Детка, послушай

Чуя стоял на месте, нервно перебирая пальцы между собой — давненько он себя так не чувствовал, ведь с Дазаем практиковать такие штуки в постели они перестали уже достаточно давно, потому сейчас оставался лишь сладкий привкус из воспоминаний и некое волнение в предвкушении. Возможно, Накахара не до конца готов — как минимум, это было достаточно спонтанно, они ведь совсем недавно помирились… И никто об этом не знал, ведь это было бы крайне смешно и глупо — так долго мучать себя, чтобы просто извиниться и вновь сойтись. Хотя Чуя бы не сказал, что это было просто, да и теперь казалось, что ничего не будет, как прежде. По крайней мере, сейчас он чувствовал себя совершенно по-другому, будучи уверенным во многих вещах. — Честно говоря, я думал, что ты шутишь, — Чуя слегка поглаживает предплечье, крепко цепляясь взглядом за то, как Осаму плавно вытаскивает собственный ремень из петель на джинсах, плавно садясь на кровать. — Я крайне серьёзен, — и тут же тянется рукой к чужому запястью, заставив рыжего подойти и стать перед ним, — ты же не думал, что останешься без наказания за то, что сделал? — Это выглядит глупо. — Раньше ты так не думал, — Осаму мелко усмехается, обнажив клыки, и не успевает Чуя даже подумать о том, чтобы снова попытаться отговорить Дазая, как его затягивают к себе на колени, а затем заставляют неуверенно улечься животом на чужие колени и сразу уткнуться лицом в сложенные перед собой руки. От старых воспоминаний бежали мурашки по коже, а внизу живота уже завязывался узел из-за предвкушения, Накахара молча смотрел в сторону, иногда шумно вздыхая, в мелком ожидании, пока Дазай аккуратно складывал ремень петлёй в руке, мелко погладив рыжую голову. Накахара действительно чувствовал себя провинившимся и заслужившим наказания, хотя это по-прежнему было также волнующе. И лишь с Осаму он ощущал себя так, словно ему не двадцать семь, а просто семь — его хотят пороть, как мелочь, и Чуя никогда бы не думал, что может кому-то позволить с собой такое вытворять. Дазай аккуратно стягивает его джинсы, ладонями приподнимая чужой таз немного выше, заставив Накахару неудобно выгнуться и снова покраснеть, ведь им вертели, как угодно. Кажется, Осаму намеренно медлил, делая всё с крайней осторожностью и нежностью, подкидывая дров в костёр ожидания, пока не спускает чужое бельё к коленям, оставляя его болтаться на них. Чуя снова краснеет, испытывая невероятный стыд, его мелко гладят по ягодицам, иногда сжимая их, пока ладонь на волосах рыжего внезапно грубо не придавила его голову к постели. — Я буду постепенен, а ты считаешь удары, хорошо? — чужой голос звучал так мило и ласково, даже слегка наклонившись к нему, но говорил такие пошлые вещи, что Накахара слегка вздрагивает, когда внезапно чувствует первый удар ладонью по ягодицам. Он был не слишком болезненным, но достаточно ощутимым для начала, однако это было столь неожиданно, что Чуя не сдержался, сжимая пальцами простынь и промычал сквозь губы, — хорошо? — внезапно тихо повторяет, и Чуя пытается приподнять голову, отвечая шёпотом. — Да, ха-а, — внезапно получает ещё один удар ладонью, — ах! Д-два… — Я не слышу, — издевательски тянет, что слегка бесит рыжего, однако он понимает почему Осаму вредничает. — Два, — более чётко повторяет Накахара, пытаясь перевернуть голову, но её крепко держат. — Умница, — кажется, Дазаю действительно происходящее приносило сильное удовольствие, пока у Накахары ягодицы горели и захватывало дух с лёгким волнением — каждая сессия сопутствовалась лёгким напряжением, соседствующим с полным доверием, а потому потерпеть ради Осаму рыжему было не сложно. К тому же, он уже ощущал приятное последствие слабой боли на коже, что уже заводила, как и его тон — строгий, но ласковый. Брюнет слегка поглаживает чужую задницу с красными следами от не особо сильных, но достаточно ощутимых шлепков, слыша со стороны Накахары шумные вздохи, пока он ежился, прикрывая изредка глаза шумно вздыхая. Дазай оставляет ещё один более сильный шлепок, прежде чем берёт ремень, а Чуя кратко стонет и мнёт пальцами простынь, слыша звонкий шум от железки на ремне, но не зная, когда именно ощутит его, он ведь не видел, что именно делает Дазай. Ах, он был чертовски хитёр в этом плане — Дазай умел заставить Чую возбуждаться даже не прикосновениями: от тона его голоса, от покалывающего ожидания в районе живота, от предвкушения и мелких намёков, из-за которых фантазия рыжего справлялась куда лучше и быстрее самого брюнета. Удар ремнём ощущался совсем по-другому — более резкий и болезненный, но приток крови к чувствительным местам после него ощущался ещё острее, заставляя рыжего возбудиться ещё сильнее и даже приподнять ступни в воздух от неожиданности, мелко подрагивая ими. — А-ах, Да-з-зай, — громко вздыхает, а затем теряется — сбился со счёту, но тут же вспоминает практически на автомате, — ч-четыре… — Молодец, котёнок. Чуе хотелось ответить что-то злое и несправедливое, но он не мог и слова вымолвить — Осаму действительно умел держать в напряжении, ведь помимо того, как Накахара справлялся с ощущениями, ему ещё приходилось держать в голове сколько раз его шлёпнули, чтобы не получить лишний раз за сбитый счёт — ну, по крайней мере, ему казалось, что так будет, пускай Дазай и не сказал ничего на этот счёт. — М-мх, — шумно тянет Накахара от следующего удара ремнём, сразу же прикрывая глаза и стискивая зубы. В этот раз, кажется, кое-кто перестарался с силой, однако Чуя не жаловался, это было наоборот неожиданно и приятно, когда ощущение боли спадало, оставляя горячий след, и Накахара всегда знал, что Дазай не навредит ему, поэтому не трясся от страха. Ещё один удар был менее болезненным, но заставил вздрогнуть и охнуть звучно, Чуя уже начинал ёрзать на месте, действительно чувствуя себя виноватым ребёнком. Становилось уже некомфортно от того, как член вздрагивал и порой упирался в колено Дазая — и это почему-то было так стыдно, словно Осаму лишь тогда понимает, какой Чуя извращенец. — Ха-хватит, — тихо выдыхает Чуя, а затем слегка вздрагивает вновь от удара — он и так сбился, а тут и сам не понял, почему захотел остановиться именно сейчас. — Ты решил снова извиниться? — брюнет слабо улыбается, складывая ремень вновь, — или зачем ты меня остановил..? — Прости меня, — слабо выдыхает, вновь сжимая руками простынь перед собой, надеясь, что тогда это поскорее закончится. За локоть его поднимают обратно на колени Дазая, и Чуя сразу же стыдливо прячет глаза, отворачивая голову в сторону — стыдно невероятно, ведь он взрослый и состоятельный человек, а его порют ремнём, как маленького ребёнка, так ему это ещё и нравится! Однако, Осаму сам поднимает ладонями его лицо на себя и всё также хищно улыбается, заставляя чувствовать себя ещё более некомфортно. — Простить тебя? — риторические вопросы всегда сильнее смущали, ведь Чую реально заставляли на них отвечать. Однако, сейчас ему хватило всего лишь кивнуть головой и вновь отвести взгляд. Дазай ведь и сам знает, к чему вопросы? — хорошо. Отсосёшь мне — я подумаю. Чуя внезапно понял, что Дазаю просто нравится издеваться над ним и унижать, хотя этого и так было достаточно! Он ведь знает, как ему это тяжело даётся, хотя сейчас, кажется, Осаму хочется выжать максимум из этой ситуации, когда Накахаре стыдно. Он ведь действительно сейчас может что угодно попросить, просто ужас. Но отказываться было бы глупо, а точнее неуместно, Дазаю ведь так нравится… Чуя переставляет руки с чужих плеч на колени и тут же опускается с них на пол, замечая — не один он сильно возбудился от этого, хотя рыжий всё же надеялся, что Дазаю это понравилось не потому что он садист и ему в кайф заставлять кого-то страдать, у него скорее была потребность над кем-то… доминировать? Хотя он и так делал это большую часть времени. Чуя вздыхает, моментально опуская взгляд, ведь смотреть в чужие глаза было очень стыдно. Старается быстрее расстегнуть чужие штаны, пока не передумал, и сразу же стягивает его боксеры, кажется, краснея ещё больше — ну, что поделать, не был он так раскован, как некоторые. Потому молча прикасается ладонью к чужому члену, ощущая каким твёрдым и горячим он был, Чую это чувство всегда приводило в смятение, как и сейчас. Однако, чужая ладонь, внезапно оказавшаяся на волосах его, не торопила и не давила на затылок, но Накахара сразу понял, что он слишком медлит. Либо это Дазай такой нетерпеливый. Чуя наклоняется к нему, стараясь сразу же отключить мозг, чтобы ни о чём не думать и не испытывать отвращения, мелко прикасается языком к чужой головке, медленно проводя по ней. Затем чуть быстрее обводит её по кругу, делая язык чуть твёрже и слыша слабое мычание сверху — удивительно, и Дазай ведь ни с кем не изменял ему всё это время, судя по тому как долго ждал. Снова стыдно! Рыжий начинает медленно двигать рукой по стволу, чтобы помочь себе, а сам активнее облизывает его, аккуратно опустившись чуть ниже, проходя вдоль и ощущая языком каждую венку и то, как отчётливо она выпирала, мелко пульсируя. Рука на голове аккуратно поглаживает волосы, словно Чуя пёс, которого гладят, и это слегка бесит. — Чуя, может тебе не нужно..? Ох, блять, ему ещё и не нравится? Это взбесило ещё больше, он ведь и так старается, как можно! Чуя тут же берёт в рот головку, аккуратно насаживаясь дальше — он тут же слышит, как Дазай запнулся и выдохся, пока Накахара начинает плавно двигать головой. Может, Дазай специально его дразнит, чтобы поторопить? Чуя уже и думать об этом не хотел, вместо этого быстрее двигает головой, аккуратно заправляя прядь волос за ухо, что выбились, продолжая двигать рукой, чтобы помочь себе. Громко вздыхает и мычит, когда ладонь Дазая пытается опустить его голову ниже, и Чую это бесит — он молча отрывается от него и слегка кашляет, ведь брать больше половины, увы, не мог. Или Дазай ждал, пока Чуя снова скажет «хватит»? Но нет, Осаму всё же сам останавливает его, аккуратно подняв его голову за подбородок. Внезапно в голове почему-то всплыл момент, когда он схватил его за волосы и не отпускал — это было так грубо и страшно, чего Чуя точно бы не ожидал от него, ведь прежде в постели Дазай был крайне нежен — возможно, даже чересчур нежен, если не считать тех редких сессий, которые не проходили уже достаточно давно. И в этот раз всё проходит, как прежде — брюнет затягивает Чую на кровать, сперва держа на своих коленях, мелко проходя пальцами по чужим ягодицам, пока рыжий слегка вздрагивает от чувствительности кожи и того, как ему дышат в шею. Дазай быстро превращается в зверя — совершенно не прирученного, хотя раньше Чуе казалось, что он держит его за яйца крепко и Осаму без него не может, а оказалось — он просто одомашнился по своей воле. И когда Чую сразу кладут на кровать, он замечает над собой его высокую широкоплечую фигуру, даже вдыхает от неожиданности, как его мелко целуют в шею, агрессивно кусаясь, пока Накахара вздрагивает и желает отомстить — хватает его за волосы и также сильно, чем вызывает у Дазая мелкий смех. Блять, он никогда не бывает серьёзным — просто пиздец! И Накахара даже не успевает позлиться, как в него вторгаются пальцами, заставив ещё сильнее схватиться в чужие плечи. Он пытается успокоить рыжего, мелко целует в шею, возбуждая ещё сильнее, затем целует в губы, мелко двигая пальцами, из-за чего Чуя неожиданно вздрагивает, однако уже не столь напряжённо — удивительно, но он так боялся Фёдора в этом плане, что даже не представлял, что может лечь с ним в постель. Странно, что Дазай допускал такую возможность. Однако, когда чужие пальцы покидают тело рыжего, он в который раз рассматривает Дазая — с невероятно серьёзным выражением лица (когда он ещё может быть также сосредоточен?), он спешно снимал с себя рубашку, позволяя Чуе увидеть вновь его грудь, широкие плечи, плоский живот и наличие крайне поверхностной мускулатуры, что даже забавляло. Под одеждой Дазай кажется более накачанным. — Чего так напряжён? — внезапно спрашивает Чуя, хотя сам от себя не ожидал, что будет говорить. Обычно разговаривать во время секса — прерогатива Дазая, но его лицо буквально смешило. — Собираюсь хорошенько тебя трахнуть, — со всей серьёзностью выдыхает брюнет, и после такого ответа у Чуи вновь всё лицо покраснело. Снова над ним издеваются! Однако, Дазай не врёт — тут же наклоняется к чужому лицу, подтянув к себе ноги рыжего, мелко целуя его в щеку, затем в шутку кусается из-за чего Чуя недовольно мычит в ответ, но сразу хватается в чужие волосы, как только ощущает чужой член возле входа и слабо жмурит глаза, когда ощущает мелкое движение головки внутрь, вновь не сдерживаясь на слабый стон, отворачивая голову в сторону. Он крепче сжимает плечи Дазая, ощущая и его крепкую хватку на талии и бедре этими пальцами и руками, шумно дышит, когда его целуют в плечо. — Ах-мх, — Чуя выдыхает, когда в него входят несколько спешно. Пару секунд Дазай не двигается, пока не усмехнулся, вновь наклонившись к чужому плечу, чтобы укусить Чую и вновь двинуться в рыжего, заставив того нервно простонать дрожащим голосом, пока не ощущает, что Осаму снова начинает двигаться. В этот раз он не дал ему фору хотя бы в несколько секунд, чтобы Чуя успел включиться в процесс, его наглейшим образом вновь берут, и Накахара задыхается, обжигаясь чужим огнём и страстью снова — Дазай даже спустя столько лет всё также хочет его, даже несмотря на то, что Чуе некоторые вещи по-прежнему тяжело даются в сексе, он по-прежнему не может быть раскованным. Зато Осаму может быть таким же нежным и ласковым, не относясь к нему, как к бездушному куску мяса, Дазай всегда в первую очередь думал о том, чтобы было хорошо Накахаре — и рыжий сейчас с мучительным громким вздохом крепко хватается руками за чужие плечи, невольно впиваясь в них плотно, замученный истомой и сильным напором.

***

Ощущения с утра были наконец хорошими — Чуя не просыпался в дерьмовом настроении, вспоминая вчерашние события или что-то его тревожащее, наоборот. Ощущать всю ночь рядом с собой Дазая не самая плохая штука, чтобы просыпаться в хорошем настроении — он, кажется, впервые за долгое время ощутил себя на своём месте никому ничего не должным и счастливым. К тому же, вспоминая вчерашний вечер, Накахара не мог не пожаловаться вновь на ноющие колени и таз, как же не круто, когда мышцы вновь отвыкают от нагрузок в определённых местах и начинают ныть. Видимо, стоит чаще заниматься сексом. Чуя переворачивается на месте, проводя рукой по месту, где лежал Дазай — хотел разбудить его и поцеловать, но рядом не ощутил, а это сперва испугало, затем озадачило. Накахара тут же открывает глаза, хоть и не сразу — мелко потирая рукой, а затем приподнимаясь на локтях, замечает брюнета на краю кровати и молчит. Он, к сожалению, сразу же замечает спину Дазая и краснеет — он был вчера столь несдержан? Сам не помнит, как успел её так сильно расцарапать, что теперь кожа Осаму выглядит крайне болезненно. И лучше бы, чтобы Дазай сам это заметил намного позже, иначе сборник подколов над Чуей обеспечен ему до конца жизни, он уверен в этом. — Доброе утро, — тут же говорит Осаму, услышав мельтешение за спиной, сразу же поворачивается к нему, накинув обратно на плечи рубашку, — как спалось моей агрессивной кошечке? Начало-о-сь! — Доброе, — тут же недовольно выдыхает Накахара, поднимаясь на месте, чтобы сесть, уже не глядя на Дазая. Брюнет даже перестал галстук завязывать ради такого случая. — Срочно подстриги ногти. — Дазай, — предупреждающе Чуя фыркает достаточно раздраженно, чтобы можно было понять, что ему эти подколы не очень нравятся. — Или давай лучше я подстригу, чтобы надёжнее было, — но Осаму даже не собирался останавливаться, лишь наклоняется к полу, чтобы найти свои носки — они ведь вчера всё разбросали, — придётся теперь всем говорить, что я подрался с тигром в цирке или прошёл какую-нибудь войну… — Ты сейчас семейно-бытовую войну пройдёшь, если не заткнёшься, — естественно, Чуя злился несерьёзно, но ещё больше краснеть с утра после вчерашнего ему не хотелось. — Ладно, — он тут же тянется к рыжему, чтобы мелко чмокнуть в щеку, — ты себя хорошо чувствуешь? — о, его классический вопрос после секса. Кажется, Дазай себя переоценивает — так и хотелось сказать, но Чуя лишь промолчал. Отчасти, тот был прав — его ведь пороли вчера, могли и ссадины остаться. — Да, чучело, — рыжий тут же обнимает его, прижимая голову к чужому плечу и вновь ощущая этот приятный запах. Он бы с удовольствием провёл так весь день, но у него сегодня куча дел, — стой, — рыжий тут же отстраняется, но не убирает от него руки, — куда ты собираешься? — Много куда, — загадочно начинает, продолжив завязывать галстук, что любезно помог ему после сделать Чуя, — мне нужно забрать свои вещи, потом Фамию у Коё, возможно, зайти в кафе, если там будет Фёдор… — Зачем тебе Фёдор? — Решить, что делать с кафе, — несколько топорно отвечает Дазай. Однако, затем аккуратно осматривает свой галстук и не менее важно и серьёзно добавляет, — кстати, — брюнет поднимает на него холодный взгляд, — ты мне ещё чуть волосы на голове не вырвал. — Дебил! — нервно рычит рыжий, ведь Осаму своими шутками его вновь чуть не довёл до истеричного состояния — у него было такое каменное лицо и жестокий голос, что Накахара нервно стал перебирать все плохие варианты того, что он сейчас может сказать, — это тебе за тот раз, когда ты меня за волосы хватал, мне тоже было больно. — Я извинился на утро. М-да, а об этом Чуя как-то позабыл. — Это ничего не меняет, — вредно складывает руки на груди, а затем вспоминает, — а ты уверен, что тебе стоит появляться у Коё? Она, типа, думает, что мы развелись полностью, а если узнает, что мы сошлись… — О, я думаю, она будет только рада меня видеть. Я давно хотел сказать ей несколько слов. — Только без мата, пожалуйста. Когда ты материшься, у меня волосы дыбом. — Тебя это возбуждает? — с хитрой усмешкой Дазай закидывает ногу на ногу. — Скорее пугает. — Приму к сведению. Оставайся дома. Оставить Чую дома было вариантом эгоистичным, но более удобным — у Дазая сегодня был загруженный день, но весь он посвящён семье. Стоило сделать несколько вещей в тайне от Накахары — он бы начал причитать и останавливать его или просить быть помягче, в то время, как Осаму настроен решительно. И, пускай, Чуя не самый мягкий человек, во многих вещах он слишком компромиссный, даже нерешительный, что мешало. Забирая вещи из загородного дома, Дазаю казалось, что он сюда ещё вернётся — по крайней мере, удивительно действенный метод избавиться от лишних скандалов. Однако, думая о нём чаще, Дазаю кажется, что ничего похожего у них не случится. Они ведь поняли, что чуть не совершили главную ошибку в жизни — Осаму каждый раз вспоминает тот момент, когда Чуя просит не бросать его, и почему-то сердце наполняется гордостью. Он ведь впервые нашёл в себе столько решимости и смелости честно признать ошибку и выйти на суд, даже понимая, что вердикт может вернуть его на канонаду. Но, видимо, есть что-то хуже этой канонады, если Чуя решился. Может, тогда бы его жизнь превратилась в вечный кошмар с затянутым вокруг шеи вопросом: «А что я мог изменить?» или «Почему я не попытался?».

***

— Добрый день, — своей спокойной улыбкой Дазай, кажется, разбил сейчас сердце Коё, либо же разом затопил его разочарованием. — Добрый, — топорно отрезает женщина, складывая руки на груди, — какими судьбами? — Меня Чуя попросил дочь забрать, — тут же радостно отвечает брюнет, понимая её недоумение. Она же знала, что он должен приходить по пятницам, но не по вторникам — какого тогда чёрта? Однако, со стороны всё выглядело, как сраный цирк — оба знали правду, и Осаму выжидающе ждал когда же посильнее ужалить, а Коё не хотела сдавать позиций, но и не хотела подставляться, чтобы не стать уязвимой — это же Дазай, а он жалит, как чёрная мамба. У них такой тип отношений установился уже давно — словно они два охотника, — не верите — наберите ему. — Верю. — Озаки стоит пару секунд, не зная, что сказать. Ну, он ведь знал, что она действительно может позвонить, а если Чуя разрешил — смысл ему врать? — Папа! — из комнаты выбегала Фамия вслед за Шоё, однако тут же изменила траекторию, как только увидела Дазая. — Привет, моя маленькая рыжая принцесса, — тут же опускается ниже, хватая её на руки и тут же обнимая. Казалось бы, они не так давно расстались, но Дазай чертовски соскучился. Он был так привязан к этому ребёнку, что словами описать не мог. — А Чуе больше некого было попросить заехать за ней? — Озаки достаточно красиво одним вопросом и попыталась унизить Дазая, и поинтересоваться: почему именно он? — Малыш, сбегай за своими вещами, — брюнет тут же опускает её на пол, и девочка убегает, сразу забыв об игре — они же возвращаются домой! С Дазаем! И только она исчезает с поля зрения, Дазай слегка наклоняется к Озаки с лицом максимально собранным и садистским, — дорогая Ане-сан, с этого дня я запрещаю Вам как-либо вмешиваться в нашу семейную жизнь: своими советами, рассказами, помощью или слишком частыми и раздражающими всех звонками, — брюнет начал достаточно грубо, и только Коё хотела что-то ответить, её перебивают, — к Вашему сведению, мы взрослые и не тупые люди, которые сами знают, как жить, есть, спать и воспитывать детей, а если Вам так хочется кем-то покомандовать — заведите себе собаку и дрессируйте её. — Ты не можешь запретить мне общаться с ним, — не менее ядовито практически сквозь зубы отвечает Коё, задрав голову. — Могу. Ваша власть над Чуей закончилась уже лет десять назад. — Какой же ты гад. — Самый настоящий, — с неподдельным удовольствием Осаму улыбается и отходит от неё, тут же переключая взгляд на мелкую, что выбежала из своей комнаты вновь в его сторону. Коё же стояла на месте, словно поражённая. Во-первых, она ненавидела проигрывать, во-вторых, ненавидела Дазая, поэтому не хотела, чтобы он был частью их семьи, но переть против воли Чуи она больше не может — как бы она не хотела дотолкать ему верные мысли, Накахара всё равно сделает по-своему. И Осаму ему в этом, естественно, поможет — а чувствовать себя бессильной в таких ситуациях было ещё больнее, ибо било по самолюбию.

***

— А мы идём к папе? — спрашивает Фамия, поднимая голову на Дазая, когда они шли в сторону кафе. На самом деле, видеть своего родителя в хорошем настроении было дико приятно — когда он улыбался, Осаму был полон уверенности, позволяя Фамии почувствовать себя под защитой. Видеть его самого беспомощным и опечаленным было слишком страшно, ведь собственных сил и умений у неё пока не было. — Нет, скорее проведаем одну крысу, — с хитрой улыбкой Дазай шагал достаточно уверенно, хотя ещё не был до конца уверен, что Фёдор на работе — в целом, плевать, он всё равно хотел заехать сюда по пути, а с дочерью даже интереснее. В который раз убедится в крутости своего папы. — Здравствуйте, Дазай-сан… — женщина на входе с меню в руках здоровается, только стоило брюнету войти, однако, он молча кивает в её сторону почти незаметно, направляясь в сторону барной стойки — она проводила его взглядом, нервно сжимая пальцами картонку в руках, думая, что случится определённо что-то нехорошее. Здесь ведь такая драма развернулась, сложно было не заметить! И сейчас она больше всего боялась, что Дазай встретится с Фёдором Достоевским, и ей, как администратору, придётся расхлёбывать конфликт, чтобы не распугать посетителей. И ведь действительно находит его — найти Достоевского не так сложно, и Осаму даже не знает, что сказать, вернее, он даже не думал об этом, пока шёл, зная, что нужные слова сами придут в нужный момент. Фёдор его также заметил, даже отставил в сторону свой стакан и смотрит так, словно это он собирался сожрать Дазая. — Доброе утро, — радостно начинает Осаму, когда останавливается возле него. — Уже день, — учтиво отвечает, затем вновь потягивает какую-то алую жидкость из тары, — какими судьбами? И ведь все внезапно стали такими вежливыми! Ведь увидеть Дазая в гневе — штука редкая и пиздец пугающая, естественно, их одолел инстинкт самосохранения. Однако, подобное лицемерие лишь сильнее раздражало. — Да вот, хотел повидаться с одной крысой, заодно уточнить цену за кафе… — Какую цену? — внезапно переспрашивает Достоевский, глядя достаточно пристально и выжидающе, даже оскорбление проигнорировав. — Ты наивно полагаешь, что Чуя ещё будет с тобой работать? — А ты ему запрещаешь? — Наглейшим образом. — Не удивлён, — насмешливо брюнет отводит взгляд в сторону, понимая, что однажды этот неприятный разговор всё же должен был состояться, хотя мелкая уже тянет его руку в сторону, желая прекратить его, но Осаму впервые её игнорирует, — пожалуй, этот вопрос я буду обсуждать… Не успевает он договорить, как за ворот был притянут к Дазаю — для этого ему пришлось даже отпустить руку дочери, пока она слегка нервно отшатнулась в сторону от резкости движений, но пока не так сильно боялась, как менеджер зала — и стоило им устраивать эту сцену при посторонних?! Кажется, здесь никто не соблюдает границы личной жизни и общественной. — Нет, теперь ты все вопросы будешь обсуждать лично со мной, если не хочешь прекратить торговать ебалом, — с тем же спокойствием произносит Осаму, как его руку достаточно неожиданно убирают. Ну, в целом, Достоевский тоже не промах — Дазай ведь только кажется большим. — Повторюсь: не удивлён, — топорно цедит Фёдор и отталкивает от себя навязчивого брюнета, как его дочь вновь тянет за руку, но уже сильнее, начиная вслух проситься домой. Её враждебная обстановка очень пугала, поэтому Дазай наклонился к ней, чтобы взять на руки. — Ладно, скоро увидимся, — брюнет всё же старался звучать более дружелюбно, чтобы не пугать людей вокруг ещё больше, — желательно иметь при себе все документы, цену выставлю самую минимальную. «Да, подавись» — хотел было плюнуть Фёдор, но промолчал, складывая руки на груди. Как всё отвратительно обернулось — отвратительно для него самого, но отлично для Дазая, но, говорят же — дуракам везёт.

***

Ближе к вечеру Дазай освободил себе пару часов — как бы он не хотел сейчас проводить всё время с семьёй, одно важное дело у него всё же оставалось, и оно не требовало отлагательств. Возможно, за всё это время, как они общались — Осаму достаточно привязался к Йосано, и по праву считал её хорошей подругой, хоть и не очень компетентным психологом. Молча стоял у двери кабинета пару минут, не зная, что именно он хотел сказать. Верно, они бы могли увидеться в любой день после на работе, но почему-то ему приспичило именно сегодня закончить все свои дела, прежде чем вновь уйти в полноправный отпуск от обязательств. Постучав по двери кабинета психолога, Дазай мысленно прогонял заново всё, что хотел сказать и аккуратно поправил пакет в руках, прежде чем он заглядывает внутрь: — Приве-ет, — тут же тянет с некой долей радости в голосе, прежде чем полностью войти — Дазай с хорошим настроением заражал им всех (если не считать тех моментов, когда его хорошее настроение ограничивалось издевательством над кем-то другим), — не занята? — Для тебя — нет, — тут же отвечает Йосано, мелко поворачиваясь к нему, а затем старательно, но аккуратно складывает бумаги в свой портфель, затем тянется к полочке с наградами, снимая их и также складывая в какую-то коробку, что слегка напрягло. — Уже уходишь? Могу подвезти тебя. — Зачем пришёл? — голос её звучал слишком серьёзно и по-деловому, что Дазай заметил сразу, хотя вопрос был не слишком дружелюбным. — Что случилось? — тут же подошёл сзади, но Акико не особо реагировала и не останавливалась, пока брюнет не схватил её за руку, — Йосано? — Я… — на секунду она замолчала, не зная с чего начать — начала с главного, — я увольняюсь. — Что? — Да, Дазай, — тут же аккуратно убирает его ладонь и полностью разворачивается к нему, чтобы поднять голову и говорить прямо, — я хочу уволиться по собственному желанию. И вернуться в Токио. Теперь замолчал Осаму, также не зная с какого вопроса начать, ведь в голове оставались лишь маты и междометия. — Подожди, — мужчина садится на чёрный кожаный диван, его сейчас такие спонтанные решения выбивают из себя, что оставляет намного больше вопросов, чем ответов. И сперва он молча стреляет глазами, проходя стадию отрицания — хотелось начать останавливать её, говорить, что это поспешное и глупое решение, но что-то подсказывало, что решение вовсе не поспешное. И вовсе не глупое, — хорошо, ладно. Я не понимаю. — Дазай, — женщина присаживается рядом, наконец слегка улыбнувшись. На самом деле, она не хотела обсуждать это с Осаму раньше, его характер достаточно спокойный, но в таких принципиальных моментах он может заставить нервничать своим однозначным и бескомпромиссным «нет». К тому же жизнь его до этого момента проходила в сильных волнениях, не хотелось расстраивать его ещё больше. Поэтому решила поставить его именно перед фактом, — я скучаю по семье. Брюнет поворачивает к ней голову, склонив её на бок. — Да и работник я хреновый, но знаешь, — на секунду она снова делает паузу, проводя пальцами по волосам, однако она вовсе не выглядела несчастной, — я слишком рано сдалась. Людям действительно порой не хватает смелости, чтобы сказать и сделать многие вещи, ты как никто лучше понимаешь это, — затем улыбается чуть шире, — мне казалось, что у меня совсем ничего не осталось, я же одна, разведена, в возрасте, лишилась сына — ну полный набор неудачницы. Я думала, моя жизнь окончена, — Осаму не стало её жаль, скорее пробирала гордость, — но я подумала, у нас так много общего, но я бы точно не сказала, что ты неудачник или выглядишь жалко… Ты сильный человек, я этому завидую. — Не правда, я просто везучий. — Ого, откуда такая скромность? — Я от природы очень милый и скромный, — затем он также улыбается, хотя шутить сейчас было не к месту. Он понимал о чём она говорит — Йосано дико соскучилась по сыну. И хочет домой, — ладно, я рад за тебя, и ты вовсе не плохой работник. Просто немного дурочка. — Ну, спасибо, — тут же она стукает его в плечо и усмехается. Почему-то в её голове этот разговор был более страшным, казалось, что Дазай будет более грубым, страшно было его разочаровывать. Но он наоборот столь добр, что принимал её полностью, и это действительно было приятно. Кажется, Дазай был отцом не только для своей дочери, в его натуре филантропа было заботиться вообще обо всех. — Я любя. — Я знаю.