Мама.

С того события прошло 15 лет. За все это время Майки ни на минуту не оставлял своего племянника. Первые четыре года Микки было сложно. Покушать, помыть, уложить спать, успокоить. Но когда Риоте стукнуло пять, нунчаконосцу стало легче. Когда Риоте стукнуло семь, начались тренировки. Мальчику было сложно, но он давал хорошие результаты. Микеланджело иногда казалось, что перед ним Раф или Лео. Но частые вопросы черепашонка про эти имена доводили Майки до истерик. Когда Риоте стукнуло одиннадцать, он узнал, почему ему нельзя в лабораторию и про имена, которые говорил дядя. Тогда следующие два года мальчик ходил замкнутый. Когда Риоте стукнуло четырнадцать лет, он вышел из депрессии благодаря дяде и начал заниматься наукой. И вот на этот момент ему уже пятнадцать. Веселый, добрый, умный и милый мальчишка. Ему можно все, кроме одного… Заходить в комнату родителей. — Мам, я в лабораторию. — сказал Риота, вставая со стула. — Ри… Малыш, я же просил… Я тебе не мама… — помрачнел Майки. — Ладно, прости. Спасибо, было очень вкусно. — поцеловав дядю в щеку, мальчик пошел в лабораторию. — Не задерживайся! А то твои глазки устанут! — Хорошо, дядь! Зайдя в лабораторию дяди Донни, он сел за стол и снова его осмотрел. Пыльный с пятнами и вмятинами стол, пыльные пробирки. В одном из углов стоят инструменты, в другом углу давно упавшие с потолка запчасти от робота. На стенах висят давно почерневшие чертежи и плакаты. Риоте бы хотелось увидеть живую лабораторию. Когда дядя Донни сидел за столом и химичил. Но он видел его только на фотографии, которую дал Майки. Его внимание внезапно привлекло полотно на стене. Встав, он подошел к нему и сдернул. Микки ему это запрещал, но сейчас Риоте хотелось знать. — Что за… На стене висели пыльные рамки с фотографиями. Вся семья Хамато с подписью «Фото на память. 14-15 лет.». На другой был Донни и Майки в обнимку с подписью «Я и Микки. 15 лет.». На третьей был Сплинтер, Лет и Раф с подписью «Два старших брата и отец. 16 лет.». Еще несколько фотографий с радостными лицами. Но на одной из фотографий он остановился подольше. На ней была изображена вся семья, кроме Сплинтера с подписью «Год со смерти отца. Беременный Рафаэль и счастливый Леонардо. 17 лет.». — Мама… Папа… — смотрел на фото Риота. Ему стало больно на это смотреть. Понимать, что они мертвы, а ты их даже не знаешь. По щекам зеленоглазика потекли слезы. Что еще скрывает от него Майки? Точно… Комната родителей. Она даже заперта на замок. Вот, куда ему надо. Переборов себя и запрет, он пошел в сторону комнат. Микеланджело был на кухне и ему нечего было бояться. Пока что. Подойдя к двери, он начал открывать замок отмычками, которые нашел в ящике в столе Донателло. Довольно с него загадок. Довольно с него лжи. Он имеет право знать. Открыв дверь, он зашел. Найдя выключатель, он включил свет и стал осматриваться. Вокруг все пыльное, грязное. В углу комнаты стоит двухспальная кровать, застеленная синим пледом. Рядом комод, на котором ночник, будильник и фоторамка. В другому углу большой шкаф, закрытый на замок. В третьем углу коврик для медитации и полка с давно сгоревшими свечами. И рядом с кроватью через комод… Была колыбельная. Темно-синяя кроватка с заборчиком и игрушками. Подойдя к кроватке, он осмотрел ее. Сразу видно, ручная работа. Риота снова не смог сдержаться. Он не знает, как погибли его родители. Но точно знал, что если бы этого не случилось, то он бы все свои детские годы спал в этой кроватке, а мама и папа рядом… — За что… За что так с ними?.. Они же просто хотели меня… Ребенка… Почему жизнь так поступила с ними?.. Почему так поступила со мной?.. Почему лишила меня родителей?.. — говорил Риота, роняя слезы. — Они не ничего плохого не сделали… Так за что?.. — Ри? Подросток вздрогнул и медленно повернулся. Перед его глазами стоял удивленный Микеланджело. — Как ты… Как ты сюда зашел?! Я же запрещал! — начал ругаться Майки. — Дядя… — тихо сказал Риота и упал на пол от лёгкого нервного срыва.