Сто девяносто ударов в минуту

Родители Юнги давно из командировок своих вернулись, но как-то исторически сложилось, что он остался в моей квартире. И не то, чтобы я против… Я очень даже за! Потому что это служит отличным поводом оставаться часто у Чонгука. Я выяснил, что у Чонгука и Нихёна спокойные приятельские отношения, а поскольку комнату у Нихёна он снимает, то есть, платит ему деньги, то со мной никаких проблем. С чудаковатым (я имею ввиду не себя) парнем пересекаюсь только по утрам, когда тот уже уходит. Лёжа в кровати с Чонгуком, купаясь в утренних солнечных лучах, я думаю о том, что все проблемы рядом с ним забываются. Я будто окутан защитным барьером ото всех бед, пытающихся на меня напасть. Весна. Такая весна, когда можно отбросить подальше курточки, и долго-долго гулять. С этим, правда, проблемы, ведь Чонгук, как и раньше, много работает и устаёт. — Ты очень милый, — смеётся Чонгук, поглаживая пальцем мою щеку. — Очень-очень. Я на это лишь цокаю, закатив глаза, ведь какая же очевидная ложь! Разве можно быть милым с утра пораньше, не успев ни умыться, ни причесаться?.. Довольно пугающее зрелище! — Обманщик! — дуюсь я. — Че-е-естно! Чонгук, не прекращая смеяться, сгребает меня в медвежьи объятия и подминает под себя, уткнувшись своим носом в мой. — Я рад, что ты есть у меня, — шепчет, пристально глядя в глаза. Его взгляд, как всегда, заставляет меня дрожать. И каждый раз причины довольно разные. Например, сейчас — от осознания. От осознания того, как я люблю его. И от осознания того, как он меня любит, несмотря на всё. Не оглядываясь назад, смотря только вперёд. — Обманщик, — улыбаюсь я, подначивая его такой фразой. Мне нравится, как Чонгук хмурит брови и дует губы, а ещё то, как сильнее сжимает меня в своих руках, начиная щекотать. В такие моменты я всегда смеюсь слишком громко, чересчур, пытаюсь вырваться, елозя под ним, но всегда тщетно. А он и доволен, что я совершенно ничего не могу поделать. — Пощади, пощади!.. — повторяю раз за разом, но из-за приступа смеха почти ничего непонятно. Или какова причина того, что Чонгук всё равно продолжает меня беспощадно щекотать? Кстати говоря, смотря на него, я понимаю, как можно быть очень-очень милым по утрам. Взъерошенные волосы, блестящие глаза и мягкая кожа, в которую люблю пальцем на пробу тыкать, пытаясь проткнуть. — Сделай то, что должен, и отпущу, — хитрец… Я, еле-как остановив Чонгука на секунду, цепляюсь за него руками и ногами, и глубоко целую. Это то, что я должен. И мои губы. Они знают своё место, как и все остальные части тела. С каждой секундой воздух между нами двумя накаляется всё сильнее, а я впечатываюсь в подушки, почти в них утопая, когда Чонгук требовательнее сминает мои губы, сплетая в жарком пламени языки. Я бы так провёл всю свою жизнь. Обнимаясь, целуясь… Разве мне что-нибудь надо ещё? Зачем? Не понимаю… Чонгук, оторвавшись от моих губ, скользит поцелуями вниз, осыпая шею, а я хрипло хихикаю, прижимая его к себе ногами ближе, чтобы отчётливее чувствовать. Возможно, я и правда демон во плоти, как любит он иногда повторять, ведь раззадорить до возбуждения, а затем напомнить, что пора… — На работу… — смеюсь я на ухо, а Чонгук тяжело вздыхает от осознания, и роняет лоб на моё плечо. — Ну, ты чего?.. — хихикаю. — У меня есть план: ты научишь меня основам физики, а я, переработав всё в своей голове, создам что-то на подобие маленькой шкатулочки, которую можно носить в кармане, а в неё — поместить человека. Представляешь? Я буду носить тебя везде с собой! — восклицает он, осыпая моё лицо поцелуями. — Нет, нет, нет, — уворачиваюсь я, — это уже какая-то магия! Чонгук затыкает мне рот поцелуем, всё так же улыбаясь, и кусает губы, когда я что-то мычу. Свобода слова! Где?.. Тонет. В слюне. По обычаю, принимаем вместе душ под предлогом «помыться, искупаться», вместе завтракаем, я ещё и своими пилюлями, о которых постоянно напоминает Чонгук, ведь я благополучно забываю. — Можно провести тебя? — цепляюсь я за рукав толстовки Чонгука, когда тот обувает кроссовки. Такое происходит часто, несмотря на то, что до магазина, в котором мой парень (мой парень!) работает, всего ничего. Мне всё равно тут делать нечего! Пока что. — Ты мог бы ещё поваляться в кровати, — улыбается Чонгук, — неужели так хочется куда-то тащиться? Он, схватив портфель, притягивает меня к себе, чмокая в щеку. — Да, за тобой же! — настаиваю, ухватившись за капюшон. Чонгук смеётся, согласно кивая, смеётся, когда я радуюсь, словно ребёнок, ждёт, пока я запрыгну в обувь, с чем я очень быстро справляюсь, хватает меня за руку, сплетая пальцы, и ведёт за собой. — У меня нет карманов, попридержишь у себя телефон? — киваю на мобильник в руке, из-за которого мне неудобно приставать к Чонгуку. Тот вздыхает, возводя очи горе, но всё же суёт телефон в карман джинс. — Как можно носить такие вещи? — косится на меня он. Мы как раз выходим из дома, ощущая лёгкий весенний ветерок. На мне широкие брюки с высокой талией и малиновая водолазка, заправленная внутрь. — Какие? У меня есть карманы! — указываю на те маленькие передние, что имеются в штанах. — Они просто для телефона не предназначены, — дуюсь я. — Ладно-ладно, — Чонгук, обняв меня со спины, всё так же шагает прямо, спотыкаясь время от времени. — Аккуратней! — предупреждаю я, когда впереди препятствие в виде клумбы. Чонгук, крепче меня сжав, поднимает, закружив, и мы оказываемся подальше от опасности. — Хё-ё-ё-ён, — тяну обращение, ставшее в последнее время непривычным, — я уже по тебе скучаю, — хён смеётся, целуя меня в висок, шепчет «я то-о-оже», не оставляя мне выбора. Смеюсь тоже, запрокинув голову и прикрыв глаза. До магазина идти несколько минут, но мы удачно растягиваем время на дольше. Что я, что Чонгук. Не договариваясь. Мы так похожи! — Хё-ё-ён, — тяну я уже как-то грустно. — Что? — обеспокоено. — Мне очень тягостно из-за Мэй, — говорю я, следя взглядом за проезжающими мимо машинами. Каждый раз, стоит моему взгляду наткнуться на что-то подобное, в голове проносятся кадры, словно из фильма. Лучше бы из фильма. — Она там, а я даже забрать её не могу, — опускаю уныло нос, — вообще никак. Я навещаю Мэй почти каждый день, как и Чонгук, но… Это же совсем не то. Она не говорит, но ведь и слепому будет ясно, что в детском доме намного хуже, чем, например, со мной. Когда я понял, что точно не могу удочерить её, мне пришла в голову идея оформить опеку. Но здесь тоже уйма нюансов! Надо пройти специальную подготовку, ведь я не родственник. И я был готов, но это самое простого из того перечня, который мне только начала зачитывать женщина в массивных очках. Прежде всего я должен иметь стабильный доход! Конечно же, не проблема устроиться на работу, так что в голову сразу пришла именно эта мысль, но меня тут же осекли. Есть перечень документов, который надо предоставить, и справка доходов у меня должна иметься для отчётности за последние полгода… Ещё у меня проблемы со здоровьем, хотя и нет инвалидности, но начали искать нюансы. В общем, я не самый лучший вариант, так сказали. А ещё сказали, что на примете у них есть другие, более благополучные, семьи. Я, конечно, никак не могу этого принять. Порой меня удивляет то, как всё устроено. И расстраивает. К чему какие-то справки, если у меня и без работы есть деньги?.. Это точно! Это наверняка! Пусть меня и обеспечивают родители. Родители, которые, кстати говоря, благополучно подали заявление на развод. Ну, пусть будут счастливы порознь! В доме, в котором мы все жили, останется мама, а отец себе арендует или купит квартиру. — Не расстраивайся, — успокаивает меня Чонгук, — всё будет хорошо. Остановившись у входа магазина, он берёт моё лицо в свои ладони, и целует в кончик носа, затем в нахмуренные брови поочерёдно. — Ты всегда так говоришь… — Потому что это правда, — улыбается он. — Жизнь очень непредсказуема, да, но в конечном итоге любая тропа приводит к чему-то хорошему. Вот, например, ты, — тычет в мой лоб указательным пальцем, — появился в моей жизни совершенно спонтанно. И твоё появление… Было, как я думал, совершенно неудачным. А посмотри сейчас, — он заглядывает в мои глаза, должно быть, наполненные слезами, — я без тебя бы не справился. Ни за что. И всё то, что у меня сейчас хорошего есть, благодаря тебе. Так и со всем остальным, — Чонгук пожимает плечами и обнимает меня, — люди справляются, когда у них есть другие люди. У меня — ты, у тебя — я, мы — у Мэй, Мэй — у нас. Да, Хосок до сих пор не в сознании, но у Хосока гораздо больше людей, у Хосока очень много любви. Даже, если случится что-то непоправимое… — деликатное «если умрёт». — Мы справимся. И Юнги справится. В любом случае — всё будет хорошо. Ладно? — он отодвигается, стирает дорожки слёз с моих щёк и целует в прикрытые веки. — Не шмыгай носом, — посмеивается он. — Я люблю тебя. — Спасибо, — я тянусь к нему, прокладывая дорожку из поцелуев к кончику носа, — я сильнее тебя люблю. — Если ещё раз так скажешь, то будем драться, — Чонгук выбирается из объятий и неторопливо делает шаги от меня, — ведь я люблю тебя сильнее! — восклицает он и бежит внутрь магазина, чтобы я не успел ничего возразить. Лис! Обычно мне требуется ещё несколько минут, чтобы перестать улыбаться. Сейчас же — почему-то чуть больше. Улыбка не сходит с моего лица до тех пор, пока не оказываюсь на остановке с пониманием того, что забыл забрать у Чонгука телефон. — Чёрт, — бормочу себе под нос. Я собирался заехать к себе домой, чтобы забрать блокнот, а затем заскочить в больницу. К Хосоку мне нравится наведываться одному или с Чимином, чтобы слушать его медицинскую болтовню. Так вот, телефон мне нужен. Он всегда нужен. Оказавшись в магазине, я сразу заглядываю в нужный отдел. — Тэхён? — я оборачиваюсь на голос, который мне уже неплохо знаком. Каждый раз, когда я приходил сюда и притворялся покупателем Чонгука, чтобы побыть с ним, натыкался на одну из продавщиц, что, естественно, запомнила меня, так что хитро улыбается каждый раз после того, как увидела нас, обнимающе-целующихся. — О, привет, — растерянно здороваюсь, — а где Чонгук? На его месте другой человек, сменщик, так что это сбивает столку. Его коллега, заправляющая светлые пряди за уши, тоже сбивает с толку, перекатывая во рту жвачку на манер чёток. — Чонгук? У него сегодня выходной, — хмурится она, — вы разминулись, должно быть, — хлопает меня по плечу, посмеиваясь, и, увидев нового клиента, радостно приветствует. Я, оставшись посреди зала в одиночестве, непонимающе сканирую полки, стены… Как выходной? Мотаю головой, пытаясь отбиться от странных мыслей, и решаю не делать никаких выводов, киваю своим мыслям, и иду на остановку. Потерял время, узнал кое-что непонятное, но планы никто не отменял. Хорошо, что в моих маленьких кармашках завалялись деньги, которых хватает на то, чтобы заплатить за дорогу. Чувствую себя ключником, ведь каждый мой шаг сопровождается звоном связки ключей, которые я прицепил на ремень брюк. Удобно! В квартире ничего не изменилось за те пару дней, что я не возвращался. Вокруг светло, на подоконниках стоят горшки с эустомами, которые я приказал Юнги поливать по определённому расписанию вопреки его недовольству, а Кью, счастливее обычного, кружится вокруг меня. — Скучал? — наклоняюсь к нему, чтобы погладить, и потереться своим носом о его мордочку. — Юнги не обижает тебя? — посмеиваюсь я, как вдруг Кью тихо скулит. — Обижа-а-ает? — удивляюсь. — Вот я разберусь с ним! — Кью валит меня на пол и облизывает лицо, заставляя смеяться громче. Юнги, очевидно, нет. Наверное, он в школе, чему я безмерно рад, ведь раньше он совсем не вылезал из дома. Я постоянно угрожал, что его выгонят, а потом что? Юнги каждый раз меня посылал куда подальше, так что я звал на помощь Чонгука. Тот тоже угрожал Юнги отчислением со школы, так что благополучно отправлялся следом за мной «нахер». Видимо, в наших воспитательных мерах было множество недочётов. Или нет, ведь Юнги всё-таки вернулся к занятиям. Не к физике, ну и ладно. Мне, старательному репетитору, бывшему репетитору, ничуть не обидно! Нахожу свой рюкзак, чтобы закинуть в него блокнот и ещё несколько вещей, спешу в больницу. Встречаться у входа с Чимином, который чаще всего не на смене в такие моменты, стало некой традицией. Сегодня он в джинсах и широкой рубашке, что выглядит очень просто, но красиво. Всегда удивлялся таланту Чимина одеться вот так: притягательно. — Привет! — всегда машет он, завидев меня. С тех пор, как мы вместе съездили в торговый центр, отношения заметно улучшились. С каждым таким разом (а мы время от времени выбираемся куда-то) я узнаю много интересных фактов о своём докторе. Он не только порой чрезмерно жизнерадостный, но и не любит солёную карамель, что увеличивает количество подозрений к его персоне. Как же так?.. Немыслимо. — Надо поговорить с тобой, — слышу серьёзным тоном, когда мы идём в нужную нам палату. — Давай, — жму плечами. Серьёзные разговоры меня не пугают, я привык. — Не стать ли тебе в очередь? — я поворачиваюсь к Чимину, непонимающе вскинув брови. — На всякий случай! — выставляет он ладони в защищающемся жесте. — Даже, если обойдётся, мы перестрахуемся, — говорит он о моём сердце. А я и забыл, если честно. — Потом поговорим. Хосок, не изменившийся совсем, всё так и лежит. Сидя вот так, возле него, мне хочется стать каким-то духом или вроде того, чтобы вселиться в его тело и дать пинка под зад его внутреннему «я». Пора вставать! Как он может вот так отдыхать, пока за окном этой бесцветной палаты расцветают самые разнообразные цветы? Цветы, цвета, вокруг — краски. — Вставай, засранец, — улыбаюсь, придвинувшись на стульчике ближе. Даже ресницы не трепещут. Непорядок! — Это так не работает, Тэхён, — грустно говорит Чимин. Я поворачиваюсь к нему, сидящему по другую сторону, и вижу по лицу, что он, конечно же, хочет, чтобы всё было проще. — Ты по нему скучаешь? — Безусловно, — мягко говорит Чимин. Он откидывается на спинку стула и устало трёт переносицу. — Каждое утро, когда мы в одну смену, он приносил кофе, а ещё постоянно лепетал о том, о сём. Он… словно лучик света, — улыбается кардиолог, поймав пальцами солнце, прорывающееся сквозь закрытое окно. — Мне любопытно, — спустя минуты молчания, заговариваю я, — почему Хосока лишили родительских прав? Он же не мёртв… — А жив?.. — резко спрашивает Чимин. — Извини… Дело в том, что даже в случае, если он очнётся, на реабилитацию нужно очень много времени. Я не силён в чём-то, кроме медицины, но точно знаю, что у них там какие-то свои сроки, — он поджимает губы и опускает взгляд вниз. — Надежда — это прекрасно, но… — Стой, — прерываю я его жестом. — Не будем о грустном, ты же сам говорил, что о подобном нельзя говорить в стенах этой палаты! Хосок, ты слышишь? — спрашиваю я, посмеиваясь. — Твой коллега не придерживается своих же установок. — Негодник… — качает головой Чимин. — Ага! И вообще — больше никогда не надо о плохом по поводу этого, звони мне только тогда, если случится что-то хорошее. Если же — что-то плохое и срочное — звони Чонгуку. — Вот как! Ты сейчас всё взваливаешь на его плечи! — шутливо говорит Чимин, журя меня пальцем. — Но ладно, окей, договорились. Тебе — хорошее, ему — плохое. Дело не в том, что я хочу всё плохое отдать Чонгуку. Дело в том, что он из плохих вестей не раздует непоправимого горя, а я — могу. Всё просто. — Кстати, — вспоминаю, — ты не знаешь где он? — М? Чонгук? — растерянно смотрит на меня Чимин. Улавливаю в его взгляде что-то неясное. — Да, — киваю, — я провёл его утром на работу, забыл у него свой телефон, вернулся — а мне сказали, что у него выходной. Где он? Я по тебе вижу, что знаешь! — вспыхиваю я, а Чимин смеётся, запрокинув голову. — Неправда! Ничего я не знаю! — дуется он на мои обвинения. — Думаю, он тебе расскажет о том, где был. Ну, знаешь, есть люди, которые скрывают что-то, чтобы скрыть, а есть Чонгук, — жмёт он плечами, — который скрывает, чтобы потом рассказать в самый подходящий момент. Я улыбаюсь на это и успокаиваюсь, ведь если Чонгук что-то сделал — этому есть причина. Только после того, как я узнал, что сегодня у него выходной, задумался о том, что он начал в последнее время пропадать гораздо чаще и на дольше, говоря, что работа. Почему-то у меня не возникает каких-то тяжких дум на этот счёт. Это же Чонгук. Мой Чонгук. Если он что-то делает — точно не мне во вред. — Спасибо, — говорю я. — А ты мудрый человек, — радуется Чимин, — горжусь! — Заткни-и-ись! — тяну я, смущаясь. Это слишком неловко. Совсем я не мудрый! Обычный. Самый обычный. Попрощавшись с Хосоком, на ухо пригрозив, что дам ему щелбан, если не проснётся, я наобнимался вдоволь с Чимином, отказавшись от его предложения меня подвезти, и направился к Таён. Я впервые решил прийти к ней в такой солнечный день. Это кажется странным поначалу, но потом мои хмурые мысли затмевают всё вокруг. Я не знал маму Мэй, но где-то есть и её могила. Я никогда не ходил к ней, я не знаю где она находится даже, но вот Мэй наверняка там была. Хотя бы раз. И я совсем не представляю её среди такой атмосферы. Она, солнечная, милая. Это место, мрачное, жуткое. Несовместимо. — Привет, ангелочек, — я так здороваюсь. Звучит странно, но, а как иначе? Так и есть. — Как ты там? Я спрашиваю каждый раз, но Таён никогда не отвечает. Либо слишком тихо, так, чтобы я не слышал. — Промолчи, если у тебя всё хорошо, — хитрю я. И она молчит. Вокруг ничего того, чего раньше бы я не видел. Те же могилы, та же земля. Те же люди. — Кое-что принёс для тебя, — я присаживаюсь на корточки и роюсь в рюкзаке, чтобы достать блокнот, — вот, — улыбаюсь, протягивая… ей. Оставляю там, где увядают букеты цветов. Некоторые — я принёс, некоторые — Чонгук. Мы вместе не приходим. Безмолвное решение. — Что я в него только не записал, что я только в него не вклеил… — задумчиво говорю, вспоминая формулы, эустомы… — Там сложно! Но там почти каждый мой день! — уверяю её, облокотившись о дерево рядом, вросшее глубоко-глубоко в землю, но корни которого в некоторых местах прорвались наружу. Мой голос кажется слишком звонким среди тишины, так что я говорю тише: — А каждый мой день — твой, знаешь? Каждый мой вдох — твой, каждый стук сердца — твой. Это уже в прямом смысле, — улыбаюсь грустно я. — Рассказать тебе о последних новостях? Я усаживаюсь удобнее, скрестив ноги, и много-много болтаю. — А то, что я написал формулу на его руке, оказалось невероятной глупостью! Это было слишком необдуманно! Она расшифровывалась романтично «я люблю тебя», а он взял и решил математическим способом… Что за человек?.. — улыбаюсь. — Удивительный, верно? Ты не против, что я рассказываю о нём?.. Там, в блокноте, много о нём. Очень часто зашифровано чересчур, даже мне не разгадать, но ты точно поймёшь, уверен. Проболтав ещё некоторое время, пока солнечные лучи не прячутся, я всё же решаю уйти. — Я вернусь. Через год, два… Через три, четыре, пять, — провожу рукой по надгробной плите, вздрогнув от её холода, — шесть, семь, восемь, девять… Пойду, — киваю своему решению и спешно ухожу, потому что притворяться жизнерадостным не так уж просто. А я не хочу плакать перед ней.

***

Прикупив в супермаркете вкусной еды, я иду домой. К себе. Где Юнги. И он уже должен был вернуться. Изучив его за время нашего общения, я прекрасно знаю, что сам он может поесть редко, так что ежедневные курьерские посылки ему — моя прямая обязанность, как человека, что притащил домой, а ещё, как друга. Сейчас же — сам несу, потому что соскучился. Словно в гости к нему иду, забавно. Ведь квартира моя. И в той квартире уютнее с шоколадками, спрятанными по углам. Я питаю надежду, что Юнги всё-таки начнёт вновь есть сладости килограммами и щебетать что-то о деревах какао, королях… Пусть это вредно и его лицо обсыплет всяким непотребством! Зато он будет счастливым! Наверное. Я полагаю. Смеюсь. В прихожей спотыкаюсь о сумки, чемоданы, растерянно осматриваюсь по сторонам. Эти вещи не мои, а уж тем более — не Юнги. — Будешь с ней! — Не буду! Слышу из гостиной какую-то ругань и замираю на мгновенье. Пройдя дальше, тихо, чтобы себя не выдать, вижу Чонгука и Юнги, активно жестикулирующих руками, а между ними… Мэй?.. Из руки выпадает пакет с покупками, так что все резко затихают, обернувшись на звук. — Тэхён! — вскрикивает Чонгук. — Юнги на меня кричит! — Кто на тебя кричит?! — вспыхивает тот, выпучив от злости глаза. Я, совсем ничего не соображая, в немом монологе двигаю губами. Что происходит?.. — Вы что тут устроили?.. — я прохожу дальше и обнимаю Мэй, присев на корточки. — Привет, лиса. Что случилось?.. — решаю спросить у самого разумного и адекватного человека. Мэй, обняв меня в ответ, шепчет: — Наверное, мы будем жить у тебя. Я удивлённо смотрю на неё, вскинув брови, а затем поднимаю взгляд на Чонгука. — Она совершенно права! — говорит он, как ни в чём не бывало. — И я сказал твоему сожителю, что она будет жить с ним в одной комнате, но он ни в какую! — Не буду я с ней! — А мы с тобой будем жить в твоей комнате, — продолжает ровным тоном Чонгук, обращаясь ко мне. — В гостиной — Кью! — машет он пальцем на Юнги, который начал фразу «я буду в гостиной». Моё лицо переключает эмоции, как каналы, признаюсь: — Ничего непонятно. И вообще — где ты был? — я поднимаюсь, становясь напротив, а отвечает Мэй: — Тэхён-оппа, Чонгук-и забирал меня, — я не могу поверить, что он опять «Чонгук-и», хмурясь, — он честно-честно не обманывал тебя, мы просто не хотели говорить раньше времени… Я хмыкаю, сложив руки на груди: — А Чонгук-и наш времени не терял, защитницей обзавёлся! — боже, я не ревную… — И дочерью! — восклицает он. — Пока меня не заберёт папа! — добавляет Мэй. Я застываю, ловлю ртом остатки воздуха, перевожу взгляд на Юнги, который очень похож на меня в данный момент. — Знаешь, Мэй, — обращается он к лисице, — можем и вместе пожить… — он хватает её за шиворот, окинув нас взглядом «только не трогайте меня», и волочет в комнату. — Юнги, Юнги, ты чего?.. — лепечет она, быстро-быстро перебирая ногами. И тут я понял, что всё сон! Ведь Юнги с Мэй не разговаривает! Отлично! — Я сплю, — облегчённо выдыхаю и мотаю головой, пытаюсь проснуться, как вдруг на мой лоб ложится ладонь. — Наверное, дело не в температуре, — серьёзно говорит Чонгук, хмурясь. — Что с тобой? — Что со мной? — Говоришь странные вещи, — улыбается он, сканируя моё лицо. А я отчётливо чувствую его касание. — Не сплю? — растерянно спрашиваю. — Нет, не спишь, — он притягивает меня к себе, обнимая, а я зарываюсь носом в шею, вдыхая любимый запах. Морской. Стихийный. — Я получил временную опеку над Мэй, а поживём у тебя. В квартире с Нихёном как-то не очень, согласись, — посмеивается он. Мои извилины всё ещё активно работают, пытаясь обработать информацию, так что молчу и жду результата от системы. А Чонгук продолжает. — Извини, что не сказал. И вообще — промолчать — идея Мэй, представляешь?.. Не зря — лисица, — цокает он, взяв моё лицо в свои ладони самым привычным образом. — Как ты это сделал?.. — Боже, я прошёл через ад, — смеётся Чонгук, — когда Хосок очнётся и будет дееспособен — он сможет без проблем забрать дочурку. Моё сердце бешено колотится от всего, что на меня сейчас свалилось. Я знал, что Чонгук самое лучшее в моей жизни, но я не думал, что… — Ты правда сделал это?.. — по моим щекам уже дорожки слёз. — Конечно же! Неужели я был так хорош в своём сокрытии? — подмигивает Чонгук, а я бью его по плечу, шмыгая носом. — Мне не сказал! — снова бью. — Партизан! — он перехватывает моё запястье и целует тыльную сторону ладони, двигаясь к подрагивающим пальцам. — Ну, тише, это всё Мэй, — хихикает он. — Ты всё сваливаешь на ребёнка… — мотаю я головой, наблюдая за тем, как он исцеловывает мои руки. Чонгук хмыкает: — Имею право, я её опекун. — Ты невероятен… — выдыхаю я, сталкиваясь с его губами. В неторопливом поцелуе Чонгук ловит каждую мою слезу, морщась от вкуса, но не останавливается, притянув меня к себе за талию. Он зарывается рукой в мои волосы, перебирает пальцами, теребит мочку уха… Шепчет «опять ты плачешь», целует, целует… Я успел сто раз забыться прежде, чем в его кармане вибрирует телефон. — Ой, — отрывается он, чмокнув в щеку, — извини, извини, — торопливо шепчет, пытаясь быстрее достать телефон. — Так это твой! — восклицает он. — Держи, это Чимин. И что ему нужно? — пыхтит он, протягивая мне телефон. — Я недостаточно нацеловался… Моя рука замирает на пол пути, когда я вспоминаю о своей сегодняшней просьбе. — Ты чего? — волнуется Чонгук, заглянув в мои глаза. — Думаешь, плохие новости? Давай я отвечу! — он прикладывает телефон к уху, но я отбираю его прежде, чем он успевает нажать на «принять». — Нет, наоборот, я… — сжимаю крепче мобильник, не прекращающий вибрировать, в руке. — Думаю, ты был прав. Всё будет хорошо. — Да? Но… — Да, да, — киваю я, притянув его, самого лучшего, поближе, — делай то, что должен, — мне для смелости. И Чонгук, конечно же, целует.