Исчезни вместе с громом

ГЛАВА 11

— Пожалуй, нам следует поговорить по душам на эту тему, — голос Тоби звучал обычно, пусть и в его тоне проскальзывала некая взволнованность. Шисуи не ощущает грандиозного разочарования или страха за то, что его тайну раскрыли. Все в точности да наоборот: человек в маске не разочарован, не боится и не пытается отмахнуться. Действительно доверяет? Так почему же именно Шисуи начинает переживать из-за раскрытия чужого секрета? Почему у него внутри все трепещет от одной мысли о том, что сейчас он рассказал Тоби о своих домыслах? Возможно, это вечные переживания юноши о доставленном дискомфорте или, того хуже, страх разговора на такие темы. Шисуи знает, что это личное. По сути, его это не должно касаться, пока ему не расскажут сами. Но любопытство взяло верх на сей раз. Возможно, кудрявому действительно стыдно за это. В свое оправдание он же может сказать о том, что Тоби начал поднимать вопрос «доверия»… И он его закончил, спокойно предоставив всю нужную информацию о себе, когда это стало необходимым. Человек в маске действительно не отказывался от своих слов, не лгал о том, что ему можно доверять, и он будет делать так же в ответ. Вот, пожалуйста, все на лицо. И Шисуи чувствует себя настоящей сволочью, потому что сунул нос не в свое дело. Конечно, если брать общие понятия, то это и есть благосклонность — все-таки, Шисуи почти не видел его. В противовес: «всему свое время». Черт. Юный Учиха так и продолжит себя оправдывать? Вот идиот. Шуншин видит — он поступил неправильно. И, естественно, извинится за это, ведь совесть сжирает его. Судя по спокойной ауре, окутывающей Тоби, ему вообще будто до лампочки, что Шуншин вторгнулся в его личное пространство и позарился на секрет всей его жизни. Почему так? В голове до сих пор крутятся слова о доверии и «маленькой семье», к которой Учиха старший преписал Шисуи. Это будет гложить кудрявого юнца еще долго, поэтому лучше, если он разберется с этим сейчас. Все-таки, как говорил недавно Тоби: "им обоим есть, что скрывать". Пока юноша полностью погружен в себя и собственные переживания, старший не теряет времени зря. Он аккуратно касается чужого плеча — Шисуи заметил, как бережно Тоби постоянно прикасается к нему, словно к первому и последнему сокровищу. Пару секунд и непривычное головокружение, и они оказываются в пыльной пещере. Воздух спертый, грязный — дышится тяжело, будто легкие сдавливаются со всей силы. Запах сырости и пыли бьет в нос, заставляя поморщить лицо и слегка откашляться. Очевидно, в этом несвежем месте не были минимум лет двадцать. — Думаешь, это место будет лучшим для разговора? — решает немного разбавить атмосферу кудрявый. Зря он рот открыл, кстати. Лишний раз вздыхать здешнюю пыль не стоит — ужасно неприятно. — Вполне, — пожимает плечами старший, складывая всего одну печать. Следом огромный валун, прикрывающий прогал в стене, дрожит. Здесь к тому же достаточно темно, чтобы приметить этот факт с самого начала. Шисуи поражается все больше и больше этому человеку. Сколько таких мест он прячет? Что это вообще за пещера? Валун аккуратно, не задевая ничего постороннего, двигается вбок, будто его поддерживает нечто огромное и невидимое. Путь вперед открыт, а следом внутри загораются факелы, активно освещая местность. Только благодаря им Шисуи не теряется в темноте и примечает в центре огромного камня печать. Как Тоби ориентируется в подобных местах? — Ты куда гостеприимнее, чем кажешься, — выдыхает младший Учиха, придерживаясь чужой тени от слабого освещения. Осматривается по сторонам и только хмурится. Пусть на стенах и висят факелы, пусть пространство не особо большое, чтобы потеряться, но юноша чувствует себя некомфортно, оттого и буквально прижимается плечом к плечу Тоби. — Это одно из моих убежищ, — спешит объяснить старший, будто чувствуя состояние Шуншина, — по сути, здесь не хранится ничего примечательного. Одни мои воспоминания. И кудрявый на секунду перестает дышать, осознавая одну простую истину. Раз Тоби привел его сюда, то отсюда все и началось. Началась та печальная история жизни человека в маске. По спине проходят мурашки. Он видел чужое состояние, видел его периодические вздрагивания и нервные тики, которые выражались максимально непримечательно. «Мне жаль» — так и хочет вырваться из собственных уст, но юноша не говорит ничего. Все-таки, его синдром спасателя никому не сдался. Да и жалость его тоже никому не нужна — Тоби тем более. Старший проводит его глубже. Учиха младший успел осмотреться — вокруг нет каких-либо ходов. Одно сплошное пространство. Четыре огромные каменные стены, на одной из которых отчетливо видна россыпь трещин, будто след от удара. Где-то впереди появляются очертания каких-то предметов по типу кровати или каменного «трона», которые заставляют почувствовать себя куда более взволнованно. Раз они здесь, то Тоби явно расскажет о том, кому это все принадлежало и что здесь было, поэтому пока что следует унять собственное любопытство. Старший приводит его к самому краю открытого пространства — об этом свидетельствует стена позади того самого каменного «трона», рядом с которым валялась груда пыли или какого-то пепла. Учиха не может определить, что это такое. А вот старший, будто придя к себе домой, усаживается на это место, закинув ногу на ногу. Одной рукой опирается о холодную каменную поверхность подлокотника, облокачивая щеку о собственный кулак. — Тяжело дышать, да? Мы ненадолго, но тебе лучше присесть. Отсюда видно все намного лучше, — произносит старший в своей привычной манере безразличия, отчего Шисуи вновь не по себе. Юнец осматривается по сторонам, пытаясь ухватиться глазами за что-то примечательное, однако ощущение дискомфорта внутри не дает ему сконцентрировать взгляд на чем-то конкретном. В горле словно что-то тянет вниз, отчего Шисуи сглатывает, пытаясь избавиться от этого паршивого ощущения. Тоби просил присесть — это Учиха и делает. Присаживается на свободный подлокотник, пятой точкой чуя весь холод поверхности, будто на нем в свое время сама смерть посидела. Расслабиться здесь явно не получится, как бы он не пытался — как на иголках сидит. Зато боком ощущает все спокойствие и холодность от человека в маске, словно он был готов к этому разговору еще с самого начала их общей истории. — Ты был прав. Я не являюсь Учихой Мадарой, — начинает монолог старший. Шисуи не осуждает его за ложь. Ему должно было быть все равно, по сути, пока эта ложь не касается его самого и его близких. Вот только, кто у него остался-то? Один Тоби, которого он более-менее знает. Да и вошел он уже в привычку. — Однако это не меняет многого. Вообще-то, Мадара был моим учителем в свое время. Шисуи замирает на секунду и поднимает брови, считая в уме количество лет, когда вообще жил Мадара. Как минимум лет пятьдесят должно было пройти с его смерти. — Не спеши обвинять меня во лжи, — добавляет старший, аккуратно снимая перчатки с рук. Шисуи останавливается глазами на чужих руках, еле освещенных здешними факелами, а внутри все стягивается и падает вниз, в бездну, будто тросы лифта резко оборвались. Это ощущение не передать ничем. И на секунду даже показалось, что юноша и знать не хочет обо всем этом. Не потому что его может это испугать или задеть, а потому что не хочет открыть шкаф, полный скелетов человека, с которым успел сродниться. — Старик куда живучее, чем могло показаться. Учиха Мадара жил и совершенствовал свои познания о мире. Он подобрал меня — покалеченного и безнадежного. Подарил мне стимул и ресурсы, чтобы выжить в этом мире. Помню тот день, будто это было вчера. Я очнулся вон там, — и указывает бледной рукой в сторону предмета, что смутно напоминал кровать. Всю потрепанную и грязную, — весь измотанный бинтами, без рук и ног. Я так и остался бы поломанной куклой, желающей умереть, если бы старик не нашел меня среди обломков. «Мы оба Учихи, мы должны помогать друг другу. И ты окажешь мне услугу в свое время». Шисуи словно не дышит. По рукам пробегаются мурашки, а в груди спирает горечь. Вопросов осталось не меньше, но каждая частичка тела говорит о том, чтобы поверить человеку в маске. Так твердит интуиция, так твердит собственное сердце, будто эта информация сыграет свою роль в дальнейшей жизни. Если быть честным, то даже с приставленным к горлу кунаем Учиха в будущем не сможет продать эти сведения. Ему рассказали это по секрету из излишнего доверия, потому Учиха не станет разбрасываться информацией налево и направо — против принципов. Да и слишком уважает он Тоби как человека, чтобы за гроши продавать его секреты. — Конечно, из-за того, что он был немощным стариком, многим вещам я не смог научиться, но это не столь важно. Можно сказать, я являюсь тем, кем являюсь благодаря Учихе Мадаре, — пожимает плечами Тоби, поворачивая голову в сторону застывшего Шисуи. Юноша погрузился в себя настолько, что даже не приметил этого. Все-таки, Учиха был готов ко всему, но точно не к такому. Он недооценил человека в маске. — Тогда, получается… как я могу тебя называть? — тихо интересуется кудрявый, вновь осматриваясь по сторонам. На душе тяжело, внутри все трепещет, а сердце словно делает кульбит. Весь этот разговор крайне волнующий и одновременно пугающий. Почему? Пусть Шисуи явно повидал на своем веку такие вещи, что будут пострашнее смерти, но вникание в эту историю отзывается смятением. И дело все именно в собственных убеждениях. Шисуи — человек с повышенной эмпатией, потому не может игнорировать проблемы своего близкого окружения. Он будет первым, кто отзовется и предложит помощь. Будем честны, Тоби — не последний персонаж в его жизни. Он является уважаемым и доверенным лицом, подобием старшего брата (или деда). — Это не важно, Шисуи, — с неким смешком произносит старший, и Учиха клянется, что услышал изменения в чужом голосе. Он стал более резким, словно Тоби запросто лавирует тональностями, — не важно, какое у меня имя. Я не считаю себя кем-то, не считаю себя частью этого мира, чтобы как-то запоминаться здесь. Можешь называть меня Мадарой, можешь звать Тоби — мне все равно. Чужая холодная рука аккуратно касается собственного предплечья, заставляя всего покрыться мурашками. Этот жест был сродни родительскому, говорящему о том, что переживать не о чем. Шисуи же не кажется так. Перед ним открылся новый человек, пусть и местами. Возможно тот, кого знал юноша — скопированная личность со старика. Сейчас же открылся новый пустой холст, который следует заполнять воспоминаниями и информацией. Конечно, Шисуи предполагает, что некоторые качества принадлежат сугубо настоящему Тоби, как и принадлежит полное безразличие и усталость. Юноша хочет изучить его заново, понять чужие мотивы и, в конце концов, убедить старшего в том, что существование в этом мире является высшим делом. — Убедил ли тебя Мадара, или ты сам пришел к этому? — вдруг задает вопрос кудрявый, чуть прищуриваясь. В конце концов, пусть юноша и не может утверждать до конца, но Тоби перенял чужие привычки и взгляды на жизнь. Мадара явно учил его не только техникам и ведению боя, но и мог науськать собственными мыслями по поводу этой жизни. Что вообще известно об этом человеке? Он был одним из основателей Конохи, великим лидером клана Учиха, вечным соперником Первого Хокаге. Шисуи так же знает, что Мадара пошел против Листа в свое время, за что поплатился. Может, Тоби перенял суждения обиженного на жизнь и деревню старика? Если так поглядеть, то Тоби просто копирует поведение и даже голос Мадары. Даже место, на котором они сидят, скорее всего в прошлом принадлежало старику. То, что человек в маске сел именно сюда, а не, скажем, на ту самую пыльную кровать, говорит лишь о том, что Тоби вольно или невольно превозносит себя к Учихе Мадаре, стараясь равняться. Он не показал ему картину с места пострадавшего, а устроился на месте «ведущего» этой игры, как бы говоря о том, что именно «благодаря Учихе Мадаре» он и смог отбросить свое прошлое. — Вся моя жизнь — это сплошные людские убеждения. Я был многими людьми, подобно шпиону, слышал множество историй о чужих судьбах, лично участвовал в спасениях и убийствах. То, о чем мне рассказал старик — часть моей жизни. Есть вещи, с которыми я априори не согласен; есть вещи, которые поддерживаю. Это чертов парадокс, ведь все это делает меня собой, однако я не хочу являться никем, — уже тише объясняет Тоби, отстраняясь от спинки «трона», горбит спину, и упираясь локтями в колени, будто устремляется только в одну точку в пыльном каменном полу. Голос, который сейчас слышит Шисуи, принадлежит тому, кто пережил собственную историю, не прикрытую масками и ложью. Слова, сказанные старшим так же показывают его как личность, говорят о том, что он пережил достаточно, чтобы уверенно не относить себя к этому миру. Что произошло? От чего он так разочаровался? — Что сделало тебя таким? — собственные глаза рассматривают чужую сгорбившуюся спину. Тоби выглядит так, будто окончательно запутался на своем пути, однако уперся в то, что ему не нужно двигаться никуда. И эта поза говорит о том, что в чужой голове происходит активный мозгоштурм по поводу сказанных ранее слов. Будто старший думал об этом, но не произносил вслух, а сейчас, открыв рот, на корню запутался. Пусть Тоби и не показывает то, как пытается выбраться в одиночку, но сердце Шисуи тянется, чтобы осветить чужую тропу. Когда-нибудь этот альтруизм его погубит. — Ты слишком много видишь, засранец. Люди такое не любят, — произносит старший, прохрустывая пальцы на собственных руках. А на губах Шисуи появляется слабая улыбка, лисьи глаза на секунду прикрываются. Значит, он был прав. — Пусть ты и услышал нужное начало моей истории, это еще не конец. — Конец ты должен построить сам, старик, — немного ободряется Шуншин. Он для большей убежденности хочет понаблюдать за настоящим Тоби и его маской Учихи Мадары, чтобы провести грань чужих убеждений. Решил для себя, что постарается помочь разобраться мужчине в собственных дебрях. — Раз ты не столетний дед, то, все-таки, сколько тебе? — Умолкни, — более оживленным тоном произносит старший, вставая с каменного «трона», выпрямляя спину. Пальцы слегка крючатся, и средний прописывает чужому лбу оплеуху в виде щелбана, после которого останется красное пятнышко. — В одном я не сомневаюсь — ты точно Учиха, — усмехается кудрявый, приподнимаясь с места. Даже просидев там некоторое время, оно не нагрелось, словно успело сожрать все тепло юношеского тела. — А как так вышло, что ты попал сюда? Младший, придерживаясь чужого плеча, не спеша идет на выход, осматриваясь по сторонам. Свет был тусклый, но чтобы разглядеть местность и испортить глаза, этого хватало. Все-таки, его смущает та огромная трещина в стене. — На войне меня придавило камнями, от того я и провалился в катакомбы старика. Чудо, что это произошло, — привычным безразличным тоном отвечает Тоби, явно не желая уточнять, например, про войну, про деревню, к которой принадлежал или о товарищах, которых знал. Про деревню, конечно, очевидно — он из Листа. Доказывает это его фамилия, знание Конохи и то, как пройти через ее барьер. Говоря о возрасте, на вид этому человеку максимум под сорок, и то Шисуи сомневается. Может, в районе тридцати. Тоби оборачивается сам, когда доходит до того огромного валуна, прикрывающего вход. Касается собственной маски и, секунду колеблясь, отодвигает ее в левую сторону, показывая большую часть лица с правой стороны. Шисуи замирает, останавливаясь точно перед ним, пока сердце вновь проделывает кульбит и падает куда-то в район живота. По пальцам будто проходится разряд тока, а в горле пересыхает. Откуда такая реакция на человека? Все просто: он желал увидеть частичку чужого лица с самого начала их встречи — юношеское любопытство. И сейчас он наконец получил желаемое. Второе — интимность момента. Шисуи ощущает себя чуть ли не единственным, кто видел эту сторону чужого лица, оттого и волнительно. И третье — эстетические потребности. В приглушенном свете, когда тень падает на чужое лицо как нужно, оно выглядит нереально завораживающе. Будем честны, человек перед ним — Учиха, а «Учиха» является синонимом слову «красота». Этот человек действительно был по-своему обаятельным. Даже уродливые шрамы, расположенные на всей правой половине лица, ничуть не делает их обладателя некрасивее. Можно сказать, они — его маленькая изюминка. В меру густые брови, рассеченные с одной стороны, усталый взгляд, желающий только покоя, длинные ресницы на верхнем и нижнем веке, которых почти касаются рубцы. Пусть нос было видно только слегка, но Шисуи был готов сделать вывод, что он является прямым и аккуратным. И даже в таком свете юноша смог разглядеть тонкие сухие губы с четкой отметиной на нижней. Болят ли эти шрамы до сих пор? Должно быть, это был верх доверия. И, должно быть, таким способом человек напротив говорит ему: «посмотри, какое уродство я получил на всю жизнь». Шисуи же ответит иначе. — Ты прекрасен, — уверенно и четко, будто ему ничто не стоит сказать об этом. Вот только вопреки всем ожиданиям, виснет тишина, а чужая бровь кривится. Пусть Шуншин и не смог разглядеть вторую, чистую, половину лица из-за падающей тени и маски, он будет уверен в своих словах до конца. Однако Тоби явно не ожидал таких слов в свой адрес. — Как скажешь, — произносит старший, на секунду прикрывая глаз, а потом вновь надевает маску на правую сторону лица. Судя по чужому тону, который выражал огромную усталость, Шисуи успел облажаться. И неловко ему не от собственных слов, а от чужой реакции на них. Вот черт. — Неловко вышло, да?.. — хихикает кудрявый, потянувшись рукой к собственному затылку, чтобы взъерошить там волосы. — Да, — летит в ответ, заставляя Шисуи почувствовать себя еще более странно. Чужой тон явно доказывает то, что ему до фени на эти слова. Чертов вредный старик. Шуншин оглядывается напоследок, запоминая здешние окрестности, а потом выходит за старшим, наблюдая, как валун снова замуровывает место, в котором заново родился Тоби. Факела тухнут, оставляя за собой только запах гари и пыли, а чужое плечо касается собственного. Если не брать в расчет чужую технику, есть ли способ отсюда выбраться? Раз Тоби говорил про катакомбы, то тут явно есть ходы. Куда они ведут и насколько длинные? Шисуи следует прекратить думать. — Вообще-то, у меня есть еще уйма вопросов, — несколько смущенно произносит младший, аккуратно потянувшись к чужому плечу. На этот раз он сам кладет туда руку, как бы призывая довериться. Ну и, в конце концов, как понял Шисуи, старшему нужен контакт с чужим телом, чтобы перенести его за собой. — Отвечу на два из них. А остальное — как-нибудь погодя. В другой жизни, — подумав пару секунд, отвечает старший, протягивая руку к чужому предплечью. В животе снова скручивается спираль, а голова на секунду становится ватной. Раз они прыгают по пространству — это еще маленькая цена. Пусть Учихе и дали возможность наглеть, но переступать грань он не станет, задавая уж слишком личные вопросы. Он умеет уважать чужое личное пространство (когда нужно). — Что стало с товарищами, с которыми ты проходил войну? — решает остановиться на этом вопросе кудрявый, прикрывая глаза. А как открывает — перед собой видит уже знакомую комнату башни бога. Он явно скоро привыкнет к таким перемещениям. — Все мертвы, включая мою семью и близких, — отвечает Тоби уже не своим голосом, заставляя Шисуи слегка поджать губы. Пусть он и говорит об этом с таким безразличием, но это явно в свое время стало тяжелой темой. Жаль, что так вышло. И, делая вывод, именно эти смерти могли стать переломным моментом. Может быть, он не вернулся в деревню, потому что не было к кому возвращаться. Или же Мадара насильно удерживал его под предлогом «оплаты» спасения чужой жизни. Шисуи не дурак, чтобы затрагивать эту тему, поэтому спросит кое-что другое, не такое личное. — Мы говорили про еще один план. В чем он заключается? — интересуется младший, присаживаясь на кресло. Здесь стало приятнее дышать, однако сердце все еще колотится как бешеное из-за увиденного. Тоби действительно недурен собой. Будь он девушкой, может быть, обратил бы на него внимание. Стоп. Внутри юноша осекается, ведь счел что-то из этого неверным. Так в чем же проблема? «Не обратил бы внимание»? Нет, не то. «Будь он девушкой»? А вот этот вопрос, связанный с собственными предпочтениями, бьет по голове камнем. Осознание, что он, вообще-то, мог бы обратить внимание, не будучи девушкой, поражает его как током, заставляя и Тоби замолчать, еще и рта не открыв, настолько с обалдевшим лицом сейчас сидел Шуншин. — В чем дело? — тут же отзывается старший, видя чужое состояние удивления с недоумением вкупе. — Да все нормально, — отмахивается кудрявый, нервно усмехнувшись. Вот идиот. Все же на лице написано. Однако Тоби сделал вид, что поверил. И на этом спасибо. — Приведи мысли в порядок, а потом уже поговорим. Не делай еще хуже, хорошо? — спокойно произносит старший, скрещивая руки на груди, а потом кивает юнцу, мол это не обсуждается. Если быть честным, Тоби прав. Шуншину сейчас действительно стоит задуматься и разобраться со всем, с чем он еще не разобрался. Дальше уже следует обсуждать вопросы, которые касаются не его. Тоби покидает комнату, оставляя Шисуи наедине со своими переживаниями, о которых тот будет думать еще долго. Этот вечер будет полностью в его распоряжении. Однако он не станет забывать о том, что именно сегодня человек, который характеризовался как «инкогнито», открыл ему частичку своей потрепанной души.