжать выносить Финляндии мозги, если бы не Беларусь, которая пришла с работы.
— Вижу у нас гости, — радостно произнесла она.
— Hei Valko-Venäjä, (фин.: Привет, Беларусь) — поздоровался Финн. Белорусска зашла к ним и подошла нажала кнопку на чайнике.
— Тебе очень идёт, — усмехнулась она, проведя по голове Финляндии.
— Спасибо… — Финляндия посмотрел на нее. — Ты не меняешься. Это удивительно, — восхищение играло на лице его, — Как это?
— Сама не знаю, — вздохнула Беларусь, — У каждого из нас своя судьба, свои дела, свои страдания. И свои радости. Разве это не так?
— Вы все говорите мне одно и то же, — отвернулся Финляндия и поднялся. — Я сам решу, как мне жить. Без общей помощи, — кинув недовольный взгляд на Норвегию, он поспешил удалиться. Поклонился и ушёл.
«Счастливый я — больной я» — не переставал думать Финн. Он засел в порту на пристани и смотрел на воду. Рядом присел брат и протянул коробочку. После поменял её с Финляндией на сигареты и недовольно отвернулся, понимая, что они занимаются какой-то ерундой.
— На. Наркоман несчастный, — прошипел Швеция и посмотрел на горизонт. Финляндия промолчал. Ведь он-то знает, что он не такой, что он здоровый, ничего такого не употребляет.
— Верёвки нет, мыло я не нашёл.
— Ihmeellistä, — с облегчением выдохнул Фин и улыбнулся.
____________________________
___________________________________________
17 страниц! Это рекорд, ребята!
Все, кто читают другие мои фф, я их не пишу по причине, что пока мои идеи здесь и я занимаюсь хуманизацией городов Беларуси. Извините заранее.
И да, я — человек, который пишет фф чисто для души, не смотря на его успешность
___________________________________________
