Смешение и разрушение

Первые лучи солнца прокрадываются в тёмные квартиры высоких зданий, знаменуя начало нового дня, который, вопреки всяким сомнениям, обещает быть таким же, как и все остальные до него — прекрасным, полным радости и восторга в каждый свой момент. Красноярск постепенно просыпается, в серых домах-коробках плотной застройки зажигаются ярко синие лампы, из каждой квартиры звучит будильник, требующий от всех в доме подняться на ноги и выключить себя, а тёмные фигуры в окнах сонно встают с постели и куда-то движутся. В одном из таких окон всё никак не появляется никакого силуэта, не включается свет и не звучит пробуждающий звон. Именно там, развалившись на своей двухместной кровати и укрывшись одеялом, удобно устроилось огромное нечто, разглядеть которое во тьме достаточно проблемно, но утренний свет позволяет понять, что оно имеет мех, а по своим габаритам слегка превосходит обычного человека. Кажется, из-под одеяла на краю торчит хвост, медленно движущийся под восходящим солнцем. Спустя несколько минут странная фигура, наконец, поднимается с мягкого места и через пару мгновений оказывается около двери уборной, минуя гостиную и коридор. Включился свет, и теперь существо стоит перед зеркалом, глядя на себя. Перед собой оно наблюдало нечто ужасное, совсем никак не похожее на человеческое лицо: густой белый мех, вытянутая морда и собачий нос, — всё это — совсем не то, что видят утром около зеркала обычные люди, но была в нём какая-то неведомая особенность, позволяющая пусть и отдаленно, но видеть в этой страшной морде совершенно безобидного и доброго человека. Смотря на существо, всякий может заметить не только большого прямоходящего волка. Оно не являлось ни человеком, ни волком в привычном понимании. Скорее, это был некий гибрид и того, и другого: достаточно высокий рост, руки, покрытые чёрным мехом, с необычайно длинными ногтями на пальцах, которые больше напоминают когти, волчьи уши на голове и полное отсутствие волос, заместо которых шерсть, выступающие из открытой пасти клыки и толстая, плавно переходящая в плечи шея. Вместе с тем, замечались добрые, свойственные человеку глаза, аккуратные кисти рук, что совсем не похожи на собачьи лапы, ноги же — совсем наоборот, были гораздо ближе именно к животным, со свойственной им малой стопой на четырёх пальцах, хотя и достаточно вытянутые и тонкие, как у человека, и очень стройное тело, покрытое с головы до ног густой шерстью разных цветов, от белоснежно белого с тыльной стороны до крайне чёрного на голове, лапах и в боках, напоминая окрасом собак породы сибирской хаски, но с некоторыми отличиями. Глубоко вздохнув широко разинутой пастью и издавая в процессе тихий и непродолжительный звук, напоминающий визг, оно посмотрело в очередной раз на своё сонное лицо и умылось ледяной водой, после чего потянулось за зубной щёткой в стакане на железной раковине, которая тоже оказалась под холодным потоком. Намазав её пастой, зверь принялся чистить свои зубы, коих насчитывалось около тридцати шести штук, большая часть которых располагалась на верхней челюсти и напоминала именно волчьи, в особенности клыки и коренные зубы в глубине чёрно-розовой полости рта. Язык целиком копировал собачий, с характерными чёрными пятнами ближе к глотке. Сплюнув смесь из слюней, зубного налёта и белой пасты, существо промыло рот, вытерлось полотенцем на крючках, вбитых в дверь уборной, а затем направилось через тёмный проход к кухне, где тоже загорелся свет. Первое, что сразу бросилось в глаза — ярко зелёный стикер на высоком холодильнике, в котором кто-то заботливо написал: «Лин, не забудь помыть посуду. Завтрак на столе». А в конце всего этого нарисовано неровное сердечко зелёным цветом. Сам Лин улыбался, закатывал глаза, будто что-то вспоминал, прочитав это, и медленно вёл хвостом, торчащим прямо из отверстия в серых, как его шерсть местами, трусах, а затем взглянул на старый кухонный стол с облезлой краской в ножках, увидев на нём обещанный завтрак — обжаренные с двух сторон куски белого хлеба, обвалянные до попадания на горячую сковородку в куриных яйцах, из-за чего под светом кухонной лампы блестят от масла и напоминают больше кусочек солнца в полупрозрачной тарелке. Между ними таким же образом приготовленные ломтики дешёвой колбасы, уже постепенно прилипавшей к хлебу от выделяющегося клейкого жира, что тоже будто светится и дополняет эту картину. «Сегодняшний день уже удался, не успев начаться! — думал Лин, глядя на свой завтрак и ещё более активно виляя хвостом. — Стоит ей позвонить, может, я смогу встретиться по пути с работы, проводить до дома… — он медленно водил своими маленькими коричневыми глазами глазами по полу в поисках чего-то. — Да, надо это сделать! По пути на работу обязательно позвоню». В очередной раз глубоко вздохнув и потянувшись, Лин пододвинул к столу скрипящий стул, за который тут же уселся аккуратным движением, знаменуя начало трапезы, которую очень сильно растягивал, наслаждаясь каждым укусом приготовленных с любовью бутербродов, но не только потому, что хотел продлить собственное удовольствие, а ещё из-за размеров своей пасти: достаточно узкие, но длинные челюсти охватывали приличных размеров площадь во время каждого укуса, а зубы, не то собачьи, не то человечьи, способны рассекать любые ткани, от мягкой кожи до мышц, хотя и используются теперь только для подобных блюд, как сегодняшнее, и вовсе не имеют никакой практики в разжёвывании твёрдой пищи. «Что, опять? — подумал Лин спустя несколько укусов, всем своим лицом показывая раздражение, смешанное с некоторой печалью. Его уши улавливали звуки из соседних квартир, выделяя среди сборов людей на работу, детского плача, простых разговоров и скрипа кровати фодин особенный, очень ненавистный им звук тремя этажами ниже, где сейчас явно происходило что-то не очень хорошее, это заставило Лина оторваться на какое-то время от своего завтрака и посмотреть в пол. — Может, сходить к ним, попросить не кричать? Уже какую неделю с самого утра слышу это, и каждый раз одно и то же, раз за разом повторяясь. Неужели сложно жить, как люди выше?» — Лин закатил глаза и вздохнул, решив в очередной раз проигнорировать ссору и продолжить есть. Сама ссора представляла из себя самый обычный бытовой конфликт женатых людей, где в семье зарабатывает на жизнь и пропитание всей семьи только один. На протяжении уже целого месяца эта парочка вызывает у молодого волка с ещё острым слухом лишь печаль и некоторую злобу. Несколько раз даже им удавалось заменить будильник, на что Лин уже было готовился пройти несколько лестничных пролётов и прекратить это, да всё никак времени и особого желания не находил в себе. После завтрака огромный хаски встал со своего места, оперевшись на стол большими лапами, и подошёл к раковине, куда положил тарелку к остальной куче немытой посуды, оставшейся, по всей видимости, ещё с прошлого дня. Несколько чашек с использованными чайными пакетиками или вовсе с налётом на краях, белыми полосами от растворимого кофе с молоком или лимоном на дне, жирные тарелки, некоторые из которых залиты соусом или содержат кусочки пищи, возможно, вчерашнего ужина, одна из сковородок вовсе была усеяна жареной коркой котлет, другая — маслом и зажаренным до хруста белком яиц. Лин включил воду и с полным отвращения лицом опустил руки в раковину, выискивая под всей этой мерзостью губку, которая так же была очень жирной и в розовом соусе. Следующие десять минут прошли в попытках отмыть всё это, а затем и себя, свои волосатые руки, что было гораздо труднее, чем кажется на первый взгляд: мокрый мех слишком хорошо впитывал в себя жир и грязь, вымывать такое — достаточно серьезная проблема, которую, тем не менее, необходимо решить, пока в липкую шерсть не попало что-нибудь ещё. Справившись со всеми делами, Лин в очередной раз глубоко вздохнул с облегчением, открыл серый холодильник, находившийся так близко на этой мелкой кухне, что не требовал даже к нему подходить. Не забыв взглянуть на зелёное сердце, он принялся искать себе что-нибудь на перекус до выхода на работу, жадно выискивая по прозрачным полкам съестное, но сколько бы раз его взгляд не проходил по всему содержимому, он встречал лишь что-то несъедобное, вроде растительного масла или чеснока, чей вкус Лин не переносил, хотя и мог употреблять в качестве усилителя вкуса, и сырую пищу, требующую приготовления, на что не было ни времени, ни желания. С поникшим взглядом зверь покинул кухню. Проходя по тёмному коридору, Лин вдруг взбодрился, ускорил шаг и зашёл в ту комнату, где ранее проснулся. Включив свет, он подошёл к столу около кровати и снял с зарядки телефон, с которым тут же упал на кровать, стараясь не сломать её под собственным весом. В надежде увидеть что-то, Лин разблокировал гаджет и принялся большими пальцами возиться с дисплеем, пытаясь не поцарапать его своими когтями. Сперва он посмотрел СМС, где не было ничего нового, кроме очередного спама, возникшего несколько часов назад, будто в надежде разбудить пользователя и показать свою бесполезную рекламу, но Лин был достаточно умён, чтобы полностью отключить какие-либо звуки уведомлений, так как электронные звуки сильно раздражали чувствительные уши волка. После он вошёл в одну из множества социальных сетей на его устройстве, где тоже не увидел ни единого сообщения за ночь. Зверь уже было поник, но, всё же, нашлось одно сообщение, отправленное ему час назад, и его было достаточно, чтобы Лин вновь вздохнул и расплылся в улыбке. Ему написала некая Идилия: «Удачи на работе! Надеюсь, ты увидел записку на холодильнике? Твой халат в шкафу. Я тебя люблю». «И я тебя тоже очень люблю, — отвечал в сообщении Лин. — Всё нашёл, постараюсь встретить тебя вечером на Кирова к шести часам, возможно, немного опоздаю. Тебе взять чего-нибудь?» После отправки Лин сел на край кровати, посмотрел на время и отложил телефон, зная, что ответа ему в ближайшее время ждать не следует. Ещё пара минут раздумий, и Лин поднялся на ноги, подойдя к огромному шкафу, стоящему около входной двери в спальню, чьи размеры позволяли поместить в него двух таких, как Лин, и ещё место останется, а высотой он практически достигал потолка квартиры, отделанного из не то гипсокартона, не то пенопласта, сохраняя традиции двадцать первого века. Одним словом, винтаж, и очень древний. Открывшийся со скрипом стальных ставней шкаф содержал в себе не так много одежды: несколько растянутых футболок различных тонов и рисунков, пара красочных светлых платьев супруги, около пяти тёмных куртки без узоров, каждая из которых больше подходила для вечерних прогулок под конец августа в тёплую погоду, нежели под холодный осенний климат, что царил за окном. Также, внутри было много различных штанов, от рабочих брюк пуговица с вырезом на которых находилась с двух сторон, до коротких спортивок с вырезом под хвост, видимо, принадлежавших Лину, судя по размерам, а снизу стояла неиспользуемая сейчас обувь: сапоги, кроссовки, туфли, каблуки и прочая, совсем не годная для данного сезона обувка. Среди всего выделялся халат, от которого до сих пор веяло теплом и запахом родного человека. Это был длинный, немного помятый в области живота и уже утративший свою белизну медицинский халат, который Лин, похоже, купил на собственные деньги, нежели получил на работе. Он достал халат, сложил его и оставил на кровати, около телефона, затем вытащил свои брюки, тут же надев их на себя, в процессе выискивая что-то по дому взглядом. Он искал свою сумку, которая всё это время лежала около кровати, облокотившись боком о неё. Положив туда халат, он отправился в переднюю, представляющую из себя маленькую комнату, соединяющую гостиную, спальню и коридор на кухню, где кроме зеркала на высоком комоде с выдвижными ящиками и вешалок для одежды, под которыми хранится обувь, нет толком ничего, только входная дверь и маленькое пространство для переодевания. Лин накинул на себя лёгкую куртку, сминающую мех так, что можно было увидеть реальные размеры его тела без всего этого волосяного покрова, скрывающего стройное тело под слоем шерсти, и просунул ноги в высокую обувь, напоминающую ботинки со шнуровкой, но адаптированную под звериные лапы с увеличиенем размера по приближению к пальцам для высокой подвижности и высокой эластичностью в области сустава. Затем, когда он уже полностью был готов выходить, его взгляд вновь прошёлся по комнате, а в голове шло перечисление незаконченных дел. Пройдясь в грязных ботинках по шероховатому ковру, Лин забрал с кровати телефон, положив его в карман куртки, выключил свет сперва в спальне, затем на кухне, куда тоже заявился в обуви, а потом проверил воду в уборной, совсем не помня о том, закрыл ли он её. Когда всё было проверено, зверь встал напротив входной двери, уже планируя в голове свой маршрут до работы и выискивая в карманах мелочь на проезд общественным транспортом, выключил свет в передней и достал из куртки ключ, открыв им входную дверь, куда сразу вышел и направился в путь по холодным улицам Красноярска, полных слякоти и опавших листьев.