Заинтересованный

Новое утро сопровождалось, как и ожидалось, похмельем и, в довесок, обжигающим стыдом. Бэкхёну было стыдно, что, развязав язык с помощью алкоголя, он так бессовестно вывалил другу все свои переживания и эмоции, надежно хранившиеся в самых потаенных уголках души. Потому что даже спустя три года Бэк все еще считал эти чувства неправильными. «Все неверно, все не так, как должно быть» — твердил он по утру, сначала долго глядя на свою спящую семью, а затем — на свое измученное отражение в зеркале. Где же он: тот Бэкхён, который всегда светился счастьем и дарил людям улыбки? Где его горящие глаза и живые фотографии? Не так он представлял себе дальнейшую жизнь, какой она является сейчас: без счастья, без работы, без любви. Он часто вспоминал тот день, когда все началось и думал: был ли это его рок? Ведь поедь он на другом автобусе или пойди пешком, выбери он другую компанию, другой день — все было бы иначе. И еще чаще Бэкхён думал о том, каким бы было его «иначе»? Без Чанёля, Юры, без Исина. Стучало бы его сердце сейчас так же, путались мысли, был бы он счастлив? Эти «если бы» да «кабы» сводили с ума, но остановиться парень не мог. Он каждый день хотел все изменить, но продолжал нести этот груз. Почему? Нет ответа. И за отсутствие ответа было еще больше стыдно перед собой. За того себя, который просыпается с надеждой и засыпает с ней; за того, кто каждый день варится в каше под названием «семья» и никак не хочет из нее выплыть. У Бёна оказалось столько скрытых страхов, что за сутки не перечислить: страх одиночества, осуждения, отсутствия любви, страх страха, черт возьми. Ведь с какой вероятностью последующие встречающиеся на пути не используют его, чтобы кого-то забыть, кого-то вытеснить, или порадовать свое эго? Его поступки породили еще больше страхов и сомнений, намертво пригвоздив к текущему окружению. За спиной Бэкхёна — пустота, впереди — еще большая, а внутри — бездонная черная дыра, и только вокруг успевает кипеть жизнь, никак на эту дыру не влияя. — Чондэ, я… Бэкхён хотел извиниться перед другом за свои откровения, потому что многого не сказал бы в трезвом уме даже под дулом пистолета. Но Чен не дал ему договорить, приподняв руку, а затем бросив на младшего тяжелый нечитаемый взгляд, параллельно пытаясь принять сидячее положение, чтобы не смотреть на того снизу вверх. — Не смей только извиняться, горе-рассказчик, — Чондэ сел на диване и резко опустил поднятую руку, уронив ее на колено со звонким шлепком, от которого оба недовольно поморщились. Он мысленно обругал себя за опрометчивый поступок: даже тиканье настенных часов раздражало до зубного скрежета, что говорить о резких хлопках. — На самом деле я рад, что ты всё рассказал, потому что теперь у меня будет возможность проанализировать, что у вас тут вообще происходит, и чем я могу помочь. Потому что, если ты вдруг думал, что я буду смотреть на твои страдания и пить чай в сторонке, то ты ошибся. — Я думал, ты будешь пить что покрепче. Бэк выдавил из себя усмешку и протянул другу открытую бутылку минералки, которую до этого держал в руках. Вина притупилась, оставляя после себя горькое послевкусие собственной никчемности. Но и это чувство парень попытался задвинуть подальше ко дну души, потому что не хотелось копаться в себе сейчас, когда лучший друг приехал спустя столько лет. Теперь жить станет гораздо легче, потому что появилась третья причина для улыбки, если не считать Исина и Чанёля. Бэкхён мысленно одернул себя и попробовал добавить в список Юру, но выходило скудно, так что он просто шумно выдохнул и отбросил эту затею: излишнее напряжение с утра только усиливало головную боль. — Какой у нас план дня? — спросил Чен, потягивая прохладную жидкость из бутылки. — Давай-ка мы оба примем душ, выпьем кофе и будем собираться к моей семье, — после долгой паузы ответил Бэк, с усилием заставляя свою тушу подняться с дивана. Став на ноги, он с еще большим усилием поставил их прямо и сделал несколько неуверенных шагов к ванной. — А где ты думаешь остановиться? — все же рискнул задать вопрос он, обернувшись уже в дверях. — Вообще думал у тебя здесь, но эти глаза со стены меня пугают до усрачки, — отозвался парень, приложив прохладную бутылку ко лбу и еще раз кинув взгляд на увешанную фотографиями стену. Бэкхён горько усмехнулся, проследив за чужим взглядом и отвернулся обратно к двери. — Останешься здесь значит, — глухо отозвался он прежде, чем скрыться за дверью ванной. Уже глядя на себя в зеркало над раковиной, парень вдруг задумался над своим ответом, безразлично тыча пальцами в синяки под глазами. Готов ли он на самом деле снять родные до боли фотографии со стены на неопределенный срок? Бэк не знал, и ему снова стало чертовски стыдно — теперь уже за поспешный ответ и возможные последствия. Он неспешно разделся, пару раз чуть не свалившись на пол из-за того, что запутался в собственных ногах. Став под душ и включив прохладную воду, Бэкхён прикрыл глаза и снова прокрутил в голове недавний диалог с другом. Он же верит в знаки, так что, если приезд Чена — определенный знак для него? Да, предыдущие знаки подвели и завели в полнейшую задницу, но почему нельзя мечтать и продолжать верить? Может, пора уже переступить через болезненное прошлое и попробовать вникнуть в настоящее? Бэк ведь ничего даже не будет пытаться изменить в своем положении, потому что не видит в этом смысла, так может пора принять сложившуюся ситуацию — не для всех, а для себя принять? Прошло три года с того момента как все пошло по пизде, так может не только любить можно три года, но и страдать? Но ведь он будет и по истечению трех лет любить Чанёля, что за чушь? Пока все светлые мысли кажутся несбыточным бредом для Бэкхёна — из-за стольких лет молчания и душевного одиночества ему не верится, что что-то может быть иначе. Солнце ведь не станет светить ярче, если вдруг ты один захочешь этого. Или станет, потому что ты наконец обратишь на него внимание? Сейчас для Бэка одна мысль снова стать счастливым — это как попытка сделать из свиньи собаку: смешно и бесполезно. Ведь если ты хочешь, чтобы в доме была собака и охраняла этот дом — ты покупаешь себе собаку. Если хочешь домашней свинины — покупаешь свинью. Вот и весь секрет. Но вот есть разбитая ваза Бэкхён, который усердно пытается стать целым стаканом в глазах других. Как же жаль, что он слишком поздно вспомнил о собственных глазах. Но Чен всегда умеет найти хорошее в любой ситуации, и он всегда везде появляется вовремя. Вдруг, и сейчас тот случай? Бэкхён так сильно хочет, чтобы это был именно он, потому что после душевного ночного разговора будто спала гора с плеч. Он посмотрел со стороны на себя, свою историю, и который раз пропитался бессмысленной жалостью к собственной персоне, но рядом с другом появилось желание попробовать измениться. Впервые за долгое время он достал из глубины души желание почувствовать вкус счастья. Бён был благодарен парню за то, что тот все понимает и принимает. Так было всегда: что бы не чудил младший, Чен всегда все стойко терпел и защищал чужую задницу, как свою. Ведь это именно Ким обрабатывал его ссадины после драки с парнем понравившейся девушки, и ни разу не упрекнул в том, что друг посмел посмотреть на эту девушку, зная, что она не одна. Это он спас Бёна, когда тот повелся в клубе на какую-то шлюшку, которая положила ему «волшебную конфетку» под язык. Именно он не раз спасал Бэка от долгов по учебе, душевных терзаний и неловких, порой дурацких ситуаций, связанных с его звонким голосом, короткими ногами и неуклюжестью. Пожалуй, Чондэ для Бэкхёна, как настоящий Спасатель из фильмов — приходит, когда отчаявшийся утопающий уже не ждет, и снова хватает за загривок, вытягивая со дна. Вдруг сейчас такой же случай? Пожалуйста, вдруг… Ополоснувшись и наконец приведя себя в божеский вид, Бэкхён вышел из ванной, уступая ее другу. Две минуты назад парень уже уговорил себя сделать первый шаг навстречу приятным эмоциям и новой жизни, стоя там, под едва теплыми струями, но теперь, столкнувшись с суровой реальностью, он снова не уверен.       Он оттягивает момент и неохотно отворачивается от стены, принимаясь за устранение вчерашних разговоров. Найдя в ящике кухонного шкафа мусорные пакеты, Бэк начал собирать в них пустые бутылки, упаковки из-под закусок, и невольно вспомнил время, когда только въехал в эту квартиру. Мог ли тот, «Бэкхён из прошлого» догадываться, что его ждет? Мог подумать, что в двадцать четыре года будет чьим-то мужем, отцом? Что его страсть к фотографиям угаснет настолько, что он отложит камеру пылиться в старый шкаф? Мог ли подумать, что, переехав, он больше не споет ни строчки? А если бы знал, что он изменил?       Ему не хочется признаваться себе в том, что он не изменил бы ничего. Бэкхён всегда казался веселым и смелым, когда проводил время в компаниях — среди друзей и новых знакомых — но он никогда не был тем смельчаком на самом деле. Бэку так хотелось «казаться», что он потерял ту тонкую нить, связывающую его с Собой. Тем самым спокойным, безбрежным как море, нежным Бэкхёном, который поет баллады, умеет варить кофе и любит фотографировать города. И сейчас, собирая мусор, он вдруг словил себя на мысли, что ассоциирует свои ярлыки с этим мусором. Вот бутылка из-под «пепси», смутно напоминающая страх общественности. Вот обертка из-под шоколадки, которая так похожа на страх брать ответственность за свою жизнь. И ему с одинаковой силой хочется сложить и вынести из жизни эти пустые бутылки вместе с бесполезными ожиданиями.       Бэкхёна удивляли собственные мысли: неужели стоило поделиться с кем-то своими переживаниями, чтобы наконец впустить в свою голову новые идеи, а не гонять старые по тысячному кругу? Если бы парень знал, то, наверное, давно записался бы к психологу на пару сеансов… Хотя, кому он врет, ни за что бы не записался — он ведь так боится человеческого осуждения, что не рассказал бы о сменившейся ориентации даже если психолог вел сеанс с рукой на Библии.       Усмехнувшись своим мыслям, он отставил полные пакеты к входной двери и вернулся к излюбленному месту. Если хорошо присмотреться, то можно заметить потертость на дешевом линолеуме как раз в том месте, где фотографий на стене больше всего. Скрепя сердце и сжав ладони в кулаки, Бэк подошел ближе, постоянно кусая губы. Вот он — Чанёль перед ним — в разных позах и с разными выражениями лица. Только суть одна: это чужой Чанёль, которым можно только любоваться издали, но ни в коем случае нельзя прикасаться.       Бэкхён нерешительно поднял руку, проведя пальцами по чужой глянцевой спине — и по собственной табуном пробежали мурашки. Вот она — фотография, с которой все началось и не хочет заканчиваться. Поколебавшись всего секунду, он рывком снял фотографию, не жалея испорченную скотчем часть обоев — будто оторвался кусочек сердца и на долю секунды стало больнее прежнего. «Чужой Чанёль, не твой Чанёль» — кричало подсознание, и с каждым повтором этой фразы в голове новая фотография летела в любезно подставленный открытый мусорный пакет. У Бэка дрожали руки: он видел, как они тряслись, поднимаясь за очередной фотокарточкой. К горлу подступал противный скользкий ком, заставляющий судорожно делать глубокий вдох и периодически заходиться в приступе кашля. Нос и глаза дико жгло, но Бэкхён не позволял себе плакать. Улыбающийся Чанёль с фотографии теперь натянуто скалился, его глаза больше не были наполнены светом, руки больше не казались такими родными, хоть и продолжали быть любимыми…       Бросив в пакет последнюю фотографию, Бэкхён обессиленно опустился на пол, незаметно для себя роняя в пакет горькие слезы. Перед глазами застыл нежный чужой образ, который никогда не будет ему принадлежать — осознание было ярким, как приклеенные к фото стикеры, и невыносимым от боли в груди. Этому пора положить конец, хотя бы попытаться закончить.       Чондэ испуганно подскочил к другу, выйдя из ванной, но, увидев голую стену с оборванными частями обоев, отшатнулся. Он знал, насколько эти фотографии были дороги Бэку, поэтому в грудь неприятно кольнуло чувство вины. Поколебавшись с минуту, Ким присел рядом на колени, заключая младшего в свои объятия, пока Бэкхён беззвучно рыдал, изредка судорожно втягивая воздух носом. Прикрыв ненадолго глаза, Чондэ поглаживал друга по спине и прислушивался к всхлипам, ожидая, пока они немного стихнут.       — Ты не был обязан, Бэк, — прошептал он, когда тело в объятиях перестало содрогаться от рыданий. Бён чуть отшатнулся и поднял на друга холодный решительный взгляд.       — Это была моя обязанность перед собой. Пора прекращать эти игры, пока они не довели меня до могилы, — уверенность в голосе поразила даже самого Бэкхёна. Чондэ выпустил его из объятий и понимающе кивнул. — Сделаешь нам кофе? — чуть тише добавил он, поднимаясь на ноги и помогая встать Чену. Парень снова лишь кратко кивает и скрывается на кухне, снова оставляя Бэкхёна наедине со своей самой большой болью. Бэк упрямо поправляет фотографии в пакете, складывая их в идеально ровную стопочку, сверху кладет брелок и прочно закручивает край мусорного пакета. Его взгляд испуганно мечется по голой стене, и ком снова поднимается к горлу. Парень с трудом подавляет новый приступ истерики и сжимает пакет в пальцах.       «Снять ведь не значит выбросить?» — спрашивает он себя, быстро пряча сверток в нижний ящик рабочего стола и постоянно оглядываясь на дверь, боясь, что в любой момент может войти Чондэ. Отряхнув колени от невидимой пыли, парень отходит от стола и снова бросает задумчивый взгляд на стену.       — Чондэ-я, ты ведь привез мне фотографии с городов, а куда я их засунул? — друг возвращается из кухни с двумя чашками напитка, поставив их на столик, и достает из-под диванной подушки конверт со стопкой фотографий.       — Решил сменить направление? — по-доброму улыбается он, раскладывая фотографии на столе, пока Бэкхён достает из шкафчика скотч и ножницы. Чондэ радует, что друг делает попытки вернуться в прежнее русло, а Бэк тем временем продолжает бороться с собой и подавлять позывы вернуть фотографии на законное место.       — Решил вернуться к истокам, — задумчиво ответил он, рассматривая фотографии на столике. — А еще надо чем-то закрыть эти просветы в обоях, а то вид непрезентабельный.       — Как будто тебе сюда баб водить, — возразил Чондэ, мысленно раскладывая фотокарточки в определенном порядке.       — Так не мне – тебе водить, — шутливо ответил Бэк, и оба засмеялись.       Каждая фотокарточка была по-своему прекрасна, и Бэкхёну даже на долю секунды показалось, что их делал он сам: четкий ракурс, который он всегда тщательно подбирал, пастельная цветовая гамма — все-таки Чен как никто другой знает того, «прошлого Бэка», который давно утерян. А значит никто, кроме друга, не сможет помочь Бёну снова себя обрести.       Парни быстро разложили фотокарточки в нужном порядке, отодвинув пока чашки с остывающим напитком: от Южной Америки до Южной Кореи — слева направо. Бэк сразу загорелся идеей сделать из фото карту мира, а Чондэ только безмолвно поддержал, помогая раскладывать, если друг путался в расположениях.       — Главное, Париж в центре ебнуть, — стукнул по столу кулаком Ким, вызвав у младшего сдавленный смешок.       — Потому что он в Европе? — лукаво изогнул бровь Бэк, заранее зная, что предположение неверно.       — Потому что там у меня был лучший секс в моей жизни, — пропел друг, заставив обоих засмеяться.       — Фу, пошляк, — наигранно скривился Бён.       — Фу, зануда, — парировал Ким.       Когда с фото было покончено, Бэкхён почувствовал странное облегчение. Второй шаг вперед за день — это даже для него было слишком, особенно после стольких лет бездействия. Он был благодарен Чену за то, что тот не поднимал неприятные Бэку темы, не старался задеть его или сказать что-то колкое с обязательной отсылкой.       Они просто неспешно выпили остывший кофе, вымыли чашки и вышли из дома, прихватив с собой мусорные пакеты.        Уже в такси, когда Бэкхён передал другу ключи от квартиры, тело прошиб неожиданный озноб. Он будто отдал сейчас частичку себя — маленький панцирь, в который раньше прятался, как в домик, когда было слишком худо. И сейчас он добровольно отдал ключи от этого панциря, ментально оставаясь на улице... Что, если лавина чувств снова накроет, и ему негде будет скрыться от всех, и от себя в том числе? Нет, сейчас не хочется думать об этом, потому что для себя Бэк твердо решил — ему нельзя повернуть назад, несмотря ни на что, и это было первое решение за много лет, которое могло перевернуть всю дальнейшую жизнь. Так что, одернув себя, он ободряюще улыбнулся другу и отвернулся к окну.       Совсем скоро на смену зиме снова придет весна, деревья начнут потихоньку оживать, скинув с себя холодные оковы. Для Бэкхёна это зрелище кажется завораживающим: настроив себя на нужный лад, он искал положительные знаки во всем, до чего дотягивался любопытный взгляд: в коротких вывесках и слоганах, найденных в кармане куртки конфетах, приятной музыке в салоне автомобиля. Ему хотелось верить, что весна подарит долгожданное освобождение от тех оков, которые плотно держат его по рукам и ногам. Ему хотелось надеяться, что весна спасет его от Чанёля… Дорога, на удивление, не заняла много времени, как обычно, так что Бэк даже удивился, услышав басистое «приехали». Хотя вполне возможно, что он так завис в размышлениях и фантазиях, что время пролетело незаметно. Вытянувшись из транспорта, парни, не сговариваясь, побрели в сторону мини-маркета, расположенного у дома. Чондэ думал о том, что в дом нельзя прийти с пустыми руками, а Бэк — о том, что нужно что-то купить для жены. Прикупив шоколадный торт и коробку полюбившихся Юре «Рафаэлло», друзья поднялись на нужный этаж, сохраняя ненавязчивую тишину. Им всегда было комфортно молчать: с Чондэ Бёну не нужно было всегда веселиться и светить двадцать четыре на семь широкой улыбкой, а Чену не нужно было подбирать выражения, чтобы случайно не задеть. Это была настоящая мужская дружба, которую парням удалось пронести сквозь года. «Я горжусь нами» — думал про себя Бэк, разглядывая ближе чужое лицо. Чондэ изменился: его взгляд стал более цепляющим, подбородок и скулы острее, плечи шире. Бэкхён пока не знал, что именно изменило друга — время или жизненные уроки — но был уверен, что Чен расскажет ему. Расскажет и они вместе попробуют решить любую проблему, если та существует, точно так же, как Ким сейчас берется за решение бэкхёновской. Потому что он настоящий, и Бэк настоящий рядом с ним. Юра открывает дверь в цветастом фартуке и со скалкой в руках. Бэкхён улыбается уголками губ и застывает на несколько секунд, чтобы осмотреть жену «свежим взглядом»: сердце упрямо молчит, но мозг отмечает, что она все еще весьма симпатичная. Чен же сразу проходит в квартиру, подтолкнув друга и растягивая губы в улыбке. — Не бейте Бэкхёна, это он из-за меня дома не ночует, — обратив внимание на скалку, тянет Чен, поклонившись девушке на девяносто градусов. Она непонимающе поводит плечами, но, словив чужой взгляд, выпускает смешок и прячет скалку за спиной. — Я просто круассаны готовлю, — виновато тянет она, подходя к Бэкхёну и мягко коснувшись губами его щеки. Парень протягивает жене коробочку с конфетами, за что получает ненавязчивый поцелуй в губы, и проходит с Чондэ в квартиру, оставив куртку на вешалке, а ботинки у двери. Спина неосознанно выпрямилась, будто кто-то потянул Бэка за макушку, а мышцы невольно напряглись. — Расслабься, что ты как не дома, — успел шепнуть Чен прежде, чем они вошли на кухню. Бэкхён ненадолго задумался, окинув спину жены взглядом: он правда не чувствовал себя здесь, как дома, сколько бы времени не прошло, так что ему стоило больших усилий постараться расслабить плечи и перестать сжимать ладони в кулаки. Прием пищи с Чондэ, как, к слову, и любое другое времяпровождение всегда сопровождалось громким смехом от ненавязчивых шуток в тему. И если Бэк за столько лет уже привык, то для Юры это был новый опыт: она с интересом разглядывала сначала гостя, потом мужа, и заметила, что взгляд последнего изменился. Всегда отстраненный и задумчивый взгляд мужа обрел какую-то волнующе живую форму, как тогда, три года назад, в начале их отношений. И сам Бён впервые за долгое время мог ответить в шутливой форме на чужую подколку, не пытался выдавить из себя улыбку, а улыбаясь искренне. Юра смотрела на причину чужого веселья и невольно задумалась, до боли прикусив губу.       «Стоит ли оно тех жертв? Бэкхён так счастлив, когда смотрит на тебя, Ким Чондэ — как на часть своего прошлого, настоящего и будущего. Бэкки, а есть ли в твоем будущем место для меня?»       Бэкхён замечал, что доброжелательная улыбка Юры изредка меркла, сменяясь глубокой задумчивостью, но желания разбираться в этом в присутствии гостя, да и в целом, не возникало. Бён и так устал за это время от собственных терзаний, что не вывезет еще чьих-то откровений. По крайней мере сегодня. Три шага в новую жизнь за сегодня сделаны, и ему уже есть, чем гордиться.       И только, когда они уже провожали Чондэ, а Юра пошла успокоить проснувшегося Исина, друг наклонился к Бэку и одной фразой заставил все же задуматься над чужой отстраненностью:       — Она очень любит тебя, Бэк, но есть в вашей истории что-то нечистое… Жопой чувствую.       «Нечистое» — повторил про себя Бэкхён.