ГЛАВА 1
Страх. Страх, что окутывает каждую частичку тела, утаскивая подсознание в самую пучину ада. Именно он открывает ранее неизведанные чувства, которые граничат с тяжелой жизнью шиноби. Где война, там и смерть. А страх смерти есть у каждого человека. Но не смерть может напугать наследника Учих на своем пути. Она — часть его жизни. Черная старуха с косой преследует его по пятам с самого детства, не давая вздохнуть с облегчением и на секунду. Наверное, первое, о чем Саске может подумать — он, его семья и его клан просто прокляты богами. Иначе он не может описать всю ту череду войн и крови, что происходила в линии одной только фамилии. Второе определение — жадность. Люди, изначально рожденные с великой силой, не остановившись на этом, решили убивать своих, чтобы получить больше. Как хорошо, что сам он не такой. Не такой же? Он пришел сюда в этот день не за получением силы. Он пришел за получением куда более ценных ресурсов — ответов. Изначально в его жизни не хватает важных пазлов, которые раскрыли бы картину целиком. И с самого начала, до семнадцати лет, Саске был вынужден ходить, словно попрошайка, клянча ту крупицу истины, которая может помочь разгадать этот таинственный ребус. Шисуи давал ему эту информацию время от времени. Охотно рассказывал о вещах, о которых Саске и не подозревал ранее. Кузен был тем, кто насколько мог раскрывался младшему, стараясь помочь разобраться. Но теперь его нет. И вопросов стало только больше. Вокруг пахнет пылью, а откуда-то сверху мокрой грязью. На лице оседает труха и мелкая каменная крошка. Глаза вроде бы и видят полную картину перед ним, но мозг отказывается обрабатывать что-то как всецело полное. Будто снова чего-то не хватает. Но ответа ты уже не узнаешь. Юный Учиха тормозит, смотря точно в дыру в потолке, которую сделал сам же ровно пару секунд назад. Он будто выпал из реальности настолько далеко, что успел усомниться во всех своих действиях. А главное — в том, реален ли он вообще. В голове все снова и снова проигрывается выученный и отработанный до идеала план. Он должен был сразиться с Итачи и выиграть. И сейчас, когда шестеренки в голове вновь передают ощущение времени, Саске понимает — нельзя тянуть. Руки неприятно липнут из-за слизи. Техники змея ужасно противные, пусть и эффективные. Подмена тела за счет «сбрасывания кожи» — поистине мерзкая вещь. Но Саске не имеет права жаловаться: она спасла ему жизнь. Идеально выученные и отработанные печати складываются сами, настолько хорошо Учиха отточил их. Глотку уже привычно жжет, заставляя потрескавшиеся губы запечь, а местами даже лопнуть. Но эта боль не идет ни в какое сравнение с тем, что происходило ранее. Правый глаз вырывали, пусть и понарошку, но юноша помнит эту фантомную боль. Губы обжигает, а из самих легких выходит огонь, формируя гордого дракона, который с огромной мощью прорывается напролом сквозь каменную крышу, обрушивая ее. Саске не задевает, но касается брата, вырываясь из-под разных мест поверхности, заставляя его стушеваться и отскакивать назад на нужное расстояние, где Саске точно не заденет. Краем глаза юноша приметил, что правая рука старшего брата попала под огненную раздачу, оставляя на себе уродливые ожоги. Он будто почувствовал запах этой горелой плоти, отчего в животе все сворачивается. Итачи пытается убить его, не давая никаких ответов, набрасываясь на братца словно дикая собака. Все твердил о силе, о резне и ненависти. У младшего только хмурятся брови, а сердце колотится с ужасной скоростью. Он все видел и понимал, порой не верил. Поэтому эта техника заставит Итачи потерять равновесие. Заставит его упасть на колени в полуживом состоянии, вследствие которого Саске и сделает то, за чем и пришел. Замерзшие ноги спешно отталкиваются от неровных поверхностей, вынуждая подняться на крышу. А оттуда — еще выше, на огромную колонну с гербом клана, который пал от рук собственного брата. Они остались вдвоем. При приземлении на самый верх, глаза тут же устремляются на старшего, что остался внизу. Он отчетливо видит его удивленное выражение лица. Итачи и шелохнуться не смеет, оставляя дело только за малым. Рука не поднимается — страшно. Но зубы скрипят. Потеряв всего несколько секунд, в собственной левой руке вновь появляется остаток природной энергии молнии, что формирует за собой в небесах огромного дракона. Он назвал его Кирин. Поднимая руку ввысь, к небу, юноша до сих пор ощущает легкую дрожь на кончиках пальцев. То ли от природы молнии на них, то ли действительно от страха, который преследовал его с самого начала этой битвы. И это был вовсе не страх собственной смерти. Левая рука быстро опускается вниз, взмахом приказывая дракону атаковать со скоростью, равной скорости звука. На этом все должно было закончиться. Но видя на лице старшего брата открытый ужас смешанный с восхищением, сердце вновь пропустило удар. Дракон ударяет мгновенно, заставляя землю содрогнуться, оставляя от убежища клана одни только развалины. Колонна, на которой стоял юноша, валится следом, к чему он был готов. Приземляясь равно на ноги, Учиха чувствует в стопах ужасную тягу и боль, а сердце вот-вот готово выпрыгнуть из груди. Голова идет кругом, а дыхание спирает. Юноша будто надышался пылью, и теперь готов бесконечно кашлять, лишь бы вывести ее из легких, но на деле этот кашель, местами вырывающийся из легких, относится совершенно к другому. Собственные глаза тут же направляются в сторону, куда била молния. Что там с Итачи? И видя его, лежащего без плаща в обломках, всего потрепанного, с сожженной рукой, Саске готов провалиться сквозь землю. Внизу живота тянет — страх проявляется по своему, пока голова начинает кружиться только сильнее. Да что ж такое. — Черт, если бы не эта техника, я бы уже сдох, — голос старшего брата бьет по ушам, заставляя замереть. Руки сжимаются в кулак, а перед глазами то самое восхищение вперемешку с ужасом, что выражал Итачи мгновениями ранее. Глаза останавливаются на чужом теле, что медленно поднимается с грязных обломков. Видеть брата, закашливающегося кровью — уже не новость, ведь за сегодня эта картина была показана раза два минимум. Но признавать это как факт Саске боится. Что с ним? С ним явно что-то не так. По чужим губам стекают дорожки крови, попадая на шею, на одежду, некоторые капли падают и на землю, окрашивая ее в алый. И теперь у юноши в глазах горит ужас. Просто ужас, когда он видит, как вокруг чужого тела формируется огромный скелет. Он понимает, что это такое. Шисуи посвятил его и в это, однажды даже показав лично. Не будь в его жизни старого доброго кузена, Саске давно был бы трупом. И он искренне благодарен ему за все те сведения, которыми теперь обладает младший Учиха. Глаза щурятся, пока зрачок сужается. Колени трясутся, ведь осознание собственной беспомощности приходит быстро. Он ничего больше не может сделать. У него кончилась чакра. Все, абсолютно по нулям. Мощь техники перед ним пугает, заставляя пятиться назад. Он не успел еще ровным счетом ничего, Итачи держится на ногах. Саске в дерьме. Поэтому он, решаясь положиться на все, что угодно, пытается создать чакру. Но вместо этого получает режущую боль в районе проклятой печати. Совсем как тогда. Глаза будто слепнут, видя только темноту. Он находится словно под толщей воды, слыша такой знакомый голос учителя и местами старшего брата. Перед глазами проносятся моменты из жизни, будто он умирает. Тут Итачи тащит его домой, когда младший поранил ногу. Здесь ведет его на тренировку, в конце которой их прервал кудрявый кузен. И все это происходит так быстро, будто юноша действительно находится на пороге смерти. Вот только из забвения его выводит крик. Глаза снова слепит белый свет, заставляя испуганно осмотреться и даже пощуриться. Что это было? Вокруг лежат отрубленные головы белой гидры, истекая кровью, пока мимо него быстро проползает белая змея, скрываясь в обломках. Учиха не соображает. Орочимару был здесь? Скорее всего, он попытался вырваться с помощью крупицы чакры, которую оставил в проклятой печати Саске. Теперь, к слову, ее больше нет. На левом плече он больше ничего не чувствует кроме непривычной пустоты. Теперь он точно по нулям. Переводя расфокусированный взгляд на брата, он видит, как Итачи медленно, расформировав Сусаноо до фазы мышц, передвигается к нему, держась за собственную футболку, пока с губ падают сгустки крови. Он шатается, идет еле-еле, будто на одной силе воли. А Саске, смотря в чужие глаза, отчетливо видит в них только тьму. Чужие глаза почти полностью ослепли. Чакры не осталось. Бросать напролом кунаи со взрывными печатями глупо, а бежать с оставшимся мечом на абсолютную защиту клана Учиха — самоубийство. Остается только пятиться назад, с огромным страхом в глазах смотря на полуживого брата. Собственное состояние оставляет желать лучшего. Сил нет даже по-хорошему поднять ноги, оттого они еле-еле волочатся, спотыкаясь о каждый камень. Руки трясутся, а в горле стоит ком безысходности. Это провал. Итачи подходит все ближе, Саске даже слышит чужой нездоровый хрип, который можно перепутать со скрипом половицы. Он не уверен, может ли человек издавать такие звуки. Но менее страшно от этого не становится. Сердце в пятки уходит, когда спина чувствует холодный камень, а по виску стекает капля холодного пота. Широко распахнутые глаза смотрят на брата, на его окровавленную поврежденную правую руку, которая еле поднимается. Может быть, будь Саске не так напуган, а Итачи не защищен, младший смог бы что-то сделать. Оно же видно — старший держится из последних сил. И Саске боится представить, что станет последней каплей. Бледные обожженные пальцы, что покрыты кровью, близятся к собственному глазу, но тут же останавливаются. Почему? Разве Итачи не был нацелен убить его? — Прости, Саске. Следующего раза не будет. Голос брата бьет по ушам, даже не давая вклиниться в реальность. Юноша будто снова ушел под воду, пока отчетливо ощущал прикосновение к своему лбу. Слишком знакомый жест, от которого пробирает дрожью все тело. Доходит тотчас, но смысл слов остается неясен. Понятно одно — старший брат падает перед ним, ударяясь о камень, а потом рушится на землю без признаков жизни. На лбу до сих пор ощущается ледяное прикосновение, пока глаза косятся на тело Итачи. В уголке правого глаза скапливается жгучая влага, которая смешивается с каплей крови с чужих пальцев. Перед глазами плывет, и Саске, осознавая, что все кончено, падает рядом, видя напоследок лишь тучное небо, что щедро обдает землю холодным дождем. Закрывающиеся глаза на секунду улавливают силуэт рук, которые тянутся прямиком к нему, а потом и вовсе закрываются. Последнее, что он чувствует — лишь прикосновение к себе, а дальше проваливается из реальности с ярко выраженным чувством горечи и сожаления.***
— Эй, Наруто, не несись вперед паровоза! — крик Какаши был слышен чуть ли не во всем полесье, пока он пытался нагнать ускорившегося ученика, который несся сломя голову напролом. — Не убудет, не спеши. У нас все спланировано. Забыл разве, кто пошел вперед? Догнать мальчишку удается, удается и ухватить его за руку, немного сбавляя темп. Позади их нагоняют остальные члены команды: Сакура, что недовольно пыхтела о гиперактивности Наруто; Сай, лишь наблюдавший за ситуацией, придерживаясь правой руки Какаши; Ямато и Хината, что двигались почти рядом, концентрируясь на окружении; Киба и Шино были по бокам, по сути, оберегая Узумаки на всякий случай. Кто ж знал, что он уйдет так далеко из-под присмотра. — Я не могу успокоиться, Какаши-сенсей. Нам нужно добраться до Саске как можно быстрее, вне зависимости от того, что происходит впереди. Когда дело касалось лучшего друга, Наруто превращался в бомбу замедленного действия. Но несмотря на свои убеждения, он-таки сбавляет скорость, лишь с нетерпением смотря вперед. Еще совсем немного и они будут на месте. — Этот чудила добавил нам неприятностей, — вздыхает Сакура про их раннего врага в маске, становясь на один уровень со своим сокомандником. Они оба повзрослели. Конечно, Узумаки остался прежним, разве что ростом вышел. А вот его напарница изменилась. Стала женственнее, сильнее, ее прямо не узнать. Он любил эту девчушку с самой академии, но вернувшись в Коноху после трех лет отсутствия, просто не узнал бы ее, если бы не пылкий характер Харуно. Время меняет людей. Оно изменило и Саске, с которым они виделись уже очень давно. Наверное, последний раз был именно после смерти Шисуи-сана. После дня, когда они оба узнали об этой трагедии, Учиху больше никто не видел в деревне. Не секрет, куда он отправился. И вернуть его было первостепенной задачей. Для Наруто, если быть точнее. — Да кто он вообще такой? — хмурился Киба, на секунду отвлекаясь от осмотра территории вокруг. Смотрит выжидающе на Шино, который только пожимает плечами. Для всех он показался странным. И мало кто может сказать о нем что-то точное. По крайней мере, сейчас. — Совсем скоро мы это узнаем, — также хмурится Какаши, сворачивая немного левее. — Мы на месте. Построение «С». Останавливаясь у высоких гор, Какаши поднимает протектор с глаза, приоткрывая левый. В дело входит шаринган, отслеживая по следам нужные частички чакры, что оставили намеренно. Бирюзового цвета остатки вели прямиком к неприметной пещере, что была скрыта камнями. Они пришли. А внутри Наруто прогорал пожар, оставляя только угольки. Он слишком долго терпел. Поэтому он и идет первый, сжимая кулаки с замиранием сердца. Никто его не удерживает — все понимают значимость этого события. Поэтому, оставляя восьмую команду и Ямато на охране, команда Какаши заходят в пещеру. Каждый шаг приближает их к тусклому освещению и тихим шорохам, создаваемым хрустом пальцев и звуками перевязки бинтов. Наруто появляется в небольшом, почти неосвещенном пространстве первым. В нос ударяет запах пыли, пота и крови, а холод так и бьет по открытым плечам. Куртку свою он отдал на благое дело и не жалеет об этом. Как только глаза привыкают к темноте, а организм — к таким условиям, солнечный мальчик подходит на шаг ближе, щурится и поджимает губы. В углу этого темного царства, с собственной кофтой под головой, с перебинтованным где только можно телом, лежит Саске. Он без сознания, потрепанный и уставший, о чем говорит чужое учащенное дыхание. Может быть, он даже видит кошмар — то ли из-за ужасного холода, то ли из-за испорченной психики разного рода ужасами. Впрочем, ответ очевиден. Смотреть на такого друга для Наруто невыносимо. Не так он представлял их встречу спустя столько лет. Но несмотря на все, что произошло, Узумаки будет первым, кто окажет Учихе помощь. Собственные глаза меркнут, а губы поджимаются. В голове кавардак. Вот он, человек, которого он грезил увидеть так долго. Но в голову ударяет горечь. Горечь за чужую нелегкую судьбу, которую Наруто обещал разделить с ним. Но так и не сдержал обещание. Сакура, стоящая рядом, тоже молчала, смотря с ужасным сожалением на мальчика, которого любила всю свою жизнь. И не думая ни секунды, снимает с себя плащ, отдавая его в руки Наруто. Он должен сделать это сам. И Узумаки понимает, аккуратно подходя к лучшему — до сих пор — другу, накрывая его, стараясь хоть немного согреть. В другом углу же находятся еще два силуэта. Полуживой и еле дышащий Итачи, на котором все еще туго завязывали бинты. Учиха спиной лежал на очередном плаще, пока правая его рука проходила тщательную обработку и перевязку. А голова покоилась на коленях второго силуэта, который, собственно, и занимался этой обработкой. Вид Учихи оставлял желать лучшего. Узумаки бы с точностью сказал, что он без пяти минут при смерти. Он дышал-то еле-еле. Наруто действительно усомнился бы, что перед ним лежит живой человек, если бы не столь большая опека над его персоной. — Как все прошло… Шисуи-сан? Узумаки спрашивает тихо, взглянув еще раз на лучшего друга, а потом на человека напротив, чьи глаза будто светились в темноте кровавым пламенем, говорящем о том, что происходит непосредственно в чужой голове. Эта опека, этот страх потерять этих двоих так и считываются с чужого лица. Наруто не узнает Шисуи в этом человеке, его будто подменили. Юноша боится такого взгляда. Если бы они не были своими, Учиха, словно курица-наседка, оберегал бы этих двоих как зеницу ока и разорвал бы каждого, кто посмел даже взглянуть на его семью, не жалея себя. Его глаза блестят недобро, пока руки нервно проверяют Итачи каждый раз на наличие пульса. Знал бы Узумаки, что этот человек настолько трясется над всем этим, даже и не спрашивал бы. Собственное сердце в пятки уходит, когда он осознает всю абсурдность ситуации. Три года прошло. Все изменилось до неузнаваемости настолько, что солнечный мальчик даже утерял счет. Это не та шуточная ситуация, где он мог бы покричать и попытаться исправить все. Все куда хуже. И каждый человек в этом помещении понимает это. И каждый из коноховцев действительно боится этого свирепого взгляда, что смотрит куда угодно, будто вот-вот набросится. Был ли всегда таким Шисуи Учиха? Или его вынудили обстоятельства? Одно Узумаки поднимает точно — он боится смотреть в чужие глаза. Значит дело уже хуже некуда.