Детка, послушай

Сильный холод и сырость с пролившем дождем свалились прямо на голову в полной темноте, скрашенной одиноким фонарем неподалёку — дождевая вода быстрыми струйками сбегает с плеч на ладони в крови, пока Чуя судорожно касается собственного носа, ощущая красные реки крови на собственном лице. Пока что он совершенно ничего не понимает, однако, поднимаясь с колен на ноги, он ощущает сильную ломоту в теле, словно он без остановки долго бежал весь день, а после замечает чёрный силуэт вдали под фонарем — Накахара не видит лица, не слышит голоса и не видит ничего, кроме статной фигуры, высокого роста и тёмного взгляда. Стало не по себе — дискомфорт сковал его на месте, и Чуя по-прежнему продолжал ничего не понимать, но ощущать липкий страх, холод и подступающую панику. Он распахивает глаза и понимает, что сон был слишком реалистичным — все было так явно, дождь, холод, продрогшие конечности, которые он перестал чувствовать, лицо в крови, что стекала на асфальт, смешиваясь с дорожной грязью. Только силуэт мужчины Накахара не смог распознать и как-то обозначить его у себя в голове, она даже разболелась от внезапного кошмара. Чуя мельком осматривается по сторонам, слабо щурясь — темно, очень холодно и тихо. Естественно, все ведь спят — один он вскочил посреди ночи, как идиот. Взгляд падает на вторую половину кровати, где лежал Осаму — спать с ним, как спать с печкой, летом очень бесит, зато зимой самое то — такая большая плюшевая грелка рядом всю ночь, можно и ноги, и руки закидывать, в ответ и слова не скажет, лишь сильнее прижмётся. Единственный недостаток этой модели — может придавить так, что до утра не вылезешь, пока он не проснётся. Чуя слабо улыбается этому. Да, сейчас все относительно в порядке. Накахара осторожно поднимается с кровати, чтобы стать на ноги. В квартире тепло, но все равно прохладнее, чем под тёплым одеялом, поэтому Чуя спешно заворачивается в плед, стянутый с кресла и направляется на кухню. Недавние события все ещё слабо беспокоили голову. Тяготила вина, разочарование и сильная усталость, Чуя чувствовал себя самым мерзким подлецом на свете, несмотря на то, что они уже сотни раз обговорили с Осаму все возможное. Накахара чувствовал его поддержку — воссоединение произошло не сразу, обычно разбитую посуду скрепляют золотом, и Чуя ощущал эти дни действительно по-особенному. Да, Осаму простил его — сам признал свою неправоту, несмотря на то, что ни в чем виноват не был. Им нужно было решить все скопившиеся дела в срочном порядке — Дазай, как обычно, взял все заботы на себя, оставил дочь у Озаки на несколько дней, пока они заново не научатся общаться друг с другом. Чуя ожидал чего угодно: разбора полетов, злости, обвинений, обид, оправданий, но встретился лишь с искренним желанием вернуть и всё починить, исправить. Дазай не смотрел с укором, не вспоминал прошлые обиды — хотя Чуя осознавал какую боль нанёс ему. Быть настолько заботливым отцом и прекрасным мужем, но получить измену. Да, Чуя получил прощение Дазая — но простить себя он был не в состоянии. В какой-то момент ему действительно показалось хорошей идеей следовать своим желаниям, получать то, что нравится ему — не думать о последствиях, не думать о том как взрослые люди строят отношения и семью на долгие годы. Повёл себя, как ребёнок, потянувшись к запретному и сладкому, сильно обжегся и сам не мог выбраться из этой ямы сожаления, по ночам думая о том, что ему ещё сделать, чтобы почувствовать себя чуточку лучше. Но сделать легче не могло ничего, даже несмотря на то, что Чуя в тот день разревелся, как истеричка, не сдержав эмоций. Боже, как это жалко и одновременно искренне — он бы и сейчас разревелся. После стольких страданий, которые он испытывал, обжигаясь холодным одиночеством — хотелось вывернуться наизнанку. Чуя заваривает себе чай, присаживаясь на край пуффика и глядя куда-то в пол. Как хорошо, что Достоевский полностью исчез из его жизни — да, для него эта ситуация тоже стала… неприятной? Хотя Накахара не мог знать наверняка, что он чувствует. С одной стороны, его действия помогали, слова были правдивы и также поддерживали Чую в сложный момент, заменяли то, чего он не мог найти в браке, чтобы не сойти с ума, но его эгоистичные действия всего лишь жажда мести. А Накахара выступит в роли шарика, который можно перекидывать друг другу. Накахара ставит чайник и присаживается обратно, кутаясь сильнее. Да, Осаму оказывает ему максимальную поддержку — хотя должно быть наоборот. Чуя должен поддерживать, уверять, что все в порядке, что такого не повторится, но, видимо, Осаму считает, что Накахара чувствует себя гораздо хуже его. Насколько это правда — Чуя судить не может. Возможно, со временем чувство вины притупится, возможно, он сможет найти в себе силы простить себя за то, что поступил так, как велело сердце — желание убежать от проблем и найти хоть немного поддержки в мире одиночества в итоге привело его к тому самому одиночеству. Он ведь думал, что делает всё правильно — Чуя пытается оправдать себя, но каждый раз когда он думает о Дазае, ему становится не по себе. Какие же внутренние метания заставили его пойти на такие радикальные меры, как развод? Осаму влюблялся, как безумец: последние годы он менялся с появлением ребёнка, они не прошли это испытание и оно их подкосило знатно, но Чуя помнит с каким огнём в глазах он всегда смотрел на него. С такой любовью, с постоянным прощением всего на свете, с нежностью и добротой, и сложно представить, что происходило внутри, если Дазай решил все прекратить. Вряд ли бы он смог бы после полюбить кого-то также сильно, вряд ли бы вообще пытался — жизнь бы оказалась совершенно разрушена в один миг. Осаму слишком нежный и ласковый человек, явно не заслуживающий того, чтобы с ним так обращались. Накахара успевает сделать чай, прежде чем слышит чьи-то шаги в коридоре — не сложно догадаться, что Осаму встал за ним следом. Так было почти всегда, когда Накахара не мог уснуть, Дазай поднимался следом — либо не мог заснуть без Чуи под боком, либо чувствовал его уже на ментальном уровне. Осаму останавливается в дверном проёме, глядя на Накахару, пока тот держит кружку ладонями, так нелепо закутавшись в плед. — Ты чего не спишь? — голос Осаму заспанный, уставший, чуть хриплый, Дазай сонно осматривает его, все же проходя на кухню и становясь возле рыжего. Чуя ставит чашку на стол и хватает своего мужа за руку, потянув к себе. Осаму приходится наклониться, а после и вовсе сесть рядом, когда Чуя уступает ему место и следом забирается сверху на чужие колени, прижавшись головой к шее Осаму, чуть расслабившись. Дазай забавно реагирует слегка неловко, уже успев отвыкнуть от такого поведения — последние годы Чуя не то, чтобы на колени к нему не залезал, он в принципе считал эти детские глупости пережитком их общей юности, а сейчас ему заниматься этим не интересно. Ну да, лепил из себя образ серьёзного босса и строгого начальника. — Что такое? — снова спрашивает Осаму, осторожно поглаживая Чую по спине. — Пустяки. Кошмар приснился, — отвечает Накахара. Честно говоря, последнее время ему слишком часто снились кошмары, а все потому что он каждый вечер тревожился, и либо вообще не спал, либо засыпал с накалёнными нервами. Чуе так хорошо в его объятиях — они согревали, сам Осаму большой и тёплый, на нём легко можно поместиться и согреться. Накахара усмехается про себя с этих мыслей и даже прикрывает глаза, желая сейчас пригреться у него и замурчать, как кот, плавно проваливаясь в сон. — Что снилось? — спрашивает Дазай, и в его голосе слышна улыбка — если так подумать, Чуя не слишком отличался от Фамии в своём поведении, он тоже часто вёл себя по-дурацки, мог заснуть у него на руках, любил, когда с ним сюсюкаются, даже если внешне лишь ругался в ответ на такое поведение, ему просто нравилось внимание Осаму к себе почти каждую минуту. Отсутсвие Дазая в сложные моменты дало сильную трещину. — Ну… вообще, я был один, — Чуя не знал как подобрать наиболее правильные слова к описанию этого сна, в голове все вроде было конкретно, но как передать это словами — неясно, — почему-то посреди ночи я стоял на улице, у меня текла кровь из носа… и чей-то силуэт, он вроде бы, двигался на меня, но я не узнал его. Не знаю, что именно меня напугало, я скорее испытал тревогу. Накахара знал о чем Дазай подумает первым делом — хоть они и не касались некоторых тем, Чуя видел в этом нужду. Ему нужно обсуждать это каждый день, чтобы не вешать на них табу, чтобы не допустить этих ошибок больше. Осаму молчит и целует Чую в затылок, желая что-то сказать, но Накахара опережает его: — Я так боюсь, что это все может повториться, — звучало ужасно, даже глупо, но Чуя отстраняется головой от чужой груди, чтобы смотреть в глаза Осаму, — я имею ввиду… если снова что-то случится и мы поссоримся. Если кто-то из нас захочет все это прекратить из-за какой-то мелочи и мы уже не будем жалеть об этом? Я знаю, что у всех людей есть недостатки… может, нам уже просто привычно друг с другом. — Если тебя волнует будущее или наше общение, можем подстраховаться. Найти там… психолога семейного, — да, возможно, Дазай не рассматривал рецидив, но Накахара хотел бы перестраховаться. — Возможно. С Дазаем действительно теплее, между ними образуется такое приятное мягкое тепло, согревающее Чую, словно после горячей ванны, и Накахара обнимает Дазая за шею обеими руками, вновь прикрывая глаза. Как же хотелось, чтобы он отнёс его сейчас в кровать, все тело расслабилось и ослабло, кажется, он постепенно также начал проваливаться в сон. — Дазай, прости меня, — последний раз вздыхает Накахара, хотя он уже извинялся — в этом нет необходимости, но Чуя мучается, и даже благосклонность Осаму не помогает ему. — Всё в порядке. Я тоже совершил достаточно ошибок, я должен был быть с тобой рядом, — Чуя чувствовал правду в его словах, хоть и не считал Дазая виноватым, но будь они оба чуть более внимательны: этого всего можно было бы избежать. Чуя действительно чуть ли не засыпает у Дазая на плече спустя время, Осаму пытался встать, не разбудив его, но Накахара сам сползает с его колен и вместе с ним идёт в спальню. *** Приближающийся праздник — Новый год — очень заставил Чую поломать голову над тем, что подарить своим близким. Казалось бы, с Фамией все просто — ребёнка очень легко удивить, ей нравится все сладкое, цветное и с чем можно поиграться, но Дазай разбаловал ее до той степени, что она могла отказываться есть то, что ей не нравится — а нравиться ей могло только вредное или то, что ей совершенно нельзя. Накахара в такие моменты хотел привычно ругаться на Осаму за его беспечность, но ругань ни к чему не приводит, нужно было искать выход из ситуации. А заодно пытаться понять, что ей подарить, чтобы ей это понравилось. С Дазаем также легче не было — да, он будет рад даже шоколадке, поскольку ценил от Чуи все, но Накахара ломал голову: что подарить человеку, у которого уже и так есть все? — Ты узнал, что она хочет? — Накахара осторожно держит Осаму под локоть, пока Фамия бегала где-то перед ними в ТЦ, подбегая то к одному украшению, то к другому. Честно говоря, она полностью рушила все представления Чуи о детях: он почему-то наивно верил в то, что она будет золотым ребёнком, послушным и тихим, но ее характер один в один сам Чуя — она громко заявляет о том чего хочет, иногда дерётся, совершенно никого не слушает, делает, что ей вздумается и ласкова только к Осаму. Сам Дазай ни один раз подмечал эти сходства между отцом и дочерью — у них была патологическая любовь к Осаму, даже если Накахара постоянно утверждал, что она такая не из-за дурных генов, а потому что Осаму разбаловал, — мне она не говорит. Сказала, что «скажет только Санте», а для нас это секрет. — Нет. Мне она сказала то же самое. — Ну, она же у нас твоя «папина» дочка, ты должен знать чего она хочет. Осаму в ответ молчит, несколько задумчиво потянув «мм», пока Накахара не поднял на него взгляд — видно, что Дазай в растерянности. Почему-то Чуя был полностью более чем уверен в том, что он знает чего она хочет — он ведь и являлся её нескончаемым источником исполнения всех желаний. Честно говоря, для Накахары тоже, но он не так уж и часто что-то просит у него, в случае чего может купить себе что захочет сам. — Ну, она хотела пони… — Пожалуйста, только не лошадь в доме. — Я не знаю, вряд ли мы ее чем-то удивим — она уже и так много чего видела. — Неужели кто-то признал, что избаловал нашу дочь? — это звучало так тихо и уверенно, что аж смешно, но Дазай в ответ только театрально щипает Накахару за щеку. — Ладно, один-один, умник. Это не меняет того, что я не знаю, что дарить. Сегодня они приехали сюда, чтобы найти разные украшения для дома, елочные игрушки и саму ёлку — покупать живую очень не хотелось, а их прошлогодняя каким-то образом сломалась при разборке. План был до безобразия прост — отвести Фамию в магазин игрушек и просто следить за реакцией, чтобы после выбрать что-нибудь подходящее для неё. Совместная подготовка к празднику и подаркам на Новый год очень поднимала настроение для Чуи — они не ссорились, очень мирно и спокойно искали какие-то украшения, выбирали самые красивые узоры на шарах, Чуя нагружал Осаму разными искусственными маленькими ветками с красными ягодами из пластика, мишурой, гирляндами и прочим, пока он просто шёл вслед за ним и оценивал все, что попадало в руки Накахары. С украшениями было покончено спустя час обсуждений какой цвет им понадобится, что лучше взять, а что оставить, что они будут использовать, а что не будут — Осаму держал в руках несколько пакетов с пластиковыми блестящими шариками, мишурой, гирляндами и прочими игрушками, которыми Чуя планировал украшать их дом сегодня. Когда они направились в магазин игрушек, Накахара уже держал под руку Фамию. — Малыш, ты уже знаешь, что хочешь получить на Новый год? — спрашивает Накахара, чуть наклонившись к ней, пока Фамия смотрела по сторонам, мерно выхаживая через каждую плитку на полу. — Да! Я напишу Санте. И он принесёт мне подарок. — Хорошо, малыш, а от нас ты какой-то подарок хочешь? — Нет! Это было самым сложным — Чуя оказался безоружен перед своей дочерью и не мог никак заставить ее сказать честно чего она хочет. — Котёнок, ты хотела лошадь, помнишь? — внезапно подключается Дазай. — Уже не хочу. — Может, собачку? Лучше кота, конечно… — Нет! Осаму тяжело вздыхает. В магазине игрушек действительно было время подумать и выбрать что-нибудь из такого разнообразия и фантазии производителей, парни рассматривали кучу плюшевых игрушек, новых кукол, кучу фигурок, конструктора и прочих прелестей для детей — к сожалению, им нельзя было купить что угодно — Чуя не вынесет ее обиженного и разочарованного взгляда. Они ходят почти час, что-то рассматривают, советуются, в чем-то не сходятся во мнении — Накахара считал, что стоит подарить кучу всего, но маленького: от карандашей с красками, бусин, игрушек и кукол до какой-то одежды или самоката, чтобы она сама выбрала, что ей понравится, а что нет. Дазай же хотел подарить что-то большое и плюшевое, давя на то, что он ее лучше знает, но сам же признался — буквально пальцем в небо. Чуя ненавидел уступать другому даже после всего, что было, он давит не сильно, но настойчиво, и в итоге Дазай незаметно (как ему казалось) закатывает глаза и делает обиженный вид. Накахара вздыхает в ответ и поднимается на носочках рядом с этой каланчой, чтобы поцеловать в щеку и отвлечь от маленького спора. — Давай каждый подарит то, что хочет? Чтобы никто не обиделся, — говорит Накахара, на что Осаму чуть оттаивает и осторожно притягивает Чую к себе свободной рукой. — Ладно. Накахара ловко выбирается и направляется к своей дочери, которая уже успела смотаться в другой отдел с игрушками, пока они с Осаму спорили. Теперь остался ещё один нерешённый вопрос — что делать с Дазаем? У Накахары было несколько предположений и идей для него, но почему-то он был не особо уверен в своей идее. Поход по магазинам вымотал их обоих — Дазай таскал всё, что Чуя решил накупить, Накахаре часто приходилось поднимать на руки Фамию, а после вообще нести ее в машину, поскольку она очень устала и уснула прямо в кафе. А им сегодня ещё стоило украшать дом — к сожалению, готовиться они начали слишком поздно, обычно все начинают украшать дома, окна и ёлку за месяц до праздника, но они со своими скандалами упустили из виду этот важный момент. И теперь пришлось впопыхах наверстывать упущенное и готовиться к празднику. Чуя помогает Фамии раздеться — она продолжала зевать и тереть глаза, видимо, устав от сегодняшнего дня и уморённая внезапным тёплом в доме после холодной улицы. Пока Накахара раздевается сам и ведёт ее в кровать, Осаму ставит пакеты в коридоре. Внешне Осаму казался очень спокойным — да, добродушный, прощающий, с холодной головой, внутри был пожираем все эти месяцы дикой обидой и чувством несправедливости. Он никогда в жизни не делал ничего, что могло бы обидеть Накахару — ему не за что было мстить, получить к себе такое отношение было неприятно и страшно, Чуя стал чужим. И Дазай вовсе не железный человек — он испытывал такое гадкое противоречивое чувство внутри, которое очень плохо сказалось на том, что он попросту не хочет отпускать Чую. Любовь затмила все обидные слова, любовь оправдала холодность, она даже затянула рану неудачной измены и осознание того, что его были готовы променять — хотя, раз уж Чуя отступил, то не так уж и готовы. Накахара сделал правильный выбор в последний момент, а Осаму не нашёл в себе сил отказаться, да и стоило бы это того? С точки зрения адекватности — да, от таких людей нужно уходить. Но Дазай особой адекватностью не отличался, а потому смирился с этим, лишь бы не видеть слез и разочарования близких. Чуя будет страдать до конца дней от одиночества и осознания — Дазай не нашёл в себе жестокости позволить ему сгнить из-за собственных поступков. Он быстро переодевается в домашнее и несёт всё купленное в гостиную. Чуя возвращается к нему через несколько минут, как только удаётся уложить Фамию и также переодеться в домашнее. Накахара не хотел отходить от Осаму ни на секунду, чтобы удостовериться, что все в порядке, что ему не противно, что он не надумывает себе лишнего, Дазай часто молчит о чём-то, что его печалит — ему страшно признать, что он не идеален. Что в мире есть что-то, что может сделать ему больно, что он действительно не железный, и это недоверие сейчас, кажется, усилилось. Пока Осаму ставит подставку к этой искусственной ёлке, Накахара присаживается на колени возле него и также осматривает все пушистые детали. — Дазай, можно спросить? — Чуя подаёт ему недостающую ножку для подставки, и Дазай довольно-таки спокойно и даже умиротворённо смотрит на рыжего в ответ. — Конечно. — Что ты думаешь… по поводу случившегося? Некогда у них уже состоялся такой диалог. Менее эмоциональный, более рациональный и с трезвым умом: Дазай ясно дал понять, что прощает эту ошибку потому что не хочет расставаться, потому что Накахара его любимый человек, но Чуя должен провести над собой огромную работу, перестать отдаляться от семьи, не вспоминать больше Достоевского, продать своё не окупившееся кафе и получше разобраться в себе — чего он хочет и с кем. Однако, он не давал прямых комментариев. Обвинений не было, было желание поскорее вернуться к тому, как было раньше. Рана свежая, лезть не стоит, но если кости срастутся неправильно — их придётся ломать заново. Также и с копившимися обидами, которые не высказаны вовремя. Дазай вздыхает. Не привык жаловаться, но он и не хочет обвинять ни в чем Чую. Просто хочет чуть больше времени на все это, его действительно одолевает старая депрессия. — Что я думаю… — Дазай садится ровно и поворачивается к Накахаре лицом, — я думаю, что люди меняются. Я думаю, что случайная влюблённость никак не зависит от тебя, если это случилось. От тебя лишь зависит будешь ты давать ей шанс или нет. В любом случае, все люди ошибаются. — Ты все время говоришь это. Я хочу узнать твои чувства, — Накахара осторожно касается чужой ладони, сжимая ее пальцами и осторожно поглаживая по костяшкам. Молчание длится недолго, Осаму берет себя в руки, чтобы не подбирать слова, а говорить как есть. — Мне было больно. Сейчас я просто чувствую обиду, но я знаю, что мне просто нужно время, — да, Осаму был уверен в этом — им нужно время, чтобы остыть, чтобы разобраться, чтобы понять, что все уже в порядке, не смотреть друг на друга косо, не ждать подвоха, — я могу обижаться, но мне достаточно знать, что я люблю тебя. — Извини. — Прекрати извиняться, — Дазай усмехается и касается чужой головы, чтобы наклонить ее и чмокнуть парня в макушку, — это просто временное чувство. Давай закончим с этой елкой, я ни черта не понимаю. Чуя все же решает не поднимать эту тему лишний раз и помогает Осаму. Они хорошо проводят время вместе, собирая искусственную ёлку, Чуя делает ее как можно более пушистой, распрямляет палки, пока Дазай достаёт игрушки с позолотой — Накахара подбирал все по одному цвету приблизительно, чтобы выглядело гармонично, и после они вдвоём заматывали ее в мишуру, цепляли шары, украшение в виде каких-то бусинок и в конце Осаму вешает гирлянду, поскольку он выше, а ель они специально выбирали под два метра, чтобы на ней поместилось больше украшений и чтобы она привлекала внимание. Бумажные гирлянды вешаются на окна вместе с «капельками» в виде красивых фонариков. В конце Накахара устало опирается на грудь Осаму, поднимая к нему голову, пока тот наоборот опускает взгляд на рыжего и осторожно обнимает его со спины. Чуя чувствовал себя сейчас снова на первом-втором курсе, когда они с Дазаем только начали встречаться, чувствовал лёгкий трепет в груди и лёгкое смущение от каждого поцелуя и лишнего слова в свою сторону. Дазай все же наклоняется к нему, чтобы поцеловать мельком в губы. В комнату тихими шагами топает Фамия, и Чуя замечает её раньше, чем Осаму, нехотя выбираясь из плена чужих рук. — Ты уже проснулась? — Накахара проходит к ребёнку, осторожно поднимая ее на руки. На кухне за ужином Накахара мельком подсовывает Осаму телефон с доставкой, чтобы заказал те игрушки, которые они выбрали для неё. Ехать и забирать их лично было бы слишком палевно — к тому же стоит все подготовить заранее, пока она не видит, чтобы устроить сюрприз. *** Чуя не терял возможности последний раз узнать у Фамии, что она загадала Санте, когда она сядет писать письмо — в этот день Кое сама предложила посидеть с детьми, пока Дазай и Чуя будут заниматься своими делами. Она согласилась отдать письмо только лично Кое в руки — Накахара не понимал почему так, слегка злился, но не стал ничего предпринимать. В любом случае, подарок они заказали намного раньше. И сейчас Чуя только вернулся домой — он давно подметил одну симпатичную вещицу, которая могла бы подойти Дазаю. Он осторожно прячет ее в карман, снимая пальто, пока Осаму готовил на кухне им небольшой стол — хотя они вполне могли бы и заказать, но Дазаю нравилось возиться с готовкой, и Накахара никогда этого не понимал. Готовить не любил, не умел и не очень-то хотел учиться, однако стрепня Дазая ему вполне себе нравилось. — Ты уже закончил? — Накахара подходит к Осаму сзади, заглядывая сбоку, чтобы посмотреть, что он здесь делает — пахло очень даже неплохо, — мне нужна твоя помощь с заворачиванием подарков. — Да, сейчас иду. Чуя улыбается и отправляется в комнату, по пути захватив подарок для Осаму. В комнате Чуя поднимает с тумбы свои очки, цепляя их на нос. Им нужно было все подготовить до прихода Фамии, совсем скоро дождаться доставку, упаковать все, как следует и поставить под ёлку. Накахара достаёт неказистые однотонные коробки, которые они также купили заранее — по размеру та, что была нужна Чуе была почти самой маленькой. Он осторожно вкладывает коробочку из магазина в ту, что достал ранее, после достал рулон оберточной бумаги и раскрыл. — С чем помочь? — Осаму присаживается рядом, и Чуя даже невольно дергается — зашёл бы на минуту раньше, все бы увидел. — Подержи или обрежь ровно этот край, — Накахара открывает красную бумагу с красивым узором — вообще это было совершенно не обязательно, но Накахара видел в этом некий шарм. Если они оба занимаются общим делом, такая сильная атмосфера праздника с ненавязчивой музыкой на фоне, они оба хотели сделать хороший праздник для своей ребёнки, и это отличный повод повести себя иногда, как дети, занимаясь такими глупостями. Дазай помогает, обрезая край бумаги, пока Накахара держит ее — у него также были красивые ленты: белая и красная для контраста. Осаму наблюдал за тем, как старательно и с энтузиазмом Накахара занимается всем этим, порой закусывает язык, порой поправляет спадавшую на лоб прядь, порой щурится, и Дазай молча смотрит на него, вновь отмечая и все эти сходства, и свою сильную влюблённость и такое острое ностальгическое чувство внутри. Накахара поворачивается к нему, вновь поправляя волосы, уже желая спросить чего он пялится, как Дазай нежно касается чужой щеки и поддаётся вперёд, целуя Накахару в губы. Чуя не понимает с чего такой приступ нежности — с другой стороны, чего он ожидал, если Фамия сейчас у Кое, они остались вместе и давно ничего такого у них не было. Очень тяжело уединяться, когда живешь с маленьким очень пытливым и любопытным ребёнком, который не ходит ни в школу, ни в сад — и Чуя уже успел отвыкнуть от такой несдержанности и внезапности. Он целует Осаму в ответ, хватаясь обеими ладонями за его лицо и невольно откидывается назад на диван, пока Дазай сползает поцелуем на шею. Очки валятся с носа, но вместо того, чтобы снять их с Чуи Осаму поправляет их на чужом лице, вновь целуя. Кажется, у Дазая появился новый странный фетиш — Накахара в очках действительно выглядел очень строго и как-то по-особенному. — У тебя шило в заднице? Мы не упаковали подарки, — усмехается Накахара, однако полностью поддаётся, когда Осаму поднимает выше его рубашку и заставляет держать ее ладонями, чтобы она не скатилась ниже — Накахара придерживает ее за край и кое-как поспевает за ним, пока Дазай не опускается перед ним на колени. — Мы успеем. Когда Дазай так говорит это значит только одно — он собирается занять его надолго, и Чуя в ответ лишь иронично усмехается, помогая избавить себя от штанов, хотя Дазай лишь осторожно расстёгивает ширинку рыжего, но не раздевает, а лишь спускает чужое белье, и щеки наконец обдаёт жаром, тело ласкает румянец, когда Дазай касается его своим языком так медленно и тягуче, проходя сперва по головке, медленно опускаясь языком ниже, облизнув полностью и взяв в рот только головку. По телу бегут мурашки, Чуя порой довольно улыбается, порой касается тёмных волос, ласково перебирая их, но когда Осаму тянется ниже, вбирая его член практически полностью в горло Чуе приходится свести вместе брови и выгнуться вперёд, наклонившись к Дазаю. Он так ловко продолжает орудовать языком, проходя по члену полностью, втягивая щеки и утыкаясь носом в пах, принимая его в рот до конца — Накахара сжимается на месте, цепляясь в тёмные волосы сильнее. — Ммм… — Накахара не сдерживает слабого мычания, ощущая, как внизу крутит и сжимается, и каждое движение сопровождается пошлым хлюпом, который также заставляет уши краснеть от такого разврата, хотя они делали прежде и не такие вещи. Но Чуя может только поправлять очки на носу, сжимая на груди рубашку и смотреть вниз, наблюдая за тем, с каким старательным лицом Осаму доставляет ему удовольствие и ласкает языком. Накахара прикрывает глаза, пока Дазай отстраняется на секунду, чтобы вновь провести языком по всей длине, помаячить у головки. Он отвлекается на несколько поцелуев в бедра, даже слабо кусается, но возвращается обратно к члену — красные губы так хорошо обхватывают его член, из-за чего аж колени подрагивают. — Ох, Дазай… — Чуя вновь слабо усмехается, однако он не может больше терпеть и прижимает чужую голову к себе ближе, кончив с мелкой судорогой и шумным вздохом. Тело расслабляется моментально, пальцы отпускают волосы брюнета, и Дазай сглатывает все вязкое семя, а после поднимается на месте, чтобы целовать Накахару. Он собирался взять его сейчас, но звонок в дверь прервал их обоих, — курьер… — верно предполагает Накахара, из-за чего Дазайв вздыхает и встает на ноги. — Я встречу его. Накахара лишь угукает и тут же спешит застегнуть рубашку и поправить штаны. Сколько лет они уже вместе, а Осаму с годами не теряет хватку, становится лишь более умелым и опытным, не переставая хотеть Чую, как в первый раз. Накахара ещё несколько минут поправляет волосы с лица и очки на носу. Дазай же открывает дверь, видит курьера и принимает у него все коробки и упаковки с подарками, которые им ещё сегодня предстоит красиво обернуть и спрятать под ёлку. Конечно, мысленно сейчас Осаму вообще был где-то не здесь — в голове материл этого курьера за внезапность, думая о том, что мог бы сейчас проводить время со своим мужем, а не расписываться за принятые покупки и не играть в тетрис в коридоре, чтобы расставить их все более удобно и компактно друг с другом. Чуя выходит в коридор через несколько минут, когда курьер уже уходит, а Дазай стал разбирать привезённое. — Он так вовремя, — первое, что говорит Накахара, дабы хоть как-то скрасить неловкость от их несостоявшегося уединения, но тем не менее он тут же принимается рассматривать все подарки, — они ничего не забыли? — Нет, — отвечает Дазай, — я не думал, что их будет так много. Пошли упаковывать. Накахара разочарованно вздыхает — не то, чтобы он прям сильно рассчитывал на какое-то продолжение, ему самую малость было стыдно, что он-то своё получил, а Осаму нет. Но раз Дазай сам сменил тему, значит Чуя может хотя бы не так сильно париться об этом. Они весь вечер проводят за подарками, красивыми упаковками, порой шутя, порой смеясь, обсуждая что-то из жизни, что-то из прошлого. Порой Накахара чувствовал лёгкое разочарование в себе от осознания того, что кафе пришлось продать и у него теперь не было этой маленькой отдушины и самореализации. Естественно, Чуя собирался придумать что-нибудь другое, что ему тоже по душе, но сейчас все оставшееся время он с удовольствием уделял Дазаю или Фамии, и пока что они ему не надоедали. Скорее это показывало ему, что он нужен — нужен им дома, и дома его всегда примут. Помнится, первое время статус родителя угнетал Накахару — он действительно был не готов к многому: к крикам по ночам, хрупкости детей, к тому, что их сложно понять, они долго и непонятно болеют, за ними нужно следить круглосуточно, и никто им никогда не заменит тебя. Многие подобные мысли действительно угнетали его, Накахара хотел этого ребёнка, он был счастлив, что они вместе с Осаму осмелились на этот шаг, что Дазай не побоялся взять на себя ответственность, но к многим вещам он тогда действительно оказался не готов. Осаму взял на себя большую часть ухода за ней, Чуя уставал дичайше, но без Осаму он, наверное, вовсе умер с ней, поскольку в его график входила и учеба, и уход за ней, и домашние дела, и развитие кафе. Накахара понимал только сейчас, что идеальнее мужа ему не найти. И эта мысль была столь игровой и приятной — многие явно завидуют ему, Чуя единственный, кто смог покорить Осаму и намертво привязать к себе, это действительно поднимало в нем чувство собственной важности. Когда они ставят последний подарок под ёлку, всё выглядит идеально. Озаки приезжает с Фамией через полчаса. Да, Осаму по-прежнему не очень хорошо относился к ней, отношения между ними были натянуты, но ради Чуи они оба перестали собачиться в каждый удобный момент, вынужденно спрятав свою гордость куда подальше. Они почти и не пересекались, а если и виделись, то скорее перекидывались парой фраз, мол, «добрый день» и «до свидания». Хотя Накахара честно всегда замечал, что у них обоих очень много сходств — Кое также проницательна, видит насквозь многие вещи, которые Чуя думает и говорит, часто ее слова оказываются правдой с гордым «я же говорила!», но именно по ощущению важности собственного достоинства Осаму был практически идентичен Озаки. Осаму забирает Фамию в гостиную, чтобы показать подарки, ёлку и все, что они успели приготовить — Накахара же останавливается у двери с Кое, чтобы спросить: — Она отдала тебе записку для Санты? — спрашивает Чуя. Хотя это, наверное, уже было сейчас бессмысленно, но его Чёртово любопытство не давало ему покоя, — она нам так и не сказала, что хочет получить, пришлось выдумывать что-то… — Да. Отдала, — Озаки улыбается, складывая руки на груди, но вовсе не в строгом жесте, как прежде, — я ее оставила дома, кажется. Но, если хочешь, я тебе ее сфотографирую — я думаю, вам будет интересно прочесть это. — Ты уже прочла? Озаки в ответ довольно кивает, но весь ее вид говорит — она ничего не скажет ему. — Не переживай, она будет рада любому подарку. Мне пора бежать, малыш, — Кое целует парня в щеку и уходит. В этом они с Осаму тоже были достаточно похожи — все эти словечки, поседения. Ух. Накахара возвращается к ним, заметив обоих на полу у елки — Дазай что-то увлечённо рассказывал: что-то про эльфов, послушных детей, подарки и новогоднее чудо, а после показал как менять цвет и режим на гирлянде, из-за чего она менялась очень быстро. Чуя присаживается на диван, залезая в телефон — они хотели позвать в гости Ацуши и Акутагаву, но те решили устроить себе уютный праздник на двоих. Чуя порой отвлекается на Фамию и Осаму, пока они что-то обсуждали: страшно представить, что будет в будущем, когда она немного подрастёт. Как часто сам говорил Осаму — она вырастет нереальной красоткой, потому что у неё Чуины гены, и Накахару это веселило, но если представить, что так и будет, Осаму будет ходить за ней по пятам, отгоняя всех поклонников, только если их дочь не начнёт увлекаться другими девушками. Дазай, наверное, с ума сойдёт, думая о том, чтобы никто ее не обидел — или же купит ей баллончик, шокер, пистолет и жучок с геопозицией, чтобы всегда найти. Как бы не были абсурдны и смешны эти мысли — Чуя был уверен, что Осаму будет прекрасным отцом, который всегда поможет ей в случае чего, Чуе было самую малость стыдно, что он не может быть таким же. Ему часто становилось стыдно, что он не может вкладываться на столько же, хотя он достаточно общался с Фамией, но это было совершенно не так, как у Дазая. У него хватало сил и ресурса на это — Осаму отдыхал вместе с ней, а Чуя наоборот. Боже, как можно было вообще думать о том, чтобы разлучить их — кажется, нет в мире более привязанных друг к другу существ, чем эти двое. Дазай, наверное, смог бы пережить что угодно, кроме разлуки с Фамией. Накахара не сразу замечает время и что у них осталось всего-то полчаса. Чуя встаёт с места и также опускается на колени возле ёлки. — Открываем? — Чуя поворачивает голову на Осаму, и тот молча кивает. — Ура! — Фамия тут же хватает самый большой подарок и радостно начинает неаккуратно раскрывать его, порой рвать упаковку, порой осторожно, чтобы не повредить коробку, развязывая все ленты. Чуя наблюдал за этим с легкой усмешкой, порой предлагая помощь, но Фамия хотела быть чертовски самостоятельной, поэтому не давала никому помогать себе. Накахара также переводит взгляд на оставшиеся подарки и берет тот, что предназначался для Осаму, а после поворачивается к нему, — не хочешь открыть? Или подождёшь до полуночи? — Тогда я свой тоже сейчас подарю, — усмехается Осаму, но тут же принимает коробку, садясь в позу лотоса. Накахара внимательно следит за реакцией мужчины — пока он осторожно раскрывает коробку и откладывает в сторону крышку, достаёт небольшую коробку с известным брендом и даже немного удивляется, — ты что, с ума сошёл? — Ну, ты же потерял свои часы в одном из баров, — усмехается Чуя, вспоминая тот момент — отчасти Накахара косвенно был виноват в этом, поэтому он считал, что подарить Дазаю новые — отличная идея, и судя по реакции, Осаму они действительно нравятся, раз он решил примерить их сразу, рассматривая со всех сторон, — давай помогу. Чуя помогает ему застегнуть их на запястье — Дазаю правда шли такие вещи, они как будто делали его ещё более серьёзнее и статнее, Накахаре определено нравилась эта черта в Осаму — он вообще был крайне многогранным человеком, в юности он скорее вёл себя, как гопник с отсутсвием такта, с возрастом пришла и галантность, и манеры, а сейчас он просто был обычный семьянин, и это чертовски умилительно. — Спасибо, но это слишком дорого, — пальцы Осаму касаются лица Накахары, обнимая за щеки, чтобы Дазай мог притянуть его к себе и поцеловать мельком в лоб — Накахара тут же усмехается и садится ровно. — Это ещё не всё. Там ещё две путёвки на несколько дней на онсэны, — говорит Накахара, и Дазая это воодушевляет заметно, но Чуя добавляет чуть тише и с легкой улыбкой на лице, — только для нас двоих. О, да, Осаму не идиот и сразу понял о чём он — Чуя слабо усмехается и молча достаёт со дна коробки два буклета. Дазай на секунду даже теряется — нет, он все понял, но как-то это было неожиданно. Хоть и очень своевременно — особенно после их сильной ссоры. — Ты не перестаёшь меня удивлять. Дазай находит несдержанность в глазах Накахары и тут же протягивает ему свой подарок. Чуя порой отвлекается на Фамию, которая раскрывает все подарки и каждый показывает Чуе, говоря, что он классный — удивительно, почему он так сильно волновался о подарке для неё, если все было более чем очевидно. Хотя то письмо все ещё не выходило из головы, но узнать о нем Накахара планировал позже. Он наконец раскрывает коробку и понимает, что это очередная ювелирка — Чуя не фанат украшений, и Осаму знает об этом, но эта была особенной. Парные подвески из белого золота, как иронично — даже некая злая ирония, но Накахара не злится, напротив. Ему необходимо нечто такое, нечто, что будет напоминать об Осаму почаще, чем обручальное кольцо, которое он чуть не потерял тогда. Чуя не знает, что Дазай хотел сказать этим — да, обычный подарок, просто подвески, но почему-то Накахару сильно зацепило. Это глупо, в этом нет подтекста, но в голове пролетают все предыдущие воспоминания о тех днях. О том, что он натворил. Накахара утирает глаза и поджимает губы, скрывая всё за легкой улыбкой. Дазай чувствует, что сделал что-то не то. — Чуя… — Спасибо, — Чуя перебивает его, не давая ничего сказать. Он тут же поднимает одну подвеску с своими инициалами, — они красивые, я буду ее носить. Спасибо, — Накахара даже поднимается на месте, чтобы обнять Осаму за шею — крепко, со всей своей нежностью и отчаянием. Он помнит, как ему стало легко, когда Дазай позволил ему остаться с ним, когда он наконец получил прощение, не в силах сдерживать свои эмоции и чувства от произошедшего. Дазай обнимает в ответ, пребывая в несколько смешанных чувствах — возможно, ему стоило бы подумать в следущий раз получше над актуальностью подарка, но, ему было приятно просто чувствовать Чую с собой, и Осаму даже на секунду прикрывает глаза, пока рядом не оказывается Фамия. Накахара отстраняется от Дазая и смотрит на неё, обнимая свободной рукой. — Иди сюда, — улыбается рыжий и присаживается между ног Осаму, притягивая к себе дочь. — Эй, куда… — когда они все оказываются так близко у Дазая есть возможность обнять их обоих одновременно. Он смеётся с этого, пока Накахара говорит с Фамией — и естественно, Осаму видел, как Чуя пытается все исправить. Как он отчаянно хочет измениться, чтобы в дальнейшем никогда не повторять подобного — Дазай поддерживал его в этом, не оставлял одного и не давал усомниться в том, что в этой семье он более, чем нужен.