Взрыв

      По утру, исполнив настоятельную просьбу Галины Николаевны не идти к подозреваемому в одиночку, а прихватить с собой местного участкового, Субботин выдвинулся по первому в своей части списка адресу. Стать собеседником выпало полгода как вышедшему на свободу гражданину, отбывавшему заключение за умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, а после попавшему под административный надзор. «Я б этому Калугину пожизненный надзор устроила, — отметила вчера Маргарита, узнав это обстоятельство. — А то ему опять не понравится, как на него представители других национальностей смотрят, и достанет он из кармана свой кастет. На допросах усмехаться будет и говорить, что поступил правильно, доведя пареньков до реанимации».       — Калугин Илья Борисович? — Лёня словно из неоткуда вырос перед вышедшим из-за угла дома бывшим «подопечным» Власовой. Мужчина окинул его взглядом с ног до головы, заострил внимание на нашивке у сердца, тут же обернувшись и в паре шагах у себя за спиной обнаружив участкового, и бросил в ответ:       — Ну, допустим. А чё надо?       — Старший лейтенант Субботин, — раскрыв удостоверение практически перед самым носом мужчины, представился оперативник, — Федеральная экспертная служба. Мне нужно задать вам несколько вопросов. Если вы, конечно, не возражаете.       Калугин усмехнулся, оглянулся ещё раз на хорошо ему знакомого капитана, оправил висящий на одном плече рюкзак и вновь перевёл на Субботина взгляд.       — А если я возражаю? Чё тогда, гражданин начальник?       — Тогда я буду вынужден вас задержать, — пожал плечами Субботин. — Так сказать, до выяснения обстоятельств — на сорок восемь часов. И на вопросы вы будете отвечать уже не мне и уж точно не в столь приятных условиях, как сейчас. Так что, вы всё ещё возражаете, Илья Борисович, или мы спокойно побеседуем, не отнимая друг у друга времени и не мешая имеющимся на сегодня планам?       Проговорив себе под нос что-то возмущённое и до единого слова нечленораздельное, Калугин, ожидаемо, согласился на месте ответить на необходимые следствию вопросы. Субботин выудил из кармана мобильный и, отыскав нужные кадры, но не спеша демонстрировать их подозреваемому, спросил:       — Что вы можете сказать о Маргарите Власовой?       — Это вообще кто? — даже не задумавшись и не попытавшись вспомнить, выпалил Калугин, вместо ответа увидел перед собой фотографию Власовой из личного дела и не узнать уже не смог. — А, капитанша! Так бы сразу и сказал. Чего я помнить что ли должен, как эту бабу зовут? Я её лет восемь назад последний раз видел — в зале суда.       — На имя Власовой несколько лет поступали письма негативного содержания вашего авторства, — прекрасно осведомлённый о причинах попадания гражданина в список перспективных подозреваемых, ответил Лёня. — И вот только не надо говорить, что такого не было, и что во время следствия и в зале суда не звучали угрозы. Вы пытались связаться с Власовой после того, как освободились? Может, следили или контактные данные выясняли? Вы говорите, мы ведь всё равно всё узнаем.       — Да на кой чёрт она мне сдалась? Все эти разговоры и письма были сто лет назад. Я под надзором — больно мне надо из-за какой-то капитанши характеристику себе марать. А то ведь как оно происходит — ты просто поговорить пришёл, а она на тебя заяву накатала, что преследует, угрожал, мол, — вполне логично объяснял Калугин. И хоть Субботину он не нравился от слова вовсе, придраться к его словам оснований не находилось. — А чё это вы интересуетесь ей? Натворила что ли чего? — рассмеялся Калугин. — Так я тут не при чём. Что бы там ни было, это ваша капитанша всё сама.       — Где вы были вчера с семи до восьми утра? — совладав с эмоциями и умудрившись пропустить мимо ушей высказывания подозреваемого, уточнил старший лейтенант.       — У подруги у своей был. Она у меня через два района отсюда живёт. Мы с ней всю ночь развлекались, под утро только уснули. Могу адресок дать — Наташка всё подтвердит. Да и у соседей можете спросить, они тоже в курсе — полночи нам стучали, завидно, видно, было, что их на столько не хватает и ночами разве что спать остаётся, — расплываясь в самодовольной улыбке, рассказывал мужчина. Она черканул адрес подруги на протянутом Субботиным бланке и спросил по новой: — слышь, начальник, а чего стряслось-то?       — Вы подозреваетесь в организации покушения на Власову Маргариту Сергеевну, — объяснил Леонид. — При том совершённого общественно опасным способом, а именно — подрывом транспортного средства. Так что я бы вам советовал так не радоваться, всё-таки не на получение награды номинируют.       Калугин в миг стал мрачным, задумался едва ли не о смысле бытия, отведя взгляд куда-то в сторону, а после, словно прокрутив в голове недавнюю речь оперативника ФЭС, обратился к нему с новым вопросом:       — Погоди, старлей, чё ты сказал? Покушение? — Субботин едва заметно кивнул. — Не подорвалась, значит, насмерть капитанша. Что ж, и такое случается. Но это точно не моих рук дело — я свои дела до конца довожу. Хотел бы взорвать — взорвал бы. Крови она мне, конечно, в своё время прилично попила своими допросами-расспросами. Узкоглазых, понимаешь, пожалела, а меня что-то никто не пожалел, когда эта ваша капитанша ненормальная при задержании мне чуть полчелюсти не вышибла!       Не выдержав всё же наглости в поведении Калугина, Субботин взорвался. В один миг сократил расстояние в неполных три шага, схватил неуважаемого гражданина за грудки и, ощутимо встряхнув, потянул на себя. Участковый было дёрнулся, но в тот же миг отступил на шаг и замер.       — Послушай сюда, Илья Борисович, — процедил Субботин сквозь зубы, держа футболку и накинутую сверху рубашку подозреваемого теперь уже только в одном кулаке. — Я смотрю, ты поболтать любишь? Так я тебя с лёгкостью собеседников организую. Будут тебя по каждому делу дёргать, где ты хоть немного на подозреваемого похож. А где нет подозреваемых, там для опознания тебя предъявлять будут. И так по каждому делу!       — Ты меня, начальник, не пугай, — бросил в ответ Калугин, попытался вырваться, но Лёня, на мгновение разжав пальцы, зацепил ещё больший кусок одежды, «пленя» мужчину сильнее прежнего.       — А кто тебя пугает? Капитан, ты слышал, чтобы гражданина кто-нибудь запугивал или, скажем, угрожал ему? — обратился к участковому старлей, и тот, так и не сдвинувшись с места, отозвался, что подобных слов не слышал. — Вот видишь, ничего такого нет. А я тебя просто предупреждаю, какие у плохого поведения могут быть последствия. Даже если Власову кот ненароком поцарапает, я приду и спрошу у тебя — не ты ли его подослал. Понял?! — чуть повысив голос, уточнил оперативник. — Так что веди себя хорошо, Илья Борисович, — разжав руку, продолжил Леонид, оправив измятую одежду Калугина, — а то придут в участок с проверкой, а там вдруг ведомость с твоими отмечаниями потеряется. Нет, она, конечно, найдётся через месяцок-другой. Но всё это время будет ведь очень неприятно, правда?

***

      Работа с подозреваемыми у оперативников откровенно не задалась. Нет, они, конечно, всё так же как и всегда чётко задавали вопросы, метко подмечали какие-то детали, не терялись при ответных уточнениях и подробности дела не забывали… вот только один за один люди из составленного списка вычёркивались, имея безупречное алиби, не имея возможности для совершения преступления и просто, по мнению шестого чувства, не походя на подрывателя.       Часы шли вперёд, наброски версий разрушались одна за одной, едва успевая построиться… порадовать начальство и порадоваться самим было буквально нечем.       — Да ладно, отсутствие результата — это тоже результат, — приободрял напарницу Данилов, когда они ехали по последнему в их списке адресу. — Зато теперь мы убедились, что часть из этих людей, — Стёпа потряс в воздухе сложенным вчетверо листком бумаги, — не точит на тебя зуб, желая отомстить, а другая часть, которая всё ещё винит тебя в своей отсидке, не станет ничего предпринимать, понимая, что наше внимание на них обращено и, если что, они первые в списке подозреваемых.       — Лучше бы мы не нашли кого-нибудь из этого списка, — отозвалась Маргарита, поворачивая на одном из перекрёстков. — Представляешь, объявили бы какого-нибудь Иванченко в розыск, нашли бы его, точно уверенные, что он — тот самый злодей, отдали бы дело в суд и вздохнули бы спокойно.       — Ага, — не отводя от Риты глаз, кивнул Данилов, — мне тоже порой хочется верить в сказку. Слушай, а может, зря мы того мужика не послушали? Ну, который про войну автоботов с десептиконами мне рассказывали, — в ответ Власова усмехнулась, посоветовав, пока не поздно, связаться с Борисовым для более детального разговора, а лучше и вовсе уточнить в записях его домашний адрес и наведаться лично. — Ладно, если серьёзно, ещё не всё потеряно. У Лёньки ещё один адрес. И у нас с тобой осталась эта… Кристина Ухова. Может, это как раз она устроила вчерашний взрыв.       — Посмотрим.       Но уже минут через двадцать смотреть было просто не на что — задержанная несколько лет назад за серию квартирных краж Кристина в реальности оказалась даже не похожа на ту дерзкую девчонку-неформалку, какой она запомнилась Власовой, и которая матом вперемешку с проклятиями вещала в минувшее время в допросной.       Маргарита уже мысленно вычёркивала фамилию девушки из спрятавшегося в нагрудном кармашке Данилова списка, когда они вдвоём сидели на скамейке в ближайшем от дома Уховой скверике, и Кристина, не отминая ладошки от чуть выступающего вперёд животика, со счастливым блеском в глазах рассказывала:       — А ещё мне Пашка, мой молодой человек, предложение руки и сердца недавно сделал. Я кольца не люблю, мне в них не удобно, так он мне кулончик подарил. Смотрите, какой красивый, — Ухова потянула за цепочку и из-под кофточки её выскользнуло небольшое поблескивающее на солнышке украшение в виде изящного сердечка. — Правда?       — Красивый кулончик, — кивнула в ответ Рита, с сожалением осознавая, что подозреваемых не осталось — Субботин за минут пять до этого разговора успел отписаться, что у него в списке не осталось ни одной фамилии — но радуясь, что изрядно потрепавшая ей некогда нервы девчонка правда счастлива и последнее, что она станет делать в этой жизни — вляпываться в историю, подобную той, что была несколько лет назад. Так и не поборов собственного любопытства, Власова всё же спросила: — Кристин, скажи, давно ты успела потерять все те одеяния с черепами, поддельного паука на шее, чёрную помаду…       — Как только села, — пожав плечами, призналась девушка. — В колонии ведь нет ничего готского. Ну, оно и понятно. Зато у меня было много времени, чтобы подумать и понять, что я поступала неправильно. Нужно было как-то иначе показывать матери и отчиму, что меня из себя выводит их желание контролировать меня и пытаться жизни учить, а не черепами обвешиваться и вместе с ребятами квартиры обносить.       Власова не отводила от девушки глаз, слушая её рассказ, и, припомнив одну из многочисленных бесед, что она проводила с Кристиной за время следствия, усмехнулась — не со злостью совершенно, а с полным пониманием юношеского максимализма и желания быть бунтаркой:       — Я ведь тогда тебе об этом и говорила. А ты что? И слышать ничего не хотела, утверждала, что это твоя жизнь и только ты знаешь, как её нужно прожить. Что, не было такого? — на лице Уховой на миг мелькнула смущённая улыбка, после появилась тень сожаления, а уже через секунду девушка опустила глаза.       — Мелкая была, глупая, — пожав плечами, отозвалась Ухова. — Мне ж всего семнадцать тогда было.       Стоящий напротив разместившихся на лавочке дам Данилов приподнял бровь, услышав это откровение, припомнил указанную в их списке дату рождения девушки и беззвучно по-доброму усмехнулся, осознав, что Кристине едва успело исполниться двадцать два года. «Ну да, теперь самая, что только может быть «крупная», столько времени ведь уже прошло…» — пронеслось в тот миг в голове у Степана.       В какой-то момент Данилов отошёл в сторону, набирая номер Субботина, а Кристина ещё несколько минут рассказывала Власовой о своём опыте пребывания в местах не столь отдалённых, об изменениях, что произошли у неё в голове, о матери и отчиме, с которыми удалось наладить или даже заново построить отношения, о милом мальчике Паше, что встретился случайно в продуктовом, пригласил через неделю в кино и больше уже не пожелал отпускать её от себя. Кристина бы рассказала и что-нибудь ещё — за чашечкой чая, на который она приглашала капитанов, но более засиживаться оперативники не стали.       — Конечно, у вас служба, я понимаю, — кивнула в ответ на отказ девушка. — Но если вы вдруг окажитесь где-нибудь поблизости и у вас будет свободно время — заходите. Я вот в этом подъезде живу, в пятнадцатой квартире. Ну, вы знаете. Может, ещё и в деле каком помогу.       — Мы будем иметь в виду, — улыбнулась Маргарита, успев подняться со скамейки и замереть возле напарника. — Поехали, — добавила она уже Степану, ладонью коснувшись его руки.       Ещё минута ушла на прощание, чуть больше на возвращение к оставленной на парковке машине, но вскоре оперативники уже сидели в салоне, и Власова на этот раз не мысленно, а в самом деле вычёркивала фамилию Кристины из списка подозреваемых. Листок можно было смело выбросить, но капитан вернула его напарнику, и тот забросил его в папку с остальными бумагами. Помедлил немного, но всё же спросил:       — Рит, что это сейчас было за наивное дитя? — не отводя от Власовой глаз, кивнул куда-то в сторону покинутого не так давно двора. — Как она вообще попала в твой список подозреваемых?       — Я бы послушала, что бы ты сказал, встретьтесь вы пять лет назад, — бросила в ответ капитан. — Эта «наивное дитя» мальчишек в школе била, регулярно вызывалась к директору за сорванные уроки, с ребятами постарше квартиры обкрадывала, на которые сама же в половине случаев и наводила.       Пока Власова перечисляла «заслуги» Уховой, служебная машину уже успела выехать из парковочного кармана и притормозила практически у самого выезда на дорогу. Мальчишка лет восьми, в одной руке сжимая ручку самоката, второй махал, чтобы проезжали, но Рита не сдвинула автомобиль с места, дождавшись, когда к ребёнку подойдёт качающий коляску мужчина, и они вместе перейдут на противоположную часть тротуара.       — А при задержании Кристина опера местного об стену приложила, когда тот поймать её решил, и нос ему сломала, — продолжала капитан, выравнивая руль. — Это сейчас она в кофточке с цветочками и с сердечком на шее, а тогда была в чёрном с ног до головы, с черепами многочисленными… просто какая-то девочка-демон.       — А сейчас что, черти что ли разбежались? — не то уточнил, не то предположил Данилов, и, переведя на пассажира быстрый взгляд, Маргарита пожала плечами ему в ответ.       — Я не знаю, что в голове у неё перемкнуло, Стёп, но я на самом деле рада, что за эти пять лет Кристина так изменилась. Может, не всё так плохо, и наша исправительная система способна хоть кого-то исправить и на путь истинный вернуть?       — Может, — пожал плечами уже Степан. — А может у твоей Уховой просто переходный возраст закончился, и мозги на место встали. Ты ведь слышала, она сама сказала, что мелкая была и глупая.