Спокойный и безмятежный сон… То, чего я был лишен очень долгое время, в силу нескончаемой бессонницы, которая мучила меня еще тогда. Тогда… Правда, когда «тогда», я уже не знал, потому что даже и не пытался вспомнить. Просто знал. С самого рождения у меня не было такого ощущения спокойствия, безмятежности, законченности чего-то… Я сделал все, что хотел, и был теперь полностью свободен. От всего на свете. От самого света. Я был мертв. И это было божественно хорошо. После смерти абсолютное ничто и ничего, и меня это вполне устраивало. Ты свободен от себя, свободен от других, ничто не важно, ничто не волнует, не гнетет, не мучает. Я, кажется даже начинаю забывать, что значит волноваться или злиться, что испытываешь, когда тебе больно. Мучительно обжигающе больно в руках, ногах, в груди… Словно тебя разломали на части и выкинули. А теперь мне было так хорошо, ведь здесь не было ничего… Но это божественное чувство длилось недолго. Точно не припомнить, но в какой-то момент, я почувствовал понемногу нарастающую тяжесть. Сперва крохотная, почти незаметная, но достаточно ощутимая по сравнению с моим «парением» в абсолютной изначальной пустоте, чтобы понять, что что-то да изменилось. А затем по нарастающей, с каждым неизмеримым отрезком времени все больше и больше, словно тяжесть опускалась по одной крупинке песка. Пока не насыпало целую тонну песка, которым теперь казалось собственное тело. Чувство легкости пропало окончательно, безмятежность и спокойствие испарились так же внезапно, как и настигли меня в момент смерти. Но что может быть страшнее смерти? Самое ужасное уже случилось, куда уж могло быть хуже?.. Могло. Я знал, что могло. Разве не в этом состоянии я провел последние пару лет? После встречи с магом, я словно начал терять слух. Мир резко сузился, взгляд на жизнь внезапно стал восприниматься под совершенно другим непонятным углом, голос рассудка становился все тише и тише день ото дня, пока в какой-то момент просто не исчез окончательно. Когда именно это произошло — я помню как в тумане. Но сейчас пришло четкое осознание этого. На смену внутреннему голосу, разуму, постепенно начало приходить нечто странное, наверное, это были инстинкты и непонятно откуда взявшиеся рефлексы. Запахи были гораздо сильнее и отчетливее, чем раньше. Зрение стало намного острее, ногти крепче, быстрее отрастали, слух, скорость, сила, гибкость, грациозность, я словно ощущал мир всем своим телом и купался в этом ощущении, я им наслаждался. И я так хотел, чтобы она увидела меня перерожденного, она бы больше не посмела заклеймить «Слабаком»… Но что-то пошло не так. Меня переполняла жадность, я знал, что является источником моей силы, моей сутью, и постепенно я начал чувствовать, что жажда крови берет верх над разумом, диктует мне, ведет. Я стал испытывать неутихающую физическую потребность отнимать жизнь, поглощать эту жизнь. Это казалось так же естественно, как дышать. И вот тогда я испытал укол страха, пока разум не затух окончательно, выпуская на свободу опасного хищника, совершенного убийцу, способного лишь убивать. Я хотел найти в ней тот же отклик, пробудить ее, поглотить ее и… все. Момент моего экстаза, триумфа стал моим последним воспоминанием. Теперь же вернувшаяся способность мыслить или видеть сны — я уже и не знал, на границе смерти и жизни, сна и яви — вызывала в душе болезненный спазм, словно я увидел суть вещей, всю картину целиком, а не так как раньше — словно из-за прорезей маски. Наверное, только сейчас, умерев, я начинаю понимать о том, что Рёги Шики была совершенно права на счет меня. Я действительно был слабаком… _Le petit Renard*
Февраль 1999 года, заброшенные склады. Пошел снег. Я смотрела на кружащиеся снежинки, бесшумно спускающиеся с потемневшего неба, словно искрящиеся конфетти. Словно на праздник. Но единственный праздник, что творился здесь, на заброшенном складе на пристани, был праздник смерти. В холодном воздухе повис кисловатый запах крови, которой сегодня было пролито немало. Я невольно зажала варежкой нос и рот, чтобы не выдать своего присутствия рваным дыханием, облачками пара прорывавшимся по краям шерстяной синей варежки. Как всегда, я опоздала. Когда-то давно я, потомственный маг, возненавидела мир волшебников. Мне пророчили блестящую карьеру, меня звали в Прагу, приглашали сотрудничать с Часовой Башней, но после завершения обучения я собрала свои колбы, реторты и наработки, не имевшие более никакой ценности, в чемодан и покинула Лондон. Сказать, что я была разочарована в людях, значит ничего не сказать. Я продолжила свои исследования в Чехии, все же я была приверженцем пражской алхимической школы, на ее основе базировались все мои разработки по созданию подобию жизни из неорганики, а на небосклоне магии всходило новое светило Корнелиуса Альбы, наследника Аббатства Спонхейм. Он был одним из тех, кого я ненавижу. Ненавидела, поскольку двое из троих уже были мертвы стараниями выжившей третьей. Дикая Рыжая за годы абсолютно не изменилась. И если я выбрала добровольную изоляцию, смиренно отчитываясь перед Часовой Башней в строго определенное нами время, то лисица заигралась в могущественного мага и сама выкопала себе яму, в которую, впрочем, падать пока не спешила. Она до сих пор скрывалась от Охотников Ассоциации и тряслась, что ее схватят и препроводят в Лондон под печать. Поделом. Ее цвет ей очень хорошо подходит: недо-красная. Лживая дрянь, воровка и интриганка, она с легкостью манипулировала окружающими людьми, для нее и таких, как она, вроде Арайи и Альбы, жизнь — лишь расходный материал. Они лишь копируют, повторяют уже известные формулы, их марионетки и куклы — лишь жалкая пародия на жизненную субстанцию, мертвую, словно глиняная фигура и куча мяса. Я решила, что Дикая Рыжая должна получить по заслугам и помогала поискам Ассоциации, насколько это было возможно. Именно она привела меня в этот шумный, кишащий людьми азиатский город. Из-за нее я теперь мерзла, прячась в этом промозглом, пропитавшимся наркотическими испарениями и кровью, складе, и глядела, как замерзает бессмысленно пролитая кровь очередной жертвы их разборок. Уже здесь, в этом городе, я узнала об экспериментах Арайи и его манипуляциях совместно с Альбой по достижению Спирали Истока. Попытки старого монаха слиться с изначальным Истоком всего сущего, как и погоню за святым Граалем, можно было бы посчитать оправданными, ведь все мы так или иначе пытались постичь абсолютное знание и вырваться за установленные нам рамки, если бы в своих грязных экспериментах они не использовали людей. Детей. О парализованной умирающей девочке, которой Соррэн открыл ее астральное тело, пробудил ее древнее клановое наследие, я узнала слишком поздно. Она умерла после того, как лисица натравила на нее свою помощницу, боевика-убийцу. Другая девушка из бывшего клана охотников на демонов чудом осталась жива, но ее собственные способности ее чуть не убили. Родители воспринимали свое бедное дитя как проклятую и ничем бы не стали ей помогать. Я точно знала, что Арайя приложил руку к девушке-телекинетику, каким-то образом спровоцировав срыв, а еще я знала, что все это было сделано с одной лишь целью — добраться до помощницы лисицы. Убийцы Всего Сущего. О, я боялась ее как огня. То, что удалось разузнать про нее и ее клан, повергло меня в ужас. Этот род, в отличие от двух предыдущих, не только не вымер, но и культивировал в своих потомках эти магические и генетические отклонения. А то, что девчонка в итоге приобрела после двух лет комы, и вовсе не поддавалось никаким объяснениям и прогнозам. Одно я знала точно — нужно убраться с ее дороги или убрать ее, но как? Когда из тени вышел еще один протеже Арайи, я не смогла больше сдерживаться. Я раз за разом пыталась поговорить с этим мальчишкой, открыть ему глаза на то, что с ним сотворил Соррэн, объяснить, на что он его обрекает. Я даже говорила с ним лично, но он меня не слушал. Он считал, что все под контролем, что дарованный ему дар — величайшее благо, которое изменит его жизнь. Да, пробужденный исток изменил его жизнь. Но с таким истоком долго не живут. Арайя уже был мертв, когда его последний подопытный кролик с пробужденным истоком и убийца Дикой Рыжей начали охоту друг на друга. Мальчишка был жертвой козней магов, поэтому я искренне хотела спасти хотя бы его, хоть одного из этой чудовищной груды трупов и калек, которую оставляли после себя Аозаки и Соррэн. Быть может, была возможность, вернуть хищному зверю его человечность. Это было фантастично, но почему-то этого я хотела больше всего. Чтобы эти дети стали нормальными и просто жили, без происков магов. Но не успела. Снова. Я увидела лишь окончание кровавой драмы глазами моего голема. Видя, что эти двое сцепились, я не могла больше оставаться в стороне. Пробравшись через мусоросборник с берега на склад, я беспомощно смотрела, как искалеченное окровавленное тело с ножом в спине падает посреди бетонной площадки, и успела поймать последний взгляд его остекленевших янтарных глаз, застывших навеки на изумленном, как у ребенка, лице. Казалось, он удивился, что умер так быстро и бездарно. Во мне все упало. Неужели и он тоже? Неужели Арайя все же достиг своей цели? Словно по наитию, из упрямства, я произнесла формулу активации, вкладывая в него все свое желание вернуть стертую из записей Акаши душу в это тело. Я знала, это невозможно, ведь удары этой убийцы смертельны, но я так хотела удержать хоть одну жизнь… Ту, что отняли у него эти поганые маги. В отчаянье я нацарапала на клочке рабочего пергамента слово активации, свой посыл, как я делала всегда с големами, словно это могло привязать душу убитого к изрубленному телу. Это было бессмысленно. Ни одна душа не удержится в таком вместилище и так долго. Но я так этого хотела… Прячась за мусоросборником, я хладнокровно наблюдала за подручными рыжей лисицы, которые цинично, словно и не было здесь расчлененного трупа их бывшего друга, обнимались — испачканные в его крови. Я искренне сочувствовала парнишке, который опять пострадал ни за что, он был единственный в компании рыжей, кто был мне симпатичен, но теперь даже он вызывал у меня отвращение. Мой взгляд то и дело возвращался к убитому пожирателю. Сидеть в моем укрытии за грудой железных балок было холодно, ноги затекли, но я всё ждала, когда эти двое уберутся отсюда и оставят меня наедине с трупом. На полу собралась тонкая пленка подтаявшего снега и льда, когда склад наконец-то опустел. Опустившись на колени перед искалеченным телом, я прикоснулась пальцами в варежке к свежей ране на спине юноши. На глаза наворачивались злые слезы. Опять они победили… Вдруг я ощутила едва заметное движение грудной клетки и от неожиданности шарахнулась, запнулась об его отрубленную руку и шлепнулась на бетон, с ужасом глядя на него. Клочок пергамента в моей руке, казалось, обжигал. Я стянула зубами варежки, прихватив вместе с ними выбившуюся из-под обруча кудрявую прядь, сплюнула ее досадливо и трясущимися руками разгладила на спине у убитого (?) пергамент с словом активации. Я понятия не имела, что происходит, почему и как. Я теперь даже не была уверена, что я воспроизведу те слова, ту формулу, что я шептала час назад, и снова почувствую тот водоворот чувств, но я знала точно одно — я сумела удержать дух после уничтожения самого его естества. Хоть и не понимала как. Живи. Стань как прежде. Просто живи. Это все, что я хочу и о чем прошу. Мертвая плоть под моими пальцами сплеталась стальными жилами, которые я тут же укрепляла и преобразовывала, сердце у меня трепыхалось где-то под горлом, словно у ученицы, сдающей важный экзамен, я ВИДЕЛА результат своих деяний, и это приводило меня в неописуемый пьянящий восторг, потому что я знала: никому никогда еще не удавалось вернуть душу в мертвое тело и прикрепить ее к нему. И при этом я понимала, что я не делаю ничего выходящего за рамки того, чем я занималась. Даже Аозаки не смогла такого добиться! И Арайя! Одно дело переносить собственную душу и сознание, и совсем другое — сейчас. Это был момент моего абсолютного триумфа, а пока нужно было позаботиться о парне. Скоро сюда прибудет полиция, а я не хотела, чтобы кто-нибудь знал об этом. Пока._RinaCat**