За тишиной твоих мыслей

      Не знаю, сколько времени потребовалось, чтобы прошёл первичный шок. Несколько секунд, минут или четверть часа. Но я сидела там, на полу уборной, ничего не понимая: сказанные мамой слова слишком сильно шокировали меня. Я слышала, как она плачет, но звук словно шёл откуда-то издалека и меня не трогал. Мысли в голове напоминали кашу, мешающую понять услышанное.       — Что значит — меня? — спросила я не своим, осипшим голосом. — Нет, подожди… Как — меня? Я не понимаю. Что это значит — меня?       Мама плакала навзрыд. Дамба прорвалась и обрушилась на нас обеих, непонятно кого из нас сильнее задев. Мама ничего не ответила, продолжая захлёбываться собственными слезами. Но мне нужны были ответы так же сильно, как сбежать из этого дома.       — Мама! Ты ведь шутишь, да? — я несколько раз её встряхнула, но это не помогло. — Ты должна объяснить. Зачем я Чону? Что он собирается делать?       — Зачем я рассказала? — мама сильно сжала в кулаках свои волосы, словно наказывая себя. — Нельзя было говорить… Нельзя…       У мамы была истерика, а я находилась на грани. Мне было страшно, руки тряслись, в мыслях творилась неразбериха и полный хаос. Но тем не менее я постаралась собраться. Тот момент не был подходящим для того, чтобы потерять над собой контроль.       — Говори же, — прикрикнула я, сделав кое-что, чем не могу гордиться. Но не сделав этого, я не получила бы ответы на свои вопросы. Я ударила маму по щеке, не сильно, но достаточно для того, чтобы привлечь её внимание. Это сработало, мама испуганно посмотрела на меня, сосредоточившись на моём лице. — Хватит. Плакать. Расскажи мне обо всём…       — Ты ударила меня? — спросила она, когда удивление прошло. — Для чего?       — Это было необходимо, мне жаль. Ты же понимаешь, в каком состоянии была. Мне нужно, чтобы ты обо всём мне рассказала… Что Чон от меня хочет? И почему, чёрт возьми, отец на это согласился?       Но мама молчала. Её взгляд бегал по моему лицу. Кажется, она обитала в некой прострации, но никак не со мной. Меня это раздражало.       — Мама, пожалуйста, расскажи, что происходит? Какого хрена этот ублюдок задумал?       Мне было плевать, что она страдает. Мне нужна правда и нужна прямо сейчас. Я ждала. Лишь через минуту мама нашла в себе силы, чтобы ответить.       — Он собирается выдать тебя за Чонгука. Ты должна понимать, что этот ублюдок Чон — очень влиятельный человек, Кэтрин… Если он что-то задумал, то уже ни перед чем не остановится. Твой отец ничего не смог бы сделать. Ничего, — мама снова заплакала. Ей было стыдно, позорно говорить такие вещи мне в лицо. Она была бессильна, как бы ни желала тому помешать. — Прости меня… прости, Кэтрин… Я пыталась…       Мне казалось, сердце разорвётся прямо там. Я стала разменной монетой в грязных играх родного отца. Долг. Я просто какой-то долг, который папа собирался выплатить и жить дальше, беззаботно и припеваючи. Никогда прежде мне не было так мерзко. Ну, возможно однажды, когда человек, которому я доверяла больше всего на свете, сделал из меня интернет-посмешище. И вот опять.       Вся моя жизнь в один момент превратилась в сплошное предательство.       — Мне нужно поговорить с твоим отцом. Вдруг ещё можно сделать что-то, — мамин мозг всё ещё был затуманен алкоголем, и она не понимала, что надежды нет. Это конец. Как она и сказала: Чон — влиятельный человек, и если он чего-то желает, то ничто его не остановит. Но мамины глаза блестели надеждой, которая в скором времени разобьётся о скалы жестокого реального мира. — Мы не можем пустить всё на самотёк. Я не отдам тебя в лапы этой ублюдошной семейки… — во взгляде читалась злость и свирепость, с какими мать-тигрица борется за своё дитя.       Мы сидели на этом чёртовом полу и обе плакали. Я не могла поверить, что такие вещи случаются в реальном мире. О таком снимают кино или пишут книги, но это слишком нереально и глупо для повседневной жизни. Это полное безумие. Я рассмеялась, хватаясь за волосы с одной единственной мыслью — я просто сплю, а происходящее — мой страшный кошмар.       Я чувствовала себя такой дурой, когда вспомнила слова отца о том, что Чонгук хочет извиниться. Что это примирительный ужин. Но больше меня добивала собственная глупость, ведь я решила, что освобожусь от оков воспоминаний, если в последний раз поужинаю здесь. Но мой собственный ад разрастался, как и список предавших меня людей.       Когда я пришла в себя, мама уже вышла. Не знаю, как давно это произошло, но с чувством настигнувшей меня реальности я ощутила прилив адреналина. Мне нужно было взглянуть отцу в глаза, чтобы попытаться понять, каким образом он собирался это провернуть. Как он мог всё это время находиться со мной рядом, ужинать за одним столом, спать в одном доме. От мамы я не требовала уже ничего, она и так страдала. Нет, я на неё злюсь за то, что она ничего не сказала, не попыталась меня предупредить, но с отцом обстояло дело совершенно иного ранга. На что он вообще рассчитывал? Что я буду, как всегда, покорной дочерью и сделаю всё, что от меня потребует любимый папочка?       Я встала с пола и вышла из ванной. Живот скрутило от боли и клубка нервов. Это уже не говоря обо всём, что творилось у меня на душе. Мамы не было видно, но мне нужно было поскорее её догнать. Мне хотелось сделать это первой, повергнуть отца в шок тем, что я всё знаю. Как только увижусь с ним, позвоню Тэхёну, чтобы он забрал меня. Нужно было позвать его с собой, чтобы не было так много проблем с побегом отсюда.       Мама уже почти дошла до столовой, когда я наконец её нагнала. Я слышала, как смеётся отец, Чон-старший и тётя Пэм, от звуков их счастья чувство моей горести умножилось во много раз.       — Нет, Кэтрин, стой… — почти умоляла мама, но я проигнорировала всё, что она пыталась сказать.       Я влетела внутрь так быстро, как только могла. Мои ноги дрожали, а в груди разрывалась огромная чёрная дыра. Я вновь в полной мере ощутила горечь утраты. Папа сидел за столом и что-то рассказывал, когда я надвигалась на него. При виде меня все замолчали, а отец тут же встал. Его губы шевельнулись в попытке что-то сказать. Он уже тогда знал, что правда вскрылась.       — Кэтрин, я…       Я влепила отцу пощёчину. Не такую мощную, как Чонгуку, но эту тоже можно считать удачной. На секунду мне стало чуточку легче, но боль вернулась с осознанием, что этот человек — мой отец. Я слышала, как весь женский пол ахнул при виде столь поразительной картины, но моё положение в их глазах — меньшее, о чём я могла волноваться. Отец принял этот удар так, словно ожидал его всю жизнь. Вряд ли он ждал слов благодарности, когда рассказывал бы мне о такой незначительной вещи, как то, что я и есть главная вишенка вечера.       — Как давно ты знал? — кричала я на отца, пока тот ошеломлённо стоял напротив. — Как давно?       Мои слова были резкими и требовательными. Раз уж это была наша последняя встреча, я желала правды в полной её мере.       — Кэтрин, давай не здесь… — тихо произнёс он, оглядываясь на ошеломлённые лица присутствующих. Легко понять, что такие вещи, как пощёчина родному отцу, вызывают огромный диссонанс и внимание окружающих. — Не будем никого смущать…       — Как ты мог? — папа взял меня за локоть в попытке оттащить в более укромное и тихое место, но я не поддалась. Я одёрнула его руку, врастая в место, где я стояла. — С чего ты решил, что я соглашусь? Кто ещё знал? Или только я не знала? — я посмотрела на тех, кто был за столом.       — Кэтрин, ты должна понимать, что…       Эмоции внутри меня разрастались как снежный ком. Боль тоже.       — Ненавижу тебя.       Последнее, что я помню, как даю отцу пощёчину. Может, это и не было правильным решением, и уж точно не показывало меня с лучшей стороны, но он это заслужил. Кто бы что ни говорил, как бы ни пытался меня переубеждать — он это заслужил.       — Кэтрин, милая, что произошло? — неожиданно вмешался Чон-старший. — Что тебя так расстроило?       Он сидел всё там же — во главе стола, делая вид, что не понимает, о чём идёт речь. Жирный ублюдок, который собственноручно заварил эту кашу. Я собиралась и ему влепить пощёчину или хотя бы плюнуть в рожу, но страх перед ним оказался куда сильнее собственных желаний.       — Думаю, вы и так хорошо знаете, — язвительно ответила я, — не прикидывайтесь идиотом. Эта роль досталась мне…       Я не могла больше находиться там.       Боль съедала меня изнутри, ничего не оставляя взамен. Я шагала по мраморному полу так быстро, насколько мне хватало сил. Я не представляла, как мне быть дальше. Но единственная вещь, которую я знала хорошо, было то, что мне нужно сбежать из этого дома. Города. Страны.       — Кэтрин, подожди… — это был голос отца, звучавший для меня как белый шум. Такой же раздражающий.       — Оставь её. Пусть идёт. Сейчас она никого не станет слушать… — голос Алисии становился для меня всё тише и тише, пока не затих окончательно.