***
Ханна и Марин встретили меня с распростертыми объятиями у чёрного входа. По их счастливыми лицам я поняла, что реплика Геллерта про дебаты имела все основания. — Только я никак не пойму, зачем ему сперва валить тебя, а потом самому же выручать? — пробормотала Курц, поднимаясь по витиеватой лестнице наверх. — А может быть это не он? — предположила я, и сама же удивилась своей проснувшейся сообразительности: — У меня ещё много конкурентов. А Геллерту нет смысла уничтожать такую мелкую рыбёшку, как я. — Ты не просто рыбёшка. — серьёзно покачал головой Шмидт: — Сейчас общественность гудит о твоей некомпетентности, но в случае опровержения новостей, мнение людей изменится, а весь это фарс превратиться огромную рекламу акцию. Сегодня мы можем здорово поднять рейтинг, если хорошо потрудимся. — Только вот Грине в этом всё равно нет прока. — выдохнула, переваривая всю сказанную информацию. — Погоди, как ты его сейчас назвала? — недоверчиво вставила Ханна. — Это русская версия. Уважительная. — лениво ответила я, преодолевая последнюю ступеньку, и открывая дверь квартиры. Маггловские привычки не оставили меня, и закрывать её на ключ было чем-то, сродни лишней гарантии безопасности. — Я слышала, что кое-кто точно также говорил про жест на фото! — Так скандала ещё не было. Знала бы, неуважительный показала.***
Поддаться Ангеле — глупая идея. Но приятная. В конце-концов, вполне неплохо дать противнику немного воли перед его полным уничтожением. Лучше всего человек познаётся не в поражении, а в мнимой победе. Если он предложит ничью после того, как разгромит её, полезет ли она в мышеловку, и согласится на такой исход, или продолжит попытки выиграть? А, быть может, с честью признает, что достойна только проигрыша? Мысли Геллерта всецело были заняты предстоящим интеллектуальным поединком. Он был уверен, что не должен ухудшать положение Старковой, но и поддаваться ей казалось глупостью. Чуткие люди могут унюхать любую фальшь. — Вот, скажи, Винда, ты бы когда-нибудь согласилась на ничью? Розье, до этого покорно стоявшая неподалёку и внимательно читающая какую-то книгу, оторвав взгляд от букв и немного подумав, лаконично ответила: — Только в поединке с вами, мой повелитель. Это большая честь. — А если бы твоим противником был кто-то другой? Альбус, например? — продолжил он, складывая руки домиком, и внимательно наблюдая за реакцией помощницы. — Я бы сражалась до последнего. — уверенно отчеканила она: — Даже если бы на кону стояла моя жизнь. Господин Дамблдор во многом превосходит меня, и победа непременно осталась бы за ним. Но наши взгляды слишком разняться, чтобы идти на примирение. Это было бы жестом слабости. В глазах Винды плескалась таинственная глубокая грусть, в то время как голос её оставался нейтрально-сухим, а на устах периодически мелькала улыбка. Геллерт уже давно понял, почему эта девушка так предана ему — и причина заключалась отнюдь не в симпатии к его личности. Пока все остальные видели в ней не только ярую сторонницу, но и главную воздыхательницу — сама Розье чисто механически выполняла поручения, шла на всё, ради их общего дела, и его самого, но не чувствовала ни грамма любви. Едкость по отношению к остальным только забавляла и отвлекала её, но никогда не служила инструментом самоутверждения. Единственной вещью, которой она по-настоящему гордилась была её безусловная польза. Впрочем, знать истинную её личность было дано не всем. И Геллерт часто ловил себя на мысли, что даже ему она никогда не открывается полностью, хотя досконально изучить её не составило для него большого труда — и ей об этом было известно. С Ангелой всё было по-другому. Хотя, чёрт возьми, назвать её Ангелой совсем не хотелось. Лина ей подходило куда больше. Не надо быть чёртовым гением, чтобы читать её, как открытую книгу — с её-то яркими эмоциями и незамысловатостью. Но несмотря на это, он так ничего и не смог понять о ней, цельная картина никогда не складывалась. — Как думаешь, — нежданно вновь начал беседу он: — Что можно подарить человеку, чтобы ему непременно понравилась эта вещь? — Всякому человеку будет приятен не столько подарок, сколько внимание к его личности. — спокойно ответила темноволосая: — Это должно быть что-то, что показало бы внимательное отношение к его персоне, и то, что вы хорошо успели изучить его предпочтения. — Точно, совершенно точно. — медленно протянул он. И ухмыльнулся. Но разговор породил в его голове мысли не только о презенте. Старкова тоже показалась ему принципиальной персоной. Можно ли сравнить её с Виндой? Обладает ли она такой преданностью своему делу? — Я не уверена, господин… — холодно прервала молчание Розье: — Но, если говорить о поединке с фройляйн Старковой, на вашем месте, я не стала бы его заканчивать. «Удивительная проницательность» — пронеслось в голове у мага. Но смутило его другое. — Что ты имеешь ввиду, моя милая Винда?***
— А почему именно белый и синий? — поинтересовалась я, перекладывая один за другим листы, подсовываемые Ханной. — Белый — чистота, синий — спокойствие и благородство. Тех же цветов мы будем придерживаться в одежде, чтобы максимально сепарировать свою команду от других. «В особенности, от Грини с его гробовским чёрным» — сразу же промелькнуло в голове. — Ладно. Но ты уверена, что это — то, чем мы должны заниматься сейчас? У меня есть несколько тем, которые я хотела бы обсудить с вами. — Глядите, в ком политик проснулся. — ответила коротким смешком Курц: — На пошив уйдёт определённое количество времени, которое мы можем занять подготовкой. Ты же знаешь, насколько важен имидж. Одежда должна быть из качественных материалов, максимально похожей по крою… — Самое главное: надеть одинаковые дорогие труселя, не так ли? — раздражённо прервала я: — Никто даже не обратит внимание, во что мы облачились, если нести чушь! Ханна посмотрела на меня с некоторой тревожностью. — Всё хорошо? Кажется, я впервые вижу тебя такое раздражённой. — Не знаю, как вы меня терпите… — перескочила с темы: — Да и вообще, зачем вам нужна вся эта возня. Я же, как кандидат ничего не стою. — Это неправда. — девушка осторожно взяла меня за руку: — Мы не хотим видеть Гриндевальда в той позиции, на которую он претендует. За хорошим человеком не охотилось бы пол Европы. Но без тебя у нас ничего бы не вышло. Мы с Марином побоялись бы скооперироваться и пойти против него, а твоя вера в то, что правда может восторжествовать, придала нам сил для этой борьбы. И я уверена, что похожие мысли сейчас посещают множество волшебников. Вспомнив про изначальную цель своего вступления в борьбу за пост после такой проникновенной речи, я почувствовала себя ужасно неловко. Но, вместе с тем, получила необходимую порцию воодушевления. — Я нервничаю из-за того, что хочу поскорее начать работу и передать свой настрой тем самым магам. — наконец, спокойно изложила: — Они нуждаются в сильном и мудром лидере, с весомыми аргументами, а не в выглаженной дорогой картинке. Я мало на него похожа, но должна, по крайней мере, постараться, а не скрывать свою неопытность за тоннами красивой ткани. Йоханна понимающе кивнула. — Ты права. Позову Марина, обсудите это с ним. Тогда всё остальное на мне.***
— Что ты знаешь о волшебных дебатах? — не успев переступить за порог комнаты, начал Шмидт. — Я знаю практически всё об обычных. Мне хватит этого? Ох уж эта наша любовь к выпендрёжу! Лина, мы вообще, что под «дебатами» подразумеваем? Вот эти вот клоунства по ТВ? Ну да, в них мы с тобой эксперты! — Не уверен. Расскажу тебе всё, что знаю сам. Потом обратимся к литературе. Хорошо? — кивнула: — Итак, участвует обыкновенно два волшебника. Магию использовать запрещено. В зале сидит порядка десяти человек и репортёры, между вами — секундант. Вопросы заранее изготавливаются независимым лицом… В случае Геллерта оно будет охренеть каким независимым. Надо было побольше обращать внимание на слог Абернэти, авось узнала бы сегодня. — Первым отвечает тот, кого вызвали. То есть, ты. Второй имеет право указать на фактические ошибки в течении его выступления, а вот высказаться субъективно — только после того, как реплика оппонента будет окончена. Те же правила распространяются и на тебя. — Довольно цивилизованно. И, пока что, напоминает обыкновенные дебаты. — Есть ещё один нюанс. В выигрыше остаётся тот, кто получает больше поддержки из зала. Если зрители позволят, он может не отвечать на какой-то спорный вопрос, или даже сказать что-то абсурдное. На этом моменте мой глаз начал немного подёргиваться. Ну, конечно! Всё в этом мире решает вездесущая публика, на которую Геллерт очень любит играть. Прочёл свою проповедь о любви и уважении к ближнему своему, и пошёл убивать магглов. А словами настолько прониклись, что, кажется, никаких нюансов не заметили. — А ещё, если ты проиграла в словесной дуэли, у тебя есть возможность вызвать оппонента на магическую. — уточнил Шмидт. Ага. Оказывается, не так уж всё цивилизованно. Спасибо, забираю свои слова обратно. — Гениально, Марин! Просто гениально, чёрт возьми! Я же как раз обладаю незыблемым магическим потенциалом! — Я просто констатировал. — отрезал смущённый моей реакцией мужчина: — Всякое может быть. — А на пистолетах нельзя? Или на ружьях? — должны же мне для чего-то в жизни пригодиться уроки ОБЖ, верно? — Нет, но головой думать никто не запрещает. Кстати, спонсоры от нас не отказались. Кажется, им наоборот нравится, что вокруг твоей персоны сгущаются краски. — Все любят хлеб и зрелища, особенно если денег много. А Геллерт? Любит ли он их? Скучно ли ему, и веселит ли его возможность утереть мне нос, или он действительно каким-то образом хочет помочь?***
— Спасибо тебе за понимание, Йоханна. Мы успели обсудить всё, что хотели. И платье просто потрясающее. — тепло улыбнулась я, прежде чем выйти из машины, навстречу странным и страшным людям с огромными объективами. — Белый идёт тебе куда больше чёрного. Ну и нам. Хотя Марин нашего восторга не разделяет. — прыснула Йоханна. — Я раздосадован тем, что к этому купидонскому костюму не прилагаются крылышки, дамы. Не воспринимайте на свой счёт. — шикнул он, поправляя манжет молочного пиджака с розовато-бежевыми лацканами: — И нам пора. Толпа была не такой внушительной, как на вечере кандидатов, но, по сравнению со сборищем возле моего дома, имела неплохие размеры. Большинство стоящих размахивали серо-зелёными знамёнами. — Мы только сегодня придумали дизайн. Разумеется, в продажу ещё не запустили. — попыталась поддержать меня Ханна. Я только молча кивнула, понимая, что на поддержку публики мне уповать точно не стоит. Зал оказался небольшим и достаточно уютным. Тёплое освещение подкупало и успокаивало. Зрители были одеты с иголочки и выглядели достаточно дружелюбно. Некоторые из них даже поаплодировали моей персоне, но скорее из чистого уважения. Отсутствие каких-либо плакатов на трибунах внушало небольшую надежду на то, что здесь могут быть тайные противники Геллертовской идеологии. На минуту страх перед чем-то непонятным даже отступил. Только на минуту, потому что ровно через это время, в пространство, вместе с несколькими репотёрами, зашла главная звезда вечера. Геллерт. Конечно, он безбожно забрал всё внимание у меня. Зрители, прежде казавшиеся невозмутимыми, мирными и неподкупными, восторженно взвизгнули и зашептались при виде тёмного волшебника. Что уж тут говорить про количество оглушающих хлопков. — Фройляйн Старкова, ваш оппонент прибыл. Вы можете пожать друг другу руки. — тихонько кашлянула секундант, женщина лет сорока, с тёмными кудрявыми волосами, среди которых виднелась пара седых прядей. — Да вижу, вижу… — вставая со стула в центре импровизированной сцены, на чистом русском, пробормотала я. Желания начинать процесс своего унижения, несмотря на прежний энтузиазм не было никакого. Марин и Йоханна уже успели занять свои места, чуть поодаль от основных, и, теперь, поддерживали меня методичным потрясыванием кулачками. Я помахала им в ответ, и от моих глаз не укрылось несколько вспышек сбоку. Точно. Здесь нет права на ошибку, каждое действие документируется средствами массовой информации. Мы с Гриндевальдом пожали руки друг другу в абсолютной тишине, прерываемой, разве что, рядом щелчков. Я старалась не смотреть ему в глаза, и не задумываться над тем, что можно в них прочесть, чтобы не потерять настрой. Кажется, от него это не укрылось, но он только промолчал, растягивая губы в довольной улыбке и отпуская мою руку. Секундант попросила отдать все волшебные артефакты. Геллерт спокойно протянул той подставную палочку. Я на секунду выгнула бровь, и одарила его укоряющим взглядом. Геллерт только закатил глаза. Ну да, гений хренов, он же и невербально колдовать может. Для него такое правило — чистая условность. А рисковать ради поединка с неумелым оппонентом одним из даров смерти — верх глупости. Мой перстень тоже оказался перед женщиной. Та кивнула, будто принимая наше подаяние, завернула предметы в какую-то красивую бархатную ткань, и предложила начать. — Итак, госпожа Старкова, начнём с простых и обобщённых вопросов. Многие избиратели недовольны появлением вашей кандидатуры на политической арене из-за того, что у вас нет должного образования для этого. Вы начали свою карьеру практически незаконно, ходят слухи, что вас продвинула мать. Это так? Я занервничала. Этот вопрос касался Ангелы Старковой — настоящей, существовавшей в то время в своём теле, но точно не меня. — Я считаю это утверждение некорректным. Но если вам так важен мой ответ, то я, конечно, не могу согласиться с мнением других людей. Очевидно, мною была продемонстрирована необходимая теоретическая база, и я смогла зарекомендовать себя, как потенциально хороший сотрудник. Это можно подтвердить… — на секунду я задумалась, вспоминая заслуги, о которых мне рассказывала Елена: — Хотя бы заключением договора с бельгийцами. Я сыграла одну из ключевых ролей в том, чтобы министр магии Бельгии согласился на наши условия, и запретил незаконную торговлю немецкими видами волшебных зверей. Это всё, что я могу сказать. — Госпожа Старкова совершенно права. Но она не учла факта провальной агитации в Совестном Союзе. Ей было совершенно наплевать на здравый смысл, и она, руководствуясь спорными суждениями матери, портила репутацию всей страны. — ехидно протянул Геллерт. Ад. Никак иначе, начинается ад, в котором я совершенно не разбираюсь. Выступление в совестном союзе — крайне опасная тема… Хотя бы потому, что я не смогла понять её до конца, сколько бы до меня не пытались донести, чем руководствовалась Ангела. Но я могла выдвинуть своё предположение. О себе же. — Человеческий фактор — вещь, присущая каждому из нас. Моя мать — квалифицированный специалист в области предсказаний. У меня не было никаких оснований не верить ей и не пытаться донести действительно важную информацию до людей. — Правительство не дало вам добро на это, ведь даже у прекрасных специалистов случаются ошибки. Вы всегда были слишком своевольны. А если запротестует народ? Вы тоже не послушаете его, и сделаете всё по-своему? — не унимался он. Я чувствовала, что приведение таких «неопровержимых» доказательств моей некомпетентности приносило ему удовольствие. — Вы правы, мне не следовало выступать с этим заявлением. Но у каждого из нас есть ошибки прошлого, не так ли? — парировала я. — Вы ведёте себя непрофессионально. Здесь мы ничего не придумываем. — Но вы же нафантазировали, что я буду деспотичным правителем. — постаралась сделать максимально невозмутимое лицо, чтобы разозлить его. Не только Гриндевальду нравилось, когда собеседник находится в замешательстве или демонстрирует лишние эмоции. Но не тут-то было. Откуда-то раздался хлопок. — Протего! — успел крикнуть Геллерт, притягивая меня к себе, прежде чем взрыв достиг нас обоих.***
Очнулась на холодном асфальте, и ощутила какое-то слишком ясное чувство дежавю. Да, точно, так началась моя жизнь в теле госпожи Старковой. Но чуда не произошло, и я не стала обратно Линой. Марин аккуратно держал мою голову на коленях, в то время как, Йоханна методично хлопала по щекам. Они оба выглядели весьма потрепанными, и невероятно испуганными. На лбу Курц проглядывался длинный порез. — С вами всё хорошо? — тут же обеспокоенность спросила я, предпринимая попытки подняться. — Как видишь. А вот ты нас здорово перепугала. — ответила Ханна, убирая светлый локон, прилипший к её щеке. Только в этот момент я различала, что его кончик насквозь пропитан кровью. — Боже. — к горло подкатила новая волна испуга. Руки затряслись. — Спокойно, спокойно. Всё хорошо. — Курц перехватила меня за кисть. — У тебя волосы в крови. — я отвернулась, стараясь убрать картину из головы. Блондинка аккуратно поднесла палочку к пряди, и лёгким движением очистила её от тёмно-красной субстанции. — Лучше тебе не подходить близко. — сказал Шмидт, помогая мне подняться: — Убитых нет, но пострадавших очень много. Почти всех немного порезало осколками. Слава богу, ничего критичного, хотя зрелище не из приятных. Встала, и еле удерживаясь на ногах принялась кружить головой, в поисках Геллерта. — А что, собственно, произошло? — нежданно выдала я. — В одной из камер была взрывчатка. — покачал головой Марин: — Кто-то совершил покушение на вас. — Теперь у герра Гриндевальда есть ещё больше аргументов для того, чтобы принижать магглов. — скривила лицо Йоханна: — Он уже во всю даёт интервью о том, как благодаря магии защитил тебя от ужасных последствий маггловского прогресса. — Это не самое важное. — постаралась сосредоточиться, несмотря на то, что мир вокруг предательски плыл: — Где он сейчас? — Я здесь, госпожа Старкова, если речь обо мне. — услышала знакомый до боли голос неподалёку. Что-то в голове щёлкнуло. — Подождите меня, нужно поговорить с неслучившимся оппонентом. — тихо прокомментировала я, направляясь к источнику звука. Геллерт кивнул, плавно отходя в сторону, и ведя меня за собой. В какой-то момент, мир перед глазами начал рябить хуже прежнего, так что, заметив моё отставание, он оглянулся. — Ангела, всё хорошо? Хорошо? Он издевается? — Признайся, это всё ты устроил, да? — шикнула я, опираясь о собственную коленку, чтобы не упасть от подступающих к глазам чёрных точек. — Дебаты? Я. Взрыв? Боже упаси. — холодно ответила он, подходя ближе: — Тебе провели диагностику? Выглядишь нездорово. — Какая нахрен диагностика! — повысила голос, сдерживая порыв дать магу пощёчину. С каждым его шагом по направлению ко мне, я старалась делать два обратно. Но очередная попытка приближала меня к земле: — Ты чуть не убил всех этих людей! Скажи, твои игры того стоили? Геллерт промолчал. — Я же понимаю, для чего это. Ты не хотел заканчивать спор, чтобы не закапывать ни себя, ни меня. Это же так важно для каких-то неведомых твоих игр! Нужно развлечься — пожалуйста, сыграй в соревнования с госпожой Старковой! Не нужно портить репутацию ей и себе — взорви зал! О! Ещё же нужно добавить, что всё это из-за треклятых магглов и их динамитов! Я закашлялась от неведомого удушающего ощущения в грудной клетке. Гриндевальд вновь начал медленно подходить. — Иди ты нахрен! Завтра же снимусь с этих долбанных выборов. - просипела, усаживаясь под какое-то дерево, и медленно добавила: — Чудовище. — Хочешь я дам прочесть тебе воспоминания? Повернулась и недоверчиво посмотрела на волшебника, произнёсшего необычную для себя фразу. Взгляд начал проясняться. — И какой в этом толк? Ты легко можешь их подменить. — Правда. — Геллерт хмыкнул: — А если мы с тобой заключим магический контракт? Допустим, сможем обмениваться воспоминаниями. Но только верными и теми, что захотим. — Какой тебе резон в этом? А мне? Обманешь же. — усмехнулась я. Даже чертёнок на левом плече, бьюсь об заклад, в этот момент, засмеялся. Сделка с тёмным лордом? Абсурдно. — Ты верно говорила, мне часто бывает интересно, и тогда я впутываюсь в какие-то игры. Но пока ничего не началось. Мне просто интересно узнать тебя, и я готов заплатить за это определённую цену. Я ненадолго погрузилась в транс, обдумывая все возможные исходы. — Формулировка будет без лазеек. Идёт? — на душе что-то очень агрессивно скребло, и даже кричало «никакой не идёт! ловушка! еррор! опасность! красный флаг!». Но в душе я нуждалась только на уроках литературы и при просмотре грустных фильмов, а потому отбросила все убеждения назад и понеслась за какими-то интересными перспективами. Тем более, задумавшись о душе, я поняла кое-что важное. Можно ли обхитрить Геллерта Гриндевальда? Это опасно. Но попробовать, в теории, стоит. — Сделку заключим без свидетелей. Не хочу посвящать в это дело кого-то ещё, особенно твоих прихвостней. — скривилась я, и тут же потянулась к перстню… Которого на руке не оказалось. Поняв моё беспокойство, Геллерт спокойно сообщил: — В кармане. Твои коллеги забрали его сразу же после взрыва. Он оказался прав. В небольшом кармане платья лежал мой родной перстенёк. — Надевай. Потом бери меня за руку и повторяй за мной. — сообщил Геллерт, доставая из потайного кармана пальто свою настоящую — бузинную, палочку, и тут же подмечая: — Рад, что ты до сих пор его носишь. — Старая палочка не прижилась вновь после визита к тебе. — оскалилась. Вообще, я не соврала. Когда Елена попыталась всучить мне бывшее орудие магии её дочери, которое та предусмотрительно оставила дома, палочка загорелась у меня в руках после первого же заклинания. Истерики, слёзы, обвинения в экзорцизме и порче памятного предмета… А потом принятие и извинения. Приблизительно так происходил каждый наш диалог со Старковой-старшей, как-либо затрагивающий Ангелу. — Я, Геллерт Гриндевальд, в добром здравии и ясной памяти заключаю контракт с Ангелой. — он внимательно посмотрел на меня, ожидая каки-либо уточнений. — Ангелой-Марией. — тихо добавила я, боясь нарушить какое-либо правило заключения волшебных договоров. — С Ангелой-Марией Старковой, и обещаю предоставить ей подлинные воспоминания, в том случае, если захочу, либо не предоставлять никаких вовсе. Кивнула и постаралась повторить, следя за реакцией мага на каждое слово, чтобы вовремя заметить ошибку. — Я, Ангела-Мария Старкова, в добром здравии и ясной памяти заключаю контракт с Геллертом Гриндевальдом, и обещаю предоставить ему подлинные воспоминания, в том случае, если захочу, либо не предоставлять никаких вовсе. — Да будет так. — спокойно сообщил Геллерт, запечатывая наши кисти странной золотистой нитью, тянущейся из бузинной палочки. — А что случится, если я не выполню условия? — Договор слишком прост и выгоден, чтобы этого не сделать. Ты в любой момент можешь отказаться. — повёл бровью он: — Но, если согласишься и подменишь воспоминания, произойдёт целый ряд неприятных событий. Во-первых, я узнаю, что это неправда. Во-вторых, сделка будет разрушена. В-третьих, ты испытаешь боль, равную сорока круциатусам вместе взятым… — И проклянёт меня твоя тётка-гадалка, и буду я всю жизнь ходить осликом. — закончила, тут же посмеявшись: — Ясно. Я чувствую подвох, но никак не могу понять, где его искать. А сделка заключается с телом, или с душой? Гриндевальд напрягся. — Воспоминания — это часть не столько твоего тела, сколько твоей души. Хотя боль при несоблюдении и будет физической, но условия распространяются только на неё. А что? — Ничего. Просто было интересно. Немой восторг. Я перехитрила чёртового Геллерта-мать-его-Гриндевальда! Ангелина Ласточкина. Я — Ангелина Ласточкина. Моя душа всецело принадлежит другому имени, хотя и находиться в теле Ангелы. Значит ли это, что мне можно смело учиться подменять воспоминания? Я чувствовала, что шок от такой лазейки будет преследовать меня ещё долго. Но пищать и радоваться при самом пострадавшем явно не стоило, поэтому ваша покорная слуга только коротко улыбнулась. — Итак, ты хотел мне что-то показать. Гриндевальд кивнул, вновь протягивая руку, и улавливая мой непонимающий взгляд. — Положи свою поверх. Это один из самых безболезненных способов добровольной передачи воспоминаний. В голове всплыл диалог.***
— Я не уверена, господин… Но, если говорить о поединке с фройляйн Старковой, на вашем месте, я не стала бы его заканчивать. — Что ты имеешь ввиду, моя милая Винда? — Быть может, стоит прервать дебаты чем-то? Так репутация Госпожи Старковой не пострадает, но никто не заметит того, что вы ей поддавались. — Прервать? Чем же? — Например, взрывом. Или нападением. Чем-то без особых жертв, но вполне способным запугать публику. — Не думаю, что нам стоит прибегать к таким мерам. Я хочу предложить ей ничью. — Вы же понимаете, что ничья для неё будет равна проигрышу? А для вас — игре в поддавки? — Не беспокойся обо мне, Винда. И о ней, тем более. Мы разойдёмся на спокойной ноте. Трибуны будут полны моих зрителей, они поддержат её. Средствам массовой информации будет очевидно, что я не при делах. Сегодня никакого кровопролития, только не по такому поводу.***
Я вынырнула из омута воспоминаний, полностью обескураженная. — То есть, ты не имеешь к этому никакого отношения? Риторический вопрос. Гриндевальд не корчился от боли, да и контракт никак не подавал никаких признаков разорванности. — Да. — всё же пояснил он: — Мне неясно, кто и зачем организовал это покушение. Я прижалась головой к дереву, несколько раз ударять о него затылком. — Чёрт… Чёрт! Теперь всё ещё сложнее. — А как же твой гуманизм и жалость к людям? — хмыкнул он. — Так я хотя бы знала, от чьей руки они пострадали. — скривилась, и тут же постаралась отвлечься: — Предлагаю пойти обратно. Трудный был день. — Подожди, — остановил меня Геллерт, когда я начала медленно и верно подниматься, хватаясь о ствол руками: — У меня есть кое-что для тебя. Помнишь, я обещал найти вещь, способную подкупить твою нескромную персону? — Ага. Духи. — картинно закатила глаза, отряхиваясь от земли и принимая прозрачный флакон из его рук: — Это даже неинтересно. И тут, среди запаха сосновых деревьев, я услышала нотки свежести. Росы, оставшейся после дождя, травы, на которой она расположилась, чередующейся с душистым вереском и лёгкими нотками апельсина. Мягкий сладковатый, практически шёлковый аромат карамелек, который я с блаженством вдыхала возле кондитерской фабрики. Затаила дыхание, стараясь уловить всё, но не терялась в запахах, а наслаждалась каждым из них по-отдельности. — Нравится? — усмехнулся волшебник, выводя меня из блаженного состояния. Тут я нахмурилась. — Амортенция? — Нет. Всего-навсего духи, впитывающие в себя вещи, с которыми ты сама себя ассоциируешь. — терпеливо объяснил он. — Сложно. Очень сложно. — покачала головой я, принимая флакон из его рук: — Ты тоже слышишь их запах? — Конечно. Но он появился только тогда, когда я вручил флакон тебе. Любопытное сочетание, тебе идёт. И тут, в моей голове, в самый неподходящий момент, всплыли недавние слова Дамблдора. — Да, замечательно, согласна. Пора идти. Вот совсем пора. Шмидт и Курц меня уже очень долго ждут. — отрывисто оправдалась я, покрепче сжимая бутылёк с прекрасным ароматом. Что-то в моей жизни явно начинало идти не так. Но не сказать, чтобы мне это не нравилось.***
Квартира встретила меня, Марина и Ханну звенящей темнотой и тишиной. — Госпожа Старкова так рано ложится? — недоверчиво протянула светловолосая, исследуя пространство. Нежданно, женщина бесшумно оказалась перед нами. С безумными распахнутыми глазами, зрачки которых, казалось, выходили за пределы лица. Он этой картины по телу побежали мурашки. — Елена, — уняла дрожь в голосе я: — Всё хорошо? — Клетка захлопнулась. — отрывисто произнесла она, не замечая моих слов: — И королева сразит короля. — в её голосе появилась пугающая смешинка: — А ты думала, что это лишь игра. Мы затаили дыхание. Переждав несколько секунд после своих слов, Старкова-старшая упала у обморок. — Что это было? — испуганно проворковала Ханна, пока Шмидт пытался привести женщину в нормальное состояние. — Предсказание. — взволновано сказал мужчина: — Это было самое настоящее предсказание.Самое настоящее.