Ничего особенного

Беспорядочные штрихи на бумаге с каждой новой линией все больше походили на химические формулы: ветвились, соединялись, цеплялись друг за друга атомами пока еще безымянных элементов. Иногда Чарльз задумывался ненадолго и, угадывая закономерности, быстро дописывал буквы, превращая случайно возникшие связи в известные ему вещества. Давняя привычка, игра, помогающая отвлечься и привести мысли в порядок: стоило Чарльзу задуматься с ручкой в руках – и любое пригодное для письма пространство заполнялось формулами: поля книг, страницы газет, даже некстати подвернувшиеся документы. Сегодня весь разворот блокнота, где Чарльз собирался писать учебный план, заняли многоугольники нуклеотидов, складываясь в пока еще неизвестный генетический код – оставалось только подписать все элементы. Но вместо этого Чарльз рассеянно начал заштриховывать их, восстанавливая в памяти вчерашний странный разговор с Эриком. *** Он ни разу не рассказывал о своих прошлых связях, а на редкие осторожные расспросы чаще всего отвечал раздраженным предложением посмотреть самому, которым Чарльз, разумеется, ни разу не воспользовался. Вторым вариантом было язвительное «Ты же и так всё про меня знаешь», как будто Чарльз за то короткое время, пока тащил его из воды, успел рассмотреть и запомнить всю его жизнь вплоть до интимных подробностей. Именно поэтому Чарльзу было удивительно и любопытно, когда Эрик сам упомянул в разговоре женщину из прошлого. А самое любопытное – что он не был при этом пьян. - Ты любил ее? – Чарльз боялся неосторожным вопросом спугнуть приступ откровенности, но если не расспрашивать, то Эрик может решить, что ему неинтересно – и будет очень неправ. - Я не знаю... Наверное, – Эрик сосредоточенно смотрел в свой стакан, словно пытаясь разглядеть в нем забытые образы. Чарльз решил, что понял, к чему этот разговор: - Хочешь вспомнить получше? – он поднес было руку к виску, но Эрик спохватился: - Нет! Нет, не надо, - и добавил с непривычной мягкостью: - Я не забыл. - Вот как? – Чарльз приподнял бровь, давая понять, что внимательно слушает. Эрик довольно долго молчал, прежде чем начал рассказывать: - Я тогда совсем мальчишкой был. Правда, успел уже кое-кому отомстить, и до счетов Шоу добрался. Деньги водились, и я думал, что могу себе все позволить… ну и женщин конечно. Они называли меня «господин», или «мистер» - это меня-то! Мне ужасно нравилось, - он иронично усмехнулся, помолчал. – А она подошла ко мне сама, в баре. Сказала: «Какой милый одинокий мальчик». Я так оскорбился – ты не представляешь! Мне-то казалось, что я взрослый, опасный, и уж точно не одинокий. Это сейчас я понимаю, что тогда она в точку попала... А еще она была очень красивой. И я решил доказать ей, что я мужчина, прямо той же ночью. Эрик снова надолго замолчал. Улыбался все еще с иронией, но странно мягко. - И что было дальше? – осторожно поинтересовался Чарльз, не сомневаясь, что до главного в своем рассказе Эрик так и не дошел. - Ну… – он усмехнулся. – Всё. Я остался с ней, поиски свои забросил – самому сейчас не верится. Только вот ничего не доказал, все по-другому сложилось. Как бы объяснить… Кажется, тогда я и перестал бояться себя, кто я есть, как выгляжу, что обо мне подумают. Ну вот как если бы ты всю жизнь притворялся, и наконец смог стать собой, потому что кто-то тебя принял, и ему плевать и на твое прошлое, и на всё остальное тоже… Что-то подсказывало Чарльзу: это все Эрик говорит не просто так под настроение, или потому что к слову пришлось. Поэтому решился: - Эрик, ты так рассказываешь… Можно посмотреть? Он понимал, что вторгается на личную территорию, но сегодня, похоже, ему досталось особое приглашение. И не удивился, услышав: - Смотри. Конечно. На миг Чарльзу показалось, что Эрик волнуется и почти готов передумать, но задумываться о причинах не стал, легко погружаясь в воспоминания. То, что он увидел, было… неожиданно. Нет, он и раньше видел в чужих мыслях подобное, а то и похлеще, но после такого вдохновенного описания – картины с ремнями и плетками разочаровывали. Да и женщина была не такой красивой, как он вообразил себе, хотя и довольно привлекательной. Чарльзу стало неприятно и неловко. - О… Да, ясно, - пробормотал он, не сумев справиться с эмоциями. – Я… понимаю. И увидел, как нехорошо застывает лицо Эрика. - Да ничерта ты не понимаешь, - тихо сказал он. – Думаешь, развлечение, да? Игры такие… занимательные? - Эрик, я ничего такого не… - Замолчи, Чарльз. Вот прямо сейчас – заткнись. Чарльз замолчал, чувствуя себя неуютно под взглядом Эрика. Приятный хмель пропал, оставив нервное покалывание в кончиках пальцев. - Я покажу тебе, - неожиданно мягко сказал Эрик, но когда Чарльз через силу снова потянулся к виску, быстро добавил: - Не так. - Что?.. – растерялся Чарльз, но тут же сообразил, - Ну нет. - Ты поймешь, - продолжил Эрик с мягким нажимом. – Я очень хочу, чтобы ты понял. - Послушай. Давай я еще раз посмотрю, и… - Нет, так не получится. Я понял, не нужно было показывать, да? Это… пережить надо. Вместе. Чарльз, давай… - …без экспериментов, - закончил Чарльз за него. - Давай без экспериментов, хорошо? - Да причем тут эксперименты? – Эрик все-таки сдержался, даже голос не повысил, только кулаки сжал, да выступили желваки на скулах. – Я… да с тех пор я ни с кем близко не сходился, ни разу, понимаешь? Можно что угодно в постели делать, как угодно, но потом уйти – и даже лицо не вспомнить. Ерунда это всё, не то. Потом ты появился, с телепатией твоей. Скажешь, нельзя сравнивать, но это почти так же было, только… для меня это особенно, а ты… привык, ты со всеми так. Если бы ты позволил мне… - Нет, - отрезал Чарльз. - Да ты просто боишься, - Эрик прищурился презрительно. - Я не боюсь, – терпеливо попытался объяснить Чарльз. – Я не вижу в этом смысла. Если ты говоришь, что моего дара тебе достаточно для… близости – я правильно тебя понял? – то меня тем более все устраивает. - Нет, ты не понимаешь, - как-то совершенно безнадежно сказал Эрик, – Чарли… - Эрик, достаточно. Прекрати. Давая понять, что разговор окончен, Чарльз встал, чтобы уйти к себе, но в дверях замялся, спросил: - Что с ней случилось? Эрик не повернулся, но голос прозвучал ровно: - Она продавала наркотики. Её убили через два месяца после того, как мы познакомились. - Мне жаль. - А мне нет, - Эрик все-таки обернулся, но Чарльз так и не понял выражение его лица. *** Закрасив половину шестиугольников в шахматном порядке, Чарльз очнулся от задумчивости. Да, пожалуй, вечером он пригласит Эрика на партию, они спокойно поговорят и во всем разберутся, а потом Эрик останется у него на ночь... В конце концов, это не первая их размолвка, бывало гораздо хуже, но они справлялись. А вчера они даже не ругались, хотя Чарльз никак не мог отделаться от ощущения, что отказом задел Эрика сильнее, чем в обычном споре. Что этот разговор был важен для них обоих, а теперь в их отношениях что-то нарушилось … оставалось надеяться, что это обратимо. Он поймал себя на том, что механически дорисовывает линии между двухцветными основаниями, создавая связи, которым не полагалось там быть по всем законам природы. Как и у них с Эриком. Мелькнула мысль доделать и показать получившийся геном Хэнку, чтобы просчитать вероятность его возникновения и жизнеспособность, но это было бы совсем ребячеством. Чарльз погладил страницу: все будет в порядке. И словно в подтверждение его мыслей, дверь кабинета открылась, пропуская Эрика. Чарльз закрыл и сдвинул на край стола исчерканный блокнот, поднялся в приветствии: - Уже отпустил Скотта? - Конечно. Ты вообще на время смотрел? – усмехнулся Эрик. – Хватит работать, обед скоро. Всё как обычно, Эрик вел себя как всегда, и смутное беспокойство и вина растаяли, стало легко и спокойно. Подумалось, может их размолвка – просто игра воображения?.. Чарльз подошел вплотную, прикрыл глаза и улыбнулся в ответ на ласковое прикосновение к щеке. - Соскучился? – в насмешливом тоне Эрика угадывались бархатные нотки желания. Соскучился, это правда. Да так, что ждать вечера показалось невозможным, как будто у них целый месяц ничего не было. Чарльз качнулся вперед, сводя на нет расстояние между ними. Эрик прижал его к себе за плечи, скользнул по виску сухими губами и тут же уверенно развернул спиной. Обнял, целуя в затылок, забрался руками под пиджак – наскоро ущипнул соски, прошелся ладонью по животу, сжал вставший член сквозь одежду – и тут же нетерпеливо толкнул к столу. - Дверь, - спохватился Чарльз. Пока Эрик отвлекся на замок, он расстегнул и спустил брюки, упал локтями на стол. Эрик торопливо задрал его рубашку и пиджак, прижался, просунул ладонь между бедер – Чарльз застонал, подставляясь ласке, но Эрик только пару раз, дразня, провел рукой и отодвинулся, чтобы раздеться. Звякнула пряжка ремня, раздался свистящий шорох – это еще что? – а в следующий момент рука тяжело опустилась между лопаток, вминая в стол, а ягодиц в подобии ласки коснулось жесткое и гибкое. Вчерашний разговор вмиг вспомнился во всей красе, только уже без всяких сожалений. Зарычав, Чарльз яростно дернулся, выворачиваясь, но Эрик держал крепко – ладонь на спине сменилась локтем, другая рука обхватила живот, и он жарко зашептал куда-то в затылок: - Шшш… тихо, тихо, ну… я же еще ничего… - С ума сошел? – Чарльз снова попытался вырваться, но Эрик теперь уже обеими руками прижал его плечи, навалился грудью на спину. Свернутый петлей ремень шлепнулся на стол прямо перед его лицом. Мгновенно остыв, Чарльз прекратил сопротивляться, зло скомандовал: - Пусти. Сейчас же, - обычно это срабатывало. - Послушай, я не сделаю… я знаю, как надо. Позволь мне хоть раз, ну? Эрик уже не держал его, просто гладил плечи, мял в пальцах ткань пиджака. И ничего не стоило сбросить руки, уйти, оставив его со своими больными фантазиями, но... вчера он уже так сделал, и чего добился? Сам же хотел вернуться к разговору… правда, не в такой ситуации, но выбирать не приходилось. - Я же сказал, - он старался говорить спокойно, но голос опасно дрогнул, - мне это не нужно. Если ты только посмеешь… - Мне нужно, - неожиданно глухо сказал Эрик, выделив это «мне». И вдруг обнял, наклонился совсем близко: - Пожалуйста. Чарли… - его губы касались шеи, сразу за ухом, и слова, едва слышные и отчаянные, казалось, проникали прямо через кожу вместе с теплым дыханием, - Чарли, пожалуйста… Это было нечестно, нелепо и так непохоже на Эрика... Чарльз физически почувствовал, как предательски уходит злость, а все доводы и возражения превращаются в бессмысленный набор слов. Кольнуло обидой: «Зачем он так?», и тут же он ответил себе: «Ты же сам его вынудил» – наверное, это по-настоящему важно для Эрика, ведь он никогда раньше так не просил, он вообще просить не умеет... В конце концов, ничего страшного во всем этом нет, и хоть кто-то из них должен уступить. Чарльз все-таки отвернулся: смотреть на ремень, который валялся на столе, было неприятно – и скривился, уже окончательно сдаваясь: - Черт, Эрик… черт. Ладно. Он закрыл глаза и уткнулся лбом в стол. Эрик несколько раз глубоко вздохнул, потом отстранился. С ненужной сейчас нежностью погладил поясницу и спину, скользнул ладонью под рубашкой до лопаток, разминая сведенные мышцы. Чарльз снова ощутил пока еще ласкающее прикосновение ремня к коже: гладкая и прохладная широкая сторона, жесткие срезы краев. Он приготовился, но все равно вздрогнул, когда Эрик ударил его в первый раз. Было не больно, и место удара тут же накрыла теплая ладонь, приласкала. Чарльз этого почти не почувствовал, потому что кожа сначала онемела, потом ее защипало едва ощутимо. Ничего особенного. Потом снова удар – сильный, хлесткий, еще и еще, и каждый раз Чарльз против воли вздрагивал и с досадой чувствовал, как беспомощно и жалко поджимаются ягодицы. - Больно? – спросил Эрик. – Не нравится? - Не знаю, - ответил Чарльз, хотя правильный ответ был «нет» на оба вопроса. Он чувствовал себя глупо. Среди бела дня в собственном кабинете, с задранной рубашкой и спущенными штанами, на столе среди аккуратно сложенных стопок бумаг он подставляет задницу Эрику, которому вздумалось выпороть его, как провинившегося мальчишку. Где-то за окном, в парке, Алекс окликал брата. Чарльз терпеливо вздохнул, проследил, как от выдоха на полированной поверхности стола появилось и медленно исчезло влажное пятно. Понял Эрик что-то или нет – непонятно, но неожиданно грубо дернул его брюки с трусами вниз, спуская до щиколоток. Придавил ладонью поясницу, хотя Чарльз и не вырывался. Ударил – на этот раз действительно больно. Ласки за этим не последовало. Эрик бил теперь не только по ягодицам, но и по бедрам, по икрам – часто, резко и коротко замахиваясь, раз за разом без перерыва – и вскоре Чарльз не мог уже думать ни о чем, кроме огнем горящей кожи, жгучих хлестких ударов и тяжести ладони, прижимающей к столу его рефлекторно дергающееся тело. Он шипел сквозь сжатые зубы от боли и унижения и жмурился до цветных кругов перед глазами. Каждый новый удар был больнее предыдущего, как ожог, а потом рука с поясницы переместилась на член – ласковая, уверенная, и Чарльз толкнулся в нее, чтобы отвлечься от боли, но вместо этого боль странным образом соединилась с удовольствием, смешиваясь, меняясь местами… как будто их было невозможно разделить. Чтобы не стонать, Чарльз кусал губы и костяшки пальцев, и не сразу понял, что удары прекратились. Ремень вновь прошелся по телу в неуместной ласке: Чарльз почувствовал, как его края царапают воспаленную кожу, как он бесстыдно скользит между ног, нагло раздвигает ягодицы. Нужно было успокоиться, хотя бы перестать вздрагивать при каждом прикосновении, но почему-то не получалось. Он попытался приподняться, но мокрая от пота ладонь скользнула по полировке, неловко сбив стопку лекционных материалов – аккуратно отпечатанные и сложенные листы разлетелись по полу, и почему-то от этого на мгновение стало обидно, а потом отчаянно легко, словно это остатки его гордости рассыпались ворохом – нечего беречь, не нужно сдерживаться, теперь всё равно… Но все-таки он растерялся, когда почувствовал, как ремень петлей охватил шею и затянулся ошейником, дернул голову вверх. В панике Чарльз схватился за него, пытаясь ослабить, но Эрик неожиданно нежно коснулся пальцами его щеки, погладил подбородок и шею, а потом настойчиво отвел от ремня руку и прижал к поверхности стола. Чарльз заставил себя подчиниться, облизал вмиг пересохшие губы. Он не смотрел на Эрика, только на его руку, лежащую поверх его собственной. Почему-то захотелось, чтобы Эрик его обнял, но он отстранился ненадолго, а потом вернулся – толкнулся внутрь влажной головкой, уверенно протискиваясь сквозь сжатые мышцы, а Чарльз никак не мог расслабиться, только мычал и вжимался лбом в скрещенные руки, пока он бесконечно долго и больно входил в него. Ремень на шее снова натянулся, а Эрик начал двигаться глубоко и сильно, сжимая бедро и царапая ногтями исхлестанную кожу. Чарльзу вдруг показалось, что он задыхается, его бросило в жар, и он почувствовал, как пропиталась потом рубашка под измятым пиджаком. Ноги противно ослабели, и Эрику пришлось выпустить конец ремня и подхватить его под живот, не давая распластаться на столе. И все равно он был резким, а смазки оказалось слишком мало, но одновременно со слабостью пришла абсолютная уверенность, что Эрик не переступит границу между лаской и жестокостью, удержит его на краю боли и наслаждения до самого конца... Чарльз уже не пытался молчать, стонал и вскрикивал, срывался на жалобные всхлипы – обострившиеся ощущения были пугающе сильными и мучительными, а от собственной уязвимости стало почти страшно… но сейчас и страх, и боль, и удовольствие - всё подчинялось Эрику, словно кроме него мира не существовало. Они уронили еще какие-то бумаги, что-то Чарльз столкнул со стола сам, в попытке удержаться на гладкой поверхности. Эрик сбился с ритма и стиснул его бедра, вздрагивая и резко, почти беззвучно, выдыхая. Тут же вышел, рывком поднял Чарльза на ноги, разворачивая к себе, обхватил член и несколькими движениями довел до оргазма – мышцы свело сладкой короткой судорогой, а потом наступило оглушающее облегчение... Какое-то время Чарльз ничего не чувствовал, а потом ощущения нахлынули разом: больно врезался в бедра край стола, во рту пересохло, а ресницы наоборот были мокрыми. Эрик обнимал его, гладил по спине и непривычно шептал что-то утешительное, потом спохватился: торопливо стащил с шеи ремень и уронил на пол. Чарльз попытался сказать, что всё хорошо, но голос не слушался, и он передал мысленно теплое «Я в порядке», и еще «Ужасно хочется пить». Пока Эрик наливал воду, Чарльз оделся, поморщившись от прикосновения ткани к саднящей коже. На секунду прикрыл глаза, бегло проверяя мысли обитателей замка: не слышал ли кто их случайно, но всё было спокойно. Эрик подал ему стакан, и пока Чарльз медленно пил, влажным платком провел по его лбу и вискам, отводя прилипшую челку и стирая пот. Говорить и двигаться не хотелось – Чарльз чувствовал себя до краев наполненным непривычными хмельными эмоциями, в которых пока даже не пытался разобраться. Эрик тоже молчал, неторопливо приводил в порядок его одежду: застегнул пуговицы на рубашке, заправил ее в брюки, поправил пиджак. Присев на корточки, принялся было собирать рассыпанные папки и бумаги, но вдруг отложил их и опустился перед Чарльзом на колени. Взял за руки, с неодобрением разглядывая отчетливые следы укусов на костяшках пальцев и тыльной стороне ладоней. - В следующий раз я тебе их свяжу, - серьезно пообещал он и в ответ на негодующий взгляд Чарльза уверенно улыбнулся.