Муза для художника.

По извечному закону подлости каникулы пролетели так быстро и незаметно, словно над головой пронёсся снежок, от которого едва удалось увернуться. Только вот от отдыха уворачиваться совершенно не хотелось, тем не менее это произошло само собой. Школьники оглянуться не успели, а уже настала пора выходить не учёбу, которая обещала стать в разы сложнее. Несмотря на то, что каждый день каникул быстро и неумолимо приближал неминуемую участь всех учеников, каждый удивлялся, почему же всё произошло так быстро. Ведь никто не успел нагуляться, повеселиться и отдохнуть. А те, кто постарше, ещё и не сумели ни разу выспаться, постоянно пропадая с друзьями на всяческих гулянках. Когда знаешь, что некуда спешить, время почему-то вечно пролетает с такой скоростью, что не успеваешь толком уловить момент, и сразу оказываешься в том положении, когда уже пора расписывать дни чуть ли не по минутам, носиться и заниматься серьёзными делами. Вот и теперь для школьников всё произошло именно так. Не успели оглянуться, как нагрянул первый учебный день. Однако среди всех оказался один человек, который совершенно иначе на этот раз ощутил течение времени. Андрей подумал, что это, пожалуй, были самые долгие и на удивление мучительные каникулы в его жизни. Начались они прекрасно, спору нет, но дальше всё пошло по одному месту. Сначала трёхдневное пропадание Миши, а затем та ночёвка у Балунова, после которой отношения с темноволосым вообще превратились в нечто непонятное. Причём болезненно непонятное. Почти каждый день за Князевым заходили ребята, двое Шуриков и Горшенёв. Они тащили его на улицу, веселились и развлекались. Хотя Миша выглядел не слишком счастливым, а скорее задумчивым, но в общем и целом ребята были положительно настроены. А вот Андрею было совершенно не по себе. Конечно, он изображал радостную улыбку, вместе с остальными чудил и бесился, но неприятное чувство было невозможно из себя изжить, оно уже прочно пустило корни и обосновалось в голове. Горшок не говорил с ним. Он перекидывался фразами с друзьями, но большую часть времени молчал, а светловолосого и вовсе не удостаивал словечком. А ещё он даже не смотрел на него. И специально, и по случайности. Парень просто каждый раз пробегал взглядом мимо Князева, будто того и нет вовсе. Причём игнорировал он так ненавязчиво, незаметно для остальных, что Андрея это жутко задевало. Ведь правда, какого хрена? Иногда от безысходности возникало желание заграбастать друга за воротник, встряхнуть и прикрикнуть: «Да посмотри ж ты на меня, в конце концов, падла ты большеглазая!». Но, к счастью, такого не происходило. Хотя парень был к этому близок. Зато произошло нечто довольно приятное. Светловолосый вдруг осознал, что когда задумывается о Мише, то может вспомнить его внешний вид в любые моменты и во всех подробностях. Наконец в памяти начали максимально чётко и ярко сохраняться образы одноклассника, они уже в голове прорисовывалась и мысленно превращались в наброски, а затем и в полноценные рисунки. Достаточно было взять в руку карандаш, а подсознание всё делало само. Мысли на время погружались в туман, но как только парень из него выныривал, то обнаруживал, что сумел создать довольно удачный набросок. Их за неделю накопилось столько, что они едва умещались на столике. Поэтому Князев занялся прорисовыванием каждого из них, созданием контуров, теней, выбором подходящей цветовой гаммы. Словом, совершенствовал свои творения, превращая их в своего рода шедевры. Постепенно Андрей ощутил, как вновь влюбляется в этот процесс. Как давно он не испытывал наслаждения от удавшегося рисунка, от вдохновения, которое сразу же можно выразить на бумаге. Когда он рисовал, то будто проживал заново все те моменты, которые запечатлял. Его могло бросать то в жар, то в дрожь, то в холод. Иногда приходилось отрываться от занятия и перекуривать, дабы спастись от переизбытка эмоций. Топтаться по комнате, улыбаться или кривить губы, посмеиваться или сдавленно стонать, восхищённо ахать и с наслаждением закатывать глаза. Даже родители, отвыкшие от такого состояния парня, кажется, начинали беспокоиться. Но это были, в сущности, такие пустяки. Ведь Князев наконец смог вновь ощутить это, вспомнить то чувство неоправданного удовольствия и глупой радости. Однако всё это не постоянно и не вечно. Как только процесс рисования оканчивался, парень снова впадал в замешательство и не самое позитивное расположение духа. Он сразу же вспоминал о болезненно странном поведении Миши, и эти мысли проследовали его вплоть до окончания каникул. Вплоть до первого учебного дня, который начался безрадостным, серым и пугающе холодным утром. Деревья за окном, казалось, постанывали от пронизывающего ветра, который нёс с собой мелкие, колючие снежинки. Вообще, снег был мокрым, и поэтому на улицах царила жуткая слякоть. Сугробы превратились в непонятную жижу. Не вода, не лужи, но и не нормальный снег. Какая-то субстанция, являющая собой нечто среднее между всеми этими стадиями. Сонный, от чего-то уже усталый и обречённый, Андрей мучительно долго добирался до школы. И тем не менее, пришёл довольно рано. Потому что и вышел чуть ли не на час раньше обычного. Друзей в классе ещё не было, да и вообще человек было довольно не много. Все были заспанные и ворчливые, так что заводить беседу ни с кем не хотелось. Впрочем, скоро начали постепенно подтягиваться и другие ученики. Князев с обречённым видом смотрел на дверь. Он знал, что Миша войдёт в неё вместе с друзьями, даже не глянет на светловолосого и усядется за последнюю парту. Так, собственно, и произошло. Сегодняшний учебный день обещал быть долгим, монотонным и убийственно скучным. *** Перемена перед четвёртым уроком проходила подозрительно тихо. Полкласса где-то пропадало. Кто по коридорам носился, кто рванул в столовую на разведку, кто в библиотеку отправился, чтобы поискать у кого содрать конспект по химии. Словом, все были заняты, без дела никто не оставался. В кабинете почти никого не находилось. Андрей вообще доплёлся туда самым последним, так как по пути попал в несколько заторов на лестнице, а толкаться и пробивать себе дорогу было как-то лениво. Поэтому, когда парень наконец вошёл в класс и швырнул портфель на привычную парту, из учеников в гордом одиночестве восседал на столешнице лишь Балунов. На удивление без второго Шуры и даже без Миши. — А другие двое оболтусов где? — ляпнул Князев, одновременно пытаясь выудить из рюкзака учебник химии. Он знал, что Саша понимает, о ком идёт речь. На самом деле, его не то чтобы очень интересовало местонахождение ещё двоих ребят из их привычной компании. Скорее было любопытно, почему блондин сидит тут один, ведь он был далеко не из тех, кто откажется находиться в общей тусовке. А ещё всё-таки хотелось знать, куда унёсся Миша. Идти искать его Андрей, конечно же, не собирался, ибо было по-прежнему до смешного стыдно. То есть, там было чего стыдиться, но всё-таки это чувство слишком обострилось. — Слиняли куда-то, — равнодушно ответил Сашка, неопределённо махнув рукой. Видимо, этот жест должен был обозначать направление, в котором свалили ребята. Учебник не хотел находиться. Князев хотел спросить что-то ещё, но полностью погрузился в образовавшуюся проблему. Пришлось чуть ли не голову сунуть в портфель. Он был так забит книжками, что было практически невозможно вытащить хоть одну из них. А уж понять, где там химия, а где литература — это вообще за гранью вероятности. — А ты чего с ними не пошёл? — решил поинтересоваться светловолосый, после того как сдался и кинул рюкзак на пол. На уроке вряд ли будет удобно возобновлять попытки найти учебник, но сейчас совершенно не хотелось возиться. Балунов плавно перетёк с парты на ноги и прошёлся на пару шагов вперёд. Сидеть устал, что ли? Была у него дурацкая привычка медлить с ответами даже на простые вопросы. В обычные дни это никак не дёргало, а даже нравилось, но иногда бесило. Так вот, сегодня был второй случай. Андрею страшно захотелось закатить глаза. Он находился в довольно раздражительном состоянии, сам не ведая почему. — Не захотел, — наконец лениво ответил Шура и уставился в окно. И это всё? Ради этого нужно было пронаблюдать все махинации парня? Хотя, с другой стороны, а чего ещё стоило ожидать. Ответ был вполне логичным и самым вероятным из всех. Просто зачем для того, чтобы произнести эти пару слов, надо было сначала вставать и топтаться? Несмотря на усилившееся желание закатить глаза, Князев лишь понимающе хмыкнул и пожал плечами. Он не хотел беситься из-за всякой ерунды и был вполне способен себя контролировать. Тем более, что необоснованное раздражение никогда не приносит ничего хорошего. — Ты что-то не в настроении в последнее время, м? — без всякой видимой на то причины поинтересовался Балу, переведя взгляд от окна на одноклассника. Уголок его губ странно дёрнулся вверх. Вроде бы и не усмешка, а вроде бы и нечто, обещающее улыбку. Андрей удивлённо выгнул бровь. Во всяком случае, постарался изобразить крайнее недоумение. Он-то знал, что не в настроении, и знал тому причину. Но не уж то это было так заметно? Парню казалось, что он довольно умело скрывал своё непонятное состояние под привычным поведением. Не огрызался ни на кого, постоянно находился в компании. Разве что, побаивался даже взглянуть на Мишу. Вот тут-то он и просчитался. Наверняка Шура засёк эту мелочь. Белобрысый чертила. — По-моему я очень даже в настроении, — наигранно усмехнулся Князев. Плохо, очень плохо. Может кто-нибудь другой и поверил бы, но одноклассник всегда ложь за версту чуял. Сашка выгнул бровь и исподлобья взглянул на друга. Умел он иногда выразительно посмотреть, вот прямо так, чтобы не понадобились никакие слова, чтобы по глазам можно было прочитать. Миша тоже так умел. Интересно, кто из них у кого перенял эту пугающую привычку? Как бы то ни было, поддаваться на подобную провокацию Андрей не собирался. Ведь поддаться означало подтвердить, что что-то не так. А если парню уж так сильно интересно, то пусть сам спрашивает. Хотя отвечать не особенно хочется. — Нехорошо, Княже, нехорошо врать, — расплываясь в улыбке, проговорил Шура. Да чёрт бы его побрал. Если уж Горшенёв — до невозможности хитрожопое существо, то этот парень практически превосходил его. Какой-то у него дар с лёгкостью заставлять людей рассказывать всё, что им как раз хотелось бы не озвучивать. Андрей ещё не придумал, как это можно назвать, но это однозначно нечто врождённое или передающееся по наследству из древних времён от каких-нибудь шаманов. Вот и теперь у светловолосого возникло непреодолимое желание сказать другу правду. Причём всю, начиная с рисунков и заканчивая тем поцелуем. Однако это был уже явственный перебор, зачем же так углубляться? В конце концов, Саша спросил только про настроение, хоть и сразу понятно, к чему он собирается всё свести. Толку врать ему нет, но и говорить сверх меры тоже не стоит. — У вас с Мишей, вроде как, разлад какой-то, — продолжил Шура, явно не намеренный сдаваться. Его слова прозвучали не как вопрос, а скорее как утверждение. Он будто бы ставил одноклассника перед фактом, что прекрасно всё знает и замечает. — Да нормально у нас всё, — отмахнулся Князев. Попытка, вроде как, не пытка. Пусть солгать и не удастся, но он хотя бы будет знать, что попробовал. — Опять врёшь? — Ага. Ну всё. Теперь уже смысла пытаться надурить Сашку не было. Если говорить по правде, смысла в этом не было изначально. Он всё равно всё знал, лишь для виду изображая человека, крайне внимательного к состоянию друга. Да и Андрею показалось, что посоветоваться с парнем будет неплохо. Ведь тот дружил с Мишей, наверное, с начальных классов, и должен был знать, что делать, если это лохматое чудо начинает вести себя, мягко говоря, непривычно. — Что у вас там случилось опять? — с видом семейного психолога, уставшего от своей изнуряющей работы, спросил Шура. Князеву стало немного не по себе от такого построения вопроса. Возникло ощущение, будто у них с Мишей вечно что-нибудь происходит, а блондину приходится потом выслушивать нытьё кого-то из них. Но это же было не так, поэтому с чего бы светловолосому смущаться? Пора уже привыкнуть к актёрским манерам Балу. Присев на край парты, Андрей качнул ногой и уставился в пол. О чём можно рассказать Саше? Уж точно не о поцелуе и не о безуспешно провалившейся попытке номер два. Сказать, что просто немного повздорили? Да ну, чушь, они же не девчонки, чтобы ссориться и строить из себя обиженную невинность. Но и других вариантов в голову, хоть убей, не приходило. Что у них случилось? Что конкретно хотел сказать светловолосый? О чём посоветоваться? Ей-богу, как на приёме у психолога. Не привык парень просить совета, обычно он всегда сам находил решения, и они оказывались верными. А с Мишей никогда не понятно, что верно, а что — нет. Сегодня сделаешь одно, а завтра то же самое, но оно подействует на темноволосого уже по-другому. Хрен разберёшь, что там у него в голове творится. То ли он слишком умён для этого мира, то ли вообще не для этого мира создан. Какова была основная проблема? Скорее всего, она состояла в том, что Горшок стал иначе относиться к Князеву. Как будто бы наплевательски, слишком равнодушно. Стал воспринимать друга как должное, словно он какая-нибудь тумбочка или письменный стол, а не человек. Перестал обращать на него внимание и даже заговаривать. Одна фраза за день становилась рекордом. И из-за всего этого Андрей, в свою очередь, начал чувствовать себя неловко. Появилось то ужасное чувство, которое называется стеснением. И ещё с каждым днём всё сильнее ощущался стыд за поцелуй, несмотря на то, что в первый раз провокатором был сам Миша. Какой ужас, ну надо же было вообще лезть к темноволосому ещё в начале года? Жили бы себе спокойно, как обычные одноклассники, и всё было бы легко и просто. — Миша, вроде как, ко мне охладел, — наконец сформулировал парень и мгновенно отвесил себе мысленный подзатыльник за то, что выбрал такое идиотское слово для описания ситуации. Балу, который успел заскучать и уже нетерпеливо перекатывался с пятки на носок, оживился и тряхнул головой. Затем скосил глаза немного вверх, задумавшись или просто имитируя мыслительный процесс. — Что, совсем охладел? — задумчиво произнёс он. — Ну, да, — хмыкнул Князев. Слава богу, что пропало чувство стеснения. Теперь парня даже немного забавляло происходящее, потому что одноклассник выглядел довольно чудно́, изображая из себя знатока человеческой психологии. — Ну так закопай его — и дело в шляпе, — пожал плечами Сашка, после чего не сдержался и коротко засмеялся. Андрей не сразу понял, что смешного только что прозвучало, но через несколько секунд вник и оценил экстравагантную шутку, весело усмехнувшись. Если в начале разговора он бесился без всякой причины, то теперь был благодарен другу за то, что он, хоть и не дал пока дельного совета, разогнал плохое настроение. — Ну, а если серьёзно, — произнёс Шура, пройдясь туда-сюда между рядами и по окончании «путешествия» усевшись за свою парту. — Ни хрена он не охладел. Это тебе просто кажется. Князев скептически хмыкнул. Вряд ли такое возможно. Когда один человек теряет всякий интерес к другому, то не значит ли это, что он как раз-таки охладел? Ведь Миша не то чтобы стал уделять другу меньше внимания. Нет, он вообще перестал его замечать. Это явно не что иное, как признак крайне равнодушного отношения к человеку. — Зря хмыкаешь, — серьёзно проговорил Балунов, но глаза у него всё равно были до крайности весёлые. — Вот увидишь, ещё пару дней, и всё будет зашибись. — Ну-ну, — пожал плечами Андрей. Ему правда очень хотелось верить в положительный прогноз Сашки, да только вот с трудом удавалось. *** Физкультура — пожалуй, любимый урок всех школьников. Даже у тех, кто ухитряется иметь по нему трояки. Ведь это как своеобразный выброс всей дури, накопившейся за день. Куда девать энергию, когда приходится часами сидеть за партой, а на перемене даже погоняться не дают? Правильно, энергию можно направить на развитие здоровья. И не важно, что на физкультуре ученики больше развлекаются и бесятся, чем занимаются конкретной дисциплиной. Самое главное — повеселиться, устать и потерять всякое желание выводить из себя учителей своей беготнёй. Только почему-то никто не подумал, что, например, от активной игры в волейбол все только сильнее разойдутся, и обычный класс превратится в настоящую ораву вопящих и перевозбуждённых дикарей. Впрочем, какая разница? Для школьников это только в радость. Собственно говоря, последним, восьмым уроком у одиннадцатого класса как раз оказалась физкультура. Все ученики были настолько измотаны скучнейшим и неимоверно длинным учебным днём, что как никогда стремились добраться до раздевалок по опустевшей школе. Форму на спортивную одежду сменили настолько быстро, будто всю жизнь работали моделями, которым приходилось за считанные секунды менять наряды. Ещё не прозвенел звонок, когда весь класс ввалился в зал и наполнил его своими криками. Бедный физрук, который, к слову, явно был «под шафэ», едва выдержал натиск учеников, жаждущих поскорее начать занятие. Когда же наконец раздался спасительный звонок, учитель выдал самым нетерпеливым мяч, сказал делиться на команды и играть в волейбол. Счёт вести он велел одной из освобождённых девушек, а затем ушёл из зала в свой небольшой кабинет. Наверное, отправился допивать то, что осталось от одиноко стоящего на столе напитка смерти, который в народе называли «Три Топора». Андрей, как и все остальные ученики, стремился поскорее начать игру. Ему здорово опостылел сегодняшний день, который, как назло, совершенно не хотел заканчиваться. Тянулся, как нечто липкое и противное, вплоть до этого самого момента. Парень даже был в шоке от того, что выжил, и что всё это наконец закончилось. А завтра уже начнётся новый занудный день, и опять Миша будет шугаться от светловолосого, и опять придётся со стыдом вспоминать причину к этому. Словом, мысли были совершенно не обнадёживающими. Единственным, что радовало Андрея, была возможность немного побеситься на этом уроке, а затем прийти домой и набросать ещё пару рисунков. Разумеется, изображён там будет исключительно Горшок. Как же здорово то, что в памяти наконец стали чётко сохраняться его образы. Когда закончилось разделение по командам, светловолосый уже думал, что вот-вот заснёт. Вместо того, чтобы взять и просто поделиться на «первый-второй», кто-то из ребят устроил заморочку с выбором капитанов, которые потом уже сами набирали себе команды. Кажется, они даже успели развести срач под конец. Не могли поделить между собой двух оставшихся ребят. Один из них был настолько же хорош в волейболе, насколько аквариумная рыбка в рисовании. А второй был ничего таким. Разумеется, разразилась нешуточная борьба. Князев в тот момент как раз с удивлением обнаружил, что уже находится в чьей-то команде. Когда его успели выбрать? Он настолько замучился дожидаться начала игры, что даже этого не заметил. Как только все разошлись по своим сторонам от сетки, парень огляделся. С кем он был в команде? Из наиболее постоянной компании с ним были только Яшка и Щиголев. Ещё двое девушек и Витя. В другой команде, как назло, оказались Балу и Миша. И ещё несколько действительно хороших игроков. Плюс, там не было девчонок, так как кроме тех двух, что играли с Андреем, все остальные были якобы освобождены. Впрочем, как и обычно. Перетаптываясь с ноги на ногу, светловолосый неловко поглядывал на Горшенёва. Тот выглядел настолько замучавшимся, что стало ясно — игра обещает быть тяжёлой. В принципе, весь класс был на нервах, все устали и были не удовлетворены сегодняшним днём. И пусть им очень хотелось сыграть, но командный дух полностью выветрился и испарился в атмосфере. Осталось только раздражение. Едва успев начать, капитаны устроили жаркие дискуссии на тему того, кто первым будет подавать. Витёк, который был капитаном у Андрея, и Антон из другой команды попросту развели споры из ничего. Наверное, они так и продолжали бы ругаться, если бы кто-то из девушек не закричал на них. Разумеется, они огрызнулись в ответ, но мяч всё-таки был отдан тем, у кого вышло меньше игроков. То есть, команде Вити. Далее пошёл полнейший разнос. Андрей максимально активно отбивал мяч и делал удачные подачи, да и остальным удавалось вдоволь поучаствовать в игре. Но затем девушки стали хуже подавать. Скорее всего, устали, потому что другая команда играла, как настоящая машина. Из-за этого начал беситься капитан. Витька принялся орать на девчонок. От этого они стали нервничать и чаще терять мячи. Князев хотел было за них вступиться и чисто по-русски и в общих чертах объяснить однокласснику, что не все рождаются спортсменами, но вдруг понял, что вмешиваться не стоит. Девушки и сами прекрасно справлялись. Во-первых, орали они громче всех, во-вторых с такой агрессией пихали капитана, что даже игрокам другой команды стало заметно не по себе. Кончилось это тем, что Витя переругался с прекрасным полом. Затем пошли другие стычки. Играя в волейбол, нужно иметь для себя определённые границы, область, в которой ты можешь ловить. Заходить за неё нельзя, дабы не мешать другим. Исключение только тогда, когда успеваешь заметить, что игрок не сумеет поймать мяч. В таком случае его можно подстраховать, покинув свою зону. Так вот, в один момент все неожиданно забыли об этом внегласном правиле. Князев до последнего старался находиться на своём месте, пока не обнаружил, что его ухитрились из одного конца игрового поля выпихнуть в другой. Все носились, как попало, натыкаясь друг на друга, огрызаясь, роняя мяч и психуя. В какой-то момент Андрей, заметив, что ему буквально в руки летит мяч, удачно подпрыгнул и почти схватил его, но вдруг почувствовал резкий удар по лицу кулаком, шарахнулся в сторону и чуть не упал. Как оказалось, Витя тоже хотел поймать мяч, но не смог, а в процессе ещё и нечаянно саданул кулаком по лбу своему однокласснику. — Я ведь ловил, ты не видел, что ли? — завопил капитан, пытаясь перекричать гвалт, стоящий в спортивном зале. Князев по-привычке прикоснулся к ушибленному месту. Не хило так его парень ударил. Никакой шишки, скорее всего, не будет, но в голове слегка зазвенело. — Да мяч на меня летел! — попытался светловолосый отстоять свои позиции, так же повысив голос. На самом деле, ему было чему возмущаться, ибо одноклассник вылез вообще непонятно откуда и чёрт знает зачем полез. — Где ж на тебя, если ты не дотянулся бы до него! — продолжал психовать Витя. В это время с мяч улетел на другу сторону поля, и с ним уже разбиралась другая команда. — Он у меня почти в руках был, когда ты выскочил! — уже начал закипать Андрей, понимая, что остатки терпения были на исходе. Когда все вокруг орут и злятся, то очень тяжело остаться в полном спокойствии. — Хуле ты вообще тут делаешь? Ты в другом конце стоять должен! — Так и ты тоже! Каким раком тебя сюда занесло? Ещё раз под руку влезешь, и я тебе точно фингал поставлю! — Да пошёл ты! — решительно окончил эту бессмысленную ссору Князев и, толкнув плечом капитана, ушёл в другое место поля, где он, вроде как, был изначально. Правда недолго парень оставался там, где должен был. Через пару минут его снова сместили, и на этот раз ближе к сетке. Теперь стало видно, что и в другой команде всё не очень мило и приветливо. Там вообще образовалась сплошная куча-мала из пихающихся тел. Одни лезли в одну сторону, другие — в другую. Спотыкались друг о друга, кто-то даже падал. Спотыкались и о тех, кто упал. В конечном итоге все путались, пихались, орали и психовали. Даже странно, как из достаточно небольшого количества игроков мог образоваться такой замес? Неужели теперь и шести ученикам на своей половине места не хватало? Кое-как уворачиваясь от бегающих рядом ребят, Андрей разглядел по другую сторону сетки Мишу. Тот казался настолько взбешённым происходящим, что было удивительно, как это от его взглядов все вокруг не превращались в жалкие горстки пепла. Ещё бы, он же терпеть не мог, когда все превращались в толпу отупевших и истеричных придурков, бесцельно носящихся туда-сюда и уничтожающих настроение своим идиотизмом. А именно это сейчас и происходило. Темноволосый чертыхался, вступал с кем-то в дискуссии и, судя по всему, требовал прекратить психозы. Хотя, кажется, по итогу сам начинал злиться ещё сильнее. Можно было даже с расстояния по губам прочитать, как он живописно, используя все прелести своего лексикона, посылал всех туда, где не светит солнце. Затем пытался вклиниться в игру, в итоге на кого-то натыкался или кто-то натыкался на него, и всё начиналось заново. Князев подметил, что в другой команде дела обстоят куда похуже, чем в своей. Значит, наверное, было грех злиться. Запутавшаяся в счёте одноклассница объявила, что у всех забитых мячей поровну и осталось одно очко до выигрыша. И сказала она об этом очень даже зря, потому что все тут же разошлись ещё сильнее. Витя, наконец собравший всю свою капитанскую власть в кулак, гаркнул на свою команду, чтобы они наконец перестали метаться. Удивительно, но это подействовало. Андрею даже стало не по себе, когда пропала опасность того, что ему снова саданут кулаком по лбу. Или может даже не кулаком и не по лбу, но саданут. А вот в другой команде всё стало только хуже. Начался такой жутчайший хаос, что половина игроков были повалены на пол, а другая половина принялась о них спотыкаться. Мяч был у Вити, и он, воспользовавшись раздраем в чужой команде, провёл подачу. Очень, и очень удачную. За летящим мячом успел метнуться Миша, но его сбил с ног Антон. В итоге очко засчиталось, и выигравшая команда радостно заулюлюкала. Андрей тоже засвистел и захлопал в ладоши вместе с остальными, наконец расслабленно улыбнувшись. До конца урока оставалось не больше десяти минут, а значит этот ад скоро закончится. Да и во второй игра, наверное, все будут более спокойными. Однако вдруг в другой команде начались волнения. Антон принялся орать на Мишу. Тот не отставал и даже начал его перекрикивать. В общей какофонии звуков их слова нельзя было разобрать, но, судя по всему, они спорили, кто кому помешал. Затем вдруг Горшенёв переключился на одноклассницу, которая вела счёт, и принялся с явной претензией в голосе что-то у неё выспрашивать. Она лишь разводила руками и пожимала плечами. Капитан их команды по-прежнему орал у темноволосого над ухом. Тот развернулся и рявкнул, чтобы все наконец заткнулись, а потом вдруг так швырнул мяч, который только что поднял с пола, что тот перелетел через сетку и с жуткой скоростью влетел по лицу ничего не подозревавшего Вити. В этот момент поднялся гвалт. Витя от неожиданности почти что осел на пол, а затем ошарашенно прикоснулся к разбитой в хлам нижней губе, которую разнесло мячом. Его команда мгновенно принялась вопить, размахивая руками и тыкая пальцами в сторону Горшка. Андрей подошёл к своему капитану и положил руку ему на плечо. — Сильно он заехал? — спросил светловолосый, глядя на то, как сильно кровоточит губа. Конечно, совершенно не смертельно, но явно довольно неприятно. Витя отмахнулся и слизал кончиком языка кровь, которая вновь начала собираться тяжёлой каплей, а затем поморщился. Языком по небольшой ранке всегда было больно проводить. — Пойди рот, что ли, прополоскай, — предложил Князев, заметив, что на зубах одноклассника появились ярко-алые разводы. Видимо, если наружную часть губы разнесло мячом, то внутренняя напоролась на нижний клык. А вот это ещё более неприятно. Нахмурившись и примерно оценив необходимость в данном действии, Витя всё-таки кивнул и быстро шмыгнул в дверь, ведущую из спортивного зала в коридор. Андрей предложил ему уйти даже не столько из заботы, сколько из мысли о том, что не стоит парню стоять тут и светить разбитой в хлам губой. Мало ли, вдруг учитель какой заглянет. Теперь уже светловолосый переключился на происходящее вокруг. Участники обеих команд стояли на своих сторонах и орали друг на друга через сетку. Со стороны это даже выглядело бы забавно, если бы сейчас Андрею не хотелось дать Мише по его незаконно красивому лицу. А может и по какой-либо другой незаконно красивой части его тела. Потому что, как бы ты не бесился, а подобные поступки были, мягко говоря, некрасивыми. Зачем было швырять с такой силой мяч в Витю? Ведь Горшок явно в него метил. Нет, Князев не особенно хотел защищать Витька, ибо он был не самой приятной личностью, но всё-таки незачем было доводить дело до физической агрессии. Переместившись к тому месту, где как раз достаточно близко к сетке стоял Миша и увлечённо на кого-то орал, Андрей специально повысил голос, дабы быть услышанным, и прикрикнул: — Какого чёрта ты творишь, дебил? Горшенёв мгновенно отвлёкся от ссоры с кем-то другим и огромными, взбешёнными глазами уставился на друга. Интересно, он отозвался, потому что услышал слово «дебил»? Надо взять на заметку и потом при необходимости пользоваться этим. А то иногда его не дозовёшься. — Чё тебе надо? — раздражённо тряхнув головой, отозвался Миша. Андрей почувствовал себя героем, когда осознал, что ему хватило короткого мига для того, чтобы мельком рассмотреть одноклассника и мысленно отметить, насколько он красивый. Раскрасневшийся, тяжело и шумно дышащий, с растрепавшимися влажными волосами, которые стали выглядеть ещё более волнистыми. Ах да, ещё неимоверно широко распахнутые от злости глаза и брови, изогнутые триумфальными арками. За секунду на этом лице могло проскочить сто эмоций, и за всеми из них уследить просто невозможно. — Ты какого хрена творишь? — повторил свой вопрос уже в чуть более грубой форме светловолосый, однако почему-то не осмелился снова назвать друга дебилом. Наверное, одного раза и так хватило. Горшок понял, о чём он говорит. Понял, и поэтому на секунду скосил глаза к верху, затем перевёл их в сторону и только потом снова посмотрел на Князева. И посмотрел уже немного по-другому. Вроде как куда более раздражённо, но что-то ещё примешалось к этому чувству. — А что тебе не нравится? — снова неловко тряхнув головой, огрызнулся темноволосый. Могло возникнуть ощущение, что у него какой-то нервный тик. Но это не неврология, а обыкновенная привычка. К слову, довольно симпатичная, хоть и немного нелепая. А вот вопрос прозвучал по-идиотски. Действительно, что же тут может не нравиться? Как будто в кровь расколошматить губу ни в чём не повинному человеку — это так, мелочь, в порядке вещей и вообще ежедневная практика. — Тебе что Витёк сделал? — махнув рукой в сторону выхода из зала, через который отсюда свалил «пострадавший», произнёс Андрей. Горшенёв скрестил руки на груди и чуть притопнул ногой. Из-за шума и гама, царившего вокруг, этого нельзя было услышать, поэтому Князев сумел лишь заметить этот жест и чуть не усмехнулся, но вовремя вспомнил, что, вообще-то, злится. Просто довольно забавно было наблюдать за тем, как бесится одноклассник. Он настолько открытый и эмоциональный, что можно во всех деталях разглядеть его и буквально по какому-то мелкому мимическому действию, жесту, позе и даже по дыханию определить, что именно сейчас чувствует парень. Для художника это и вовсе невероятная, прекрасная находка. — Счёт вели не правильно, — буркнул Миша, и из-за криков вокруг его едва удалось расслышать. Отвлёкшись от своих поэтичных размышлений на тему эмоциональности, Андрей тут же подумал, что хорошо бы сейчас дать однокласснику душевного пенделя. Благо, что их разделяет сетка. Конечно, если в край вывести кого-то из себя, то она совсем не поможет, но пока что она создавала что-то вроде ощущения границы, которую запрещено пересекать. Что за чушь городит Горшок? То есть, значение его слов абсолютно понятно, да только оно вообще не вписывается в тему «беседы». Как друг к другу относились Витька и тот факт, что счёт, возможно, вели не правильно? Если претензия такова, то мячом по лицу надо было зарядить однокласснице, которая как раз-таки и следила за счётом. Хотя, конечно же, этого делать было нельзя, но, образно говоря, всё должно было произойти именно так. — При чём тут Витька-то? — недоумённо воскликнул Князев, сократив всё своё возмущение до одного предложения. Теперь уже Миша закатил глаза. Если, конечно, это можно было так назвать. Потому что его зрачки с радужками поднялись вверх, частично скрылись под веками и там же замерли, не совершив движения полукругом и не вернувшись в прежнее положение. Не будь светловолосый полностью уверен в прекрасном состоянии здоровья друга, можно было бы подумать, что у него вот-вот случится приступ, и зрачки скроются под веками окончательно. — Ну, а чего он так нагло лыбился? — вдруг вернув глаза в прежнее положение, воскликнул Горшенёв и махнул рукой куда-то в сторону, где до этого стоял Витя. Андрей так и не понял, что за махинацию с глазами совершил одноклассник, но вдаваться в подробности не стал. Скорее всего, это один из его вариантов несуразного выражения определённой эмоции. Сейчас парня больше охватила собственная злость. Он чувствовал, как откуда-то изнутри начинает закипать, будто чайник, из которого вот-вот вырвется пронзительный истерический свист. Конечно, свистеть Князев не собирался, а вот на счёт истерики уже не факт. Какого чёрта Миша такой упёртый дурак? Мозгами-то он был отнюдь не обделён, но как включит режим барана, так всё. Попробуй с ним поговорить, когда он упрётся в своё и начнёт молоть всякую ерунду, выдавая её за весомые аргументы, будучи полностью убеждённым в своей правоте. И ещё бывало, когда он явно знал, что не прав, но почему-то стеснялся в этом признаться, поэтому бесился. Вот сейчас был, кажется, именно такой случай. — Это не повод в него мячом швыряться! — вместо сотни слов возопил Князев. — А ещё он на тебя орал! — тут же воскликнул Горшок, хватаясь за этот аргумент, как утопающий за соломинку. Андрей открыл рот, чтобы что-нибудь эдакое гаркнуть в ответ, да только не смог сразу придумать. Кажется, он почувствовал, что практически смутился. Видно было, что Миша действительно недоволен тем, что Витя орал на светловолосого. Но только как он это сумел заметить? Значит, наблюдал за другом. Или просто случайно. Хотя Князев находился в этот момент настолько далеко, что по случайному стечению обстоятельств вряд ли можно было его заметить. — Я-то тут при чём? — наконец немного недоумённо прикрикнул он. Как же его раздражало то, что всё чаще начало возникать абсолютно идиотское чувство смущения. Зато теперь была очередь Горшенёва мучиться. Он заметно потупил взгляд и нервно шаркнул ногой. Наверное, и сам задумался над этим вопросом. С ума сойти можно, оказывается, до него возможно достучаться. — И вообще, он играет не по правилам! — с едва заметно проскользнувшей в голосе неуверенностью попытался выйти из положения парень. Видимо, Андрею просто показалось. Всё-таки достучаться до этого чудика — за гранью вероятности. Ори на него или не ори, доказывай что-то или не доказывай — всё равно будет гнуть своё. — Какая хуй разница, это просто игра! — выйдя из себя, почти что рыкнул светловолосый. Миша оглянулся, словно в поисках кого-то, кто поддержит его точку зрения и крайнее раздражение, но, не найдя таковых личностей, снова взбешённо уставился на друга. Вдруг до Князева кое-что дошло. Они смотрели друг на друга. Разговаривали. Ну, пусть не разговаривали, а кричали, но в сущности это почти одно и то же. После практически целой недели какого-то вымышленного равнодушия темноволосый наконец заговорил с одноклассником, обратил на него внимание. Неужели положительный прогноз Балунова сбывался? Хотя это вряд ли. Сейчас парни не общались, а просто-напросто переругивались. Соответственно, после этого однозначно их взаимоотношения не вернуться на круги своя и не станут такими же, как до этого. — И я вообще в стену хотел попасть! — снова оборвав мысли одноклассника и вернув его в реальность, воскликнул Горшенёв. Вот тут уже Андрей окончательно вспылил. Одно дело искать себе оправдание, а другое уже начинать перевирать очевидное. Хотя и оправдываться ни чем не лучше. Вообще, обычно Миша так не поступает. Если уж сотворил какую-то хренотень, то признаёт это, пусть и не всегда чувствует себя в нужной степени виноватым. — Да ты в него метил, я слепой, что ли? — от переизбытка эмоций взмахнул руками Князев. Горшок посмотрел на него с такой искренней злостью, что парень вдруг задумался, а не показалось ли ему. Ведь он не то чтобы очень внимательно наблюдал за тем, в кого или во что целился темноволосый. Может, он и правда метил мячом в стену, но тот пролетел чуть ниже. На эмоциях и со злости очень даже запросто можно промахнуться. — Блядь, ну значит слепой! — ещё более резко, чем одноклассник, взмахнув руками, огрызнулся Горшенёв. Вот встали две мельницы и руками размахивают, и правда, ведь заняться-то больше нечем. — Слушай, не беси меня! — рыкнул Андрей. На самом деле, он хотел тут другу нотации почитать, а не психовать и окончательно выходить из себя. Хотя, наверное, сам виноват. Нечего было поддаваться общему настрою. Обычно ведь светловолосый оставался более менее спокойным, когда все вокруг становились раздражительными и истеричными. А теперь что-то уж очень легко и быстро разозлился, причём почти без повода. Миша в ответ на эту фразу выгнул одну бровь чуть выше другой, а затем исподлобья взглянул на одноклассника. Почти точь-в-точь как Балунов сегодня утром. Только у темноволосого на данный момент это было не лукавое выражение, а довольно мрачное, как бы говорящее о том, что лучше тебе, дружок, исчезнуть прямо сейчас, ибо секунда промедления может стоить тебе жизни. Тем не менее, Князев героически выдержал этот взгляд и даже сам в ответ довольно грозно зыркнул на друга. Так они простояли буквально пару секунд, а затем Горшок вдруг издал странный приглушённый полустон, словно неожиданно о чём-то догадался, сделал шаг вперёд и, оказавшись вплотную у сетки, протянул под ней руку, уцепился длинными пальцами за майку Андрея и резко дёрнул его на себя. Светловолосый и сообразить ничего не успел, как почувствовал, что их губы соприкоснулись через одну из дыр в сетке. Точнее, не соприкоснулись, а немного болезненно столкнулись, ибо Миша довольно сильно дёрнул к себе парня, а тот от неожиданности чуть не свалился. Чёрт знает, что это такое было. Глупый, бессмысленный и ни чем не оправданный поцелуй прямо через волейбольную сетку, когда вокруг столько народу. Ничего тонкого, ничего особенного, но Князев мгновенно ощутил накативший жар и ужасную дрожь в коленках. От низа спины по всему позвоночнику пробежалось убийственно приятное покалывание. Парень аж на носочки приподнялся от удовольствия. Миша ощутимо усмехнулся ему в губы, явно заметив это проявление наслаждения. — Бог ты мой, — уважительно прошептал Балунов, стоявший всё это время совсем недалеко за спиной Горшенёва и с самого начала благополучно наблюдавший всю эту сцену. — Страсти какие. Несмотря на то, что все начали неожиданно затихать, так как каждый постепенно по случайности обращал свой взгляд на целующихся парней и замолкал от удивления, в голове у Андрея был сплошной белый шум. Он бы сейчас не смог расслышать ни тишины, ни криков. Всё тело начало изнывать от жара, хотелось потянуться и коснуться Миши, его волос, шеи, открытых ключиц, положить руки ему на талию или на бёдра. Но они довольно неудобно располагались, из-за этого сетка сильно мешала, а уж отрываться друг от друга, чтобы перебраться под дурацкой преградой, совершенно не хотелось. Во всяком случае, светловолосому. Но при этом именно он готов был уже чуть ли не ныть и стонать от недостатка тактильного контакта. Миша лишь усмехался, на короткие мгновения чуть отстранялся от Князева, опалял горячим дыханием его губы и вновь целовал. Не зная, куда себя деть, темноволосый вцепился пальцами в сетку и периодически чуточку приседал, будто бы компенсируя разницу в росте. Однако Андрею вдруг показалось, что одноклассник жутко смущается от того, что делает, но при этом почему-то продолжает. Наверное, он был просто не в силах остановиться. В принципе, они оба были не в силах. Наблюдающие за происходящим ученики нервно и почти испуганно переглядывались. Был буквально один человек, который ни капельки не почувствовал себя неуютно. Собственно, ему вообще было наплевать, словно ничего не происходило. Этим пофигистом был Балунов. После одной произнесённой фразы он с отрешённым наивным выражением лица уставился куда-то в окно, весьма успешно делая вид, что заинтересовался процессом падения снежинок. Рядом с ним чуть ли не с приоткрытым ртом стоял второй Шурик. Бедный никогда не мог себе даже представить такого, а уж увидеть… Андрей было задумался о том, почему Миша сейчас вдруг поцеловал его, но затем забил на этот вопрос, потому что сознание совершенно затуманилось и вообще начало плавиться от сжигающего изнутри пожара. Чёрт, а какая разница? Да, Горшок около недели назад испуганно отшатнулся от друга, когда тот попытался его поцеловать, а сейчас почему-то сам полез сделать это, так ещё и при всём классе. Ну и что? Зачем задумываться об этом? Хрен поймёшь, что там творится в голове у Горшка, даже вникать в это не стоит. Скорее всего, он просто захотел. Захотел и сделал, прямо сейчас и прямо здесь. И почему-то от понимания того, что на них, скорее всего, смотрят, Андрею только сильнее захотелось оказаться ближе к однокласснику, прикоснуться к нему, да хотя бы просто взять за руку. Кое-как на ощупь отыскав прицепившуюся к сетке руку Горшенёва, светловолосый переплёл их пальцы и ухитрился улыбнуться. В этот момент Миша игриво прикусил его губу острыми клыками, заставив ощутить лёгкий дискомфорт, смешанный с удовольствием. Андрей чуть не заскулил от желания повторить это, но старался хоть немного держать себя в руках. Прозвенел спасительный звонок. С громкими неразборчивыми воплями ученики, словно очнувшись от оцепенения, принялись поспешно сваливать из спортивного зала. Потом ведь придётся как-то им объяснять произошедшее. Сказать, что это был просто хитроумный маневр, предназначенный для того, чтобы они заткнулись? Идея-то неплохая, но уж больно долго этот маневр продлился. Все успели двадцать раз затихнуть, а парни никак не отцеплялись друг от друга. Так что такая отговорка вряд ли сработает. Князев решил, что совершенно не нужно забивать себе голову мыслями о том, что будет потом, что кому сказать и как оправдаться. Момент есть момент, им надо наслаждаться и ловить его. А если постоянно думать о последствиях, то можно всё проворонить. Когда все покинули спортивный зал, там остались лишь двое, которые по-прежнему не могли друг от друга оторваться. Андрей не выдержал и просунул руку прямо через одну из дыр в сетке, после чего зарылся пальцами в Мишины волосы. Немного влажные, мягкие и пушистые, они были такие приятные на ощупь, что не хотелось отпускать. Парень принялся перекидывать в пальцах волнистые пряди, как бы нежно ими играясь. Если войдёт физрук, то явно решит, что уже начинает страдать от белой горячки. Горшенёв коротко вздохнул, после чего точно так же просунул руку сквозь сетку и запустил пальцы в золотистые волосы одноклассника. Но он не перебирал их, а путал и периодически нечаянно начинал за них тянуть. В такие моменты он сильнее прижимался губами к губам Андрея и издавал какие-то короткие нервные звуки, похожие на резко обрывающиеся стоны. Руки Князева начали стрястись не слабее, чем колени. Он старался цепляться за сетку, но уже едва стоял на ногах. Его то и дело покачивало из стороны в сторону. На секунду забывшись, он едва не осел на пол. Неимоверно тяжело было одновременно оставаться в сознании, держаться на ногах и успевать наслаждаться моментом. Каждая мышца тела сама собой входила в приятное состояние парализации, приходилось неимоверными усилиями напрягаться и заставлять себя стоять на месте. Вновь вернулось то лихорадящее ощущение, затуманивающее разум и заставляющие чувствовать себя мороженым, которое плавится от невыносимого летнего зноя. Уже забылись все события, предшествующие этому поцелую. Как будто ничего не существует, ни до, ни после. Только данный миг, только эта минута, секунда, кратковременное мгновение. Кислорода не хватало, кружилась голова. Дрожь и слабость усиливались, а желание не прекращать становилось и вовсе невыносимым. Казалось, что весь мир обрушится, если сейчас это закончится. Всё вокруг поглотит тьма, всё исчезнет, в том числе и сами Андрей с Мишей. Они пытались жаться друг к другу через сетку, оба тряслись, будто сейчас с ними случится припадок. Сейчас спортзал должен был гореть адским пламенем, иначе как объяснить жар, который испытывали парни. Но, как назло, Горшенёв вдруг оторвался от губ одноклассника, за что услышал в свой адрес протестующий хныкающий звук. Затем темноволосый нагнул голову, опалил горячим дыханием шею Князева, максимально легко и практически неощутимо коснулся её губами, после чего буквально отскочил и почти бегом выбежал из зала. Всё получилось так быстро, что Андрей даже не успел что-то крикнуть вслед или удержать парня. Он лишь недоумённо замер, едва стоя на ногах и отчаянно цепляясь за сетку, чтобы нечаянно не упасть. По голове словно ударили кувалдой. Причём несколько раз. Ударили так, что от неё ничего не осталось, лишь звенящий шум и полное оцепенение. Вот что это такое было? Какого чёрта учудил Горшок? Ладно, пусть он неожиданно кинулся целовать друга при всём классе, можно представить себе, что в этом нет ничего странного. Хотя нет, нельзя. Но можно хоть попытаться. А зачем тогда опять брать и сваливать именно в тот момент, когда Андрей уже был готов просто помереть или потерять сознание от удовольствия? Кто так делает? Когда пик умопомрачительного наслаждения близок, как никогда, разве можно всё так резко обрывать? — Сука, — едва слышно простонал Князев на выдохе, ухитрившись вместить в этот шёпот одновременно все впечатления от произошедшего. Спасибо великому и могучему русскому языку за такие сильные слова, которые за раз могут описать буквально всё. Неизвестно, сколько времени парень стоял, как идиот, схватившись за сетку и приходя в себя. Может, всего пару минут. А может и куда дольше. Ему повезло, что никто за всё это время не заглянул в спортзал. Потом же, когда появилась уверенность в том, что удастся идти, не спотыкаясь на каждом шагу, Андрей медленно побрёл к выходу. Вещи он собирал в одиночестве, так как все уже свалили. При выходе из школы он всё ещё пошатывался, будто слегка подвыпивший. Остаток дня прошёл будто в тумане и перетёк в ночь, а светловолосый по-прежнему находился под невероятным впечатлением. Он и думать забыл о глупости совершённого поступка. Зато теперь, кажется, возвращался прежний Миша, который творит всякую ересь, которая приходит в голову, не страшась того, что потом придётся разгребать последствия. Похоже, что «предсказания» Балунова всё-таки сбываются.