Пять стадий принятия семьи

— Артём, если ты думаешь, что я дам тебе к этим ботинкам свои штаны, то я сразу говорю нет. — А ремень? — И тем более ремень! Идея затариться жизненно необходимыми вещами, среди которых первым пунктом значилась новая одежда и обувь, принадлежала Лебедеву. Потому что когда под вечер резко похолодало, выяснилось, что из тёплых вещей у Артёма всесезонная байка и пуховое одеяло. А из обуви одни кеды и кроссовки. Без задней мысли Лебедев, конечно, одолжил ему свой свитер. А на следующий день Артём внаглую стащил у него футболку. По большей части одежда Лебедева была Артёму чуть велика, но что-то село идеально: три пары штанов (построже и посвободней, «кэжуал», как обозвал это Артём), тот самый свитер. Ещё Артём облюбовал лебедевские ремни. Их у генерал-полковника было всего несколько, и вместе с единственной парой обычных чёрных подтяжек они использовались с определёнными джинсами. Артём же носил их в любых штанах, даже если не было необходимости, радостно сверкая звездой на бляхе. В общем, такого грабежа Лебедев пережить не мог. И потому в добровольно-принудительном порядке заставил Артёма засунуть своё «не хочу» поглубже и приготовился проверять нервы на прочность. Пока что нервы успешно держали оборону. — Ну па-а-ап! — Артём ударил под дых и откровенно заныл, старательно копируя кота из Шрека, но Лебедев остался непреклонен даже к такой попытке манипулировать. Почему-то до ужаса смущённая консультант подошла к Лебедеву бочком и заговорила зачем-то почти шёпотом. — Может, вашему сыну вот такие ботинки подойдут? — и едва не коснувшись пальцами предплечья Лебедева (он этот жест заметил и бесшумно сдвинулся на шаг вбок, не позволяя себя трогать) указала на верхнюю полку стеллажа, — Молодёжная коллекция, унисекс, сделаны под тяжёлые стилы, но на деле очень тёплые и мягкие. —Мой «сын», — Лебедев вложил в этот ответ весь свой сарказм и вопреки всему отвечал в полный голос, зная, что Артём его прекрасно услышит, — Сейчас и розовые балетки наденет, лишь бы от него отстали. Давайте. Артём ожидаемо громко заржал, и даже шиканье его не приструнило, а кассиры начали переговариваться с двойным усердием. — Откуда такие познания в женской обуви? — Тёма примерял те самые ботинки и пытался понять, устраивают ли они Лебедева. — Напоминаю, что у меня, кроме тебя, ещё и дочь есть. Пришлось научиться разбираться. Завязывай шнурки и пройдись, иначе я сейчас на самом деле попрошу девушку найти розовые балетки сорок второго размера. — Да что такое эти ваши балетки! — в сердцах бросил Тёма и поднялся, делая пару шагов в стороны. Судя по всему, в них было достаточно комфортно, и даже разноцветные шнурки не смущали генерал-полковника, но лишь радовали Артёма. — Туфли такие женские. Не морочь мне голову, разберись сперва с этим. К счастью, Артём на ботинки согласился почти сразу. Подозрительно быстро, по мнению полковника. Но Ткачёву долгая примерка тоже не доставляла особого удовольствия, и он прямо-таки сиял, прижимая к себе тяжёлую коробку. Дальше на очереди были тёплые кофты на зиму («Толстовку! И свитшот! И худи с прикольным принтом!» настаивал Артём), и это грозило ещё большей проблемой. Потому что Артём, несмотря на свои двадцать пять с хвостиком, внезапно засопротивлялся обычной серой кофте и реально закапризничал, требуя себе что-то более «крутое». — Ну блин, это же невозможно носить! — даже не присматриваясь, он вытащил с вешалки первую попавшуюся самую обычную, по мнению Лебедева, водолазку, — Я в ней от скуки повешусь. — Одежду носят не для развлечения, особенно зимой, — полковника не сильно напрягали возмущения, но внимания посторонних они привлекали знатно, — Тебе нужна нормальная строгая кофта, под пиджак или безрукавку. — Да с какого хера она мне нужна! — Артём умотал в другой конец зала и копался в кенгурушках с, по его мнению, интересными принтами, — Я в офис не пойду, нахер надо. Лебедеву, кажется, посочувствовали все, особенно после горестного вздоха. — Бери что хочешь, но совета у меня тогда не спрашивай, — и стоило лишь направиться к выходу, как Артём внезапно оказался рядом и вцепился в руку так, словно от этого зависела его жизнь. — Не уходите, пожалуйста, — умоляющим шёпотом, глядя прямо в глаза (совершенно не заискивающе, как получасом ранее), Артём буквально собрался умереть прямо на месте, если его оставят одного. Лебедев закатил глаза, привычным жестом развернул Артёма за плечи на сто восемьдесят и подтолкнул в спину. И пусть со свитерами они возились гораздо дольше, чем с ботинками, но в итоге удалось найти и тут удовлетворяющие всех варианты. Более того, Артём разыскал две одинаковые худи с питбулем, и на несколько недоуменный взгляд Лебедева шепнул: «А они типа парные». Питбуль так питбуль, хорошая собака, наверно. И всё могло бы закончиться на этой приятной для обоих ноте, если бы на пути коварно не попался магазин для чёрт-бы-их-побрал-садоводов. Лебедев предупредил вопрос, который Ткачёв только собрался задать: — Артём, нет. — Ну пожалуйста! Валентин Юрьевич! — Я даже помню каждую фразу, после которой был куплен каждый новый товарищ для Кузи. У меня памяти не хватит запомнить ещё один цветок. Но ладно память, у нас же просто нет места! — Вообще-то на одного человека должно быть от шести до восьми сансевиерий! — От шести до восьми раз ты получишь по заднице, если притащишь домой ещё одно растение! Артём вдруг развернулся, ударил легко грудью в грудь и прошептал, глядя в глаза: — А в задницу я тоже получу от шести до восьми раз, товарищ генерал? Лебедев ошалело посмотрел на Ткачёва, осознавая сказанное, а после схватил за грудки и тряхнул разок. — Ещё громче скажи, плохо нас с тобой слышно, — а сам голос на контрасте понизил, — Совсем тронулся? — Да я ведь… Не это имел в виду, — видимо, что-то в глазах Лебедева подсказало Артёму, что тот совершенно не на шутку разозлится, — Вернее это, но не в том смысле! Злиться на Ткачёва было бесполезно и даже просто скучно: Артём воспринимал советы через раз и всё равно лез на рожон. Проще всего было подтолкнуть Артёма самому осознать, какую очередную глупость он совершает. — Хорошо, будь по-твоему. Иди выбирай себе очередного Кузю, ослик-огородник, — подтолкнув Артёма в плечо, генерал-полковник только закатил глаза и сложил руки на груди. Учитывая, что Артём в этих санти…санте…самти…цветах, короче, разбирался неожиданно хорошо, можно было передохнуть — всё-таки Лебедев никогда не был фанатом шопинга и особого удовольствия от процесса не получал. А Ткачёв мог спокойно донимать консультанта на предмет ухода, пересадки, размножения и всего остального, что приличные люди обычно с цветами делали. Артём вышел с каким-то очень маленьким Кузей и неплохим на взгляд Лебедева керамическим горшочком. Очень в тему будет смотреться…да, например, у него на столе. — Это Варфоломей, — познакомил их Артём сходу, — Он будет жить у вас в кабинете. Варфоломей так Варфоломей, в кабинете так в кабинете. В отличие от Сталкера, цветы не отвлекали от работы и не занимали так много места, так что чуть сдвинуться Лебедев мог. — А куда ты так торопишься? — притворно удивлённым тоном спросил генерал-полковник, притягивая к себе Артёма за ремень, — Ничего не забыл? — Неа? — Артём был не очень уверен, полез в телефон и сверился со списком, — Ну да? Варфоломей не в счёт, но остальное да. — То есть ты хочешь мне сказать, — Лебедев приблизился, склонился к уху и прошептал с устрашающей улыбкой в голосе, — Что ты вовсе не собирался как-то подготовиться, предлагая мне себя? Артём натурально пискнул и тут же отшатнулся, едва удержав в руках цветок. И одномоментно покраснел, зажмурившись. Довольный произведённым эффектом, Лебедев кивнул на ближайшую аптеку: — Вперёд. Уверен, девушка-провизор всё тебе подскажет. Если не боишься, конечно. Это был очень дешёвый трюк, но действенный на Артёме. На слабо он, в отличии от Лебедева, брался на раз-два и, кажется, сам не всегда это замечал. — Мне? Страшно? — Ткачёв тут же набычился, смешно морща нос, как ёжик. — Да нихера мне не страшно! Боюсь только с размером не угадать! — хорохорясь, Артём вручил Лебедеву его нового будущего соседа и отважно направился к аптеке. Внутренне посмеиваясь, генерал-полковник позволил себе расслабиться ещё на пару минут, от нечего делать глядя по витринам вокруг. Среди всевозможных «бутиков» с вещами, техникой и мебелью коварно затаился небольшой угловой магазинчик, от пола до потолка которого стояли коробки с моделями. Опытным взглядом Лебедев выцепил там несколько отечественных самолётов, и именно по этой причине подошёл ближе. Когда на глаза попался МиГ-25, просто так уйти генерал-полковник уже не смог. Он придирчиво осматривал самолёт на рисунке, но из несоответствий внешне был только немного другой камуфляж. Но окрас был наименьшей проблемой, по сути. Молодой парень, сидящий за прилавком, даже привстал, когда генерал-полковник таки вошёл и поздоровался, продолжая взглядом гипнотизировать самолёт. Сколько он не моделировал?.. Наверно, с тех пор, как служить начал. В учебное время пик был, получил как раз свой второй спортивный разряд. А потом стало катастрофически не хватать времени, да и настоящие самолёты требовали внимания пропорционально своим размерам, больше. Лебедев небом болел. И любить его не перестал, даже когда забрали на землю надолго (вероятнее всего вообще навсегда). У него вряд ли что-то осталось из материалов тех лет, да и сейчас наверняка всё стало проще и лучше. Консультант, благо, распознал в нём человека опытного, отговаривать от покупки сложной модели не стал, а наоборот, посоветовал толковый клей, набор кистей и указал на стенд с красками. Модель не была дешёвой, но сомнения даже не пришли в голову. Маленький (ну как, в масштабе один к сорока восьми) Миг-25ПД нужен был Лебедеву, как воздух, как то самое небо. Артём застал генерал-полковника уже с коробкой в руках и аж присвистнул, но благоразумно промолчал. А в итоге домой каждый возвращался со своим приобретением и был им максимально доволен. Стоило войти в квартиру, как Артём даже не дал раздеться, а сразу снова включил просящий режим: — Я же могу поставить Варфоломея у вас в кабинете? Или там сверсекретные чертежи, на которые даже дышать нельзя? — Иди уже, — в комнату Лебедев Артёма всё ещё не пускал без разрешения и сам не перестал стучаться, хотя Артём чаще всего теперь дверь оставлял нараспашку, — Найдёшь ему место — иди картошки почисти, я пожарю потом. — Обмоем обновки? — Артём высунулся из двери кабинета, — Ну в смысле… Там же пиво должно быть. — Алкоголик малолетний, — Лебедев лишь рукой махнул. По его настоянию всё пиво в холодильнике с недавнего времени стало исключительно безалкогольным, и даже так генерал-полковник строго бдил, чтобы Артём не увлекался. Сталкер, пока Лебедев досыпал ему корм, тёрся о руки и всячески проявлял любовь. С чего шиншилл так к нему привязался, не понял никто, но пришлось признаться самому себе — иногда погладить пушистый шарик очень приятно и расслабляет, особенно после тяжёлого рабочего дня. Правда, привычки грызть всё, что попадётся под зубы, Сталкер не утратил, но за его прогулками по квартире следил Артём. Разобравшись с питомцем, Лебедев вошёл в комнату и положил свою коробку на комод возле кровати. Артём придирчиво осматривал композицию «творческий беспорядок на столе генерал-полковника и цветок», то и дело сдвигая Варфоломея. — Нормально? — вопрос Артём задал ровно в тот момент, когда Лебедев стянул водолазку через голову и едва не запутался в её длинном вороте, начисто испортив всегда аккуратно уложенные волосы. — Нормально. — отозвался Лебедев, даже не оборачиваясь, выворачивая кофту, — Я всё равно сегодня всё со стола уберу. — Чё это? — Артём нагло пялился, пока генерал-полковник вот так полуголым прошёлся по комнате, вытаскивая первую попавшуюся домашнюю футболку, — Может, я тут всё по фен-ху…шую расставил! — Смотреть меньше на меня надо, когда расставляешь, — Лебедев фыркнул, кивком головы выгоняя Артёма из кабинета и закрывая за собой дверь, — Хочу моделью сегодня заняться, а для этого нужно место, поэтому и уберу. А ты, иди, солдат, тебя ждёт картофель. — Ага, — Артём по пути на кухню склонился над клеткой и подул на Сталкера — просто из вредности, — и обернулся уже в дверях, — Так, предупреждаю сразу: я не буду на роту чистить. Нахер надо. А то вы вечно как приготовите, так я не знаю, как доесть. Вкусно, но чё так много? — Зато наверняка, — Лебедев тоже пришёл на кухню, сел к окну, достал купленную себе худи и внимательно изучил ярлычок, после чего достал ножницы. — Эй? — Артём тут же оторвался от картошки, едва не порезавшись, — Вы чё делаете? — Ярлычок отпарываю? — в который раз Лебедев на миг усомнился в реальности бытия, — Что тебя смущает? — Нахера? Лебедев немного помолчал, настороженно глядя на Артёма, а после вернулся к методичному разрезанию маленьких ниток. — Мне мешает. Не люблю, когда что-то касается шеи постоянно. — Так у вас же… Чё у вас там висит? — Артём бесцеремонно перегнулся через стол и просунул руку в вырез футболки, чтобы достать верёвочку. Лебедев отреагировал тут же: схватил за запястье и крепко сжал, не давая двинуться. — Никогда так не делай, — Лебедев легко оттолкнул Артёма, вынуждая того сесть обратно, и, одной рукой расстегнув карабин, снял украшение и положил его на стол. — Я думал, такое у америкосов только в фильмах. — Артём тут же принялся рассматривать армейский жетон, нагретый теплом тела, — Тут как на татуировке, группа крови, все дела? — Он не официальный. Так, по старой памяти, нормальный в кармане брюк зашит. — Лебедев аккуратно жетон из рук вытянул, застёгнул верёвочку на шее и вернулся к ярлыку, — К нему я как раз привык, а вот что-то другое уже мешает. Артём замолчал, глядя, как Лебедев осторожно и аккуратно вспарывал последние нитки, и только после заговорил, заодно задвигая мусорку на место и промывая почищенную картошку под водой. — А зачем зашивать в штаны? — Чтобы потом труп было проще опознать. «Метка смерти» Ткачёв громко сглотнул и отшатнулся, стоило Лебедеву приблизиться и легко толкнуть его плечом. Артём поспешил тут же сменить тему, чем заслужил снисходительный смешок. — А как вы помните, как чё стирать надо? — Запоминаю? — в некоторых бытовых вопросах Артём был до умилительного профаном. Почти наверняка он-то как раз символику на ярлыках не отличал, а каждый раз гуглил, — Это легко, если понимаешь, какой материал и что с чем можно и нельзя сочетать. Артём махнул рукой, самоустранился из кухни и направился, вероятно, разбирать собственные обновки — по крайней мере об этом можно было предположить, заслышав сдавленную ругань и грохот упавших с антресолей обувных коробок. Ничего нового, собственно. Артём тихим быть не умел и как будто всё время куда-то спешил. После ужина Артём принёс из своей комнаты в зал жёсткий автомобильный поддон, который с недавнего времени использовал как подложку, вскрытый мешок земли и специальную лопатку. — Раз вы не хотите с Варфоломеем дружить, так я его пересажу лучше. — и поставил перед собой тот самый горшок, который Лебедеву пришёлся по душе, — Не буду вас отвлекать. Именно поэтому дверь в комнату генерал-полковник не закрывал. Сидя за столом, можно было легко увидеть, чем занят Артём и что вообще происходит в зале. Очень удобный наблюдательный пункт, в общем. Но вскоре Лебедев отвлёкся — вырезание кусачками деталей и сверка со схемой требовали всего внимания. Пару десятков минут тишину нарушал только Сталкер, бегая по клетке и шурша сеном, и Артём, который старательно (даже язык высунул от усердия) копался в земле. Потом стихли и они — у шиншилла «Спокойной ночи, малыши» начинались в семь вечера, а Варфоломея пересадили в новый горшочек. Артём Лебедева, видимо, отвлекать не собирался, но попытки беззвучно подойти, чтобы посмотреть на сборку, успехом не увенчались — Лебедев вскинул голову и пронзил Ткачёва таким красноречивым взглядом, что Артём даже руки поднял в защитном жесте. — Чё уже, посмотреть нельзя? Лебедев пожал плечами и вернулся к креплению части фюзеляжа, когда Артём зачем-то слинял в себе в комнату, а потом вернулся. И буквально встал над душой: склонился над плечом и всё пытался разглядеть, что происходит на столе. — Вы это не сюда прикрепили — пальцем мазнул по свежей капле клея, — Это вот сюда надо. — Это следующий шаг, Артём, — воистину титановые нервы. Раньше бы так спокойно не отреагировал, — Не отвлекай меня, пожалуйста, я отлично разберусь сам, — и пачку салфеток пододвинул, чтобы руки вытер. — Вы год будете собирать, отвечаю, — Артём пальцы, конечно, вытер, но на клей смотрел с подозрением, — А я помочь хочу, может быть. Лебедев сдвинулся в кресле, чуть отъезжая от стола и разворачиваясь на Артёма. — Хоти, но мне не нужна помощь сейчас. Это не Лего, где всё можно легко пересобрать. Если что-то скрепить не так — испорчена будет вся модель. — Да ладно вам, — Артём с небольшой долей брезгливости салфетку таки выбросил в мусорку под стол, — Вы ничего испортить не можете, всё всегда слишком правильно делаете. И говорите, как приказы отдаёте, не возразить даже. — Да ну? — Лебедев руки на груди сложил, хмыкая, — Свободу воли запретил, принудил исполнять свои прихоти, устроил диктатуру и вообще я узурпатор и тиран? Артём подавился смешком. — Это вы придумали? — Юля так говорить любила. При тебе тоже могла упоминать, эту мантру я знаю. Можешь тоже начинать, потом, как и Юлька, найдёшь себе какую-нибудь «не такую» Харитонию и уедете куда-нибудь…на Чукотку. Это я уже видел, одного раза вполне хватило. — Валентин Юрьевич! — Артём возмутился в ответ на сквозящее в саркастичных словах отчаяние, — Нахрен мне эта «Харитония». Мне и с вами…неплохо. — Неплохо. — лебедевский кивок был невероятно выразителен и прекрасно иллюстрировал его отношение к происходящему, — Надо было не соглашаться на твою аферу, не поддаваться. А я ведь не железный, дал слабину — и всё. И вот что теперь делать? — Я нихрена не понял, но очень интересно, — Артём сдвинул инструкцию и уселся прямо на угол стола, — Если вы загоняетесь, что мы с вами друг дружку по ночам дрочим, то поздно — я уже в аптеке своё откраснел и смазку с гондонами купил. — Ты…что? — сказанное Лебедев осознал не сразу, — Ты что сделал?.. — Бля, ну вы ж сказали подготовиться… — Артём тут же стушевался и бросил быстрый тоскливый взгляд на лежащий на кровати пакет. — Ну типа… Я хер знает, чё там надо, я тоже типа почитал чуть-чуть, ну и этого вроде хватит же… — Артё-ё-ём, — Лебедев буквально простонал, закрывая лицо руками. — Боже, в кого ты такой? — Всё лучшее от мамы, — прозвучало не очень уверенно, — но она ваще нормальная была. И батя вроде тоже. Может, я такой случайно уродился. Ситуация выходила патовая. И хотя в теории Лебедев как раз-таки знал, что и как должно происходить, но уж точно никогда не планировал пробовать в жизни, особенно на парне, дважды особенно на бывшем парне своей дочери, трижды особенно с каким-то подобием взаимных…чувств? Да нет, бред какой-то. Артём в очередной раз решил всё решать сам и покорять баррикаду с именем Валентин Лебедев прямо и настойчиво — сперва босой ногой (сколько раз говорил про носки!) провёл от икры к колену, а затем мягко надавил пальцами на пах. — Вам понравится, — Артём в собственных словах, видимо, сомневался.— Ну, наверно. Типа… ну, если я не совсем уж вам противен? — Замолчи, бога ради, — Лебедев Артёма взял за лодыжку и огладил выступающую косточку на ноге. — Сейчас ещё наговоришь всякого, надумаешь себе ерунды и всё испортишь. — Скажете тоже… — Артём двигаться больше не пытался, гипнотизируя Лебедева взглядом (получалось не очень). — Идём, — с коротким вздохом Лебедев легко столкнул ногу с себя и поднялся, даже так оставаясь чуть выше. — Разбираться будем. Артём со стола соскользнул, рядом оказавшись, по-кошачьи голову набок склонил и после быстро поцеловал в челюсть. Видимо, даже не целился, а как придётся. Из всё той же вредности. И тут же сдвинулся, не давая себя поймать, на постель завалился, из-под спины пакет сдвигая. — Разбирайте. Мысленно при любом исходе попрощавшись с покрывалом, Лебедев мешок таки забрал, достал содержимое и тщательно изучил. — Не скажу, что я не знал, что существуют лубриканты с ароматизаторами, но чтобы с подсластителями… — Я думал, вам понравится вишня, — Артём засопел обиженно. — Земляника слишком сладкая. — Не буду уточнять, откуда ты в курсе, но спасибо за заботу, — Лебедев коленом одним на кровать встал для удобства. — На аллергию проверял? — Чего? — Артём аж на локтях поднялся, — Нет, конечно, она же не вскрытая. Да и нахер… — Именно потому что она, как ты точно обозначил, наносится «на хер» в том числе. Руку дай. В отдельные моменты Лебедев даже завидовал собственной прагматичности. Потому что даже после того, как холодные капли геля оба растёрли на сгибе локтя, время он терять не собирался. Как только Артём захотел что-то спросить, он просто опустился на руки и заткнул Ткачёва поцелуем. Странным, как будто для разогрева, полуленивым, что ли. Заговорил Артём, когда Лебедев спустился ниже и губами коснулся кадыка. — Ва-а-алентин Юрьевич, — Лебедев здраво решил, что гласные Артём растягивает не потому, что успел выпить, — А вы меня любите? — А что я сейчас по-твоему делаю? — Лебедев огрызнулся, наверно, чуть резковато, но Артём трактовал это по своему, запустил руки ему в волосы и принялся по голове гладить. — Даже если совсем не любите, знайте… Мне с вами прям хорошо. Не вот это вот, а вообще. Жить хорошо. Лебедев замер, лбом уперевшись Артёму в плечо, и попытался отдышаться. Горло внезапно перехватило так, будто он стометровку сдал на отличный результат, и грудь сжало. Он определённо в своей жизни любил. Многих и по-разному: родителей, друзей, жену, дочь. Питомцев домашних, в конце концов. Но искренние слова, вроде таких, почему-то всегда выбивали почву из-под ног. Неизвестно откуда взявшаяся установка «я должен» предполагала отдавать себя, не рассчитывая на соразмерный ответ. Артём умудрялся эту аксиому ломать раз за разом. Возможно, это ощущалось намного резче именно из-за того, что к сорока годам Лебедев научился таки принимать ответные жесты, позволил себе на них надеяться и, получая, наслаждаться. Артём отвечал всегда щедро. По-своему, конечно, но отвечал. Порывался совершать глупости. Причём всегда сперва сам себе описывал, как всё происходящее противно, неправильно, не по-пацански (Лебедев, когда впервые услышал именно такую формулировку, смех не сдержал), омерзительно и отвратительно. А потом — лез обниматься так, будто ни секунды отдельно прожить не смог бы. Как будто, если он не оставит Лебедеву на шее засос, то жизнь будет прожита зря. И как будто он, философски рассуждая на тему «отсосать мужику — это совсем зашквар или нет?», не воевал с Лебедевым за ширинку, упорно пытаясь стащить с него брюки чуть ли не прямо у порога. Артём подчинялся какой-то своей собственной логике, которая с Лебедевской не сочеталась вообще. Не логичная, а интересная — что-то из этой темы. Наверно, именно поэтому Артёму удалось Лебедева опрокинуть. В омуты, в отрицание, в равнодушно-ироничное «это я, получается, жизнь прожил и не знал, что гей». Но от осознания мир не рухнул, Солнце не взорвалось и на лбу «я ловлю оргазм от того, что трусь членом о член бывшего парня своей дочери» тоже не появилось. Значит, можно было спокойно жить дальше. И вправду не самая страшная вещь в жизни, так то. И ведь всё можно было ещё списать на физиологию — у него сколько женщины не было? Наверно, вот как Юлю в школу отправил и Инга стала плохо себя чувствовать — стало не надо, другие были дела и проблемы. Да и по темпераменту, наверно, не был он из тех, у кого жжётся двадцать четыре на семь. И просто всё сложилось и получилось именно так, что Артём собой напомнил, за что Лебедев любил секс, по сути. Не за оргазм, а за ощущение трепета партнёра, за искренние чувства, за реакцию на ласку, за ответные поцелуи. И когда имя собственное слышал, произносимое на грани, шёпотом, с хрипом — или, в противовес, надрывно-громко, с криком. Всё равно как, главное было это слышать и понимать, что кому-то от твоей любви хорошо. Артём по имени его не называл, и, пожалуй, это в их ситуации было хорошо. Но реагировал именно так, как хотелось, когда не пытался проявить инициативу сам. Потому что это обезоруживало и сбивало с толку. Для Артёма идеей-фикс было Лебедева довести, умудрялся приставать даже когда сам без сил лежал. Предложил, помнится, однажды: «давайте я на колени, а вы меня в рот трахнете. А то я ваще на ногах не стою, так хоть за вас подержусь». Понял, что предложил, наверно, только после того, как Лебедев его, вопреки возражениям, на диван уложил, головой к себе на колени, и гладил по голове просто. Зарделся весь, на живот перевернулся, лицо спрятав, и выдал протяжное «бля-я-я-я-я, забудьте». Можно было сделать вид, что так просто получилось. Что им обоим нужна была разрядка, приятные ощущения, близость — не особо важно даже с кем. Пока Артём своё «мне с вами хорошо» не озвучил. Потому что это было уже чем-то гораздо более глубоким и важным. Чем-то сродни тому, что испытывал, когда молодым ещё на свидания с Ингой ходил, к ней на третий этаж общаги лез по пожарной лестнице, и целовались на балконе украдкой, надеясь, что ни её комендант, ни его старшина ничего не заметят. С Артёмом, конечно, было по-другому, более выверенно, но при этом куда более дико, осознанно, но порывисто. Артёма Лебедев… любил. Странно и неправильно — как и всё, что связывало их обоих. — Тёма, — глухое, идущее изнутри, неожиданное даже для самого себя — Лебедев не очень сейчас был готов подбирать слова. — Тём, пожалуйста. Артём его понял. Возбуждённый, развеселённый, а ведь понял, что именно Лебедев у него просил. Не отдаться — это дело десятое. Остаться. Быть рядом. И выкрутил всё равно в свою сторону, когда руками под футболку залез и погладил по животу и выше, буквально вынудил раздеться. А после лёг на спину, руку вытянул, пальцем по татуировке прошёлся и шрам нащупал. — Бандитская пуля? — съязвил и тут же посмотрел в глаза прямо, — Боевой в смысле? — Нет, — уж в этот момент и этой историей Лебедев делиться не собирался, — По глупости. Собой я никого не закрывал, — и движение отзеркалил, прикоснувшись к груди Артёма. Там, под футболкой, у него был свой круглый след, и его местонахождение Лебедев знал как никто. — Потом как-нибудь расскажу. — Вы и так обещали кое-что рассказать, — Артём из футболки выпутался, зашевелился, как уж, сумел остаться в одних трусах и, выгнувшись в пояснице, недвусмысленно пахом в пах ткнулся, обозначая, — Я типа готов. — Слушай, я никогда не… — Я понял, ну ёпта, Валентин Юрьевич! — и глаза закатил, наглец, — Я тоже как бы не в теме. — Язык бы тебе укоротить, — Лебедев посетовал буквально сам себе, прежде чем толкнуть Артёма полностью лечь обратно на спину. — Разберёмся. Дурное дело нехитрое ведь. — Да бля-я-я-ять, что ж вы такой болтливый каждый раз, пиздец просто, — Артём своё волнение за матюками скрывал, а потом, когда Лебедев его в постель вжал, оставляя лёгкие следы на плечах, ругаться, конечно, перестал. Мычал довольно, жмурился, вдыхал ртом иногда. Когда Лебедев языком прошёлся поверх сосков, которые раньше пальцами осторожно растирал, всхлипнул странно, волосы лебедевские схватил, потянул легко, меж пальцев пропуская пряди. Трусы у Артёма были хлопковые и намокали всегда легко и ярким пятном. Поэтому можно было буквально на ощупь, не глядя, найти, где можно большим пальцем надавить на головку, чтобы вырвать из Артёма резкий выдох. — Так, су-у-у-ука, нет, нет, стойте, — Артём после мелкой дрожи, которая по всему телу прошлась, Лебедев почувствовал, за руку его схватил и убрал. — Давайте…давайте попробуем. Пожалуйста. Я потерплю, правда, пожалуйста. Лебедев вздохнул, но руку убрал. — Разденься. И…на колени встань, что ли. — Щас же, — то ли продерзил, то ли согласился Артём, но просьбу выполнил, хотя и смущённо не на колени встал, а просто на пятки сел спиной к Лебедеву. И покраснел аж до самых плеч. — Поздно стесняться, — Лебедев провёл ладонью от пояснице к шее и легко надавил, — Говори мне, если что не так. — Да всё, сука, не так, — Артём наклонился, лицом уткнулся в руки и чуть покрутил задницей. — Ну чё, хорош? — Пока не знаю, — Лебедев выдавил немного смазки, растёр меж пальцами и провёл длинную полоску от загривка по позвоночнику к копчику, — Но выглядишь неплохо, конечно. На зависть многим. — Вы свою не видели, — Артём успел лишь весело оскалиться, когда прохладный от лубриканта палец коснулся мышц, — Так, блядь. — М? — Лебедев поставил свободную руку сбоку и, перенеся вес на неё, склонился, — Что? — Это пиздец странно, — Артём лоб о руки вытер, — И…холодно. И что мне нужно это говорить. — Тиш-ш-ше, — Лебедев своим голосом мог гипнотизировать не хуже того Каа из мультика про Маугли, потому что Артём как-то сразу замолчал, выдохнул и тихо прошептал: «давайте». Когда палец вошёл на полфаланги, Артём ойкнул и весь сжался — Лебедев коснулся губами его шеи и замер, давая привыкнуть и осознать. — Нормально? — С-странно, — Артём голову чуть повернул, и Лебедев увидел своё отражение в распахнутых голубых глазах. Боялся Артём, конечно, это очевидно было, но и хотел попробовать, — Холодно. — Так надо, — Лебедев ещё раз немного двинул ладонью, ощущая, как Артём силится не сжиматься, и поцеловал его в лопатку, — Потерпи чуть-чуть. Теория постепенно сливалась с практикой. И не то, чтобы Лебедев когда-то в жизни собирался искать простату у кого-либо, сейчас эти знания неожиданно пригодились. Особенно когда подушечкой пальца он почувствовал небольшой бугорок. Так Артём ещё не стонал. Колени у него разъехались почти сразу, он вздрогнул и громко…мяукнул? Этот звук был скорее похож именно на мявк. — Сука, — вырвалось у него после, — Блядский боже, сука… — Всё хорошо? — на вопрос Артём только кивнул и снова вздрогнул: — Ещё так…можно? Осторожности, с которой Лебедев буквально изучал Артёма изнутри, можно было позавидовать. Ему самому в какой-то момент стало просто очень любопытно. Да и, кроме того, Артём реагировал чутко и громко… Что было неожиданно приятно. — Ва-а-алентин Юрьевич, — после очередной волны мурашек Артём проскулил едва слышно, — А…больше можно? — Что? — Па…пальцев. Больше. У вас же хер, сука, чуть ли не как три моих пальца в обхвате, пиздец же. Как вас, блядь, не перевешивает-то… — Загадка природы, — Лебедев на замечание хмыкнул и ладонь полностью вынул, расположив её у Артёма на пояснице. Контраст горячей кожи и мышц изнутри был неожиданно резким. Пока Лебедев обильно размазывал гель по рукам, Артём снова подал голос: — Слушайте, я всё спросить хотел, а чёт не в тему было… Вы ж это…ну…обрезанный типа. — И? — Лебедев даже глазом не моргнул на смену темы. — Правда, что так… круче? — Ну и вопросы у тебя, а главное, Тём, как никогда вовремя, — держа два пальца предельно вместе, Лебедев гладил, не проникая, давая понять, что ждёт Артёма в этот раз, — Без понятия, если честно. Когда мне его сделали, дай бог чтобы мне неделя от роду была, — и, отвлекая разговором, двинул пальцами внутрь. Артём выдал короткий вой наподобие сирены и бухнулся лбом в постель, пытаясь отдышаться. Лебедев не двигался, замер, словно каменный, ожидая разрешения — или же просьбы прекратить. Артём не попросил, а сам, как на зло, двинулся, насаживаясь, и тут же вскрикнул. — Дурак! — в сердцах шикнул Лебедев. — Куда торопишься, мазохист? — свободной ладонью он крепко взялся за бедро Ткачёва и не позволил двигаться, прижимая. — Ты проблем хочешь? — Я всё ещё вас хочу, как ни па…пар…парадоксально, сука, — говорил Артём рывками, дышал рвано, — Но вы кота за яйца ж тяните, сколько можно. — Кота за яйца, — повторив это невероятное по яркости выражение, Лебедев почти ему последовал, садясь на ноги удобнее и сдвигаясь вбок, чтобы руку с бедра сместить Артёму на член, а после — к яичкам, которые, чуть сжав, погладил пальцами, — Так? Артём выдал фразу, которая не имела в себе никакого смысла, зато была щедро сдобрена матюгами. И всё же оттенок у фразы был скорее положительный, чем отрицательный, и потому Лебедев двинул ладонью ещё глубже и в один момент нажал на простату и двинул второй ладонью по стволу от головки к основанию. Кажется, Артём сорвал голос, потому что в ответ только просипел что-то неразборчивое. Синхронизировав движения, Лебедев смог из Артёма вытянуть что-то, похожее на стон вперемешку с буквами, которые сложно, но возможно складывались в лебедевские же имя-отчество. Ещё одного касания простаты хватило, чтобы Артёма развезло, и он просто завыл. — Д-да т-трахнит-те вы меня у-уже! — Артём даже попытался отстраниться, надеясь, наверно, отсрочить оргазм, — П-пока я, блядь, на в-всё согласный! У Артёма была передышка, пока Лебедев разбирался влажными руками с презервативом и очередной порцией смазки. Без поддержки Артём на коленях не стоял, пришлось помочь и поддержать. Лебедев не упустил возможности чуть его подразнить, головкой проходясь прямо по входу, но издевался недолго — толкнулся, проникая сразу на треть длины. Артём, благо, подготовленный, лишь резко выдохнул и затрясся. — Хули вы такой огромный… А у Лебедева слов не нашлось. Было жарко, узко, туго — как никогда, ни с чем не сравнится, — и почему-то очень невероятно. В голове был только ответ на вопрос, заданный уже и неизвестно когда: «люблю». Но озвучить не мог, и не потому, что в данной ситуации ему было не до разговоров, а потому, что не знал как. Но, что он испытывал к Артёму, казалось намного больше и важнее простых слов. Вместо этого Лебедев лишь ещё чуть поддался вперёд, постепенно прижимаясь вплотную. Артём на нём сжимался ощутимо сильно, это здорово отвлекало от каких-либо других мыслей. — Артём, — Лебедев позвал его после недолгого молчания, — Артём, помоги себе. Я сейчас…не смогу. Потому что, выражаясь просто, накрыло Лебедева с головой. Угукания Артёма он даже не услышал, заметил только, как он руку сместил — и тут же медленно двинул бёдрами назад. А после качнулся вперёд, выбирая медленный темп, надеясь не навредить. Дышал с присвистом, с хрипом, с каждой секундой теряя контроль над собой. Даже не от близости — от такого доверия. Артём, как и в большинстве случаев, кончил первым, затрясся сильно, и Лебедев ощутил собой, как судорожно Артём сжимался. Попробовал было выйти, но шестым или каким там чувством Ткачёв успел схватить его за руку. — Можно?.. — лишь прошептал, когда Артём наконец успокоился. — Или не надо? — На-а-а-адо. Расслабленный, Артём казался слишком чувствительным и податливым, поэтому Лебедев оставался предельно осторожным, но за этим делом совсем пропустил момент, когда накрыло уже его. Ярко, быстро, настолько, чёрт возьми, неожиданно, что Лебедев, в очередной раз прижимаясь к Артёму, зубами хватил его кожу на плече, покусывая в такт волнообразному оргазму. Отчётливый красно-фиолетовый след определённо не собирался сходить даже после того, как они оба отдышались, и Лебедев нашёл в себе силы выбросить презерватив и упаковку в мусорку. За это время Артём сумел только перевернуться с живота на спину, и осоловело смотрел на генерал-полковника, который с обычной своей сосредоточенностью, будто только что не кончал с рыком, вывернул и надел собственные боксёры. Артёмины валялись где-то на кровати, и искать их не было никаких сил, видимо, поэтому Лебедев, улыбнувшись, склонился над распластанным телом, поцеловал в губы и как-то слишком легко поднял на руки под лопатки и колени. — А? Куда?.. — В душ, Тёма, в душ. А потом будешь отдыхать. Отдыхать Артёма Лебедев вернул к себе в комнату, закутанного в полотенце положил на кровать и сел рядом, ероша мокрые светлые волосы, пока Артёма не сморило окончательно и он не уснул, располагаясь, вообще-то, на его, лебедевской стороне постели. Ночью Лебедев так и не уснул. Во-первых, слишком уж хотелось, как ни банально, доклеить хотя бы треть модели. А, во-вторых, казалось почему-то слишком диким лечь сейчас рядом с Артёмом. Казалось бы, куда уж ближе, но Лебедев не решался. Пока Артём, проснувшись в часов пять, не отозвался, зевая: — Спать блядь идите, выходной на улице. Второе одеяло и подушку генерал-полковник всё-таки принёс из комнаты Артёма, поменял их местами, чтобы каждый в итоге был со своим, и лёг рядом, как-то совершенно естественно устраивая ладонь у Артёма на боку. Тот что-то пробормотал, прижался тут же спиной к груди, обнял угол одеяла и затих. Впервые за несколько лет Лебедев проспал в прямом смысле до обеда. Сквозь сон пробивались какие-то звуки, и он интуитивно догадывался, что Артём успел проснуться, пойти в ванную, покормить Сталкера и вернуться в постель, уже совершенно осознанно забираясь под тяжёлую лебедевскую руку. И повернулся лицом, лбом к ключицам прижался, чуть щекоча дыханием. Наверно, у него было всё хорошо, как у Харитона: работа, дом, огород, любимый человек рядом и даже домашний питомец. И принять тот факт, что у него снова есть семья, всё-таки получилось.