Муза для художника.

Пятница. Тот день, когда все старшеклассники веселятся, радуясь окончанию недели, и спешат скорее покинуть школу, чтобы забуриться на какую-нибудь гулянку и от души развлечься. Весь одиннадцатый класс ещё с самого первого урока был как на иголках. Несмотря на чернеющие тучи и дождь за окном, каждый ученик находился в прекрасном расположении духа. Все стали почти до невозможности разговорчивыми, словно превратившись в стайку бесконечно галдящих грачей. Обсуждали, кто, с кем и куда пойдёт, чем займутся, что будут пить и всё такое. Даже предстоящая контрольная работа по химии совершенно их не волновала. Все были в приподнятом настроении. Все, кроме него. Среди всеобщего веселья и гомона, царившего в кабинете перед первым уроком, один человек казался лишним. Андрей сидел за своей партой, сложив на ней руки и уткнувшись в них лицом. То ли хотел задремать, то ли спрятаться от остальных. Никто и не заметил, что он уже второй день пребывает в таком состоянии. Как это было глупо, наверное. Парню казалось, что он устраивает драму буквально из ничего. В тот день, когда Миша нашёл чёртов рисунок, Князев ещё долго стоял, не шелохнувшись, словно его ноги были прибиты к полу. И лишь спустя полчаса, как минимум, он сдвинулся с места. Опустился на колени и подобрал все кусочки разорванного рисунка, бережно сложив их на стол и перебирая пальцами. Он старался сложить их, как пазл, воссоздавая картину снова. Но выходило всё просто ужасно. С того дня Андрей пребывал в самом ужасном состоянии. Это было что-то, схожее с депрессией. Абсолютная потеря энергичности и желания что-либо делать. Не хотелось никого видеть, не хотелось шевелиться. Хотелось лишь сутками лежать на кровати и сверлить взглядом стену. А ещё больше хотелось сгореть со стыда. Миша вёл себя совершенно обычно. Он то с кем-то общался, то затевал споры, то по привычке сидел в одиночестве, с отрешённым видом пялясь в окно. За два дня он успел пару раз слегка с кем-то подраться, поэтому теперь учителя уделяли ему чуть больше внимания. Да и ссадины на лице, оставшиеся после той жуткой потасовки, вызывали вопросы. Князев теперь старался совсем на него не смотреть. Было стыдно и до ужаса неловко. Но взгляд то и дело норовил зацепиться за Мишу, чтобы зачарованно наблюдать каждое его действие, каждое движение, каждый вздох. В голове теснились неразборчивые мысли. Разумеется, Андрей не мог к нему подойти и что-то сказать. Слов совсем не было, а приблизиться к нему почему-то было даже страшно. Он так рассердился в тот день. Наверное, теперь он презирал светловолосого. Андрей чувствовал себя великомучеником, хотя и повода для этого не было. Теперь любой взгляд на Горшенёва вызывал дрожь в руках, а когда их взгляды сталкивались, словно два мчащихся навстречу поезда, парень оказывался практически на грани обморока. Миша не подавал никаких надежд на то, что между ними теперь может что-то срастись. Как же глупо всё получалось. Вот и сейчас Князев сидел в одиночестве за своей партой, опустив лицо на руки, и старался отключиться от реальности, чтобы не слышать голоса одноклассников. Он ужасно завидовал их спокойствию и хорошему настроению. Словно переносчик болезни, он мог заразить депрессивным состоянием кого угодно. Наверное, поэтому к нему никто не подходил. Среди всеобщего гомона парень отчётливо расслышал голос Миши, буквально позади себя. Видимо, он разговаривал со своими друзьями. — Вы как хотите, но я пас, — произнёс он, отвечая на чей-то вопрос. Андрей отчётливо представил, как Горшок при этих словах скрещивает перед собой руки и прикрывает глаза, в знак отрицания. — То есть как? — послышался изумлённый голос Саши Балунова. — Почему? — Да в задницу, надоело всё, — усмехнулся Миша. — Лучше посижу дома, на гитаре поиграю. Наверное, его звали на гулянку. И, признаться честно, Андрей сам удивился, услышав от одноклассника такой протест. Ведь темноволосый всегда стремился туда, где веселье, свобода и, желательно, алкоголь. Неужели он мог предпочесть этому домашние посиделки наедине с гитарой? Балу говорил что-то ещё. Кажется, пытался привести Мише сотни аргументов, которые должны были заставить его передумать. Князев к этому моменту уже перестал слушать, погрузившись в свои мысли. Может, ему стоит попробовать позвать Горшенёва к себе? А что, раз он отказался веселиться со всеми, пусть берёт гитару и приходит. Вдвоём ведь веселее, не так ли? Но парень тут же мысленно отвесил себе леща за такую мысль. Да Горшок за такое приглашение пошлёт его туда, где не светит солнце. Он ведь ясно дал понять, что вряд ли захочет ещё иметь дело с Андреем. Вскоре прозвенел звонок. Все расселись по местам, при этом не переставая разговаривать. Просто теперь перешли на шёпот. Князев по-прежнему сидел, с печальным видом наблюдая за учителем, но при этом находясь далеко в своих мыслях. Он слишком много думал о Мише, это мешало сосредоточиться на обычных рутинных действиях, не говоря уж о уроках. Слегка боязливо обернувшись назад и чуть склонившись в сторону, Андрей робко взглянул на объект своих размышлений. Горшенёв что-то калякал на вырванном листе бумаги. Наверное, снова рисовал свои забавные комиксы. Благо, что он был слишком занят, чтобы заметить обращённое на себя внимание. Вдруг Балу, сидящий по-прежнему прямо позади Князева, как бы предупреждающе кашлянул, заставив светловолосого встрепенуться и отвернуться. Оказывается, в этот момент на него в упор смотрел учитель. Андрей виновато опустил глаза. Преподаватель снисходительно промолчал, продолжив свои объяснения новой темы. *** Половину школьного дня Князев провёл, не покидая кабинетов, в которых проходили те или иные уроки. На переменах он просто сидел за партой, по-прежнему пряча лицо в руках. Странно, что следы от ладоней ещё не отпечатались на его щеках. Дышать было как-то тяжело, словно воздух резко стал вязким, будто болотная пучина. От этого ощущения не удавалось спастись. В конце концов, парень решил, что стоит хоть разок выйти в прохладный коридор, дабы освежить перегруженные далеко не учёбой мозги. Покинув кабинет, Андрей почувствовал, что теперь дыхание стало более спокойным и лёгким. В голове по-прежнему творился кавардак, мысли кружились и пихались, борясь за первенство. Но при этом все они были практически одинаковые. Парню казалось, что ещё чуть-чуть, и он сойдёт с ума. Миша оставался в классе, поэтому в коридоре находиться было даже немного проще. Глаза бесконечно бегали, в поисках того, за кого хотелось зацепиться, но не могли его найти, поэтому в кой-то веке можно было нормально разглядеть то, что находилось вокруг. И пускай смотреть было толком не на что. Вот на подоконниках ученики списывают домашние задания, вот мимо носятся наперегонки пятиклассники, вот у стены какой-то парень обнимает девушку, вот толпа подростков советуется с параллельным классом о прошедшей контрольной. Ничего удивительного, никаких новшеств. За окном по-прежнему моросит гадкий мелкий дождик, а настроение по-прежнему хуже некуда. Природа словно вторила эмоциональному состоянию Андрея. Мрачные, клубящиеся тучи. Жуткая, печальная слякоть. Моросящий дождь. Всё такое тоскливое. Ветер срывает листья с деревьев, словно нарочно обрекая их на замерзание. Эти красивые, золотистые листики падают в грязь или прилетают в лужи, где корабликами сталкиваются между собой, но так и не уходят на дно. Князев поморщился и отвернулся от окна. Это погода его раздражала, или от его раздражения она как раз и была такой ужасной? Сложный вопрос, задумываться над которым совершенно не хотелось. Звонок на урок прозвучал на удивление быстро. Наверное, погрузившись в свои мрачные размышления, Андрей даже не заметил, как пролетело время. Он вернулся обратно в класс и обречённо уселся за парту, вновь спрятав лицо в руках и дожидаясь появления учителя. Насколько же паршиво он себя чувствовал, просто удавиться хотелось. Преподаватель вскоре появился в классе, попытался всех успокоить и начал объяснять новую тему, предупредив, что в конце урока соберёт тетради с письменными домашними работами. Какое-то время ученикам объясняли теорию, поэтому от них требовалось только слушать и запоминать. Андрей не делал ни того, ни другого. Но вскоре учитель потребовал начертить в тетрадях таблицы, поэтому пришлось лезть в пенал, чтобы достать линейку и карандаш. Князев потянулся, чтобы взять письменные принадлежности, и вдруг, раскрыв пенал, обнаружил там что-то лишнее. Поверх нескольких запасных карандашей, ручек, линеек и ластиков лежало кривовато вырезанное из тетрадного листа сердечко, абы как замалёванное красным цветом. Парень удивлённо выгнул брови. Откуда оно здесь? Ведь все уже давно вышли из возраста, когда девочки и мальчики кидали друг другу в пеналы сердечки или записки. Какой дуре пришло в голову сделать такую глупость? Явно кто-то просто пошутил. Ей-богу, как дети малые. Андрей отодвинул пальцами эту бумажку, проигнорировав её наличие, и достал нужные письменные принадлежности. Он даже не стал заморачиваться на счёт своей «находки». *** К вечеру, когда одиннадцатый класс наконец покидал опустевшую школу, Князеву так и не стало лучше. Настроение по-прежнему было ужасным, да и всё вокруг казалось просто феерическим дерьмом. Дождь усилился. У парня не было зонта, поэтому он шёл по улице, накинув капюшон, хотя это не очень спасало. Одноклассники в большинстве своём сбились в одну стайку, делясь зонтами с теми, у кого их не было, и что-то возбуждённо обсуждая. Ну разумеется, до сих пор пытались договориться, где и в какой компании будут гулять. Хотя чего было спорить, если в конце концов они всегда приходили к решению, что их излюбленный заброшенный гараж — самое подходящее место. Андрей оглянулся в поисках единственного интересного ему здесь человека. Он довольно быстро отыскал его. Миша шёл рядом со всеми, но в разговоре не участвовал, а лишь периодически закидывал голову назад, подставляя лицо дождю и жмурясь от того, как капли щекочут кожу. Словно пушистая птица, он периодически нахохливался, вжимая лохматую голову в плечи, но затем снова выпрямлялся и принимался ловить лицом капли дождя, при этом приоткрывая рот, как маленький ребёнок, который языком ловит снежинки. Князев почувствовал, как уголки губ сами собой приподнимаются, создавая слабую, едва заметную улыбку. В мыслях снова вспыхивало желание нарисовать Мишу, запечатлев каждое его действие. Он казался таким очаровательным. Даже не верилось, что он умеет злиться. Парень мгновенно помрачнел, вспомнив о злости. В голове вновь проскочило воспоминание о реакции Горшенёва на рисунок. Да уж, и почему творческое подсознание выбрало себе такую хара́ктерную музу? В один момент все одноклассники свернули с дороги, и их пути с Андреем разошлись. Видимо, они всё-таки направились в сторону гаража, чтобы разведать обстановку. А светловолосый печальной, одинокой фигурой пошёл домой, периодически со злостью пиная попадающие под ноги кучки пожелтевших листьев, словно те нанесли ему глубокую личную обиду. *** Весь оставшийся вечер Андрей не знал, чем себя занять и куда деться от ужасного настроения. Его родители поехали на выходные в гости к бабушке, но парень отказался, сославшись на то, что слишком устал и у него по горло домашних заданий. Частично это было правдой, но на самом деле ему просто хотелось остаться одному. Когда родители уехали, Князев выбрался из комнаты и добрался до кухни. Он надеялся, что в холодильнике есть алкоголь. Желательно, водка. Хотелось выпить её не ради опьянения, а ради того, чтобы почувствовать, как эта жидкость прожигает рот и глотку, заставляя желудок болезненно сжиматься. Однако, раскрыв холодильник, парень не нашёл там совершенно ничего, кроме, собственно, небольшого количества еды. Денег на алкоголь у него сейчас не было, да и лень было идти в магазин. Раздосадованный, Андрей вернулся в спальню, стянул с себя одежду и просто завалился на кровать, свернувшись на боку в позу эмбриона и принявшись гипнотизировать противоположную стену. Наконец у него появилась возможность совершенно не шевелиться. Никто не мог ему помешать, пристать с расспросами. Стало гораздо спокойнее от понимания того, что парень дома совсем один. Даже дышать стало легче, будто до этого бо́льшая часть воздуха уходила на домочадцев. В таком положении Князев провёл весь вечер. Он не хотел есть или пить. Тело совсем не затекало, словно это было совершенно естественное и максимально удобное положение. Мысли в голове превратились из быстрого речного потока в вязкую патоку, которая не спеша перетекала, совершенно не нервируя. Раздражение пропало, осталась лишь какая-то горечь и тоскливое состояние. Вскоре парень заснул, погрузившись в темноту. Но даже там его преследовали нерадостные размышления и угнетающие воспоминания. Нигде от этого нельзя было скрыться. Даже в Царстве Морфея. *** Сон не был совершенно мирным, но и не был беспокойным. Просто он был настолько чутким, что Андрей мог очнуться от любого шороха. Однако ничто не беспокоило его всю ночь. Когда рассвет разорвал тёмную упаковку нового дня, парень тихо посапывал, отчаянно обнимая руками одеяло, словно так он чувствовал себя более защищённым. Светлые волосы разметались на голове, а утренние солнечные лучи нежно в них играли, делая их золотистыми. Веки едва подрагивали, готовые распахнуться при любой возможности. Ещё какое-то время Андрей спал, немного ёрзая и ворочаясь. За ночь дождь прошёл и тучи полностью рассеялись, но солнце не нервировало парня. Ему было как-то всё равно. Он слишком устал за предыдущие дни, чтобы позволять таким мелочам нарушать свой покой. Однако отдыхать ему оставалось недолго. Вдруг буквально в один миг резкий и настойчивый стук в дверь заставил Князева вздрогнуть и резко принять сидячее положение на кровати, широко распахнув свои светлые глаза. Спросонья в голове было настолько пусто, что первые пару минут он никак не мог сообразить, что происходит. Стук повторился, всё так же настойчиво. Андрей удивлённо выпутался из одеяла и медленно, дабы не споткнуться, поднялся с постели. К босым ногам тут же прицепились пара разорванных листов бумаги, но он не обратил на это внимания. Первой мыслью парня было то, что родители решили вернуться домой раньше, чем планировали. Но ведь сейчас явно совсем раннее утро. Разве стали бы они в выходной возвращаться в такое время? Впрочем, кто знает. Кое-как добравшись до двери и по пути пару раз споткнувшись, Князев притормозил и, придерживаясь за стену, осторожно отцепил от ног обрывки бумаги. Они уже начинали его немного раздражать. Такими темпами он растащит их по всему дому, превратив его в сплошную творческую свалку. Наконец, услышав очередной стук, Андрей потянулся и провернул замок, после чего сам же и распахнул дверь. Холодный, почти морозный ветер раннего осеннего утра мгновенно ворвался внутрь, заставив почти раздетого парня поёжиться и переступить с ноги на ногу. Однако следом за ветром на пороге появился и сам гость, посмевший нарушить покой Князева. И уж тут парень обомлел, хлопая светлыми ресницами и округлившимися глазами глядя на вошедшего. — Миша? — заикнулся Андрей, словно сомневался, не обманывает ли его зрение. На пороге стоял Горшенёв, собственной персоной. Лохматый, слегка раскрасневшийся от холода, одетый в старые чёрные джинсы, растянутую серую кофту и косуху поверх всего этого «великолепия». На лице играла лёгкая, открытая улыбка, а в руках были какие-то вещи, в которых Князев разглядел свою одежду, которую давал темноволосому два дня назад. — Нет, блядь, Иван Грозный, — выговорил Миша, прикрывая за собой дверь, чтобы не напустить больше сквозняка. — Андро, ты тупеешь с каждым днём. Князев с приоткрытым ртом наблюдал за тем, как Горшок расшнуровывает ботинки и стягивает их с ног. Это сон? Или бред? Парень никак не мог прийти в себя, ему всё ещё казалось, что всё происходящее — просто галлюцинация. Что здесь делает его одноклассник? Ещё и в такое время, в выходной. Почему он ведёт себя, как ни в чём не бывало, хотя буквально два дня назад выглядел так, словно был готов убить Андрея при первой возможности? И что вообще происходит, чёрт возьми? В голове вертелось столько вопросов, что никак не удавалось задать ни один из них. Парень был ошарашен и уже задумался, не пора ли ему лечь в больничку, от греха подальше. — Сколько время? — наконец только и смог выдавить из себя Князев, когда темноволосый уже разулся и стягивал с себя косуху. — Примерно шесть утра, может чуть меньше, — непринуждённо ответил Миша, всучив Андрею его одежду, а заодно сунув ему в руки свою куртку. Едва ли не парализованный от удивления, светловолосый без вопросов схватил все вещи, продолжая округлившимися глазами пялиться на одноклассника. А тот опустил ладони в карманы и огляделся вокруг, как будто впервые был в этом доме. Он смотрел куда угодно, но только не на Князева, который так же молчал, всё ещё находясь в состоянии лёгкого шока. Так они простояли несколько минут, как два полнейших придурка, словно разучились разговаривать. Но затем вдруг Миша, толкнув плечом Андрея, без всякого приглашения прошёл дальше, направившись в комнату одноклассника. Князев вздрогнул и наконец отошёл от оцепенения. Он повесил косуху темноволосого на крючок у двери и, всё ещё вцепившись в свои вещи, побрёл следом за парнем. Он даже не протестовал против такой наглости, хотя Горшок заявился к нему в шесть утра в выходной, а ведь его никто не звал. Андрей обнаружил одноклассника в своей комнате. Он стоял примерно посередине, по щиколотку утопая в порванных и смятых листках, и с критикующим видом оглядывался вокруг. — В чём дело? — пробормотал Князев, чуть ли не испуганно глядя на Мишу. Такой «сюрприз» спросонья ввёл парня в состояние полной отключки мозга. Горшенёв взглянул на него так, словно видел перед собой умалишённого. — В чём дело? — передразнил он, изогнув брови. — Я припёрся тебе помочь. Тебе уже молиться на меня нужно, придурок. Андрей всё ещё недоумевал. О какой помощи шла речь? Да ладно, это было даже не так важно. Важнее всего был тот факт, что Миша, чёрт возьми, заявился к нему рано утром и совершенно спокойно с ним общался, словно два дня назад ничего не случилось и всё происходящее было в порядке вещей. Мысленно повторяя это снова и снова, светловолосый не успокаивался, а удивлялся всё больше. — Помочь? В чём? — тупо и практически безэмоционально снова спрашивал Князев, всё больше чувствуя себя абсолютным идиотом. Он явно что-то упускал. Миша ударил себя ладонями по лицу, после чего, по привычке, откинул голову назад и застонал. — Ну твою же мать, как мне с тобой общаться? — страдальческим тоном произнёс он, после чего подошёл к Андрею и легонько постучал костяшками пальцев по его лбу. — Проснись в конце концов! Князев зажмурился, когда Горшок таким странным образом попытался его «разбудить», после чего постарался наконец прекратить тупить и начать здраво соображать. Однако, все попытки были тщетны. Ну не мог он понять, почему Миша ведёт себя так, словно светловолосый обязан уметь читать его мысли и воспринимать происходящее совершенно спокойно. — Так. Давай ещё раз, — медленно произнёс Андрей, отчаянно пытаясь собраться с мыслями и спросить то, что действительно важно. — Зачем ты пришёл? Это было уже достижением. Наконец ему удалось по-человечески сформулировать один из интересующих его вопросов. — А ты посмотри вокруг и сам… — начал было Миша, но прервался, потому что чихнул, едва ли не согнувшись пополам, — сам подумай. Ты свою комнату видел? Тут же срач несусветный, как ты вообще в ней живёшь? Андрей пожал плечами, пройдясь взглядом по спальне. Он даже и не задумывался над этим, потому что давно привык к своему творческому хаосу. Даже родители уже смирились и старались не появляться в его «берлоге». А у Горшенёва, судя по всему, была аллергия на запах краски, который царил в комнате, зависая в воздухе. Да и пыль тут не протиралась с чёрт знает каких времён. — Не знаю. Меня всё устраивает, — ответил парень, нелепо улыбнувшись. Он всё ещё нервничал из-за того, что явно чего-то не понимал. А ещё ему было страшно. Вдруг Миша снова из-за чего-нибудь разозлится? — А меня не устраивает, — отрезал Горшок, махнув в воздухе рукой, словно демонстрируя, насколько его всё «не устраивает». — Ещё полгода, и ты похоронишь себя под этими дурацкими бумажками. Давай, напяливай на себя шмотки и начнём тут генералить. В другой раз Андрей бы, чисто из принципа, начал припираться с Мишей, возмущаться и всячески проявлять недовольство, но сейчас обстановка была до крайности странной и напряжённой, поэтому он послушно принялся натягивать на себя те вещи, которые до сих пор держал в руках. В это время Горшенёв прошёлся по комнате туда-сюда, пиная ногами разбросанные на полу бумаги, которые взлетали вверх и плавно опускались, подобно опавшим листьям. Вёл он себя до возмутительного непринуждённо, светловолосому от этого становилось не по себе. Когда он, с горем пополам одевшись, выпрямился и выжидающе уставился на Мишу, тот взглянул на него и развёл руками в стороны. — Ну чего ты так на меня смотришь? Тащи мусорные пакеты, — почти скомандовал он. Князев, как какая-то дрессированная собачка, пошёл на кухню и полез в ящик, доставая оттуда несколько больших пакетов для мусора. На ходу он даже не пытался задумываться о происходящем, потому что всё равно ничего не понимал. Не было смысла забивать голову. Он решил, что чуть позже, когда наконец отойдёт ото сна, обо всём расспросит одноклассника. Если, конечно, хватит на это смелости. Когда он вернулся, его уже на пороге комнаты встречал Миша с охапкой мелких обрывков бумаги, которые он держал, сложив ладони лодочкой. Андрей раскрыл один из пакетов, и эти листочки полетели внутрь. — Смотри, надо сначала разобраться с полом, — продолжал практически командовать Миша, указывая на завалы смятых и нормальных рисунков. — Посмотрим, какие тут творения нормальные, а каким дорога в мусорку. Он опустился на колени и принялся раскладывать художества так, чтобы все их можно было разглядеть. Андрей, слегка замешкавшись, неловко опустился рядом и начал подбирать смятые, неудавшиеся рисунки, безжалостно закидывая их в пакет. Он молчал, потому что даже не знал, что можно сказать. Извиниться за тот случай? Это будет глупо, вдруг Горшенёв разозлится. Начать задавать вопросы? Это будет ещё глупее. Раз уж темноволосый сам пришёл и ведёт себя так спокойно, хоть и странно, то стоит быть осторожным и постараться не спугнуть его. А больше никаких мыслей в голову не шло. Завести «светскую беседу» парень не мог просто потому, что ему было страшновато даже рот раскрыть. — Андро, — вдруг тихо позвал его Миша, ткнув локтем в бок и тем самым заставив обернуться. — Ты так красиво рисуешь. Он сидел и с восхищением в глазах разглядывал рисунки. Князев почувствовал, как к лицу подкрадывается жар. Его творчество довольно часто хвалили и учителя, и одноклассники, но почему-то именно слова Горшка вызвали в парне едва ощутимый внутренний трепет. Он хотел сказать хотя бы топорное и глупое «спасибо», даже, кажется, приоткрыл для этого рот, но не смог издать ни звука. Голосовые связки будто пережало. Поэтому ему пришлось, покраснев, как какая-то девчонка от дурацкого комплимента, отвернуться и продолжить выбрасывать смятые листы в мусорный пакет. Миша, судя по шебуршанию с его стороны, попытался расчистить небольшую площадку на полу, чтобы стопкой сложить туда хорошие и целые рисунки. От поднявшейся в воздух пыли и запаха краски он зачихал, после чего принялся тихо материться. Ещё бы, он-то не привык к такой обстановке. Минут десять в комнате царила полная тишина. Её нарушало лишь бесконечное шуршание бумаги и мусорных пакетов, а ещё изредка Мишино чихание и ругательства. Он уже на разные лады проклинал свою аллергию, пыль и краски. Андрей с тоскливым видом продолжал выкидывать все явно испорченные или смятые рисунки. Он вдруг подумал о том, что Горшенёву просто стало его жалко. Конечно, ходил всё это время, как депрессивная малолетка, вздыхал и страдал. Кому такого ущербного не станет жаль? Неужели нельзя было себя хоть подостойнее вести? Князев ощущал, как в нём просыпается жуткая ненависть к самому себе. Представляя себя со стороны, хотелось выброситься из окна. Как же стыдно было, просто с ума сойти можно. Ведь взрослый пацан, но вёл себя, как страдающая девчонка. Аж разреветься от досады захотелось, вот ей-богу, как маленький. Парень шмыгнул носом, надеясь, что этого было не слышно. Разумеется, он не собирался плакать, это было бы глупо, да и повода не было. Просто стало до ужаса стыдно за себя. Андрей бросил своё занятие и, сообразив, что Горшок сидит к нему спиной и ничего не замечает, раздосадовано спрятал лицо в ладонях и вцепился кончиками пальцев в золотистые волосы. Он старался не вздыхать, чтобы не привлечь к себе внимания. Просто нужно было всё переварить, перетерпеть эту вспышку презрения по отношению к самому себе. Вдруг за спиной послышался шорох. Обернувшись, Андрей обнаружил, что Миша поднялся с пола и стоял, опустив голову. А затем он вдруг резко швырнул на пол листы, которые держал в руках, и тоже обернулся лицом к однокласснику. — Я такой мудак! — с ноткой досады в голосе воскликнул темноволосый. Князев ошарашенно смотрел на него снизу вверх. Горшенёв выглядел немного раздражённым, а ещё каким-то… виноватым, что ли. Глаза по-прежнему огромные, но веки чуточку напряжённо поджаты. Брови изогнуты, но ближе к переносице сведены домиком. Рот слегка приоткрыт, а уголки губ находятся в таком расположении, когда не ясно, то ли человек искренне грустит, то ли собирается засмеяться. Волосы взъерошены, в них играются лучи утреннего солнца. Грудная клетка вздымается и опускается. Он тяжело дышит. — Я повёл себя, как полная мразь! — продолжал сокрушаться Миша, эмоционально взмахивая руками. — Я разозлился, конечно, но уж рвать твоё художество я не имел права. Ты так охуенно рисуешь, а я.! Андрей продолжал молча глазеть на одноклассника. Вроде и хотелось что-то ему сказать, но никак не удавалось сформулировать предложение. В голове лишь вертелись мысли о том, как удачно на Горшенёва сейчас падает свет. Никак не приходило осознание того, что парень извиняется и, судя по всему, совершенно не злится. — Ну не смотри так, — почти взмолился после недолгой паузы Горшок. — Дай мне по морде хотя бы. Наконец Князев зашевелился. Он медленно поднялся с пола и как-то неловко улыбнулся, глядя на одноклассника. Внутри что-то задрожало от мысли о том, что Миша так искренне расстроился из-за того, что сделал. Это было не злорадство, не какое-то мстительное чувство, а нечто иное. — Не буду я тебя бить, — улыбнулся Андрей. — Я ж не злюсь. Понимаю, тебе не понравилось то, что я без спроса нарисовал тебя в таком виде. Больше не буду. Горшенёв несколько секунд удивлённо на него смотрел, словно не мог поверить в то, что не схлопотал по морде. Затем, кажется, он уже очень даже в это поверил и немного обрадовался. Уголки губ тронула расслабленная улыбка. — Андрюша, ты святой, — с нервным смешком произнёс темноволосый. — Я ведь говорил тебе об этом раньше? — Не-а, раньше я, по твоей милости, занимал почётную должность безмозглого дубины, — усмехнулся Князев. Ему стало настолько легче, что даже затряслись ноги. Возникало ощущение, что они вот-вот подогнутся. — И как я смел так тебя недооценивать? — наигранно задохнулся от удивления Горшок, театрально приложив руку к груди. Андрей пожал плечами и улыбнулся. Миша тоже улыбался, обнажив отсутствующие (и присутствующие) зубы. Он выглядел теперь таким спокойным и счастливым, что тяжело было сопротивляться этой заразительной радости. Князев сделал шаг вперёд и, потянувшись, заправил ему за ухо прядь тёмных волос, которая сильнее остальных падала на лицо. Горшенёв не принялся ворчать или возмущаться, просто для виду слабо ударил одноклассника по руке и опустился обратно на пол, вернувшись к складыванию рисунков. *** За часа три парни управились с полом. Все разорванные, смятые или испорченные рисунки и бумажки были выброшены, наполнив три мусорных пакета до краёв. Удавшиеся художества лежали рядом в несколько стопок. Всё это удалось ребятам с трудом, потому что они вечно отвлекались. То Миша подскакивал к Андрею, тыкал пальцем в те рисунки, которые ему очень понравились, и спрашивал, как они были придуманы. То Князев нечаянно опрокидывал сложенные стопки рисунков и с искренним смехом извинялся перед психующим одноклассником, который озлобленно начинал складывать всё заново. То Горшенёв начинал кидаться в Андрея смятыми бумажками, тем самым развязывая настоящую войну. А ещё добрые полчаса занимали просто ругательства темноволосого, когда он нечаянно наступал босой ногой на ребристую поверхность карандаша или натыкался на кисти. Под конец бедный Миша обчихался от поднявшейся пыли. Он то и дело шмыгал носом, а его голос ещё сильнее охрип и даже немного сел. — Может тебе на воздух выйти? — предложил Андрей, после того, как Горшенёв в очередной раз чихнул, почти перегнувшись пополам, и принялся материть весь белый свет. Парень отмахнулся. — Лучше тащи тряпку. Пол надо вымыть. Князев принёс половую тряпку и, проигнорировав вытянутую руку одноклассника, сам опустился на четвереньки и принялся оттирать пол. Миша стоял в стороне и молча наблюдал за ним. Потом от скуки принялся топтаться рядом, иногда даже начиная приплясывать, словно в его голове играла никому не слышная музыка. Андрей был не против того, что Горшок находятся рядом, но его бесконечный топот очень отвлекал от занятия. — Слушай, ну ты как тюремный надзиратель, — наконец не выдержал светловолосый, бросив тряпку и поднявшись на колени. Миша с искренним недоумением на него уставился. — Хватит вокруг меня вертеться. — Мне скучно, — простонал Горшенёв, откинув голову назад. — Давай я буду протирать. — Ну нет, ты ж задохнёшься, — категорически заявил Князев и собирался было продолжить своё занятия, как вдруг темноволосый бухнулся рядом на четвереньки и первым схватил половую тряпку. Андрей уставился на него, стараясь одним взглядом отговорить от этого, но Миша ухмылялся, тем самым добровольно нарываясь на очередное сражение. Начался делёж несчастной тряпки. Князев попытался выхватить её из цепких длинных пальцев одноклассника, но тот бросился отползать подальше. Пришлось ползти следом. Наконец настигнув похитителя хозяйственной принадлежности, Андрей сбоку навалился на него всем телом, заставив буквально упасть на пол. Миша издал возмущённый возглас и принялся ёрзать, пытаясь выбраться из ловушки. Когда ему это наконец удалось, Князев в самый последний момент выхватил у него тряпку. Тогда темноволосый поменялся местами с одноклассником, прижав того к полу. Однако Андрей использовал запрещённый метод и начал одной рукой щекотать Горшенёва. Тот начал чуть ли не повизгивать от смеха и, извиваясь, позволил светловолосому выбраться. — А это уже было не честно! — возмутился Миша, валяясь на спине, и, выгнув голову, вверх тормашками уставился на смеющегося одноклассника, который с видом победоносца уползал с тряпкой в руке. — Кто играет честно — тот проигрывает, — лучезарно улыбнулся Андрей. Миша издал звук, похожий на низкое урчание, и снова подскочил на четвереньки, принявшись догонять светловолосого. Вскоре ему это удалось, и парни принялись перекатываться по полу. Каждый стремился уложить на лопатки другого и, разумеется, стащить многострадальную тряпку. Комнату наполнили переливы счастливого смеха. Парни дурачились, веселились от души и не задумывались о том, что со стороны выглядели, как маленькие дети. Это был тот самый момент, когда в голове пусто, и ничего не занимает мысли, кроме бесконечной, бессмысленной радости. Когда смеёшься во весь голос, но этого кажется не достаточно, хочется хохотать, надрывая животы и чуть ли не разрываясь на части. Пожалуй, это один из видов настоящего счастья. Под конец битвы Мише удалось оказаться в таком положении что он уложил Андрея на спину, а сам завалился на него сверху, лицом к лицу, и наконец отобрал тряпку. Это удалось ему только благодаря тому, что пальцы Князева ослабели от осознания того, что парни находятся так близко. — Я победил, — слегка задыхаясь от их веселья и пыли, в которой они извалялись, произнёс Миша, после чего победоносно улыбнулся. Андрей, поверженный и прижатый к полу, сумел лишь приподнять голову и с улыбкой потереться своим носом о нос одноклассника в этаком ласковом жесте. Обычно так делали девушки с парнями, но светловолосому было плевать, он просто не смог удержаться. Таким по-детски очаровательным и чудны́м казался Горшенёв, что невозможно было остаться к нему равнодушным. В ответ на этот нежный жест Миша засопел и тихо фыркнул: — Дурак. Поднявшись на ноги, парни осмотрелись вокруг и, переглянувшись, отнесли тряпку на место. Весь пол они уже протёрли своей одеждой, пока бесились. *** Вскоре Миша почти перестал чихать, так как по большей части от пыли ребята избавились, хоть и весьма специфическим образом. Однако горло по-прежнему саднило, поэтому он начал покашливать. — Слышь, Княже, а у тебя есть что попить? — прохрипел парень, когда они складывали нормальные рисунки с пола в пустой ящик шкафа. Андрей, не отвлекаясь от своего занятия и витая в облаках из-за великолепного настроения, махнул рукой в неопределённом направлении. — У меня там на столе чай стоял, по-моему, — произнёс он. Миша отошёл, видимо, в поисках напитка. Затем послышался его насмешливый голос: — У тебя что, кисточки даже в стаканах? Князев не сразу понял, о чём говорил его одноклассник. Но вникнув в его слова, парень вдруг резко развернулся и обнаружил, что Горшок уже залпом хлебает чай из бокала. Когда чашка была опустошена, он поставил её на стол и, рукой проведя по влажным губам, с сомнением произнёс: — Странный какой-то чай. Из-за того, что холодный, что ли? Андрей, всё это время смотревший на Мишу округлившимися глазами, вдруг разразился безудержным смехом. Он кое-что вспомнил, и это заставило его чуть ли не задыхаться от хохота. — Что? В чём дело? — явно ошарашенный таким всплеском эмоций произнёс Горшенёв, в недоумении глядя на одноклассника. Тот постепенно просмеялся и, всё ещё улыбаясь, выдавил из себя: — Там другая чашка есть? Миша взглянул на стол, сдвинул в сторону ворох бумажек и под ними действительно обнаружил другой бокал. — Ну да, есть. И что? — Вот в том бокале чай, — произнёс Князев, тяжело дыша и ощущая, как от смеха болят щёки. — А я что выпил? — практически испуганно спросил Горшок, нервно сглотнув. Андрей несколько секунд подумал, стоит ли говорить правду и не получит ли он за это леща. Хотя, в принципе, раз уже начал, то нужно договорить. — Я в тот бокал воду наливал, а потом перепутал её с непроливайкой и в ней отмывал кисти, — объяснил светловолосый, и от выражения лица Миши его снова потянуло на смех. — А краска была коричневая. Горшенёв, вздохнув, потёр переносицу тыльной стороной ладони, пока Андрей, как умалишённый, помирал со смеху, передразнивая слова одноклассника о «странном чае». Он никак не мог заткнуться, хорошее настроение всегда делало его слегка придурковатым, поэтому, раз его так развеселила произошедшая ситуация, можно было долго дожидаться, пока он просмеётся. — Я прикончу тебя, — тяжело вздохнул Миша. *** Им оставалось разобрать только стол, когда Андрей вдруг понял, что не завтракал, и ощутил ноющую пустоту в желудке. Он сказал об этом Горшенёву и под недовольное сопение потащил его на кухню, заставив оторваться от созерцания рисунков. Там Князев, не заморачиваясь, сделал несколько бутербродов с маслом и налил чай себе и Мише. — Я есть не буду, — покачал головой темноволосый, отодвигая от себя чашку и тарелку с «шедевром кулинарного искусства», созданным своим одноклассником. Андрей, который уже запихнул в рот половину бутерброда, удивлённо уставился на Горшка. Ему пришлось прожевать всё, что откусил, прежде чем кое-как спросить: — Почему это? — Не хочу, — пожал плечами Миша и скрестил руки на груди. Князев слегка склонил голову на бок и усмехнулся. Он не поверил. Он был более чем уверен, что Горшенёв врёт. Только не понятно, почему. Неужели стесняется поесть? Вряд ли такое возможно. — Во сколько ты проснулся, если в шесть утра уже заявился ко мне? Прошло уже по-любому не меньше трёх с лишним часов. И ты не хочешь есть? — Я не спал, — ответил Миша так спокойно, словно это было совершенно нормально и вообще в порядке вещей. — И, да, я не голодный. Андрей удивлённо округлил глаза. Он даже подзабыл о том, что несколько минут назад только и мечтал о том, чтобы позавтракать. Половина бутерброда в руке слегка смялась под давлением пальцев. — А что ты всю ночь делал? Ты ведь не гулял с нашим классом. — Откуда ты знаешь? — Горшенёв слегка нахмурился и исподлобья взглянул на одноклассника. Тот нелепо опустил глаза и запихнул в рот оставшуюся часть бутерброда, дабы избежать ответа. Ну не мог же он сказать, что во все уши подслушивал разговоры Миши с его друзьями. Наблюдая за тем, как Андрей давится, пытаясь прожевать большущий кусок бутерброда, темноволосый слегка заёрзал на стуле и, поводив языком во рту, уставился в потолок. Выглядел он так, словно занервничал. Когда несчастный Князев наконец справился с едой, едва не подавившись, он нарушил повисшую между парнями тишину: — Так почему ты вчера не пошёл с остальными? Миша бросил на него короткий взгляд, после чего снова нервно заёрзал на стуле и уставился куда-то вверх, слегка поджав губы. Андрей чуть склонил голову на бок, с интересом наблюдая за реакцией одноклассника. Судя по всему, он явно не хотел отвечать на вопрос. И для этого должна была быть достаточно весомая причина. Вдруг парень заметил, что на довольно бледных щеках Горшенёва начал проступать румянец. Он что, смутился? Не выдержав, Князев хихикнул, постаравшись убедительно сделать вид, что кашляет. Однако, похоже, что его театральные способности были не на высоте, потому что Горшок взглянул на него чуть округлившимися глазищами и нервно произнёс: — Чего ухмыляешься-то? Светловолосый попытался скрыть улыбку за стаканом чая, но в итоге сдался, в открытую посмотрел на одноклассника и честно ответил: — Ты застеснялся. Почему? Миша сильнее поджал губы и опустил взгляд на свои руки, принявшись рассматривать их с таким интересом, словно впервые в жизни их видел. Затем он начал беззвучно постукивать длинными пальцами по столу, отбивая ритм какой-то довольно знакомой мелодии. Тёмные волосы частично свесились вперёд, прикрывая профиль лица с обеих сторон. Брови сошлись в неопределённом выражении. Андрей терпеливо ждал, внимательно наблюдая за каждым действием Горшенёва. Так забавно было видеть, как на его лице отражается какой-то внутренний конфликт. Вновь повисла тишина, нарушаемая лишь дыханием парней. — Я хотел прийти к тебе, — наконец резко и отрывисто протараторил Миша, словно сознаваясь в смертельном грехе и ожидая мгновенной кары за своё деяние. — Вчера. А потом передумал. Решил, нахрен это, всё равно ты был явно не в том настрое. Я всю ночь заснуть не мог, родителей заколебал, топтался по дому. А к утру подумал — почему бы и нет? Вот и припёрся. Князев удивлённо глядел на темноволосого. Он, конечно, ожидал услышать что-то другое. Очень тяжело было поверить в то, что Горшенёв из-за него отказался от гулянки с друзьями, из-за него всю ночь не мог заснуть и из-за него пришёл в такую рань. Андрею, по правде говоря, вообще не верилось, что кто-нибудь стал бы что-то делать из-за него. А тут вот такое лохматое чудо с взбалмошным характером и в оборванской одежде вытворяет подобные фокусы. Конечно, ему может и стало стыдно из-за того, что он сделал с тем рисунком, но ведь он мог просто после выходных поговорить с одноклассником в школе и извиниться там же. Миша, заметив, что Андрей застыл, как какая-то восковая фигура, тяжело вздохнул. — Ну давай, посмейся надо мной, не сдерживайся, — раздражённо произнёс он, проведя рукой по волосам, словно это могло их пригладить. — Посмейся над тем, какой я дебил, побоялся по-человечески извиниться и не нашёл предлога лучше, чем уборка в твоей грёбаной комнате. Андрей округлил глаза ещё сильнее. Горшок, похоже, решил сегодня весь день его удивлять. — Твою мать, Миха, — улыбнулся наконец Князев, видя неуверенность одноклассника. — Ты просто лучшее, что есть в моей жизни. Признание вышло неожиданным и даже немного не в тему происходящего, но парню было наплевать. Он сказал то, о чём было невозможно молчать. — Хреновая у тебя жизнь, Андро, — тихо и даже как-то печально ответил Миша, но затем сгладил это своим забавным смехом. *** Наконец разобравшись с едой и избавившись от зависшей между ними неловкости, парни вновь вернулись в комнату и героически продолжили уборку. Им было необходимо разобрать стол, который, не хуже остальной комнаты, был завален горами нормальных, смятых или порванных бумаг, а так же, разумеется, стопками рисунков и альбомов. Кисточки и сломанные пополам, сточенные или целые карандаши валялись тут и там, постоянно попадаясь под руку. Всё было заляпано красками, при одном виде которых Миша страдальчески вздохнул и явно приготовился к новой вспышке аллергии, хотя такого сильного запаха уже не было. — Тащи пакет для мусора, — без энтузиазма произнёс темноволосый. Парни принялись разбирать бумаги. Правда делали они это разными методами. Андрей, взявший на себя одну половину стола, в час по чайной ложке перебирал рисунки, мучаясь и пытаясь решить, какие из них достойны существования, а какие — нет. Горшенёв же, со своей стороны, без всяких заморочек скидывал на пол все попадающиеся под руку листочки, решив, что разберётся потом. Бережно он отнёсся лишь к альбомам и рисункам, складывая их в стопки и разглядывая каждый до мельчайших подробностей. Погрязшие в своей работе, они молчали, при этом не ощущая никакой неловкости. Это была приятная тишина, нарушаемая лишь шуршанием листов. Занятие было довольно монотонным, поэтому позволяло чувствовать себя довольно расслабленно. Андрей практически в полудрёме перебирал бумажки, находясь в довольно отрешённо состоянии. Но вдруг он наткнулся на предмет, которому было совершенно не место на столе. Под небольшой горой перемятых листов парень обнаружил зимнюю шапку-ушанку, которую, между прочим, даже никогда не носил и вообще не понимал, откуда она могла здесь взяться. Подняв головной убор, Князев с усмешкой его рассмотрел. Интересно, сколько времени эта вещь валялась, похороненная под кипой бумаг, и ожидала, пока её отыщут? Да уж, чего только не найдёшь на столе у творческого человека. Нужно было отнести шапку в шкаф и положить туда, где ей и место, но парень почему-то, едва сделав шаг в нужном направлении, развернулся обратно и взглянул на Мишу. Тот сидел на полу, спиной к однокласснику, и увлечённо разглядывал всякие карандашные наброски, что-то бубня себе под нос. Он даже не замечал, что происходило у него за спиной. Андрей улыбнулся и, на цыпочках подкравшись к Горшенёву, рывком натянул на него шапку. Темноволосый ошарашенно завертел головой, в первые секунды не понимая, что произошло. Затем он встал на ноги и с укоризненно выражением лица обернулся к однокласснику. Тот не выдержал и засмеялся. Ну и видок был у Миши; головной убор явно был ему велик, а ещё он был криво надет, поэтому наискосок целиком закрывал один глаз парня. «Уши» шапки топорщились в разные стороны, создавая образ Емели-дурачка. — Тебе заняться нечем? — уперев руки в бока, вздохнул Горшок, но потом не сдержался и улыбнулся. — И хватит ржать уже! Князев мог бы уже слегка успокоиться, но продолжал хохотать, лишь бы позлить темноволосого. — Ты на старого деда похож, — выдавил из себя парень, пряча лицо в ладонях и вытирая выступившие от смеха слёзы. — На деда? — медленно переспросил Миша, после чего рывком сорвал с себя шапку и попытался натянуть её на Андрея. Тот очень вовремя увернулся и чуть отскочил в сторону. Завязалась очередная долгая и нешуточная борьба. Мишка гонялся за Князевым, норовя напялить на него нелепый головной убор, но тот довольно ловко уворачивался и убегал. Они носились по комнате, то и дело натыкаясь на упавшие на пол бумажки или врезаясь в предметы мебели. Андрея очень веселила беспомощность Горшка, который так старательно пытался нарядить своего одноклассника в шапку, но был немного медлительнее и из-за этого все его попытки с треском проваливались. Пробегая мимо кровати, Миша в очередной раз слегка подскочил, стараясь напялить на Князева головной убор, но тот пригнулся и, ловко крутанувшись на триста шестьдесят градусов, пихнул темноволосого, заставив его потерять равновесие и свалиться на постель. Провернув такой манёвр, Андрей горделиво засмеялся, с важным видом уперев руки в бока. Однако Горшенёв, который, судя по всему, не собирался сдаваться, резко привстал, дёрнув за руку светловолосого. Тот явно этого не ожидал, поэтому покачнулся, перевалившись на одну ногу. А затем его перевесило в сторону и он свалился рядом с Мишей, который тут же нахлобучил шапку поверх растрёпанных золотистых волос одноклассника и, радостно вскрикнув, хлопнул в ладоши. — Я снова победил, — улыбнулся Горшок, откинувшись на спину и подложив руки под голову. Андрей засмеялся и стянул с головы шапку, примостившись рядом. — Это была не честная победа, ты мухлюешь, — добродушно произнёс он. Миша прикрыл глаза и почти неслышно промурлыкал: — Кто играет честно — тот проигрывает. Князев с улыбкой на него взглянул. Они лежали рядом, поэтому можно было разглядеть лицо одноклассника в мельчайших деталях. Трепещущие, словно осиновые листы на ветру, длинные и чёрные, как смоль, ресницы при желании удалось бы пересчитать. Едва проступающие мимические морщинки у глаз выдавали тень улыбки. Из медленно вздымающейся грудной клетки вырывалось немного шумное и тяжёлое после весёлых дурачеств дыхание. Волосы раскинулись в стороны, создавая эффект этакого тёмного нимба. Рот приоткрылся, а уголки губ расслабленно тянулись вверх. Лицо немного покраснело, от него почти что разило жаром. Можно было это нарисовать. Запечатлеть момент, когда парень полностью спокоен и даже, кажется, счастлив. Уставший от их «игр», растрёпанный, но безумно красивый и излучающий позитив и обаяние. Андрей попытался выбросить эту мысль из головы. Он пообещал Мише, что не будет больше пытаться его нарисовать, раз ему это не нравится. Плевать, что придётся мучиться от бесконечных всполохов вдохновения. Главное, чтобы темноволосого всё устраивало. Князев задумчиво приподнял перед собой шапку и повертел её. Затем, просто от скуки, повернулся к уже почти задремавшему Горшку и попытался опустить головной убор ему на лицо. Однако Миша вдруг резко перехватил руку одноклассника и потянул на себя, заставив удивлённого Андрея нависнуть над собой. — Даже не думай, — с хитрой ухмылкой прошептал Горшенёв, раскрыв глаза. — Ах ты сволочь, — беззлобно улыбаясь, произнёс Князев. Они зависли в таком положении. Миша не отпускал парня, продолжая ухмыляться, а тот начал ощущать, как к лицу подступает жар. Ох как нелепо он выглядел, если действительно покраснел. Опираясь руками на кровать, он нависал над Горшком, который крепко держал его запястья. Весёлая же вышла картинка. — Может отпустишь меня? — наконец произнёс Андрей, чувствуя себя довольно неловко. Сам он ведь часто нарушал чужое личное пространство и оставался при этом совершенно спокоен, но когда нарушали его личное пространство, он начинал нервничать. — Только если признаешь, что моя победа была честной, — весело улыбнулся Миша. Его глаза буквально смеялись и светились. Вблизи это было ещё красивее, чем издали. Князев прикрыл глаза и усмехнулся. — Если не отпустишь, то я тебя укушу, — ответил он шантажом на шантаж. Горшенёв зажмурился и засмеялся, как маленький ребёнок, которому показали самый простенький карточный фокус. Андрей, раздосадованный и одновременно восхищённый такой реакцией, не смог придумать ничего умнее, чем немного опуститься и легонько цапнуть Мишку за самый кончик его забавного носа. Он сделал это довольно быстро и, разумеется, совершенно безболезненно, после чего снова приподнялся на руках. Горшенёв тут же отпихнул его и возмущённо заворчал, принявшись тереть ладонью «пострадавшее» место. — Чуть что, так сразу кусаться, — бурчал темноволосый, уморительно скосив глаза на нос. — Вот кто тебя просил это делать? Мог бы уж, ради приличия, за руку тяпнуть. Андрей, всё это время лежавший на спине и молча наблюдавший за Мишей, поджал колени к груди и рассмеялся во весь голос. Насколько же забавным был его одноклассник, особенно в такие моменты. Невозможно было удержаться от хохота, ощущая, как внутри разливается какое-то тёплое чувство, поднимающее настроение и заставляющее обратить внимание на то, что где-то в районе живота будто бы порхают бабочки и щекочут своими крылышками. — Прекращай уже ржать, Княже! — возмущённо завопил Миша, начиная руками и ногами пихать одноклассника. Они снова начали беситься, перекатываясь по кровати и пытаясь спихнуть с неё друг друга. Этот день, начавшийся как нечто непонятное и не воодушевляющее, превратился в один из самых прекрасных дней в жизни обоих парней.