***
Однажды Джесс прочитал книгу, где главный герой превратился в огромного страшного жука и был вынужден целыми днями сидеть в своей комнате, чтобы никого не напугать. Таким жуком он чувствовал раньше и себя. Старался не привлекать внимания, как можно реже открывать рот, заниматься только своей любимой работой и верить в то, что семья оградит его от враждебного внешнего мира. И только последние несколько месяцев он начал думать, что, может, дело было вовсе не в том, насколько ужасен он сам... Но с появлением Аманды всё пошло наперекосяк, и побледневшая было личина страшного насекомого снова явилась на свет, как будто человек из прошлого мгновенно отбросил назад и самого Джесса. Он снова почувствовал себя отгороженным от всего мира, неспособным воспринимать человеческие сигналы. Огромным страшным жуком, которому остаётся только забраться в тёмную нору и сидеть там, чтобы никому не показываться и никого не видеть. Артур, кажется, тоже знал об этой трансформации, потому что не писал и не звонил ему. Теоретически Джесс мог написать ему сам; практически же он был не способен на это и мог только лежать у себя в комнате, гипнотизируя телефон и надеясь, что Артур каким-то образом почувствует, что нужен ему. Но ничего подобного не произошло. Красивые мотыльки не пишут страшным жукам. Перед сменой в клубе Джесс решился и отправил ему смешное видео со слонёнком, который гладил хоботом зебру, но Артур даже не открыл сообщение. Кое-как отработав ночную смену, Джесс решил всё же поговорить с Артуром и поймал его на лестнице, когда тот бежал на работу. В глаза бросилось, что Артур стал как будто ещё худее; под глазами у него залегли тени, и даже одежда была тусклая — серая футболка и джинсы. При виде Джесса Артур испуганно замер, как замер бы любой, кому преградил путь огромный страшный жук. — Мы можем поговорить? — спросил Джесс, разрываясь между желанием спрятаться в своей квартире и желанием обнять и утешить Артура. Может, будь он человеком, он бы так и сделал, а так — только стоял, беспомощный и неподвижный, свесив большие бесполезные руки по обе стороны тела. Артур часто-часто заморгал, закрыл лицо рукой и отвернулся к перилам, а Джесс всё стоял, не способный ему помочь. — Прости, — пробормотал Артур. — Да, зайди ко мне в перерыв... И он проскользнул мимо, пряча взгляд. До назначенного времени Джесс места себе не находил; обычно после ночной работы он полдня спал мёртвым сном, но теперь не мог сомкнуть глаз. Квартира, которая обычно казалась ему уютным убежищем, теперь обступала, как ледяной замок Снежной Королевы, в котором не было ни единого тёплого уголка, не было покоя, не было утешения. В назначенный час он шёл в «Лаванду», и ему казалось, что он двигается в чёрном столбе, который не пропускает ни солнечные лучи тёплого осеннего дня, ни расслабленную субботнюю атмосферу. С Артуром, который по-прежнему выглядел так, словно у него умер дорогой родственник, он столкнулся у входа, и они вдвоём отправились в кофейню. Артур взял кофе и пирожное, но один раз откусил, а есть не стал. Молчали. Джесс смотрел на него, пытаясь запечатлеть в памяти его образ: нервное худое лицо с большими чёрными глазами, выпирающие ключицы в вырезе футболки, небольшие руки — он помнил их на ощупь, знал, на каком пальце мозоль от ножниц, знал, что когда Артур нервничает, он сжимает и разжимает кулак — в последнее время вместо этого он крутил в руках деревянную выдру, но теперь её не было. — Я знаю про твою семью, — сказал наконец Артур, не поднимая взгляда от чашки с кофе. — Ты говорил с Амандой? — Не я говорил, но неважно. — Ты на её стороне? — спросил Джесс, с трудом выдавив эти слова из горла. — Я не... — Артур опять замолчал, прижав руку к глазам. — Я просто думаю, что нельзя так делать, понимаешь? Нельзя бросать семью... — Они справятся сами, — угрюмо сказал Джесс. — Как-то справлялись, пока я был в тюрьме. Артур вскинул на него удивлённый и возмущённый взгляд: — Кто справится сам, маленький ребёнок? — Братья. — Так их двое?.. — Артур нервно засмеялся и покачал головой. — Господи! Я сейчас узнаю о тебе больше, чем за прошлые месяцы! Вот поэтому Джесс и не рассказывал ему про семью. Артур сейчас казался таким разочарованным. Джесс пытался быть человеком, но всё равно оставался жуком, и теперь это стало очевидным. Аманда победила, Артур с отвращением от него отвернулся, и теперь оставалось одно — уползти к семье, которая готова была его терпеть. — Я знаю, что ты мне ничего не обещал, — говорил тем временем Артур. — Я сам виноват, что напридумывал себе что-то... Я когда узнал про это всё, я думал — если бы ты был в разводе и помогал своей семье, то я бы, наверное, понял, но вот так? Бросить жену и детей? Это... прости, но это подло! — Жену? — растерянно переспросил Джесс, потеряв нить разговора. — У меня нет жены. Артур заморгал: — Вы всё-таки в разводе? — С кем? — Так с этой женщиной, которая тебя искала, с Амандой! — Аманда, — медленно проговорил Джесс, — жена моего брата Джимми. — Что?! Они уставились друг на друга; Артур, до того бледный, медленно заливался краской. — Но как же... а о каких детях шла речь?! — У неё есть ребёнок. — От... тебя? — ляпнул Артур и покраснел ещё сильнее. — Нет, — кратко ответил Джесс. Шестерёнки в его голове всегда вращались медленно, а особенно сейчас, когда все мощности мозга были заняты несчастьем, и всё-таки он начинал понимать, что произошло. Аманда обманула Артура, она всегда умела путать других в словах, как лиса путает преследователя в следах; хитрит, петляет, машет хвостом, и вот уже не знаешь, где правда, где ложь. И Артур, его Арти, поверил ей — не ему. Не спросил, не поговорил с ним, просто сходу решил, что всё это правда, и что он, Джесс, действительно мог жениться (на Аманде! от одной мысли у него внутренности в узел завязывались), заделать детей, а потом их бросить! Да, он чувствовал себя виноватым за то, что не вернулся к братьям — ведь без него они не могли заработать столько, сколько получалось с ним, он не позаботился о них, хотя они когда-то заботились о нём. И всё-таки это не он решил обзавестись ребёнком и не он взял на себя ответственность за жену! Мысли эти оформились в полные горечи слова: — Почему ты ей поверил?! Артур, покрасневший уже до ключиц, упрямо вскинул голову. — Потому что ты мне ничего не рассказывал. Потому что я понятия не имел, что у тебя в голове. Я вообще думал, что ты натурал! А ты... ты гей? — Я не знаю, что это значит, — механически ответил Джесс. — Ну брось! Не строй из себя... Ты прекрасно знаешь, что значит «гей»! — Я знаю, если речь о других. Про себя — не знаю. — Ох, ну что за... — Артур, возбуждённый и раздражённый, махнул на него рукой. — Тебя привлекают мужчины? — Нет. — Ну, что и требовалось... — Артур саркастически засмеялся. — Тебя привлекают женщины, и ты не... — Меня не привлекают женщины. — Прости, но в твою асексуальность мне как-то не верится! — Меня привлекаешь ты, — тихо сказал Джесс, которому казалось, что он попал в смерч, который тащит его, лупит по лицу, не даёт дышать. — Я видел, что ты меня стыдишься, но... — Стыжусь?! Я? — Артур подпрыгнул на стуле и так экспрессивно прижал руку к груди, что чуть не опрокинул чашку с кофе. — Ты скрывал. — Я скрывал, потому что считал, будто ты натурал и не захочешь, чтобы кто-то про нас знал! — шёпотом прокричал Артур, наклонившись через стол. От всех этих ураганных эмоций Джессу хотелось спрятаться, он с трудом заставлял себя отвечать. Всё, что он понимал — Артур считает его подлым, плохим человеком. — Я хотел быть с тобой, — сказал он, сделав над собой усилие. — Мы занимались любовью. Не знаю, кем меня это делает, и мне всё равно. Но как ты мог подумать, что я женат?.. — Как ты мог подумать, что я тебя стыжусь?! — парировал Артур, сверкая глазами. — Потому что меня стыдились всегда, — сказал Джесс. Он встал, как будто во сне, и сделал шаг прочь; Артур, в глазах которого воинственный огонь поугас, забормотал было «Постой, погоди, не уходи», но Джесс только качнул головой: — Я не могу больше разговаривать. Ему казалось, что его тащит мощное течение — крутит, вертит, тянет на дно, и воздуха в лёгких больше не осталось. Надо было выбраться на берег и вздохнуть полной грудью, а потом... а потом ждать понедельника и идти на встречу к Аманде. Нет, он не жук — он огромный убитый медведь; пусть грузит его на телегу и везёт домой, к семье, чтобы они могли питаться его мясом, вытапливать его жир, постелить шкуру перед камином, чтобы на ней играли дети, а когти и зубы повесить на шею, как обереги.***
Косметолог из «Лаванды» всегда говорила, что худшие враги красивой кожи — плохой сон, курение и алкоголь. Лео, который гордился тем, что кожа у него идеальная, теперь убедился в правдивости её слов на практике. Он вкрутил наконец-то перегоревшую лампочку над зеркалом в ванной и теперь хмуро разглядывал своё отражение: из белоснежной кожа стала как будто грязноватой, поры расширились, под глазами образовались мешки, чего с ним никогда раньше не случалось. Но раньше он и не жил так, как в последнее время. Раньше всегда был стержень, на который нанизывалась его жизнь: учёба в школе, подработка в ресторане у отца, работа в «Лаванде». Этот стержень его раздражал, он предполагал рамки: подниматься в одно и то же время, выполнять обязанности, подчиняться правилам. Лео мечтал освободиться, и вот наконец желанная свобода настала. Он допоздна спал, поднимался с постели не раньше двух, трахался с Драконом, они каждый день пили и в общем-то ничем не были заняты... И такая жизнь ему осточертела. Вчера он не пил весь день после того, как Дракон психанул и свалил, и вдруг обнаружил, что просыпаться утром не с похмелья — это давно забытое удовольствие. У него не болела голова, его не тошнило, свет не резал глаза, руки не тряслись, и даже появилось желание сделать что-то полезное. Начал он с того, что вкрутил лампочку, о чём сразу же и пожалел, потому что отражение ему не понравилось. Лео задумчиво оглядел полочку, заставленную самыми разными пузырьками и баночками. Вспомнил заодно, как Дракон над ним посмеивался: «Эй, чем из этой бабской бурды помыться-то можно?». Нашёл увлажняющий крем и намазал лицо, надеясь, что это поможет вернуть коже прежний вид. Снова поглядел в зеркало, но ничего не изменилось, хоть этикетка на креме и обещала, что кожа станет «гладкой и сияющей». Лео вздохнул и вышел из ванной. Солнце безжалостно освещало студию, которая никогда не напоминала красивую картинку из инстаграма, но сейчас отличалась особенной убогостью. Пустые бутылки и коробки из-под пиццы, груды вещей на полу и на стульях, забитые окурками и пеплом пепельницы, наполовину сорванная с гардины занавеска... Когда придёт хозяин за оплатой, нельзя будет его впускать. И где взять деньги?.. На счету нет и пяти сотен, его спасёт только кредитка. Лео вздохнул. Зря он посчитал, что драконово «Я о тебе позабочусь» значит, что тот и аренду заплатит, и обо всём остальном подумает. А как вообще проявляется его забота? Пару раз принёс пиццу, часто привозил вино? Можно ли это считать заботой?.. Маленькая замусоренная квартирка душила, и Лео вспомнил, что в «Лаванде» остались его вещи. Он не собирался их забирать, потому что слишком злился на Артура, но теперь идея сходить туда показалась на удивление привлекательной. У него защемило сердце, когда он подходил к зданию со знакомой вывеской. По-новому грустной оказалась мысль, что скоро салон красоты съедет, а вместо него сделают обычный супермаркет... За стойкой ресепшн сидела незнакомая длинноволосая блондинка, которая с недоверием отнеслась к словам о том, что он когда-то здесь работал. — Да спроси кого угодно, здесь меня все знают! — выходил из себя Лео, который как личное оскорбление воспринял то, что какая-то инстачика с наклеенными ресницами уже считает себя тут хозяйкой, тогда как он, два года работавший в салоне, вынужден доказывать право забрать свои вещи. — Я не буду приставать к мастерам, пока они работают! — заявила девушка, отбрасывая прядь длиннющих волос от лица. — Подождите, пожалуйста, пока кто-нибудь освободится, — добавила она и широко улыбнулась, как робот. Понаберут всяких... Раздражённый Лео закатил глаза и хотел было уйти, но тут дверь открылась и появилась Таня, на ходу доедающая пончик. Лео сам не ожидал, что так ей обрадуется. Она увидела его, и через мгновение он уже оказался в её объятиях, она тискала его, радостно смеясь и заглядывая ему в лицо. — Ну ты куда пропал, а? Я тебе и писала, между прочим, а ты не отвечал... Лео со стыдом вспомнил, что и правда не ответил на пару её сообщений, раздражённо отмахнувшись от них. Сейчас он искренне пожалел об этом. Она ведь всегда хорошо к нему относилась! И у них общие интересы, они оба любят танцы... Он до сих пор жалел, что не пошёл тогда на ту джазовую вечеринку. — Так жаль, что вот это всё с тобой получилось, — сказала Таня, отпустив его наконец. — Артур психанул, ну ты его знаешь, он сначала долго терпит, а потом рубит с плеча. — Он тут сейчас? — Лео испуганно оглянулся; ему с одной стороны ужасно захотелось увидеть Артура, а с другой — было стыдно. — Нет, уехал смотреть новое здание. Слушай, выпьем кофе завтра? У меня выходной. Я тебе новости расскажу, ты скажешь, что с тобой происходит вообще... а? Ты занят? Он понял, что уже давно ни с кем не говорил по душам. С Драконом постоянно приходилось думать, как тот воспримет ту или иную реплику, Лео боялся сказать что-то не то и разозлить своего вспыльчивого возлюбленного. А вот с Таней можно было просто... поболтать? Она весёлая, и он даже соскучился по её нелепому юмору. Может, попросить у неё совета по поводу всей этой ситуации с Драконом? Лесбиянки шарят в отношениях! — Да, — решил он. — Во сколько? Таня, которая всё это время держала его за плечо, словно боялась, что он убежит, отпустила его и полезла за телефоном: — Так, смотри, я освобожусь... Но он уже её не слушал, а смотрел на принт на её футболке. Дракон. С длинным чешуйчатым телом, распахнутой пастью, острыми клыками. Граффити, которое Дракон показал на первом свидании. — Что за принт? — перебил он Таню, ткнув пальцем в рисунок. — А, это? — она оторвалась от телефона и развела полы пиджака в стороны, давая разглядеть принт во всей красе. — Нравится? Мы с Линдой вчера были на выставке фем-художницы, она рисует драконов и змей. У неё такая концепция: женщин оскорбляют, называя змеями, но она считает, что это символ силы, поэтому рисует его в таких местах, где женщинам бывать опасно, во всяких там заброшенных зданиях, на стройках... — Фем-художница, значит, — пробормотал Лео. В следующий момент он вынесся из салона, провожаемый криком Тани: «А как же встреча?!» Трясущимися от злости руками он попытался набрать номер Дракона, но тот не отвечал, и Лео, злобно выругавшись на всю улицу, сбросил звонок. Как он мог так ошибаться?! Где были его глаза? У него была отличная работа. С лояльным начальником, который его обожал и не отчитывал за мелкие косяки. С хорошей и понятной целью — сделать людей красивее. Почти все клиенты салона оставались довольны и уходили, светясь от радости; что уж там, приятно было смотреть на них и чувствовать себя причастным к преображению. Он получал неплохие деньги, на которые мог снимать отдельную квартиру, покупать шмотки, ходить по клубам. Он работал с приятными людьми, некоторые из которых были его друзьями. Как он мог этого не замечать? Как он мог проглядеть то, что Артур только и делал, что помогал ему, тогда как Дракон всё это время втягивал в неприятности, лгал, изворачивался, унижал? Чёрт побери, даже граффити нарисовал не он, а какая-то феминистка! Пыша яростью, совсем как дракон с принта, Лео сам не заметил, как добежал до своей квартиры — и снова оглядев её, подумал, что опустился, стал жить, как реднек из трейлера. Ему захотелось и в этом смысле противостоять Дракону, и он выгреб мусор, нормально повесил занавеску, вымыл поверхности и оттащил грязное бельё стирать. Сидя в прачечной, Лео, уже уставший и слегка остывший, засомневался. Может, он не так всё понял? Может, Дракон приедет вечером с едой, извинится, даст понять, что Лео ему дорог?.. Ведь все совершают ошибки! А если он сейчас Дракона выставит, то снова останется совершенно один, с друзьями-то поссорился! Что, если он больше никогда никого не найдёт? Но потом он вспомнил про враньё Дракона и решил, что с него хватит. Пусть он до конца жизни останется один, но идиота из него больше делать не будут! Заведёт маленькую брехливую собачку, выщипает брови и будет старым, манерным, противным одиноким геем, с которым никто не захочет иметь дела. Лео даже немного всплакнул над своей судьбой, но к концу стирки успокоился. Мысли его перескочили с далёкого будущего, где ему исполнится сорок лет и он будет делать подтяжку (не ходить же с морщинами!), на будущее не столь отдалённое, где нужно было как-то сказать Дракону, что они расстаются, найти новую работу, всё-таки встретиться с Таней и попытаться помириться с Артуром. Может, удастся уговорить его принять Лео обратно? Занятый этими размышлениями, он вернулся к себе и закончил уборку: мстительно собрал вещи Дракона в отдельный пакет, выбросил все сигареты, что нашёл, проветрил, перестелил кровать и до вечера пытался составить какое-никакое резюме. Две строчки «помогал в ресторане отца» и «работал администратором в салоне красоты, пока меня не уволили за постоянные опоздания и прогул» выглядели жалко, и Лео силился понять, как представить свой опыт максимально привлекательно для будущего работодателя. Занимаясь всем этим, он чутко прислушивался, не повернётся ли ключ в замке, но Дракона всё не было. Ожидание изматывало, Лео предпочёл бы сразу покончить с этим делом. Что, если тот ещё несколько дней не появится? Хотя скорее всего, Дракон явится ночью, как он это делал обычно... Решив, что не собирается сидеть и мучиться неизвестностью, Лео выключил ноутбук и улёгся, удивляясь, как это он забыл, насколько приятно лежать на свежевыстиранных простынях.***
Он проснулся от ощущения чужого присутствия; открыл глаза — и вздрогнул, увидев темнеющий в утренних сумерках силуэт сидящего на кровати человека. Лео почувствовал знакомый запах табака, одеколона и бензина, который раньше казался ему таким возбуждающим, а сейчас вдруг вызвал отторжение. — Эй... Что ты делаешь? — пробормотал он, садясь в кровати и растирая лицо непослушными ещё руками. Дракон повернулся, в слабом свете едва начавшегося дня стала отчётливо видна ссадина у него на лице. — Мне больше некуда идти, — глухо сказал он. И как теперь его выгонять?! Лео почувствовал себя плохим человеком. Собрался вышвырнуть на улицу того, кто явно попал в неприятности, кому некуда пойти... — Послушай... — пробормотал он, но Дракон его прервал: — Не надо извиняться. Я тебя уже простил. Не могу держать на тебя зла. Сочувствие к нему куда-то девалось. И с чего он считал, будто Дракон будет извиняться?! — Я и не собирался извиняться, — от собственной резкости и смелости у Лео сердце перехватило, но всё-таки он продолжил: — Я собирался сказать, что мы расстаёмся! Повисла пауза; Лео пробрала дрожь, когда Дракон посмотрел на него своими безумными светлыми глазами, но он храбро выдержал его взгляд, хоть внутри всё и заледенело. — Да, расстаёмся, — повторил он, поняв, что Дракон так и собирается играть в гляделки. — Ты меня обманывал! Даже граффити рисовал не ты! И ты меня постоянно стыдил! Да, я не люблю риск, я не люблю заброшенные здания, я люблю клубы, танцы и мультфильмы «Пиксар», и меня задолбало чувствовать себя виноватым из-за этого! — говорил он, горячась всё сильнее. Дракон так и сидел, глядя на него и плотно сжав губы; наконец он ожил и сказал неестественно тихо и безэмоционально: — Это ты лжец. Ни одному твоему слову верить нельзя. Лео от неожиданности замолчал. — Чего стоили твои слова о любви? Значит, всё это была полная чушь и враньё, про то, что ты меня любишь? — Я... Ну, тогда я так думал... — забормотал Лео. — Вот чего стоит твоё слово и твоя так называемая «любовь», — презрительно сказал Дракон. — Говоришь, я тебе не доверял? А как тебе доверять, если ты даёшь слово и тут же берёшь его назад? Лео растерянно захлопал глазами, а Дракон продолжал спокойно говорить, каждым словом втаптывая его в грязь: — Вот поэтому я не говорил тебе всей правды. Потому что тебе нельзя верить. Ты жалкий, пустоголовый, меркантильный червяк, ты думаешь только о ебле и о клубах. На тебя нельзя положиться. Я спустил своё доверие в унитаз... Я, конечно, уйду, но не потому, что ты мне сказал, а потому, что я наконец увидел твоё истинное лицо. И оно отвратительно, Лео. Ты отвратителен. Мне противно думать, что я рассказывал тебе о себе и хоть пальцем тебя трогал. Лео открыл рот, да так и забыл его закрыть, чувствуя себя так, будто его облили помоями. Щёки у него горели, он пытался подыскать подходящие слова для ответа, но не мог, и какой-то злорадный голос в его душе говорил: ну ты ведь понимаешь, что он прав? С кем-нибудь другим он не стал бы себя так вести, а ты... с тобой только так и можно! — Я уйду, — повторил Дракон и встал, широко расставив ноги в джинсах и тяжёлых ботинках. — Но сначала я хочу услышать извинения. — Что?! — Извиняйся за всё, что ты тут наговорил. Он стоял посреди квартиры, высоченный, широкоплечий, угрожающий, и Лео, одетый только в футболку и трусы, почувствовал себя перед ним особенно беззащитным. Но одновременно из глубины души поднималось нечто упрямое, нечто злобное; то, что когда-то позволило ему не сломаться и не остаться в доме у родителей, а сбежать и начать собственную жизнь, пусть и полную ошибок. — Нет, — сказал он, подогреваемый этим внутренним пламенем. Дракон чуть-чуть улыбнулся, но в его улыбке не было ни веселья, ни тепла. — Ты уверен? — переспросил он. — Не хочешь по-хорошему? Лео незаметно нащупал среди простыней телефон, с которым не расставался; кажется, пришла пора звать на помощь. — Я не буду извиняться. Уходи. Я прямо сейчас звоню... В следующий момент он взлетел в воздух и ударился об пол; дыхание перехватило, в глазах на секунду потемнело от неожиданности. Он ударился спиной и копчиком, телефон отлетел куда-то под диван. Всхлипывая от боли, Лео попытался подняться... И понял, что в лицо ему смотрит дуло пистолета. — Извиняйся, — мягко сказал Дракон, и Лео услышал щелчок — с таким звуком в фильмах обычно взводили курок. — Не то я ведь выстрелю.