Blood, water

Облегающие брюки и кремовая, не совсем белая футболка, заправленная и сочетающаяся с хорошим сидящим пиджаком тёмно-синего цвета. С его волосами, зачёсанными со лба, чтобы показать одну платиновую серёжку в ухе, Сонхва был готов. Он не в первый раз поблагодарил людей за то, что они начали использовать в зеркалах заднего вида алюминий вместо серебра. Он не смог бы выжить так долго, если бы не увидел своё отражение. Сонхва в последний раз посмотрел на собственное лицо в зеркало, чтобы убедиться, что он выглядел идеально. Он был полностью накрашен косметикой, достаточно, чтобы скрыть смертельную бледность, и достаточно, чтобы его глаза выделялись. Он всегда наносил макияж. Сонхва не мог назвать походы куда-то с Хонджуном свиданиями. Это не были свидания. Хонджун не держал Сонхва за руку, не целовал его в губы, в щёку или куда-либо ещё и не делал ничего платонического. Это были просто дружеские прогулки. И Сонхва не стал этого отрицать, ему было весело. Но если Хонджун, возможно, захочет держать его за руку, он не остановит его. Остальные члены клана находились внизу, сидели на разных предметах мебели и были поглощены своими делами. Сонхва не ожидал особой реакции, когда сказал им, что собирался кое-куда, но ошибся. — Собираешься на свидание? — спросил Уён, ухмыляясь, как дьявол. — Это не свидание, — сказал Сонхва. — О, пожалуйста не ври, — накалился Ёсан. — Мы всё знаем. Ты нашёл другого человека, в которого влюбился. Снова. Сонхва расстроился. — Интересненько, — сказал Минги. Он нашёл текущий разговор достаточно интересным, чтобы положить телефон. — Он маленький и красивый, — сказал Чонхо. — Они все маленькие и красивые, — сказал Уён. — Помните последнего? Седжин, Ёджин. Что-то-джин. — Ёнджин, — пробормотал Сонхва. Он не понимал, какое отношение к этому имел Ёнджин. — Ты был без ума от него, — сказал Уён. — И он был очень похож на того парня, с которым ты встречался раньше. Половина твоего роста и очень красивый — твой типаж. — И человек, — добавил Чонхо. Уён кивнул. — И человек. — Что? — Ёсан отложил книгу. — Ёнджин был некрасивым и невысокого роста. — О чём ты говоришь? — сказал Минги, высказывая своё мнение в негодовании, как будто был лично оскорблён. — Ёнджин был очень красивым! Я видел его фотографии! — Он был просто средним, — сказал Ёсан. — Никто не симпатичен тебе, Ёсан, — сказал Уён, закатывая глаза. — Ты сравниваешь всех с собой, и ты самый красивый человек на Земле. Ёсан поднял книгу, чтобы скрыть улыбку на лице. — Просто… будь осторожен, хён, — внезапно серьёзно сказал Чонхо. — Ты так быстро привязываешься. Только убедись, что не пострадаешь. Сонхва улыбнулся. Ему всегда было приятно знать, что другие заботились о нём, особенно Чонхо. Чонхо, которого он впервые встретил, казалось, существовал в другой жизни. Снаружи небо было чистым, и, согласно прогнозам погоды, воздух должен быть слегка прохладным. Сонхва научился одеваться, чтобы выглядеть так, как будто он чувствовал температуру. По пути за Хонджуном он заметил людей в лёгких куртках и был уверен, что его одежда идеально подходила. Тэхи научила его быть похожим на человека. Как обычно, Сонхва остановился на участке возле жилого комплекса Хонджуна. Сонхва знал, почему Хонджун не позволил ему забрать его с фасада здания, и никогда не комментировал. Он понимал, почему он хотел бы держать их прогулки в секрете от Сана — вот почему Сонхва тоже не рассказал о них никому из своего клана. Сказать одному из них было то же самое, что рассказать им всем, и если Уён узнает об их отношениях, он через секунду расскажет Сану. — Это даже не отношения, — пробормотал Сонхва. Он подождал несколько минут и был готов достать телефон и позвонить, когда увидел его. Сонхва всегда поражался тому, насколько большая аура Хонджуна. Даже сейчас, когда он шёл по пустому тротуару, он просто излучал энергию. Сонхва знал, что такое тепло, но он был вампиром так долго, что не мог вспомнить. Когда он думал о Хонджуне, он представлял тепло. Хонджун улыбнулся ему через окно двери со стороны пассажира, а затем забрался внутрь. — Извини, я опоздал, — сказал он. На нём был большой чёрный пиджак с полосатой чёрно-белой футболкой под ним и простая серебряная цепочка с кольцом на шее. Его волосы были заправлены в простой чёрный берет. Он выглядел так потрясающе, что Сонхва не сразу отреагировал. — Ты мне должен, — сказал он, снова сосредоточившись на дороге, пока ехал. Если бы он был более очевидным, это было бы неловко. Хонджун застонал и упал на сиденье. — Отлично, сколько я тебе должен сейчас? — Много, — обратился к нему Сонхва. — Та-а-ак много. Эти слова заставили его взглянуть на Хонджуна, а затем рассмеяться. Сонхва стало намного комфортнее общаться с Хонджуном по ночам, и он чувствовал, что Ким тоже немного расслабился. Он смеялся громче, чаще. Это было здорово. — Итак, куда мы едем? — спросил Хонджун. — Я немного приоделся, как ты и просил. Это нормально, правда? — Это прекрасно, — искренне сказал Сонхва. — В том месте, куда мы собираемся, вообще-то, нет дресс-кода. Я видел там людей в сандалиях и шортах-карго. — Но ты бы никогда, — сказал Хонджун. Сонхва поморщился. — Никогда. — Ты когда-нибудь в жизни носил шорты-карго? — спросил Хонджун. Улыбка была очевидна в его голосе. — Никогда, — сказал Сонхва. — И я этим очень горжусь. Хонджун промолчал. Их пункт назначения был довольно далёким, и здания менялись по мере их движения, переходя от простых, практичных серых блоков к более современным фасадам из стекла, металла и острой архитектуры. Сонхва взглянул на Хонджуна и обнаружил, что он смотрел в окно, отслеживая светодиоды, пока они проезжали мимо. — Ты бывал здесь раньше? — спросил он, нарушая удобную тишину. — Иногда, — сказал Хонджун. Он озорно посмотрел на Сонхва. — Скучная область. — Не говори так, — заскулил Сонхва. — Пожалуйста, не говори мне, что ты ведёшь меня к богатым людям, — сказал Хонджун, коротко рассмеявшись. Это было для богатых людей. Это была выставка в престижной картинной галерее. Фасад здания был полностью стеклянным и занимал все три этажа. Внутри было ярко освещено, неправильная планировка. Стены выходили беспорядочно, произведения искусства выставлялись на уровне глаз, а сплошные белые блоки служили пьедесталами для небольших, со вкусом оформленных цветочных композиций. Все люди внутри были при деньгах. Когда они вошли, Хонджун молчал. Сонхва ничего не сказал, просто наблюдал за ним, чувствуя, как его внутренности скручивались, когда он пытался расшифровать выражение его лица. — Хорошо, — наконец сказал Хонджун. — Сан сказал тебе? — Сказал мне что? — Сонхва не понял. — Что я рисую, — сказал Хонджун. — Нет, он мне ничего не говорил, — сказал Сонхва. Он моргнул. — Ты рисуешь? — Ага, — смущённо сказал Хонджун. Он отвернулся, стал бродить среди картин. — Я люблю искусство. Я думал, именно поэтому ты… мы пришли сюда. — Я понятия не имел, — сказал Сонхва, идя вслед за Хонджуном. Это имело какой-то смысл. Образ Хонджуна, сидящего за мольбертом и создающего уникальное произведение искусства, легко складывался в его голове. — Что именно? — Экспрессионизм, фовизм, — сказал Хонджун, глядя на произведения искусства. — Мне тоже нравятся некоторые художники-постимпрессионисты, такие как Гоген и Ван Гог, но многие из них тоже были… не знаю, научными в своей работе. Пуантилизм выглядит круто и интересно, он действительно привлекает внимание, и, очевидно, Сёра, Синьяк и их современники были великими художниками, но в их работах есть что-то ограничивающее. Сонхва хмыкнул в ответ. Он понятия не имел, о чём говорил Хонджун. Он пытался запомнить, что он говорил, чтобы потом найти слова. — Я предполагаю, что есть совпадение, — продолжил Хонджун, — но искусство не должно быть наукой. Это должно быть… искусство, — он посмотрел на Сонхва. — Ты понимаешь? — Ага, — кивнул Сонхва. — Ты что-нибудь понял из того, что я сказал? — спросил Хонджун, наклонив голову. Сонхва замер, напряжённо размышляя, а затем, наконец, сказал: — Ван Гог. Хонджун моргнул, а затем расплылся в самой широкой и красивой улыбке. — Да, Ван Гог, — сказал он, всё ещё улыбаясь. — Извини, я ничего не знаю об искусстве или обо всём этом, — сказал Сонхва. — Тогда почему ты хотел приехать сюда? — спросил Хонджун. «Потому что я хотел провести с тобой время». — Просто, — сказал Сонхва, пожав плечами. — Меня посетила мысль о покупке картины. Ты знаешь, поддержка местного художника и всё такое. — Круто, — сказал Хонджун. — Например, для твоего дома? Ты оформляешь цветовую схему или что-то в этом роде? — Не совсем, — солгал Сонхва. — Просто… выбери то, что, по твоему мнению, выглядит хорошо. Хонджун остановился. — Я? — он выглядел взволнованным. — Почему я должен выбирать? Это твой дом. — А ты эксперт, — сказал Сонхва. — Я не эксперт, — сказал Хонджун. — Мне просто… нравится это. Возможно, из-за того, что он не мог краснеть, Сонхва был абсолютно очарован, когда люди это делали. И теперь Хонджун покраснел, не сильно, но достаточно, чтобы раскрасить его щёки, придать кончикам ушей красивый розовый цвет. Он выглядел так потрясающе, когда волновался, и это заставило Сонхва взволновать его ещё больше. Он мог быть таким жестоким. — Ты точно эксперт, — сказал Сонхва, вкладывая в свой голос столько искренности, сколько мог. — Во всяком случае, по сравнению со мной. Выбери то, что тебе нравится, и расскажи мне об этом, чтобы, когда придут гости, я смог впечатлить их своими знаниями искусства. — Что ж, если ты настаиваешь, — сказал Хонджун. Он избегал взгляда Сонхва, предпочитал смотреть на картины. И Сонхва любил видеть его таким заинтересованным и, конечно же, получать возможность, смотреть в его лицо, но он мог бы отказаться от этого места, если бы знал, что Хонджун будет уделять ему так мало внимания. Сонхва жаждал привязанности Хонджуна с почти жалкой силой. Мимо прошла пара, держась за руки, и Сонхва смотрел на них с едкой завистью. Одна женщина тащила за собой другую, таща её за произведениями искусства, которые ей нравились, и нетерпеливо рассказывая о них, всё время сцепляя их пальцы вместе и стоя рядом. Они обе выглядели старше Хонджуна, по крайней мере, на девять или десять лет. Сонхва подумал, придётся ли ему ждать так долго, прежде чем Хонджуну станет с ним так комфортно. Он действительно надеялся, что нет. — Мне нравится эта. Хонджун наконец сделал свой выбор. Сонхва стоял рядом с ним перед картиной, пытаясь понять, что в ней выделялось. Она была абстрактной, всё синие, зелёное и бесчисленные оттенки между ними, завитки и пятна цвета, жирные линии и мягкие мазки. Это было на многих других выставленных картинах, но Сонхва знал, что в этой должно быть что-то особенное. — Почему именно эта? — наконец спросил он. — Она просто… подходит тебе, — сказал Хонджун, пожимая плечами. Он посмотрел на Сонхва. — Тебе она не нравится? — Нет, она красивая, — сказал Сонхва. — Мы возьмём её. — Ты имеешь в виду, что хочешь её купить? — сказал Хонджун, как будто была какая-то разница. — Ты возьмёшь её? — Да, конечно, — сказал Сонхва, пытаясь не рассмеяться. — Я куплю её. Он закончил сделку, купил картину и назначил время доставки, в то время как Хонджун молча ходил поблизости. Когда он закончил, он повернулся к Хонджуну и сказал: — Спасибо. — Тебе не нужно меня благодарить, это было весело, — сказал Хонджун. Он ухмыльнулся. — Так куда теперь? Он не хотел идти домой. Но Сонхва не планировал так далеко вперёд. — Мы прогулялись снаружи, осмотрим окрестности, — сказал он. — Если только ты не думаешь, что это действительно так скучно. — Думаю, мы сможем это выяснить, — сказал Хонджун. Снаружи были люди, больше в машинах, чем на тротуарах. Сонхва и Хонджун шли вместе, бок о бок, ничего не говоря. Сонхва снова и снова смотрел на лицо Хонджуна, прослеживая его черты, от изгибов его глаз до кончика носа. Он был очень красив. Он задавался вопросом, осознавал ли это Хонджун полностью или он должен просто выпалить это и рассказать ему. Рука Хонджуна была там, прямо в пределах его досягаемости, и Сонхва захотелось взять её, почувствовать мягкость его кожи и сцепить их пальцы вместе, пока он не обнаружил, что не мог думать о другом. Он искал, что сказать. — Почему ты покрасила волосы в красный цвет? — спросил Сонхва. — О, — сказал Хонджун, почти бессознательно коснувшись своих волос. — Просто захотелось. Ты бы видел меня раньше. Я был блондином, и Сан убедил меня отрастить маллет. Сонхва хихикнул. — Боже мой. — Не суди меня! — сказал Хонджун обиженно, но всё равно ухмыляясь. — Я хорошо выглядел. — Я в этом и не сомневаюсь, — сказал Сонхва серьёзно. Он покачал головой. — Маллет. Похоже на Санни. — Ты думаешь, Сан плохой? Юнхо ещё хуже, — сказал Хонджун, всё ещё улыбаясь. Он остановился. — Ты знаешь Юнхо? — Я знаю о нём, — сказал Сонхва. Он увидел вопрос во взгляде Хонджуна и сказал: — Уён встречал его. — О да, — сказал Хонджун. — Всё это… Сонхва промычал, ничего не говоря. Он знал, что Хонджун не совсем одобрял отношения Уёна и Сана, и старался не думать о причине. Это вызвало бы вопросы, Сонхва не хотел задавать ни себе, ни Хонджуну. Ни одни из отношений Сонхва нельзя было назвать успешным. Это правда, что он уже встречался с людьми, но это было не из-за какого-то типа или предпочтений, как другие считали, а потому, что вампиров было так мало, и он уже решил, что ему не нравились те, которые ему были должны понравиться. Некоторые из людей, с которыми он встречался, не знали, что он вампир, а это означало, что Сонхва должен был положить конец всему, когда стало слишком сложно объяснить его ночной образ жизни или когда он понял, что у них не очень дружелюбное отношение к вампирам. Другие, как Ёнджин, были противоположны. Фетиш на вампиров, как Чонхо любил говорить с усмешкой, и Сонхва протестовал, хотя втайне знал, что Чонхо прав. Но Хонджун не был таким. Его не привлекала привлекательность вампирской тайны. Во всяком случае, кажется, что он только терпел вампиризм Сонхва. Быть с таким человеком, который знал, что он вампир, но из-за этого не относился к нему как к фантастическому существу, было сюрреалистично для Сонхва. Хонджун никогда не просил Сонхва укусить его, и, к сожалению, Сонхва чувствовал, что никогда не попросит. — Смотри, хот-доги, — сказал Хонджун. Они свернули за угол на менее шикарную улицу, и Хонджун заметно оживился. — Я вижу их, — сказал Сонхва, заметив стенд в нескольких футах от них. — Хочешь один? — Эээ, это тебя устраивает? — неуверенно спросил Хонджун. — Тебе нельзя есть и всё такое. — Всё в порядке, — сказал Сонхва со смехом. — Давай. Они купили один хот-дог, Сонхва вложил деньги в руку продавца, прежде чем Хонджун смог возразить. Хонджун проворчал на это, но закуски было достаточно, чтобы снова осчастливить его, и вскоре они сели на скамейку, которую нашли, когда спустились вниз по улице. Хонджун был счастлив и ел, а Сонхва был счастлив просто быть там. На этом участке дороги было тише, достаточно тихо, чтобы он мог слышать даже звуки жевания Хонджуна. — Ты уверен, что это нормально? — спросил Хонджун. — Я сказал тебе, что всё в порядке, — сказал Сонхва. — Значит, это не делает тебя голодным или?.. — Хонджун замолчал. — Нет, от этого я не становлюсь голодным, — сказал Сонхва. Кровожадность не была голодом, но он не собирался вдаваться в объяснения по этому поводу. — Кроме того, у меня никогда не было ни одного хот-дога, так что я не могу его захотеть. — Что? — глаза Хонджуна расширились. — Ты никогда его не пробовал? — Гм, нет, — сказал Сонхва, опешив от его удивления. — Я обратился до того, как они стали чем-то вроде этого. Хонджун молчал, проглатывая информацию вместе с очередным кусочком хот-дога. — Итак, — сказал он наконец. — Сколько тебе лет? Если можно спросить. — Двадцать один, — напрягся Сонхва. — Ты понимаешь, о чём я, — сказал Хонджун, взглянув на него. Это было очаровательной. Сонхва засмеялся. — Хорошо, хорошо, — сказал он. Хва сделал паузу, обдумывая это. — Мне около… двухсот? Двухсот пятидесяти? Чонджо был королем, когда я был жив. Рот Хонджуна открылся. Он выглядел потрясённым, что Сонхва не мог не рассмеяться снова. — Ты не можешь говорить серьёзно, — сказал Хонджун, когда наконец смог заговорить. — Ты не можешь… тебе не может быть больше двухсот лет! Какого чёрта ты такой нормальный? — Я собираюсь принять это как комплимент, — сказал Сонхва, всё ещё улыбаясь. — Это просто правда, — сказал Хонджун. — Как ты… такой? Мол, ты ведёшь себя как нормальный человек моего возраста? Разве ты не должен быть чертовски старым? — Я не знаю, просто не знаю, — сказал Сонхва. — Думаю, дело в обращении. Я такой же зрелый или незрелый, каким был, когда обратился. Возможно, дело в знании того, что ты больше не можешь умереть. Ты не взрослеешь так, как должен. — Это так странно, — сказал Хонджун. Он всё ещё был ошеломлён, но в нём тоже было очарование. — Как ты… превратился? Он сказал последнее слово сценическим шёпотом, и это вызвало улыбку на лице Сонхва. — Мой создатель обратила меня, — сказал он. — Я умирал. Я не был богат, и меня охватила лихорадка, и Тэхи-нуна подарила мне жизнь. Я знал её раньше, но не знал, что она вампир, пока она не объяснила про обращение. — Итак, ты обратился? — сказал Хонджун. — А потом? Чем ты занимался двести лет? — Я был с Тэхи-нуной, — сказал Сонхва. — Я познакомился с остальными намного позже. — Остальные, — повторил Хонджун. — Уён и… — Ёсан, Минги и Чонхо, — сказал Сонхва. — Я встретил Ёсана и Уён около двадцати лет назад. Затем, примерно через восемь лет, Чонхо. Минги присоединился к нам всего пять лет назад. По стандартам вампиров, наш Клан можно считать новорождённым. Он усмехнулся Хонджуну. — Ребята, вы действительно так это называете? — Хонджун коротко и неловко рассмеялся. — Сан всегда называет тебя братом Уёна. — Вы предпочитаешь семью? — спросил Сонхва. — Как мафия? — Или, конечно, как обычные люди, — сказал Хонджун. «Но мы не обычные люди». Сонхва не сказал этого вслух, вместо этого произнёс: — Хорошо. Но только Уён и Ёсан связаны кровью, — он поймал взгляд Хонджуна и добавил: — У них один и тот же создатель. — Думаю, это большое дело, — сказал Хонджун. Он выглядел так будто ему было неудобно, как ему не нравилось, когда ему напоминали, что Уён был вампиром. — Это так, — сказал Сонхва. — Это что-то вроде токарной обработки, но это не просто физический процесс. Многие вампиры меняются эмоционально, становятся больше похожими на своих создателей, особенно если они хотят их создателей, — не в первый раз Сонхва задавался вопросом, каким был бы Чонхо, если бы Тэхи обернула его, или, может быть, даже сам Сонхва… — И твоя? — Хм? — Сонхва склонил голову. — Твоя создательница, — сказал Хонджун. — Какая она была? Тэхи? Как Сонхва мог даже начать описывать её? — Она была всем, — серьёзно сказал он. — Яркая, добрая и полная жизни. Она была… она была солнцем, а я был её любимой планетой. Она была так хороша. Она так хорошо обо мне заботилась, — он закрыл глаза и откинулся назад, позволяя мягкости воспоминаний о ней затопить его. — Мне очень жаль, — пробормотал Хонджун, его голос был едва ли громче шёпота. — Ты, должно быть, очень по ней скучаешь. — Да, — сказал Сонхва. Он открыл глаза, глядя в пустое небо. — Я бы хотел, чтобы она была здесь. Для меня. Для остальных. Она им нужна. — Они её знали? — мягко спросил Хонджун. — Нет, но они должны были бы это сделать, — сказал Сонхва. — У них должен быть кто-то такой, как она, кто-то, кто будет направлять их, заботиться о них. — У них есть ты, — смущённо сказал Хонджун. Но Хонджун не понял. Это было хуже всего, что всё, что у них было, был он. — Я… я не создан для этого, — сказал Сонхва, пытаясь заставить Хонджуна понять. Сонхва посмотрел на него, на его нахмуренные брови и яркие глаза. — Я не лидер. Я был не более чем… избалованным ребёнком, это всё, чем я когда-либо был. И теперь я пытаюсь заставить их работать под меня, но я просто не предназначен для этого. Они заслуживают лучшего, а не меня. — Эй, не говори этого, — нахмурился Хонджун. — Кто лучше тебя для твоей семьи? — Кто угодно, — серьёзно сказал Сонхва. — Тэхи-нуна. Ты. — Это неправда, — сказал Хонджун. — Ты знаешь их лучше, чем кто-либо, не так ли? И они всё ещё с тобой. Это очень важно. — Я просто… — Сонхва на мгновение закрыл глаза, пытаясь собраться с мыслями. — Я беспокоюсь, что недостаточно хорош для них. Недостаточно хорош, чтобы помочь Минги. Недостаточно хорош, чтобы исправить Чонхо. Недостаточно хорош, чтобы удержать их. Мягкое прикосновение легло на руку Сонхва, лёгкое и нежное. Пак открыл глаза и обнаружил, что Хонджун смотрел на него так искренне, пристально глядя на него. Его рука была на руке Сонхва. — У меня действительно нет такой семьи, как ваша, но я думаю, что понимаю, — тихо сказал Хонджун. — Ты всегда будешь беспокоиться, что тебя недостаточно. Когда ты несёшь ответственность за кого-то независимо от того, сколько ему лет, это чувство никогда не проходит. Ты просто должен посмотреть на них, увидеть, как они видят тебя. Твоя семья счастлива с тобой? — Они… да, — сказал Сонхва. Он чувствовал себя пойманным в ловушку взгляда Хонджуна, неспособным выбраться. — Тогда у тебя всё хорошо, — сказал Хонджун. Он сжал руку Сонхва. Это было небольшое, короткое мгновение, но оно зажгло искры в Сонхва, озаряя его так, как он никогда раньше не чувствовал. Он задавался вопросом, отражалось ли сияние в глазах Хонджуна в его собственных. — Пойдём, — сказал Хонджун. Он убрал руку с руки Сонхва и встал. — Становится поздно. Сонхва был слишком подавлен, чтобы говорить. Он только кивнул и встал. Они пошли обратно к его машине. Сонхва посмотрел на свою руку, сжимая и разжимая пальцы. — Хонджун-ши, — тихо сказал он. — Да, — сказал Хонджун. — Почему ты выбрал эту картину? — спросил Сонхва. Хонджун молчал достаточно долго, чтобы Сонхва потерял надежду на его ответ. — Тебя это устраивало, — сказал он наконец, с нетерпением ожидая. — Цвет — это то, что представляю, когда думаю о тебе. Это было сильно. В одних местах он подавлялся, а в других — такой… такой нежный, такой деликатный. Это подходило как песня. Я смотрел на неё и представлял себе галактику или туманность. Он повернулся, чтобы посмотреть на него. — Ты не просто планета, Сонхва. Сонхва потерял дар речи. Он только смотрел на Хонджуна и продолжал смотреть, пока не почувствовал, как слёзы текли по его лицу. Хонджун вздрогнул, как будто очнулся от собственного транса, и поспешно прервал зрительный контакт. — Я имею в виду… — он замолчал, его щёки и уши были вишнёво-красными от смущения. И Сонхва хотел сказать что-то достойное тех слов, которые сказал ему Хонджун, но он не смог, у него не было слов. — Спасибо, — пробормотал он, осторожно вытирая слезу большим пальцем. — За… за всё. — Это ничего такого… — Хонджун сказал это, всё ещё избегая его взгляда. Но для Сонхва это было всем. Он высадил Хонджуна возле его жилого комплекса, попрощавшись и молча пообещал встретиться снова. Хонджун улыбнулся ему в ответ ярче любой звезды. Когда три ночи спустя картина была доставлена, Сонхва повесил её в своей спальне на стене напротив кровати, чтобы он мог смотреть на неё каждый рассвет, когда восходит солнце.