***
— Заходите обратно! — крикнул мужчина, направляющий на меня волшебную палочку. Его голос казался бархатным, умиротворяющим. И звучал будто из-под воды! Нет! Это я была под водой, а он снаружи… Далеко… Далеко… Кажется, в тот момент я даже расплылась в идиотской улыбке. — Что вы с ней сделали? — второй голос. Уже какой-то неприятный. Звонкий, резкий. Но знакомый. — Это обычный империус, герр Скамандер. Между прочим, она сама подала мне идею. — снова такой сладкий и тёплый, словно стакан мёда с молоком… Это говорил человек с палочкой. Как же приятно было его слушать! В эту минуту я явственно ощутила, что готова было выполнить всё, что он попросит. — Это заклинание хотят запретить! Мы не можем… Вот так! Она же кандидат! После слов второго что-то внутри меня начинало сопротивляться. Ржущее, противное, оно мешало наслаждаться умиротворением, которое меня окружало. Но странное наваждение быстро прошло, стоило вновь заговорить первой чарующей фигуре. — Ангела, вы имеете что-то против? Нет! Конечно нет! Как я могу быть против! — Продолжайте. — тихо ответила я. — Она же говорит это только, потому что вы приказали! — Герр Скамандер, я попрошу! — голос, который до этого приносил только ощущение какого-то неземного счастья, вдруг стал звучать жёстче. Второй замолчал. Где-то в душе сильнее заскребло неприятное ощущение, которое я не могла описать. Крюгер прикоснулся к моей голове, елейно спрашивая: — Ангела, вы помните события прошедших дней? Дадите нам посмотреть? И, на сей раз, не требуя ответа, вытянул что-то длинное и рыжее, постепенно приобретающее серебрянные оттенки.Волос. Мой. Воспоминания. Мои. Он повернулся к омуту. Заклятие разбилось.
Во мне закипал гнев настолько сильный, что я готова была снести всё, что находилась в комнатушке. Но руки и ноги всё ещё не хотели меня слушать. Что там, я даже сказать ничего не могла. Я победила первый барьер — тот, что был в голове. Теперь мне нужно было время, чтобы подчинить себе тело. В омуте вспыхнули картинки. Мы готовимся. Я срываюсь на Ханне и Марине. Марин рассказывает мне про особенности волшебных дебатов. Зал встречает меня редкими хлопками. Оглушительное приветствие Геллерта. Мы сдаём артефакты. Шпильки в сторону друг друга. Взрыв. Я вижу Геллерта. Сердце ёкнуло. Сейчас мы останемся наедине и заключим контракт. Но дальше ничего не было. Пустота. Омут закончил демонстрацию. — Что было дальше?! — взревел Крюгер, нависая надо мной: — Почему дальше ничего нет?! — Не знаю. — выдохнула я, чувствуя, что империус ослабевает. — Сейчас же ответь мне, что было дальше. — Вольфганг привычно направил палочку в район моей головы: — Это в твоих интересах! — Герр Крюгер, прекратите немедленно! — теперь я точно знала, что звонкий голос, возвращающий меня в сознание, принадлежал Ньюту. — Выведите его! Снова! — зарычал маг, обводя глазами других зрителей: — Живо! Волшебники покорно двинулись в сторону Скамандера. Тот достал волшебную палочку. Кажется, между ними завязалась драка. Точно я сказать не могла, потому что Вольфганг закрыл рукой мои глаза и процедил что-то похожее на «сама напросилась», после чего произнес ещё одно страшное слово. — Легилименс! Моё сознание поглотила пронзающая боль, которую я не испытывала с того момента, как-то же самое пробовал провернуть Геллерт. Хотя, нет, эта была хуже. Странно и смешно было осознавать, что Гриня оказывается ещё деликатничал. Интересно, видел ли Крюгер промелькнувшую мысль об объекте его ненависти, или он был слишком занят погоней за конкретным воспоминанием? Писк в ушах становился сильнее, чем в прошлый раз. И металлический привкус во рту явственне. Или это был не привкус? Что-то тёплое, отдающее железом, стекало с губ на язык. Я ничего не видела, но чувствовала, как натиск на мои мысли прекратился. В ушах звенело. Кто-то помог мне встать со стула и повёл в неизвестном направлении.***
— Старкова! Старкова! — первым, что я увидела после того, как красная пелена, застилавшая глаза расселилась, было обеспокоенное лицо… Вот уж кого-кого, а его я увидеть не ожидала. — Фогель, прекрати трясти меня. Я не отключалась. Мужчина коротко вздохнул, помогая мне подняться с кресла. Надо сказать, сделать это успешно у него не получилось. Перед глазами вновь плыло, так что мне пришлось вернуться на место. — Спасибо хоть, что сердечно-лёгочную реанимация делать не стал. Оставил мои рёбрышки здоровыми… — пробубнила, всё ещё испытывая фантомное ощущение тошноты и боли от того, насколько крепко и сильно меня мотали из стороны в сторону, в попытке вернуть мне ясность сознания: — Дай воды. Антон молчаливо проследовал за графином, стоящим за прозрачными дверцами длинного тёмного шкафа. — Мы в твоём кабинете? Темноволосый кивнул, протягивая стакан. Я запрокинула голову на спинку и закрыла глаза, наслаждаясь прохладной жидкостью, обволакивающей пересохшее горло. Но когда минута наслаждения закончилась, меня ждал сюрприз. Я вопросительно посмотрела в сторону мага, прослеживая пальцем сухой тёмно-красный след, идущий от кромки. Заметив мой взгляд, Фогеля толко пожал плечами. — Такое бывает, если тот, кто читает твои мысли, слегка перебарщивает. Можешь сходить умыться. Где-то внутри меня передёрнуло от мысли о том, что нижняя половина моего лица сейчас покрыта струйками запекшейся крови. Внешне я постаралась выглядеть невозмутимо, что было не так уж сложно. После всего пережитого, сил на выражение эмоций у меня не осталось. Возможно, хотелось закричать или побить кого-то, например, Крюгера… Или… Интересно, если империус здесь ещё не был признан нелегальным, что там с круциатусом? Лина, у нас есть нос и родители. Давай пока не будем думать об этом. Хорошо, хоть, на сей раз, я не потеряла связь с миром. Если бы мне посчастливилось свалиться в обморок второй раз за два дня, я начала бы подозревать, что это ответвление сюжета Роулинг перерастает в индийский сериал. Интересно было бы увидеть преследователей Гриндевальда, танцующих в традиционных костюмах после каждой бойни. — Кажется, это твоё. — прервал тишину Антон, аккуратно передавая мне изъятый ранее перстень и добавляя: — Хочу извинится за данный инцидент от лица всего министерства Я усмехнулась. — Не стоит. Кажется, ты считал меня некомпетентным специалистом… Герр Крюгер больше подходит под это определение? — Я до сих пор придерживаюсь мнения, что ты незаслуженно занимала свою должность. — отрезал Фогель, отворачиваясь в сторону окна: — А Вольфганг и до этого вызывал у нас вопросы. Его много раз просили быть аккуратнее. — Он уволен? — Более того, он за решёткой. Нападение на кандидата как-никак. До сих пор не понимаю, зачем тебе всё это сдалось. Фогель-Фогель, да я и сама уже не до конца понимаю. Если раньше это было средством защиты, то сейчас в этой защите обнаружилась брешь. Что если бы ты, милый мой, не подоспел вовремя? Спасли бы меня мои предвыборные титулы? И что мешает Гриндевальду навредить мне, если даже Вольфганг не побоялся этого сделать? Может, лучшим решением было сбежать под шумок? Скрыться где-нибудь в Швейцарии, построить домик, переждать войну, завести несколько десятков кошек… — Мне нужна полная победа над Гриндевальдом. Моя политика радикально отсекает его идеи. Никто из кандидатов не готов всецело противостоять ему, даже Сантос ищет компромиссы. Я их понимаю, они боятся. — кажется, меня саму немного передёрнуло от того, что я сказала. В приятном смысле. По спине пробежали мурашки, это звучало настолько… Искренне? — И я боюсь. Но я русская. У нас в России глаза боятся, а руки делают. Хотя, нет. Это звучало, как пафосная речь какого-то диванного политика из малоизвестной партии на официальном митинге в полупустом парке. Но разве компания моих «сторонников» представляла из себя что-то другое? Надо будет для убедительности произнести подобный монолог на благотворительном вечере, он как раз будет проходить в сквере. Неожиданные мысли о том, что хотя бы щепотка из всего сказанного мною может быть правдой, улетучились. Остался только осадок, непонятного содержания и мысленное обещание подумать об этом позже. Антон хмыкнул, изобразив руками медленные хлопки. — Браво! Какой запал! — уголок его губ пополз вверх: — Только, право, я до сих пор не могу понять, почему ты настолько его ненавидишь. — У нас с ним слишком отличаются взгляды на мир. У него они совершенно отвратительные. — Всё ещё не понимаю. Ангела, я не из тех, кто верит в сказки про то, что волшебная диктатура станет началом равенства… — начал Фогель: — Но мне не кажется такой плохой перспектива служения людей на благо магов. У нас есть преимущества, и нам давно пора было наплевать моральные нормы и воспользоваться ими. Мы терпели их глупые действия много веков. И даже не массовые, вроде сжигания нас на кострах в тёмные времена, но личные… Твой отец был не-магом, верно? Я постаралась скрыть от него своё удивление. Елена никогда не поднимала эту тему, а интересоваться самой было невежливо. Всё-таки выяснение причин отсутствия отца в семье — не самая лучшая тема для разговоров. — Верно. Не смотри на меня так, я навёл справки о твоём прошлом. — не дожидаясь моей реакции, Антон продолжил: — Возможно тебе не понравится то, о чём я скажу. Может, ты старалась забыть об этом или как-то оправдать его, но имеет ли он для тебя право на жизнь? А если не на жизнь, то на место в обществе? Ответом ему, за неимением у меня каких-либо сведений, послужило тяжёлое траурное молчание. Раз он говорил про этого человека в таком ключе, рьяно его защищать мне не стоило. — Старкова, не молчи. Я понимаю, как тяжело вспоминать такое, но это только лишний раз свидетельствует о том, что такие люди не ровня нам. Поднять руку на женщину и ребёнка — это самый низкий поступок, который можно приписать мужчине. Так вот оно что. — Ты не знаешь всей ситуации. — постаралась увильнуть от диалога я. — Нет, знаю. Я видел колдофото из отделения полиции… Рад, что этого урода арестовали, и вы успели сбежать сюда. Правда, ужасная история. — на этих словах Фогель попытался выразить лицом что-то вроде сочувствия. — Тогда зачем ты её вспоминаешь? — спросила я, сама прекрасно понимая, к чему клонит Антон. — Мне интересно, почему волшебница, которую унижали в её же доме за свою природу… Над матерью которой и над ней самой жестоко издевался маниакальный не-маг… Выступает против благополучия таких, как она. — Потому что не все не-маги такие. — А может госпожа Старкова просто предательница крови? — после этих слов на щеке Фогеля появился красный след от моей ладони. — Ты животное. — скривилась я, встряхивая руку после удара и мысленно надеясь, что отпечаток на лице темноволосого жжётся также сильно. — Прости, перегнул. — серьёзно ответил он, потирая место хлопка. Кажется, этот жест подействовал на него отрезвляюще: — Я просто хотел вывести тебя на эмоции. — Это моя история. И моё мнение. И ты не имеешь права вмешиваться ни в то, ни в другое. — шикнула на последок, направляясь в сторону выхода. — Если бы не Гриндевальд, кто знает, что бы сделал с тобой Крюгер. — крикнул Фогель, едва я коснулась дверной ручки. — А он тут причём? — Настоятельно попросил меня проверить, как обстоят дела у Вольфганга. Как чуял. — пожал плечами мужчина: — И ещё просил передать кое-что. Подошла, рассматривая вещицу, достанную им из кармана мантии. — Брелок с дарами смерти? Мило. Я постаралась держать лицо, но в душе у меня творилось… Что-то непонятное. Ну конечно, это был не просто брелок. Это был тот самый, немного подплавленный, что нашли при мне в первый день моего нахождения в этом мире, среди прочих странных и несуразных современных вещей. По всей видимости, Геллерт сохранил его для чего-то. Или спонтанно нашёл где-то в моей нурменгардовской комнате и решил вернуть. Интересно, что он сделал с единорожным кигуруми? Может, дал Розье пощеголять по коридорам замка в таком интересном виде? Или подарил советским перекупщикам? Уж они-то могли на полном серьёзе выставить его на волшебный рынок, как шкуру волшебного существа, наделяющую молодостью, бессмертием и прочими приятными вещами. — Это порт-ключ, Старкова. — прокомментировал Антон, передавая артефакт мне: — Он просил воспользоваться им. По возможности, как можно скорее. — Учту. — кивнула. Так Гриндевальд зачаровал его. Да ещё и захотел встретиться. Интересно выходит.***
Ханна не задавала никаких вопросов, когда заметила, в каком я нахожусь состоянии после встречи с Крюгером. Только оповестила, что слышала новости об его отставке по какой-то важной причине, которую средства массовой информации пока предпочитают умалчивать и предположила, что это может быть связано со мной. — Возможно. — коротко ответила я, не желая развивать эту тему: — Не думаю, что данное событие как-то повлияет на результаты выборов. Что с Еленой? — Она не просыпалась. Было ещё несколько магических выбросов… Странная ситуация, учитывая, что она сквиб, сама понимаешь. — вздохнула Курц. Заметив беспокойство в моих глазах, девушка попыталась меня приобнять, но я отстранилась, бросив виноватый взгляд в ответ и тихо добавив: — Не надо. Последователи не должны видеть слабости своих кандидатов и, тем более, утешать их. — Думаю, нет ничего плохого в том, что у кандидата есть последователи, которые выполняют роль не только советников, но и друзей. — она тепло улыбнулась. Я сдалась, разрешая ей заключить меня в кольцо рук. — И всё-таки, это неправильно. — выдохнула ей в плечо, сдерживая слёзы. Нет, не время расклеиваться. Я безусловно была благодарна Йоханне. Она сделала много, даже слишком много для меня… Но можно ли было назвать её своим другом, почти ничего не зная о ней? Конечно, мне была известная её краткая биография. Иногда она упоминала своих влиятельных товарищей, когда думала, к кому обратиться за помощью или ненадолго предавалась воспоминаниям о детстве, но какие-то более личные моменты никогда не затрагивала. Мне по жизни встречалось очень много людей. Но почему-то их почти всегда можно было разграничить на две категории: либо это были законченные гады, как Крюгер, либо посланники небес, вроде Феит и… Ханны. Наверное. Я никогда не сомневалась в том, что Феит была моей подругой. И не задавалась вопросами о том, почему она помогает мне, потому что эта помощь не была односторонней. Мы вытаскивали друг друга из проблем. Мы знали друг о друге почти всё. Мы были очень далеко, и одновременно ближе всех на свете, как сёстры, и которых разлучили, но они всё равно продолжают общение. Несомненно, и мне тогда жилось и доверялось людям легче. Вокруг меня не было политических паутин, тёмных волшебников и вообще всякого рода страшных недоброжелателей. А тут меня пытаются убить на каждом шагу, будто я ходячая приманка. От того и становилось интересно, чем вызвано такое беспрекословное желание поддержать меня у Курц, учитывая мою политическую беспомощность и дурную славу в прошлом. Неужели только лишь тем, что я захотела противостоять Геллерту? В душу постоянно закрадывались сомнения. Но руки у Йоханны были тёплыми, и совсем не дрожали, в отличие от моих. Она внушала мне желание бороться дальше. А остальное сейчас было не так уж важно. — Спасибо. — постаралась бодро сказать я, размыкая объятия: — Колдомедик ещё тут? — Да, он дежурит в её комнате. — кивнула девушка, неловко отступая. Она явно думала, что мы простоим так дольше. Нет, Ханна. Ещё не время. — А Марин?.. — Занят чем-то своим. Наша работа пока приостановлена… Нам не хватает людей. — виновато призналась она: — На твою долю выпало очень много неприятных событий, тебе стоит отдохнуть. Ходят слухи, что господин Тао пропал. Если завтра их не опровергнут, процесс выборов приостановят на какое-то время, и мы сможем разрешить все проблемы. С нами недавно связалось несколько влиятельных магов, которые хотят вступить в наши ряды, в качестве приближенных лиц. Если позволишь, я могу провести собеседование с ними, как твой представитель. — Давай. Насчёт отдыха... У меня есть ещё одно дело, но перед этим я хочу увидеть маму. Мне не доводилось называть Елену так. Даже при посторонних, из моих уст звучало «госпожа Старкова» или её имя. Всё-таки, где-то далеко у меня была настоящая мама. Мама, которая относилась ко мне строго, но любила меня. Как и я её. А сейчас представляющая в моём сознании какую-то приятную иллюзию, посещающую меня редко. Я свыклась с мыслью о том, что не вернусь, и все дорогие мне люди так и останутся не более чем воспоминаниями в моей голове. Больно уже не было. Думаю, Курц и Шмидт воспринимали такое обращение, как жест уважения, или не придавали этому особого значения, потому что они никогда не задавали лишних вопросов. Но сейчас мне почему-то захотелось сказать так, подчеркнуть, что состояние этой женщины многое для меня значит. В конце-концов, так и было. Мы с Еленой стали близки, хотя между нами до сих пор частенько возникали недопонимания. Как бы то не было, она, кажется, давно перестала винить меня за то, что я заняла место Ангелы. Возможно, даже выделила для меня какое-то особое место в своей жизни. Так же, как и я для неё — место приёмной матери. Старкова выглядела бледной и измученной. Сон явно не приносил ей пользы. «Возможно она видит кошмары, но не может сказать об этом. И очнуться.» — с печалью подумала я. — Мне нужно отойти, Елена. Надеюсь, всё будет хорошо. — прошептала, поглаживая её руку. Что-то заставило меня добавить: — Я очень ценю мгновения, проведённые нами вместе. Я уверена, что вы были хорошей мамой для Ангелы и очень тепло относились ко мне, правда же? Никто не ответил мне на последний вопрос. — Мне не удалось заменить вам дочь, и вы тоже не смогли заменить мне мать. Но всё равно старались выполнять её роль, так что я даже иногда верила. Спасибо. Больше у меня ничего не получилось сказать. Слова застыли тяжёлым комом поперёк горла. Елена сильная женщина. Была, есть и будет. После всего, что сказал Фогель, у меня не оставалось в этом никаких сомнений. Сколько всего она пережила в своей жизни… И как отважно справилась с этим. Она выглядела в точности, как человек, который дарил мне надежду в школьные годы. Я никак не могла объяснить этот феномен, но надеялась, что однажды найду причину.А с этой Еленой всё будет хорошо.
— Куда ты? — удивлённо спросила Ханна, замечая, что я собираюсь покинуть дом. — По делу. Помнишь, я говорила? Курц кивнула. — Не думала, что оно снаружи. Будь осторожна. Вся эта история с пропажей Тао… Я невольно поёжилась, прокручивая в голове устрашающую речь Крюгера. — Буду. И мысленно скрестила пальцы за спиной, ведь встреча с Гриндевальдом — высший антоним безопасного времяпровождения. Я незаметно прошмыгнула за угол здания, минуя небольшую группу репортёров. На сей раз, это было не так уж сложно. Их число почему-то значительно преуменьшилось, да и выглядели они не такими бдительными, как раньше. Кто-то даже пытался поспать, оперевшись о высокий бордюр цветника. Перед моими глазами оказался знак даров смерти.***
Перемещение с помощью порт-ключа мало чем отличалось от трансгрессии. По крайней мере, ощущения после него были такими же отвратительными. Оказавшись в нужном месте, моя персона вдох настолько глубокий и шумный, что стоявший неподалёку человек поинтересовался: — Мадам, с вами всё хорошо? Морозный воздух неприятно резанул горло, но помог справиться с ощущением тошноты. Француз. Наконец-то вспомню язык. — Нет. — ответила, убедившись, что земля под ногами наконец-то стала ощущаться твёрдой: — Как со мной всё может быть хорошо, когда меня без моего выдали замуж. Я подняла глаза, осматривая местность и случайного собеседника. Нурменгард. Ну, конечно. Передний двор представлял из себя унылое зрелище: прежде запорошенный снегом, теперь он встречал гостей мокрым тёмным асфальтом и унылыми стенами из выцветшего кирпича. Судя по всему, здесь значительно потеплело с того момента, как мне удалось отсюда улизнуть. Шапки гор, окружавших замок, начали понемногу таять, являя на свет неравномерные кусочки пожухшей старой травы. Это место пережило суровые холода, длинною, по меньшей мере, в несколько лет. Теперь настала пора возвратить всё, что было утеряно из-за них. Природа просыпается, медленно прогревается солнечными лучами и готовится к тому, чтобы склоны наполнились свежей зеленью и первоцветами. Оттепель. В какой-то мере, это было символично. — В каком смысле? Вас заставили? — напомнил о себе встреченный мною маг. На вид ему было не больше двадцати. Его лицо, напряжённое и удивлённое, мне не было знакомо. «Должно быть, новый близкий сторонник. Раз уж его пригласили сюда.» — промелькнуло в голове. Сколько же гостей встретил этот замок на время моего отсутствия… — Нет. Я же говорю, просто без моего ведома. Каждый второй пытается осчастливить меня узами брака. — собеседник всё ещё смотрел на меня в непонимании: — Я мадемуазель. — Простите. Привычка. — протараторил он. Я улыбнулась. Такая «привычка» в моей новой жизни действительно была частым явлением. И, кажется, открыл эту традицию Гриндевальд. В этом же месте, несколько лет назад. Итак, я сбежала отсюда, чтобы вернуться. Великолепно. Оставалось только надеятся на то, что Геллерту станет совестно запирать меня где-то тут второй раз. — Ничего. Вы не знаете, где сейчас месье Гриндевальд? — Кажется, в своих покоях. Но я не уверен. — легко ответила юноша: — Я могу проводить вас, но он сейчас никого не принимает… — Уж поверьте, меня примет. — усмехнулась, наблюдая за тем, как француз старательно сдерживает попытку закатить глаза. Много он, должно быть, повидал волшебников, уверенных в их исключительной важности для его повелителя: — Можете не провожать. Внутри было пусто и тихо. Казалось, что все обитатели на какое-то время сменили место дислокации, или я попала в какую-то альтернативную версию Нурменгарда. Интересно, что ждёт замок в будущем? Долго ли будут по его коридорам шествовать тюремщики, охраняющие бывшего Тёмного Лорда? Кажется, Тому Риддлу в своё время не составило никакого труда пробраться сюда и убить Геллерта. Наверное, в тот момент тут было также пустынно. Поднимаясь наверх, я бережно провела пальцами по дорогим бархатным обоям. Трудно было представить, что такое роскошное место однажды станет огромной камерой хранения одного единственного тела, принадлежащего немощному человеку, чьё имя поселится где-то на задворках истории. Того же человека, что сейчас полон сил и амбиций, и способен повести за собой тысячи людей, если не больше. «Все мы не вечны» — пронеслось в сознании. И почему-то вспомнилась Елена. Я встряхнула головой, отводя ненужные ассоциации. Уж кто-кто, а она выкарабкается. И «мы», как показывает практика — это не только про внешнюю оболочку. Мне же как-то удалось оказаться тут. Я остановилась возле знакомых дверей. Стучаться не было смысла, но рука инстинктивно сделала несколько ударов по деревянной поверхности. Мне никто не ответил. Что ж, на этот случай тут имелась одна очень мудрёная система… Дверь открылась, стоило моему перстню прикоснуться к латунной щёлке. «Умный Нурменгард» всё ещё работал, чего и следовало ожидать. Я аккуратно вошла, держа кольцо наготове и ожидая от обитателя этого места подвоха. С меня хватило двух дней борьбы за своё ментальное и физическое благополучие, и мне хотелось иметь хоть какое-то небольшое ощущение безопасности. Но… Гриндевальда внутри не оказалось. Прямо как в первый раз. Это место просто душит меня ощущением дежавю. Он впустил меня, несмотря на своё отсутсвие, что должно было быть либо очень опрометчивым шагом, либо своеобразной проверкой. Для него больше не существовало Ангелины Ласточкиной, которая не могла воспользоваться информацией, найденной тут или как-то противостоять ему. Последнее, конечно, сохранялось, но Ангела была фигурой более значимой и непредсказуемой. А может быть, он и её не воспринимал всерьёз. Одно интересовало: если бы отсюда что-то пропало, плохо было бы всем, кто к этому причастен, будь это Фогель, Абернэти или кто-то ещё важнее. После первого моего визита сюда, из личных комнат Геллерта ничего не исчезло, но в целом, замок лишился Аурелиуса. И это было очень значимое «что-то», а я всё ещё была жива, по каким-то неведомым причинам, хотя мы оставались наедине большое количество раз. Зря я опасалась, что господин-случай не будет охранять меня, когда подкинет какие-то очередные невероятные жизненные испытания. Либо чёрт с разноцветными глазами просто выжидает лучшего периода, чтобы забрать мою душу. Очень ценную и немного более живучую, чем нужно. Ещё и этот контракт… «Что-то здесь не чисто» — в очередной раз напомнил мой внутренний Капитан-Очевидность. Я осмотрела комнату. Обстановка не изменилась, разве что на пустующем ранее столе лежала пачка бумаг. «Павлов…» — прочитала подпись на уголке одного из них, подходя ближе. Свиток был исполосован словами на неизвестном мне языке и небольшими анатомическими зарисовками. Возможно, это был вовсе и не язык, а способ шифровки. Зародившаяся теория подкреплялась ещё и тем, что мне было дозволено зайти сюда при наличии в комнате каких-либо документов. Только фамилия, пробуждающая воспоминания из школьной программы, была вычерчена на родном русском. Села на диванчик, который стал моим временным пристанищем в прошлый раз. «Только бы не заснуть ещё раз» — проскочила нежеланная шальная мысль голове. И всё же, бессонная ночь дала о себе знать. Несколько попыток встать и походить по комнате в ожидании её владельца не увенчались успехом. Я злостно пнула себя коленке, стараясь отогнать сон. Нога рефлекторно дёрнулась. Рефлексы. Точно. Вновь подошла к столу, рассматривая рисуночки. Академик Павлов изучал рефлексы животных, а на бумаге как нельзя кстати были отмечены разные участки головного мозга какого-то неизвестного мне существа. Судя по схемам, устройство его нервной системы было совершенно уникальным. — Великий Геллерт увлёкся зоологией? Забавно. — протянула перекладывая один лист за другим. Больше ничего интересного на глаза не попалось. Один лишь текст, чьё содержание я разгадать не могла. И зачем Гриндевальду всё это? Рассуждения вновь привели меня на диван. Желание поспать постепенно брало верх. Я старалась подкладывать под голову руку, выбирая положение, при котором костяшки максимально больно впивались в висок и возвращали в реальность. Убеждала себя, что повторение истории точно не будет чем-то хорошим. Но искушение взяло надо мной верх. Веки закрылись. Стало темно.***
— Мне нужно уйти, Ангелина. — я очнулась в странном месте, окутанном белой дымкой. Различить за ней что-то, кроме человеческой фигуры, стоящей рядом, было почти невозможно. Так и знала, что сны на таких диванчиках до добра не доводят. — Ты меня слышишь? — мне пришлось потрясти головой, чтобы картинка перед глазами стала более чёткой. Елена. — Куда? Зачем? — от непонимания и волнения, у меня гудело в ушах. Голос будто принадлежал кому-то другому. Схожие с империусом ощущения — мне ничего не было понятно, слова вылетали на автопилоте. — К Ангеле. Ей нужна моя помощь. — она вздохнула: — Помнишь, что ты мне сказала в нашу последнюю встречу? Я нахмурилась и уточнила: — Когда вы были без сознания? — Да. Поверь, это не помешало мне услышать твои тёплые слова. — Старкова аккуратно улыбнулась, словно опасаясь, что более явная реакция будет выглядеть неестественно: — Всё, что ты думаешь обо мне — приятно. Будь у меня возможность, мы бы провели больше времени вместе… — И проведём. — настойчиво сказала я, расширяя глаза от осознания: — Нет-нет, Елена, подождите… Вы же не хотите сказать? Она тихонько засмеялась. — Тебе придётся побыть одной, Ангелина. Я помогала тебе достаточно долго, настал мой черёд выполнить свой основной долг — материнский. — Но Ангела же не умерла. Она там… — задумалась, как правильно назвать место, в которое отправилась младшая Старкова: — В не-волшебном мире. — Для меня это не секрет. — кивнула женщина: — Не могу сказать тебе, как именно я принесу пользу Ангеле, но у меня есть большой шанс помочь ей, если я не побоюсь покинуть тебя. Она сейчас столько же растеряна, как ты, и осознание этого меня убивает. — Пожалуйста. — кажется, в этот момент мои глаза начали увлажняться: — Останьтесь ещё ненадолго. Я не знаю, что вы имеете ввиду, но… — Я умираю, Ангелина. Это то, что я имею ввиду. — спокойно оповестила Старкова. Сердце ёкнуло. — Ты ведь поняла всё с самого начала, не так ли? Я кивнула. Да. С того момента, как Елена захотела «уйти» куда-то. — В этом же месте мне пришлось попрощаться с Феит… — прохрипела я, ощущая, как к горлу подкатывает ком, окончательно лишающий запаса воздуха. Это было страшное ощущение, не дающее мне разразиться слезами, но заставляющее страдать в разы больше. — Я понимаю, Ангелина. Но мой час настал. — Не надо так говорить. Мы не в фильме. — отрезала я, стараясь сохранить кусочки самообладания. — Ты говорила, что по этой истории снимут фильм. — усмехнулась Елена, дотрагиваясь до моего плеча: — Сделай так, чтобы у неё был счастливый конец. Особенно у того ответвления, что будет принадлежать тебе. — понизив голос, добавила она. — Сделаю всё возможное. Обещаю. — кивнула, чувствуя, как удушье отступает. — Вот и хорошо. — Елена убрала ладонь и немного отступила: — Прощай, Ангелина. Мне было приятно познакомиться. — Мне тоже. — прошептала я, провожая долгим взглядом её исчезающий силуэт. Пророчество. Я не спросила про пророчество. Вокруг всё ещё стояла дымка. Махнула рукой несколько раз, ожидая, что она рассеется, но ничего не произошло.И тут же прояснился потаённый смысл, скрывающийся за этой пустотой. Я осталась одна.
***
Белая пелена сменилась тёмной, ещё более тяжёлой и пугающей. Ощущения нехватки воздуха больше не было. Потому что были слёзы, которые больше сдерживать не удавалось. Обычно, когда мне сообщали о смерти человека, который был мне в какой-либо степени небезразличен, я долгое время не принимала факт того, что никогда его больше не увижу. Жила как раньше, радовалась, смеялась… А потом резко приходило осознание. Тогда становилось больно. Тянуще, противно. Я не плакала, но ходила неделями в каком-то подобии апатии, а улыбаться переставала, по меньшей мере, на несколько месяцев. Возможно, до этого никто из умерших не подбирался ко мне так близко, как Елена. Я действительно отвела ей роль второй матери. И в этот раз, я сразу признала факт того, что больше её не увижу. Это было более, чем наваждение, более, чем сон, это был не кошмар, а то, что действительно случилось или случиться в ближайшее время — я поняла и не оправдывалась. Хотя должна была. Может быть, это Елена внесла в меня какое-то подобие уверенности в этом факте, когда посещала моё сознание? Я плакала и кашляла. Удушье вернулось вместе с осознанием того, что всё будет не так, как обычно. И ещё стало страшно. От того, что умер единственный человек, который ближе всех знал Ангелу Старкову. Я больше не смогу, спросить у кого-то совета на её счёт, я больше не смогу так убедительно играть её… Будто что-то, что оставалось во мне от Ангелы умерло вместе с её матерью. Все почувствуют фальшь и изменения, особенно Геллерт. Я вздрогнула. Умер единственный человек, которому я абсолютно доверяла в этом мире. Который знал меня ближе всех живущих здесь. Не только меня-Ангелу, но и меня Ангелину. Ангелину Ласточкину больше никто не знал. Она тоже умерла. Хорошо, что кожа не впитывала влагу. Слёзы медленно скатывались, освобождая место для новых и не создавая холодную мокрую лужицу на ткани. Она всё ещё была тёплой от моего дыхания. И это небольшое эмферное ощущение теплоты, которое я не хотела терять, останавливало от того, чтобы встать, подойти к ближайшему окну и выпрыгнуть. Почему, когда я нахожусь в этом месте, мне всегда так больно? Когда от минувшей истерики остались только всхлипы, я смогла приподнять голову. В затылок ударило ощущение чужого присутствия. Паника захлестнула с новой силой. Кажется, некто находящийся рядом, тоже это почувствовал. — Не могу сказать точно, но, кажется, в прошлый раз, ты проснулась в более хорошем настроении. Ну конечно. Паника почему-то отступила, как и желание потянуться к перстню, хотя всё должно было быть совершенно наоборот. Я поднялась, позволяя остаткам слёз свободно скатиться по щекам и шее. Бог мой, как я должно быть выглядела сейчас. Еле подавила иррациональный смешок. Действительно, это именно то, о чём нужно думать, когда твоя вторая жизнь понеслась по наклонной. Геллерт стоял, учтиво повернувшись к окну. На его лице застыло выражение совершенного безразличия. Это одновременно и успокаивало, и раздражало. Почему-то казалось, что мои эмоции разочаровали его. — Да, я плачу. — твёрдо сказала я, ощущая острое желание устранить тишину: — Я человек. Гриндевальд неожиданно повернулся, смерив меня тем же нейтральным выражением. Присмотревшись ко мне, будто желая найти на моём лице что-то конкретное, он медленно подошёл и присел напротив. Я постаралась унять страх, возрастающий внутри. Гриндевальд на одном колене, напротив меня, и, к сожалению или счастью, всё это происходит не хорошем смысле и не в стереотипном сериале, идущем по первому каналу. Если что-то вынудило его сделать так, это явно не что-то доброе и чистое. — Пора взрослеть, Лина. В голове пронеслись тысячи упрёков. «Да как он смеет сомневаться в том, что после всего пережитого, я до сих пор представляю из себя что-то наивное и недальновидное?» Но вместо этого, вырвалось: — Почему ты назвал меня так? Мы смотрели друг на друга около минуты. Я не могла сказать ни слова. Внутри меня всё съёжилось от того, что Геллерт мог каким-то образом узнать правду. Гриндевальд тоже молчал. Он выглядел весьма сосредоточенным и даже немного нахмурившимся, словно обдумывал, что сказать дальше. — Ты ведь русская. Ангела — немецкое имя. Думаю, Ангелина тебе ближе. Я выбрал правильное сокращение? Я кивнула, стараясь сдерживать удивление. Значит, он решил покопаться в моём прошлом. Вернее, прошлом Старковой. Не то, чтобы оно было большим секретом, но многие коллеги считали, что второе имя Ангелы — Мария было настоящим, и иногда обращались так, в попытке завоевать доверие. Но этот засранец решил копнуть ближе и наткнулся на очевидное. — До людей всегда лучше доходит, когда к ним обращаются также, как обращались к ним родители. — А если у них нет родителей? — с нервным смешком вставила я, стараясь не спровоцировать вторую волну слёз. — Значит так, как к ним обращались их воспитатели. — заметив мою попытку сказать что-то ещё, волшебник добавил: — А если у них не было ни родителей, ни воспитателей, то с ними не о чем говорить. Но, главное, что интереснейшие люди — это те, кому довелось впитать опыт и родителей, и воспитателей. Разных людей, с разными взглядами и навыками. Обычно они выбирают лучшие или худшие, а иногда и те, и те, и впечатывают их в свою личность. Никогда не угадаешь, что выйдет в итоге. Уроки жизни от Гриндевальда. Превосходно. В иной ситуации, я бы еле держалась, чтобы не закатить глаза и не прервать его, ради какой-то ядовитой реплики, но сейчас на это не было никаких сил. Даже мысленно посмеяться не удалось. — Елена умерла. — тихо оповестила я, опуская взгляд. Не хватало, чтобы новая волна расстройства была замечена. В конце-концов, я достаточно упокоилась для того, чтобы сообщить эту новость. Если я приду домой, и окажется, что всё это было просто кошмаром, мне придётся объясняться перед ним… Но меня всё ещё преследовала ужасающая уверенность этом, что Старковой больше нет. — Неприятно, понимаю. — сухо ответил он. — Тебе всё равно. — Ну почему же? Мир лишился прекрасного предсказателя… — начал Гриндевальд, когда я протянула руку вперёд и небрежно сжала его кисть, в попытке остановить неуместный монолог. Кажется, вышло немного сильнее, чем я планировала. Геллерт выжидающе посмотрел на меня, приподняв бровь. — Ты не считал её хорошим предсказателем. Не надо фальшивить хотя бы в такой обстановке. Я не твой сторонничек. — Будь ты моим сторонником, самообладания у тебя было бы побольше. — усмехнулся он, вытаскивая руку из моего захвата. В тот же момент, я отвесила вторую пощёчину за день, хрипло комментируя: — Это за то, что ты сказал живому человеку, что он подопытное существо. — перед глазами проплыл момент, когда Геллерт объяснил, что я нахожусь в его владениях только из-за странного щита, окружающего меня. Третью. — Это за то, как ты использовал Аулериуса. Бедный юноша. Обманутый, униженный и использованный... Четвёртую. — Это за то, что твои сегодняшние слова были обидны мне. И пятую. — А это… — я сделала паузу, наблюдая, как в разноцветных глазах Геллерта пылает шок, смешанный с гневом: — За то, как ты отозвался о своих сторонниках. Людях, которые следуют за тобой, потому что хотят не только жить, но и чувствовать. Верят твоим лозунгам о том, что они будут свободны. А ты говоришь мне о каком-то самообладании, которое должно быть у них. Против необходимости которого они сражаются на твоей стороне! Попыталась встать, но, на сей раз, уже Геллерт схватил меня за ладонь и прошипел: — Что ты творишь?! Я вновь встретилась с ним взглядом, но не за тем, чтобы рассмотреть, о чём думает он. Это было практически бессмысленно. Геллерт мог сделать так, чтобы в его глазах прочитали всё, что ему было нужно показать. Кроме того момента, когда он был неподдельно удивлён и раздражён. Я сделала это, чтобы он увидел мои, чтобы он прочитал в них безразличие, которое я не умела подделывать, но искренне попыталась. Он замер, будто на секунду поверил в то, что увидел. — Убей меня. — вырвалось тихое. Сердце перестало стучать. Что я только что сказала? — Зачем? — сдержанно спросил он. — Я мешаю тебе. Я неправильный маг. У меня другие убеждения, и я сама не такая, как надо. Это не лечится взрослением. Геллерт, это не исправить. Со мной не поиграешь в твои привычные политические игры, построенные на лжи. Я не буду. Маг молчал. Я говорила. — Мне легче умереть, чем продолжать это. Лина, что мы делаем, Лина, Лина… Я пыталась достучаться до себя, но продолжала выплёскивать всё, что накопилось, твёрдым злостным тоном, но с ужасающе умиротворённым лицом. Возможно, это даже выглядело безумно. — Нам с тобой бессмысленно общаться, Геллерт. Я не изменю своей позиции, и на это есть очень большие причины. И не зауважаю тебя. И не буду доверять тебе. Потому что в твоей жизни нет и не было того, о чём ты говоришь, и чем манипулируешь. Ты никогда не любил никого и не дорожил никем, как дорожила я, и никогда не испытывал таких, как я, чистых, искренних эмоций. Даже счастья, я уверена! Ты только упивался властью! И смеешь при этом меня в чём-то обвинять! Мужчина кивнул, отходя. Я наконец-то встала, и на негнущихся ногах подошла к стене, оперевшись о неё, и стараясь переварить всё, что сорвалось с моего языка. «Как на расстрел» — пошутила оставшаяся искра разума в голове. А разве было иначе? Замерла, замечая, как Гриндевальд вынул из привычного пальто бузинную палочку. Кого он в последний раз убивал сам? Всю грязную работу делают его сторонники. А я буду удостоена высшей чести. Умереть от руки одного из величайших волшебников, более того, от величайшего артефакта. А ведь он мог использовать невербальное. Я почти наравне с Гарри Поттером. Девочка-которая-выжила. И-умрет-прямо-сейчас. Затаила дыхание, наблюдая, как волшебник разжигает огонек заклятья. Зажмурилась. Я не слышала, что именно он сказал, но поняла, что мне конец. Раз-два-три…***
Я открыла глаза. Лежу на холодном полу. Чем-то напоминает начало моего пути. Лежу и скручиваюсь от чего-то похожего на судороги. Точно, я трясусь. Смерть происходит так? Рядом со мной странное существо. Оно светится ярко-белым, будто светильник причудливой формы, но двигается, как живое. — Это… — беру себя в руки, осознавая, что произошло. Я просто боялась, от этого меня и трясло. А Гриндевальд призвал патронуса. Всего-то. Нет. Не всего-то. Я рассмотрела существо повнимательнее. Это была птица. Большая, красивая, гордая. С длинной лебединой шеей, аккуратным клювом, мощными крыльями и пронзительными грустными глазами. — Это харадр. — услышала я голос недалеко от себя. Повернулась настолько, насколько хватило сил, чтобы встретится с задумчивым лицом Геллерта. — Никогда не слышала. — Неудивительно. Харадры извелись несколько веков назад. Они были слишком ценны для людей. Остались только фениксы. — ухмыльнулся он. «Патронус Дамблдора — феникс.» — вспомнилось мне. Я привстала, ощутив достаточный прилив сил. Что-то заставило меня приподнять перстень и медленно, обдумывая, что бы мне при этом вспомнить, произнести: — Экспекто патронум. Я вспомнила не Елену. Это было… Приятно. Оставалось ещё что-то, что держало меня тут. День, когда я получила перстень. День, когда я поняла, что всё-так могу колдовать. День, когда наш с Аурелиусом побег удался… Когда к неведомой птице присоединился маленький дракончик, вызванный счастливыми воспоминаниями, соединяющими меня с этим миром, я поняла, что благодарна Геллерту. И это было более, чем «спасибо» за сохранённую жизнь. Это было «спасибо» за то, что приоткрыл завесу своей жизни. Он опроверг мои слова о том, что не испытывал счастья. Бог мой, человечный Геллерт… Это же несовместимые вещи. Он и сам это наверняка понимал, но всё равно показал мне что-то, что выдавало в нём не Тёмного Лорда, а живое существо. Что касалось моего патронуса… Я и сама была обескуражена, когда призвала его в первый раз. Потом некоторое время смеялась, стоило ему объявиться и добавляла про себя, что я теперь «матерь драконов». Разве что, с помаркой, что этот дракон, в отличие от драконов Дейнерис, не рос и выглядел весьма комично. Только такой оптимизм и позволял мне выживать в непривычном для себя мире. Сейчас же его необычная форма уже не вызывала у меня вопросов. Дракон, как дракон. Геллерту тоже было всё равно. Наверное. В момент размышлений, между светящимися силуэтами, межденно растворяющимися в темноте появился третий… Тусклый, едва различимый. И явно осязаемый. Он медленно прошествовал в сторону Гриндевальда. Маг непривычно улыбнулся, аккуратно помещая его на руки. У меня чуть не дёрнулся глаз. Он ещё и зверушку себе завёл… Это какие-то новые способы агитации в злодейские ряды? И только когда животное повернуло в мою сторону мордочку, меня пронзила волна осознания. Цилинь. — Не убивай его. — сказала я, завороженно проводя ладонью по кусочку шерсти, и тут же убирая руку, от того, что малыш напрягся. Зверёк изучающе смотрел на меня, полностью повторяя взгляд хозяина. — Что ты, есть куда более приятные способы завоевать доверие существа. — наконец, усмехнулся он: — Приручить например. — Но никому до этого не удавалось сделать что-то подобное… — нахмурилась я. — Ко всем можно найти подход. Даже к самым принципиальным особям. На какое-то мгновение, мне показалось, что разговор идёт вовсе не о цилине. Геллерт заметил перемену во мне, и рассмеялся, сообразив, почему она произошла: — Цилинь не просит убить его всякий раз, когда я пытаюсь поговорить с ним по-душам. Я уже давно понял, что переманивать тебя к себе бессмысленно. — Тогда зачем… Всё это? — неуверенно спросила я, изучая высокий потолок комнаты, и стараясь лишний раз не наткнуться на Гриндевальда. Мне хватило его поведения в последние минуты. Получить сердечный приступ от того, что он ещё и выглядит не так грозно, как обычно — плохая идея. — Мне интересно. — начал он: — Не сопоставляй это с моими прошлыми словами про предмет изучения. Это не так. Хотя, чем-то похоже. Думаю, мы могли бы стать товарищами. Я округлила глаза. — За всю мою жизнь, у меня был только один товарищ. Это важно. В чём-то мы с ним сходились. Отличие заключалось в том, что он был более импульсивным, инфантильным и мечтательным. Думаю, в те времена, он чем-то был похож на тебя. Я не мог его разгадать, и с ним было интересно, возможно как раз из-за этого. Когда он был рядом, мои взгляды часто подвергались критике. Она казалась мне довольно нелепой, как и некоторые твои умственные заключения, но наши беседы заставляли меня посмотреть на многие вещи под другим углом. Я вижу, что наши разговоры имеют потенциал перерасти во что-то подобное. Но мы доверяли друг другу. Сложно найти в мире человека, которому доверяешь, не так ли? Он говорил о Дамблдоре. Не произносил его имя и не ожидал, что я пойму, но… Тем не менее, упомянул тот период своей жизни, о котором наверняка не любил распространятся. Ступор. Полезное слово для описания эмоций в таких ситуациях. — Ты — последний человек, которому я бы доверяла. — Если у Геллерта действительном были причины не опасаться моего предательства: он был сильнее в плане связей и волшебной силы, и с лёгкостью задушил бы меня в прямом и переносном смысле, если бы это понадобилось, то… Он и сам должен был понимать, что я не буду откровенна с ним до конца. — Ты не самый сильный кандидат, Лина. Тебе не стоит бояться устранения, особенно с моей стороны. Что касается Крюгера… — он скривился: — Неприятный человек. Он получит по заслугам. Я почувствовал, что он пытается как-то затронуть информацию о нашей клятве, и попросил Фогеля проверить. Не зря. Таких идейных людей мало. И даже когда они возникают, ситуация остаётся под контролем. — Он человек Дамблдора? — Нет. — покачал головой Геллерт: — Ненависть Вольфганга ко мне имеет личный подтекст. Его жена — моя сторонница. Бросила его, ради меня, говоря кратко. Не удивляйся, такое часто бывает. Нахмурилась, обдумывая сказанное им. Точно, такое часто случается. Взять хотя бы историю Куинни… Но Гриндевальд решил привести другой пример. — Йоханна, твоё доверенной лицо… Ты не знаешь, что случилось с её мужем? Я заинтересованно уставилась на мага. — Он мой аколит. Кажется, у них произошла ссора на почве того, что он захотел вступить в мои ряды, и они больше не общаются. Насторожилась. Мои опасения не были случайными. Мне слишком мало известно о людях, которые меня окружают. — Не переживай, они действительно не поддерживают контакт. — Не верю. Ни одному твоему слову не верю. — покачала головой я. — Знаю. — вздохнул маг. В его голосе не было подобия грусти или сожаления, скорее всего, его просто начали доставать препирательства со мной. — Но у меня нет резона тебе вредить или как-либо использовать тебя. Тем более, когда мне известно о том, где находится Аурелиус. Я насторожилась. — Лондон, не так ли? Узнал недавно от доверенных лиц. Совершенно случайно. Я не буду трогать мальчика, не переживай. Он скоро сам умрёт, обскуры долго не живут. — Но как же его сила? — Разрушительна и не поддаётся контролю. Я уже перестроил планы. — хмыкнул он: — Всё. Ты не играешь никакой роли на пути к моему законному месту. Так, есть ли смысл в том, что я буду как-либо тобой манипулировать? — Смысла нет. Но ты уговариваешь меня так яро, будто это самая большая уловка в моей жизни. — Подумай над этим. — кивнул он: — Мне без надобности мгновенный ответ. Тебе помочь с возвращением домой? — Можно я останусь тут? — неожиданно, даже для самой себя, уточнила я: — В плане, в той комнате, что раньше была моей. — Конечно. Она, должно быть, свободна. — произнёс Геллерт, позволяя мне увидеть в его глазах второе неподдельное удивление. Мы молча шли по замку в поисках необходимого места. Цилинь тихо посапывал на руках у Гриндевальда, а тот держал его настолько бережно, что мысли о том, что он мог его убить, показались мне абсурдными. Хотя, у этого человека ранее не составляло труда завоёвывать доверие людей и устранять их… Неожиданно, в темноте показалась вторая вспышка. — Господин Гриндевальд? — послышался тонкий женский голос.Куинни.
— …Ангелина? — добавила она, опасаясь, что её догадка подтвердится. — Госпожа Голдштейн, время уже позднее. Вам так не кажется? — ответил Гриндевальд. Я попыталась спрятаться за ним, но быстро поняла, что это не имело смысла. Меня уже хорошо рассмотрели. Блондинка кивнула и продолжила свою дорогу, провожая меня печальным взглядом. Я не знала, начала ли Куинни осознавать, в какое место она добровольно попала, но почему-то чувствовала себя ужасной предательницей. «Прости меня» — промелькнуло где-то в голове.И не было понятно, к кому я обратилась в этот момент. К Куинни, или к себе.
Геллерт учтиво открыл передо мной дверь, провожая в пространство, некогда служившее мне местом жительства. Коротким взмахом палочки, он зажёг свет. Я прошла внутрь, рассматривая интерьер. Ничего не изменилось. — Доброй ночи. — сухо сказала я, намекая, что волшебнику пора уходить. Геллерт не возражал. В одном из ящиков я обнаружила свои старые вещи… Действительно, они до сих пор были тут. Я находила что-то привычно-приятное в том, что лежала в своём старом кигуруми, на огромной мягкой кровати, предварительно вычищенной заклинанием, но всё ещё отдалённо тянущей шлейфом духов, найденных мною после первого пробуждения здесь, в том, что обнимала плюшевого нюхля, а не живого, тёплого Августа… В том, что в комнате по соседству не спала Елена. Как же поменялась моя жизнь! И с каждым днём, изменений в ней становится всё больше. Но я сама не должна была меняться. По крайней мере так, как этого хотел Геллерт. И не должна была ему доверять. Пусть это и становилось всё сложнее.***
Утром мы с Геллертом не пересеклись. Я предпочла оставить памятные вещи в замке, на случай следующего возвращения, заодно поругав себя за мысли о возможном повторении встречи, и тихо удалиться. Трансгрессия далась мне чуть легче, чем обычно. Возможно, потому что я выспалась, а возможно, потому что привыкла чувствовать себя плохо. Первой удивительной вещью оказалась толпа, вновь сгустившаяся возле дома. Люди толкались и жаждали пройти в парадные двери, не догадываясь о наличии чёрного входа, через которой мне кое-как удалось прошмыгнуть. Вчера они не выглядели такими заинтересованными и оживлёнными. Марин и Ханна встречали меня траурными лицами, но я легко смогла различить, что за ними скрывается что-то ещё. Предвкушение. — Елена… Всё? — буднично спросила я, сглатывая клочок эмоций, жаждущий вырваться на ружу. Он всё ещё оставался, но после беседы с Геллертом стал значительно меньше. Кажется, я истратила способность расстраиваться, хотя на душе до сих пор было тяжело. Вот, кто настоящий энергетический дементор. Звание подстать Тёмному Лорду. Неважно, в хорошем, или плохом плане. Да Крюгер с ним и рядом не стоял! Они подтвердили мои слова. Что ж, теперь столпотворение не казалось чем-то странным. Йоханна с мрачным выражением лица хотела добавить что-то ещё, связанной со старшей Старковой, но я прервала её: — Мне сообщили об этом ранее. Не надо меня жалеть, всё в порядке. Закончим разговор о ней до похорон. Возможно это выглядело немного неестественно или эгоистично с моей стороны, но более никто из коллег не горел желанием ворошить эту тему. — Тогда, — аккуратно начала Курц: — Марин, выйди. Шмидт удалился. Девушка продолжила: — Есть другая проблема. Мы понимаем, что тебе пришлось сложно и возможно… Ты захотела найти поддержку на стороне. Я заинтересованно приподняла брови. — У всех нас есть личная жизнь, и ты не исключение. Но, в следующий раз, предупреди нас, если отправишься на ночь к кому-то. По крайней мере, меня, если тебе стыдно перед Марином. Мы переживали о тебе. Видели бы вы моё лицо. Мне, по-правде, тоже хотелось бы его увидеть, потому что выглядело оно, наверное, шедеврально. По крайней мере, Ханна увидев меня в таком состоянии, несколько мгновений думала, что мне плохо, и спрашивала, не нужно ли подать воды. Потом я медленно разогнулась и перестала трястись от коротких полувсхлипов. Выпустила изо рта воздух, более не способная сдерживать хохот и разразилась серией громких смешков. Даааа… Личная жизнь у меня на высшем уровне. Ночую у Гриндевальда. Идеальная тема для жёлтых заголовков. Кажется, я такое уже о себе читала. — Ангела… — она сурово посмотрела на меня: — После истории с Крюгером тебе стоит не просто предупреждать меня, но и нанять телохранителей. Марин, кстати, настаивает именно на этом. — Крюгером? — медленно отдышавшись, уточнила я: — А что с Крюгером? — Я очень обижена, что ты сама нам не сказала. Но это можно писать на беспокойство из-за… — Ханна замялась. — Елены. — вставила вместо неё. — Что тебе известно? — Не только мне. — Курц прикусила губу, точно переживая, как лучше преподнести мне какую-то важную новость: — О том, что герр Крюгер хотел тебя убить теперь знают все. — И как мне нужно на это реагировать? — я была немного сбита с толку тем, что подобная информация смогла просочиться в массы. — Тебе — никак. — ответила она, смотря на меня с неким воодушевлением: — Но другие… Ангела, ты теперь знаменитость!