Дружеская помощь

— Ой, — сказал Не Хуайсан. — Ой-ой. Вэй Усянь и Цзян Чэн недоумевающе переглянулись. — Подумаешь, накажут, — пожал плечами Цзян Чэн. — Впервые, что ли. — Но это же… — Не Хуайсан со значением приподнял брови. — Совсем другое. Вы понимаете. Вэй Усянь с Цзян Чэном переглянулись снова. Не Хуайсан захлопнул веер. — Правила, которые вы нарушили. Из раздела «О благочестии». Вы что, не понимаете? — Чего мы не понимаем? Вэй Усянь согласно кивнул. Ну да, они подглядывали тайком за женской половиной Облачных Глубин. Вэй Усянь был во всём виноват, он заявил, что девушки-адептки наверняка тренируются иначе, чем мужчины, а Цзян Чэн возразил, что c какой стати, в Пристани Лотоса ведь тренировались все вместе. В итоге они решили опоздать на тренировку, чтобы залезть на разделяющую Облачные Глубины стену и посмотреть. Увидеть, правда, ничего не успели. И на тренировку не успели, потому что прямо со стены их ланьские адепты и сняли. И отволокли к Лань Цижэню, а тот, едва не выдрав от возмущения бороду, велел отправляться в свои комнаты и готовиться к наказанию. Какому — не сказал. — Жезлы, — таинственно сказал Не Хуайсан. И замолчал. Как будто это всё объясняло. — Нас побьют жезлами? — не понял Вэй Усянь. — Они тяжёлые хоть? Не Хуайсан закатил глаза. — Жезлы усмирения. — Очень тяжёлые? — Да говори уже! — взвился, не выдержав, Цзян Чэн. — Или помолчи. Ты сам, похоже, толком ничего не знаешь, только строишь тут из себя! Что это за жезлы такие, объясни наконец! Не Хуайсан вздохнул. Зачем-то оглянулся на дверь. Снова распахнул веер, прикрыв нижнюю часть лица. И объяснил. — Не может быть, — потрясённо сказал Вэй Усянь, когда к нему вернулся дар речи. — Это как же… Прямо вот туда? Не Хуайсан скорбно закивал. — Это же Лани! Они бы никогда… — Традиция. Смирение духа и плоти. И гордости в первую очередь. Уж поверь, я тут третий год учусь. — А тебя… — Вэй Усянь не договорил, смутившись. Лицо Не Хуайсана стало совсем печальным. — Я бы предпочёл не вспоминать об этом. Но зато! — он оживился. — Зато я могу помочь вам подготовиться. Чтобы не было слишком… ну, вы понимаете. Слишком больно. Эти жезлы, скажу я вам, ого-го какие. Вэй Усянь заинтересованно приподнял бровь, и трудно сказать, чего в этом было больше: любопытства или испуга. Что же до Цзян Чэна, то он лишь сейчас осознал, что всё, сказанное Не Хуайсаном, — правда, и речь идёт уже не о том, чтобы избежать наказания, а о том, как легче его перенести. Да какое, к гулям, наказание! Унижение! — Они не посмеют! — выдохнул он. — Мы не какие-то там… да мать здесь всё по камешкам разнесёт, если узнает! — Радуйся, что она не узнает, Цзян-сюн, — неожиданно серьёзно прервал его Не Хуайсан. — Это поблажка для вас как для наследников клана… почти наследников, — исправился он, бросив взгляд на Вэй Усяня. — Жезлами наказывают уединённо, в присутствии одного учителя. Если бы вы были простыми учениками, вас бы высекли розгами при всех — и, знаешь, совсем не по спине. Но если ты считаешь, что так лучше… Это не было лучше, но Цзян Чэн всё равно отказывался смиряться с тем, что ему придётся — самому! — взять нефритовый жезл, который, если верить Не Хуайсану, был отнюдь не малого размера, и… и на глазах у учителя, у Вэй Усяня, вставить его… Он даже в мыслях представить это не мог! Да пусть их лучше выгонят из Облачных Глубин, чем такое! — Тише, — Вэй Усянь, словно услышав, положил ладонь ему на колено. — Не так уж страшно, если подумать. Если это традиция, значит, не мы первые, не мы последние. Верно? Никто не сочтёт это чем-то особенным. Может, тут всех так наказывали. Даже Лань Цижэня, ха-ха. — Он толкнул Цзян Чэна плечом, но тот не рассмеялся. — И никто не узнает. Хуайсан-сюн, ты говорил, можно подготовиться? Не Хуайсан закивал. — Конечно. Если не готовиться, это очень больно. Особенно в первый раз. Вам дадут масло, но оно, знаешь, не сильно-то и помогает. — Он скривился так, что Цзян Чэн отвёл глаза. Не хотел представлять. — Я могу помочь. Если вы, конечно, хотите. — Хотим, — решительно сказал Вэй Усянь, и Цзян Чэн, пожалуй, был благодарен ему за то, что не стал спрашивать, согласен ли он. — Куда мы денемся. Давай, говори, что надо делать. — Сейчас-сейчас, — засуетился Не Хуайсан. — Цзян-сюн, запри, пожалуйста, дверь. Вэй-сюн, а ты… лучше всего, если ты встанешь на четвереньки. И штаны сними. Вэй Усянь преувеличенно громко вздохнул и потянулся к завязкам штанов. Цзян Чэн поспешил отвернуться. Он запирал двери медленно, тщательно, прислушиваясь, нет ли кого снаружи, и всё никак не решался обернуться. Они с Вэй Усянем не раз видели друг друга голыми, когда купались или мылись, а сейчас почему-то стало неловко. Почти невыносимо. А вот Вэй Усяня, похоже, ничто не смущало: когда Цзян Чэн всё-таки обернулся, тот стоял на четвереньках — штаны сбились у колен — и с любопытством наблюдал, как Не Хуайсан достаёт из бамбуковой шкатулки крохотный флакончик. — Ну и заначка у тебя, Хуайсан-сюн. Хорошо готовился. — Это для кожи, — отговорился Не Хуайсан, осторожно выливая на пальцы содержимое. Сразу запахло цветами. — Чтобы была нежной и не сохла. Подними подол сам, а то я испачкаю. Вэй Усянь без стеснения задрал подолы ученических одежд на спину, обнажая зад. Не Хуайсан опустился на колени рядом и положил ладонь ему на ягодицы. — Сначала будет не очень приятно, — извиняющимся тоном сказал он, — ты только не дёргайся. И сунул пальцы прямо… туда. Цзян Чэн замер, не в силах отвести взгляд. Палец Не Хуайсана надавливал на задние врата Вэй Усяня, проникал внутрь, с каждым разом всё глубже и глубже. Лицо у Вэй Усяня было озадаченное, словно он сам не мог понять, что происходит. — Так не больно, Вэй-сюн? — заботливо спросил Не Хуайсан. — Я могу добавить ещё палец? — Д-да, — с запинкой отозвался Вэй Усянь. — Ничего. Нормально. Не Хуайсан добавил ещё немного масла и одним долгим движением просунул сразу два вытянутых пальца так глубоко, что кулак его упёрся между ягодиц Вэй Усяня. У Цзян Чэна сбилось дыхание. Вэй Усяню действительно не было больно или он притворялся? А ведь это только начало, Не Хуайсан говорил, что жезлы усмирения толстые, как настоящий мужской корень. Наверное, придётся вводить три, а то и четыре пальца. Неужели Вэй Усянь выдержит? Неужели и ему придётся вот так же стоять на четвереньках, подставив зад, и терпеть? Вэй Усянь вдруг охнул, втянул сквозь зубы воздух, и Не Хуайсан тут же остановился. — Что такое, Вэй-сюн? Больно? — Нет… — чуть удивлённо отозвался Вэй Усянь. — Не больно, а… А сделай ещё так? Вот как только что. Не Хуайсан снова двинул рукой. — Так? — Да, — выдохнул Вэй Усянь, жмурясь. — Ох. Знаешь, а это даже приятно. Не Хуайсан смущённо улыбнулся. — О, это… Так бывает. Ничего особенного. Если тебе не нравится, я могу перестать, вот только… — Эй, я не сказал, что не нравится! — Вэй Усянь переступил коленями, раздвигая ноги шире, и вдруг опустился на локти, прогибаясь в спине. Округлый белый зад выпятился, притягивая взгляд. Цзян Чэн сглотнул наполнившую рот слюну — и на миг испугался, что звук вышел слишком громким. Но Вэй Усянь как ни в чём не бывало качнул бёдрами, подталкивая руку Не Хуайсана. — Ну давай, чего ждёшь? Долго там ещё? — Это всего два пальца, Вэй-сюн, — тот вновь принялся за его задницу, уже не так осторожничая. — Надо растянуть сильнее. Хотя бы на три, а лучше ещё побольше. Учитель Лань тебя и так не любит, наверняка накажет строго. Вэй Усянь тихонько застонал. — Он же не будет... ну, сам вставлять жезл? Ох… Скажи, что не будет, я тебя умоля… умоляю. — Нет-нет, не бойся. Ученики делают это сами, он только наблюдает. Так что, я добавлю ещё палец? — Давай. Не Хуайсан сложил пальцы вместе и начал медленно, чуть поворачивая, вводить их в задние врата Вэй Усяня. Цзян Чэн смотрел как заворожённый. Не Хуайсан не торопился: растягивал нежное розовое отверстие самыми кончиками пальцев, погружая их по чуть-чуть, до первой костяшки — и обратно, так же медленно. И снова толкался, уже глубже, и было видно, как плотно сжимает его пальцы Вэй Усянь. Он, наверное, горячий там, внутри. Цзян Чэн не заметил, как сложил кончики пальцев вместе, повторяя за Не Хуайсаном, он сам почти ощущал этот жар, и когда Вэй Усянь снова охнул, он вздрогнул — как будто его, а не Не Хуайсана рука вызвала этот стон. Вэй Усянь прогнулся ещё сильнее, словно тянулся вслед за покидающими его тело пальцами… нет, он и вправду тянулся, выставив бёдра, и подавался навстречу Не Хуайсану, когда тот раскрывал его задние врата ещё глубже. Вздохи его уже срывались в стоны; в тишине комнаты они казались чудовищно громкими. — Ещё, Хуайсан-сюн, — простонал он, когда Не Хуайсан погрузил в него пальцы почти до самой ладони. — Так мало! — Прости, Вэй-сюн, делаю что могу, — протянул Не Хуайсан. — У меня больше нет ничего, чем можно бы…. Ну, разве что… ты понимаешь. Если ты не против. И потянулся к поясу, подол под которым уже недвусмысленно топорщился. — Не смей! — вырвалось у Цзян Чэна помимо воли. От одной мысли, что Не Хуайсан собирается овладеть Вэй Усянем, всё внутри восставало. Он не собирался на это смотреть! А Вэй Усянь — как он мог позволить?! Почему он не вырывается, не посылает Не Хуайсана к гулям? Как будто тот имеет право! — Как же тогда… — начал было Не Хуайсан, но, столкнувшись взглядом с Цзян Чэном, осёкся. — Хорошо-хорошо, Цзян-сюн, я понял. Я думаю, Вэй-сюн уже достаточно растянут, чтобы завтра всё прошло хорошо. — Нет, подожди, — остановил его Вэй Усянь. Он дышал тяжело и часто, щёки раскраснелись, взгляд был затуманен. — Ещё немного, пожалуйста. Он опёрся на локоть, сунул руку под свисающие спереди одежды и нетерпеливо качнул бёдрами. Не Хуайсан, ещё раз оглянувшись на Цзян Чэна, снова ввёл пальцы в растянутое отверстие, задвигал ими в том же ритме, в котором Вэй Усянь ласкал себя спереди. Тот уже откровенно стонал и подавался ему навстречу, насаживаясь сильнее и вздрагивая крупной дрожью. Цзян Чэн смотрел. Ему самому было жарко, лицо горело, янский корень в штанах напрягся, поднимаясь, руки сжались в кулаки. Почему Не Хуайсан, он ведь тоже мог бы… Вэй Усянь выгнулся сильнее, несколько раз дёрнул рукой — и с довольным стоном излился на циновку. Не Хуайсан тут же отстранился, но Цзян Чэн видел, как напоследок он стиснул ягодицу Вэй Усяня. Украдкой, словно вор. — Ого, — с трудом выдохнул Вэй Усянь, садясь, и тут же заёрзал. Видимо, ощущения в растянутой заднице были не самые приятные. — Ну, знаешь, если у них такие жезлы, то я даже не прочь попробовать! Не Хуайсан засмеялся, прикрыв рот рукавом. Посидев немного, Вэй Усянь поднялся, натянул штаны, отряхнул рукава. И обернулся к Цзян Чэну. — Цзян Чэн, твоя очередь. Цзян Чэн невольно подался назад, упираясь лопатками в дверь. Мотнул головой. Он не сможет. Вот так стоять с голым задом, пока Не Хуайсан своими пальцами… и Вэй Усянь наверняка начнёт отпускать глупые шуточки. Нет. Лучше пусть будет больно. — Цзян-сюн, так ведь и вправду будет легче… — Нет! — Погоди, погоди. — Вэй Усянь в одно мгновение оказался рядом, коснулся щеки, заставляя посмотреть в глаза. — Чэн-чэн, давай это буду я? Я уже понял, как. А Не Хуайсан отвернётся и не будет смотреть. Да, Хуайсан-сюн? — Да-да, — сразу же отозвался тот. — Я… посижу тут, почитаю. — Ну же, Цзян Чэн. Ты ведь не хочешь завтра при всех плакать от боли? Никто не узнает, что мы тут делали. Ты мне веришь? И Цзян Чэн кивнул, потому что когда Вэй Усянь смотрел на него так — серьёзно, почти умоляюще, совсем близко, так, что становились видны каждое пятнышко на радужке, каждая ресница, — Цзян Чэн не мог ему отказать. Вэй Усянь улыбнулся ласково, радостно, как будто это Цзян Чэн согласился помочь ему, а не наоборот. Потащил за собой на середину комнаты. Не Хуайсан, кажется, хотел что-то сказать, но Вэй Усянь взглянул на него — и тот отвернулся, хватаясь за лежащую на столике книгу. Уже развязывая пояс и опускаясь на пол, Цзян Чэн успел подумать: «Что я делаю?» — а потом ладонь Вэй Усяня легла ему на спину, принуждая склониться, а полы ученических одежд вместе с нижней рубахой скользнули вверх по бёдрам. Цзян Чэн зажмурился, опустив лицо, словно если он не будет никого видеть — то и его не увидят таким: полуголым, выставившим зад, чтобы Вэй Усянь подготовил его к грядущему наказанию. Судя по шороху одежд, Вэй Усянь опустился на пол позади него. Положил ладонь на ягодицу, погладил, осторожно сжал, оттягивая в сторону. Руки у него было горячие, словно нагретые летним солнцем. Прикосновение к задним вратам заставило Цзян Чэна вздрогнуть и сжаться. Вэй Усянь терпеливо поглаживал его скользким от масла пальцем, с каждым движением надавливая чуть сильнее, и когда палец наконец проник внутрь, это оказалось совсем не больно. Даже не неприятно. Цзян Чэн слегка расслабился, и Вэй Усянь снова погладил его другой рукой, продолжая проталкивать палец глубже. Цзян Чэн чувствовал, как костяшки растягивают сжатые мышцы. У Вэй Усяня были длинные пальцы, Цзян Чэн не раз замечал это, но сейчас они казались просто бесконечными. Как же тогда будет ощущаться нефритовый жезл? Как будто пронзает насквозь? — Расслабься ещё немного, — шепнул Вэй Усянь, и растяжение стало сильнее. Всё ещё не больно, но… Цзян Чэн выдохнул и прогнул спину, как прежде делал Вэй Усянь — может, так и правда будет легче. — Да, Чэн-Чэн, вот так. Молодец. От похвалы к щекам прилил жар, и Цзян Чэн склонился ещё ниже, пряча лицо. Пальцы Вэй Усяня двигались в нём медленно, осторожно, словно нащупывая что-то. Саднящее ощущение в растянутом входе почти стихло, Цзян Чэн уже думал, что сможет принять больше, не прямо сейчас, но если Вэй Усянь продолжит вот так скользить в нём пальцами… Вэй Усянь толкнулся снова — и внезапно Цзян Чэн ощутил не только растяжение, но и нечто иное. Почти приятное. Он замер, прислушиваясь к себе; от следующего проникновения ощущение стало сильнее, и оно уже совершенно точно было приятным. Так вот почему Вэй Усянь так вздыхал и просил Не Хуайсана не останавливаться! Цзян Чэн сжал челюсти, чтобы не выдать себя, но Вэй Усянь, конечно же, заметил. — Нравится, да? — прошептал он, наклонившись к самому уху Цзян Чэна. — Не зажимайся, так ведь лучше. Вот, чувствуешь? Хорошо? — Перестань, — пробормотал Цзян Чэн сквозь зубы, потому что было и вправду хорошо, и он ничего не мог с этим поделать. Вэй Усянь усмехнулся и без предупреждения вогнал в него пальцы так глубоко, что Цзян Чэн ахнул — и задохнулся, когда при обратном движении они прошлись по тому местечку внутри, от прикосновений к которому становилось сладко и янский корень наливался жаром, тяжелея… И ещё раз. И ещё. Он изо всех сил старался не стонать и едва замечал, как жадно поднимает бёдра, насаживаясь на пальцы Вэй Усяня, как изгибается, когда другой рукой Вэй Усянь тискает и гладит его зад, и растягивает ещё сильнее, до боли, но от этого удовольствие становилось лишь слаще, и хотелось ещё… Он всхлипнул, зажал себе рот рукой, чтобы не стонать в голос, как Вэй Усянь раньше, чтобы Не Хуайсан не слышал… — Хочешь ещё? — выдохнул Вэй Усянь, не переставая терзать его задницу. Цзян Чэн кивнул, не доверяя своему голосу, и тут же руки Вэй Усяня исчезли. От разочарования Цзян Чэн едва не заскулил, но Вэй Усянь пробормотал: «Сейчас, сейчас», — и завозился сзади, шурша одеждой. Горячие ладони снова вернулись на ягодицы, помяли их, раздвигая, — Цзян Чэн выгнулся, дрожа и подставляясь под ласку, не думая уже, что это стыдно, недостойно, — а потом в его задние врата толкнулось что-то твёрдое и большое, гораздо толще, чем пальцы, и тут только он понял, на что согласился. Охваченный внезапной паникой, он дёрнулся вперёд — он же не обрезанный рукав, как он может позволить кому-то сделать это с ним! — но Вэй Усянь стиснул его бёдра, удержал, зашептал что-то успокаивающее, и Цзян Чэн замер, хотя не разобрал ни слова. А потом давление сменилось саднящей болью, и вырываться стало поздно. Вэй Усянь не двигался, гладил его по спине и ягодицам, давая привыкнуть, а Цзян Чэн сорванно дышал, пытался расслабиться и думал лишь об одном: он никогда больше не сможет посмотреть в глаза Вэй Усяню, никогда в жизни. Когда Вэй Усянь начал входить в него короткими частыми толчками. Цзян Чэн прикусил губу. Было больно. Хорошо, что сейчас, убеждал он себя, хорошо, что не при учителе Лане. Если с жезлом было бы так же, да ещё без подготовки пальцами, он, пожалуй, и впрямь не сумел бы сохранить спокойное лицо. Ещё немного потерпеть, а потом будет легче. Он старался дышать глубоко, медленно, пока бёдра Вэй Усяня не коснулись его ягодиц и не замерли. Теперь Вэй Усянь наполнял его, распирая изнутри, и если не шевелиться, было не так уж и плохо… — Цзян Чэн, — шепнул Вэй Усянь, прижавшись к его спине; дыхание щекотно согрело шею. — Всё хорошо? Цзян Чэн мотнул головой. Что он мог ответить? — Больно, да? Прости, надо было лучше растянуть. Но я больше не мог, ты так здорово выгибался у меня на пальцах, я просто не мог, так хотел взять тебя, я думал, ты уже готов меня принять, прости, потерпи ещё немного… — Вэй Усянь шептал быстро, сбивчиво, и Цзян Чэн вслушивался в этот шёпот, чтобы отвлечься от саднящей боли, когда янский корень начал покидать его тело. А потом Вэй Усянь толкнулся снова, уже сильнее, сразу весь, и вошёл как-то легче, и… То приятное ощущение, когда пальцы Вэй Усяня двигались в нём, вернулось. Всего лишь слабым отголоском прежнего, смешиваясь с болью — но оно было и нарастало с каждым новым движением янского корня внутри, а боль уже стихала, оставляя только жжение в растянутых задних вратах. Спавшее было возбуждение вернулось тоже; Цзян Чэн качнулся, подстраиваясь под движения Вэй Усяня, и тот сразу начал толкаться сильнее, так, что бёдра его ударялись о задницу Цзян Чэна с влажными шлепками. Оба были уже потными, и Вэй Усянь дышал так же часто, впивался пальцами в бёдра Цзян Чэна, натягивая его на себя. Внезапно он просунул руку к животу Цзян Чэна и обхватил его янский корень. — Нет! — Цзян Чэн попытался ударить его локтем. Не попал, схватил бесстыжую руку, отпихнул прочь. — Цзян Чэн, ты чего? Так же лучше будет. Не отвечая, Цзян Чэн сам сунул руку под одежды, обхватил себя и задвигал ладонью вдоль отвердевшего ствола. Вэй Усянь тихо засмеялся и вновь сжал его бёдра. Жаркие распирающие толчки, посылающие волны удовольствия по телу, собственная рука, ласкающая так, как Цзян Чэн любил: быстро, плотно сжав пальцы… Он застонал от острого наслаждения, какого никогда не достигал прежде, лаская себя, и излился. Вэй Усянь ещё несколько раз двинулся в нём, потом отстранился и — Цзян Чэн видел краем глаза — довёл себя до пика удовольствия рукой. И рассмеялся, довольный. — Ну как, понравилось? А ты боялся! Цзян Чэн пнул его в колено и начал натягивать штаны. — Вы всё, да? — подал голос Не Хуайсан. Он сидел боком к ним, обеими руками держа книгу, но Цзян Чэн не был уверен, что он прочёл хоть строку. По крайней мере, шороха переворачиваемых страниц он точно не слышал. — Можно смотреть? — Если вздумаешь кому-нибудь рассказать… — угрожающе начал Цзян Чэн, но Не Хуайсан замахал руками. — Что ты, что ты, Цзян-сюн! Конечно же, никому! Нем, как рыба! — Сотня ударов ферулами, — сказал Лань Цижэнь, возвышаясь над стоящими на коленях Цзян Чэном и Вэй Усянем. — Каждому. И три часа стояния на коленях после. Цзян Чэн подумал, что ослышался. Потом посмотрел на Вэй Усяня — тот выглядел столь же ошарашенным этим приговором. — А как же… — начал было он, но замолчал. Лань Цижэнь грозно взглянул на него. — Если вы надеялись отделаться одним лишь стоянием на коленях, то знайте, что правила из раздела «О благочестии» — основа воспитания достойных мужей! И никому ещё не удавалось избежать порки за их нарушение. Цзян Чэн беспомощно переглянулся с Вэй Усянем и тут же отвёл глаза, слишком живо вспомнив, как они готовились к наказанию. Зад его всё ещё слегка ныл, и он понятия не имел, как теперь вести себя с Вэй Усянем — после всего, что они делали накануне. Одно он знал точно: Не Хуайсана ждала жестокая, неотвратимая месть.