Цугцванг. Два королевства

Цугцванг — положение в шашках и шахматах, в котором любой ход игрока ведёт к ухудшению его позиции. Я думаю, каждый из нас в разные периоды жизни становится пешкой или слоном, конем или ладьей, королем или королевой. Можно все время быть пешкой, а можно попробовать стать королем. Гай Ричи

*** Какая ирония, Хаук никогда и не мечтал попасть в королевский дворец иосмерийцев, хотя порой задумывался как выглядит место, породившее его отца. И вот теперь, кажется, у него появилась такая возможность, хотя он вовсе этого не желал. Разве что вступить туда вместе со знаменами победителя. — Иосмерийская сука! — Именно так отец — король Тхиена — Вальгард Рэнгвольд обращался к омеге, произведшему Хаука на свет. — Хитрая иосмерийская гадина, которая по воле случая заползла в мою постель! Если бы я знал… Если бы я только знал, каким вероломным ты окажешься! Иосмерийца звали Валентин. И он был необычайно привлекателен, если верить собственным уже порядком потускневшим воспоминаниям, хотя тогда Хаук этого не понимал. Иосмерийские омеги всегда отличались статью: высоким ростом, отличным сложением и мужественной красотой, которая не уступала их дикой спеси, редко предоставляя возможность выживать в тхиенских гаремах. Воины по натуре, они не ломались, предпочитая честную смерть унизительному служению. — А ты дурак, высокочтимый король Вальгард, если думал, что ребенок привяжет меня к тебе. Что я смогу полюбить тебя, неотесанного грубого варвара, пахнущего псиной и конской мочой! — Он сплюнул на ковер. — Да лучше сдохнуть! Король в два шага сократил расстояние и с силой ударил омегу в лицо с кулака. Тот пошатнулся, но не упал. Хотя сила удара явно была рассчитана на то, чтобы повергнуть противника навзничь. В будуар ворвались стражники, они окружили Валентина, скрутили ему руки, заставляя встать на колени. Шестеро против одного. — И сдохнешь, принц, еще как сдохнешь. За измену своему королю и супругу. — Король коснулся его лица, стирая с губ кровь. Осторожно, словно лаская, но омега отдернулся. — Ты не супруг мне, да и не король! В жизни не признавал ваши дикие обычаи. — Я могу отдать тебя на растерзание моим воинам. Будешь ходить за обозами и принимать их желание, пока не сдохнешь, принц. Или могу бросить тебя в донжон до конца твоей жалкой жизни, но боюсь, что ты и там как паук будешь вить свою паутину. — Боишься? — с издевкой переспросил он. — Король Тхиена боится ничтожного иосмерийского омегу? Король снова его ударил. И в этот раз он бы точно отлетел, если бы не поддержка стражников. В ответ Валентин заливисто рассмеялся, пока в глазах короля не застыла дикая злоба, граничащая с отчаянием. Казалось, тот был готов забить омегу до смерти, но вовремя заметил маленького Хаука, прячущегося за роскошной кроватью. — Что ты там делаешь, малыш? Иди сюда, — ласково позвал король, а затем добавил для стражников: — Четыре дюжины плетей, чтобы укротить его норов, а затем заприте в темнице… Я приду к нему позже. В тот день Хаук видел его в последний раз, Валентина казнили спустя два месяца. Это произошло в главном дворе замка. «…иосмерийский выблядок был похож на тень от себя самого, — рассказывал Риг, его старший брат. — Они выволокли его и кинули в ноги палачу, а затем зачитали обвинение. Измена. Заговор с целью убить короля… Голову ему отсекли не сразу, в четыре удара. Слышал бы ты, как он визжал! Ублюдочный… ублюдок!». Риг никогда не отличался достаточным красноречием. Но он был наследником, на год старше Хаука, и его впервые допустили на казнь. Чужая кровь вскружила ему голову похлеще молодого вина. Хаук же не чувствовал ни скорби, ни даже злости от услышанного. Валентин никогда его не любил. Уже после, когда повзрослел, Хаук понял почему. Принц Валентин был двоюродным братом короля Камиля — тогдашнего правителя Иосмерии. Во время осады полуострова Ардо его захватили в плен, доставили в столицу Тхиена — Сверу, и отдали в пользование короля Вальгарда, который счел своим долгом сделать его своим мужем и выбить из иосмерийского принца всю спесь своим же членом. Жизненный уклад в Иосмерии не предполагал, что омега может быть лишь игрушкой для плотских утех. Омеги в этом королевстве наравне с остальными служили в войсках и неоднократно одерживали победы над воинами Тхиена. Они свободно путешествовали, учились, разбирались в политике и вели равно такую же жизнь, как и альфы. От того любому тхиенцу вдвое слаще было поставить на место языкатых иосмерийцев в своей постели. И пусть для этого их приходилось сажать на цепь и связывать — гордость альф страдала лишь чуть. Камил Иосмерийский тоже был омегой, как и его сын Бастиль — нынешний правитель, взошедший на трон около семи лет назад. Тхиенцы ненавидели иосмерийцев с пеленок, на что те отвечали им взаимностью. И хоть Хаук и был наполовину иосмерийцем — это не избавило его от негативного отношения ко всей их братии. Иосмерийцы олицетворяли все, что было искренне противно Тхиену. Распутство. Дерзость. Непокорность. Их женщины-беты воевали плечом к плечу со своими мужчинами, а высшая знать, состоящая по большей части из омег, обращалась со своими альфами так, словно и вовсе в них не нуждалась. Иосмерийские омеги позволяли себе заводить детей вне брака и это не считалось для них бесчестьем, даже Бастиль — их молодой король, не достигнув тридцатилетия, успел обзавестись бастардом, ко всеобщему сожалению, альфой. Альфы в Иосмерии не наследовали, они подчинялись омегам: становясь любовниками, придворными слугами и лишь изредка мужьями, что по меньшей мере казалось возмутительным. В Тхиене любой альфа мог взять себе хоть с десяток жен и столько же мужей, если в состоянии был их содержать. У короля Вальгарда — его отца — был один из самых больших гаремов, насчитывающий порядка пяти сотен жителей. И около семи дюжин детей, более половины из которых уже перешагнули порог шестнадцатилетия. Бывало, отец шутил, что к концу жизни наберется целая армия из его отпрысков. Сыновей-омег он щедро раздаривал своим же военачальникам — главам самых родовитых кланов — в мужья, подкрепляя власть, которая оставалась незыблема вот уже четверть века. Хаук был вторым в очереди на престол. Поэтому уже с юных лет начал искупать свое сомнительное происхождение службой во благо Тхиена против иосмерийских нападок на их земли с Юга. В одиннадцать лет Хаук попал в подчинение Гудреду Адельстайну, который и обучил его всему после смерти принца Валентина. И по сей день Хаук постигал науку быть настоящим воином — драться на мечах, убивать без сожаления и брать свое. За что его и прозвали Арнбранд — Меч Хищной Птицы. Хаук ни разу не знал поражений в бою до сего дня, потому что всегда сражался честно и свирепо, как разъяренный медведь. Но стоило ли ждать открытой игры от Иосмерийской Ведьмы, как ее прозвали — Наннет Бижон? С короткой стрижкой и в легких доспехах, она вполне могла бы сойти за воина-мужчину, но то, как покачивались ее бедра в седле, не оставляло места для заблуждений. Презренная женщина. Их разведывательный отряд около месяца базировался на приграничной территории в горах Каскаузе, куда редко поднимались местные жители - иосмерийцы, но отчего-то решила заглянуть она. Как позже Хаук узнал все дело было в пастушке, с которой закрутил любовь один из его воинов. Акцент и то, что он назвал ее «иосмерийской подстилкой» во время соития, предрешило их судьбу. — Глупее твоих воинов, только твой король, — рассмеялась она в лицо Хауку, когда внезапно ночью иосмерийки разбили их лагерь и взяли выживших в плен. — Только тхиенец способен гадить там, где ест. Хаук не спешил выдавать себя и то, кем является, поэтому промолчал на прямое оскорбление. Впрочем, как к пленным, к ним относились довольно сносно. Никаких избиений или пыток, видимо это было припасено для наилучшего времяпрепровождения в столице Иосмерии — Хетханне. Лишившись лошадей им приходилось пешком идти на привязи за чужими скакунами, колонна была настолько тесной, что стоило сделать один неосторожный шаг и все валились на землю, увлекаемые друг другом. Зато это позволяло сосредоточиться сначала на исследовании немногочисленного конного отряда Бижон, состоящего исключительно из женщин, а затем и на собственных мыслях. Хаук вспоминал своего почившего родителя, который вырос во дворце Хетханны, где теперь обитает распутный король Бастиль и его двор. Учитывая, что Хаук знал о том, как во вражеском лагере обращаются с военнопленными, им бы стоило удавиться еще до прибытия. Иосмерийцы продавали свои трофеи обратно в Тхиен, не оставляя себе, как это делали они. Но то, что с ними проворачивали до продажи… Они называли это «Укрощение варвара». Немногие, испытав подобное на себе, не ломались, больше трети попросту не выживало. Ну, а те, кто выжил, не хотели такой жизни вовсе. Возвращаясь в Тхиен, они влачили жалкое существование, проклиная пленителей до последнего вдоха. Судьба же Хаука решилась в предпоследнюю ночь перед прибытием в Хетханну. Когда отряд остановился на ночевку, Наннет отчего-то возжелала варвара-альфу себе в постель и Хаука отвязали от колонны, доставив к ней в палатку. Она сидела за столом и даже не обернулась, когда его втолкнули внутрь и задернули полы за спиной. Хауку показалось странным то, что она так безрассудно подставила себя. Но, возможно, все дело было в том, что Наннет не знала кто он – лишь догадывалась, что Хаук был лидером отряда – мелкой сошкой, в ее скудном понимании. У него хоть и были связаны руки за спиной, но все еще оставалась сила, чтобы убивать подобных ей. Всего один рывок и ее песенка спета, каким бы искусным воином она себя не считала. Безрассудно ждать покорности от того, кому нечего терять, и Хаук воспользовался своим шансом – бросился на нее, желая сшибить весом собственного тела. Наннет легко спорхнула со стула, как по сигналу, схватилась за спинку, приподняв в воздухе, и шарахнула его, что есть силы по груди. Так, что дерево кусками полетело в разные стороны. Дыхание перехватило и Хаук на секунду опешил. Следующий сильный удар пришелся по голове. Пустота. Боль. Кружение. Очнулся он с онемевшими, все еще связанными за спиной руками, на полевом матрасе со спущенными до колен штанами. Доспехов на Наннет уже не было и сидела она ноги врозь у него на бедрах. Ее острые груди под сорочкой встопорщились от холода, пока такие же ледяные пальцы ощупывали его узел. — Что-то с тобой не так, — недовольно произнесла она, поджав губы. А затем подняла сорочку ему же на голову. — Ох! Раздери тебя Бездна! — вульгарно выругалась она. И Хаук знал, что предстало ее взгляду. Метка с гербом королевской семьи, которую делали в гареме всем детям, опасаясь подмены младенца. Колючие пальцы коснулись знака и острый ноготь врезался в кожу. — Кто ты, бесовье отродье? — В Тхиене тебе уже выдали бы плетей, женщина, за твой грязный язык, — с напускным спокойствием ответил Хаук. На секунду ему даже понравилось ее замешательство и нотки страха в голосе. Наннет вернула на место сорочку и внимательно уставилась ему в лицо. — Мне следовало сразу догадаться, увидев твои глаза, Арнбранд. В твоих жилах течет кровь иосмерийской знати… — Так ты поскачешь на моем члене, потаскуха? — нагло ухмыльнулся Хаук и Наннет наотмашь ударила его по лицу. Не слишком сильно, но и не по касанию, как девчонка. — Язык у тебя тхиенский. — И не только язык, — парировал он. Бояться уже было нечего. Наннет не особо обрадовалась его разговорчивости. Желание позабавиться с ним явно пропало, хотя Хаук не возражал. У него даже немного привстал, глядя на очертания сбитого тела под тонкой тканью сорочки. Сиськи у Наннет Бижон были тяжелые и большие, как раз как он любил. Наннет приказала, чтобы его увели и приставили дополнительную охрану. — Думаю, король Бастиль захочет с тобой пообщаться, — мимоходом сообщила она. — А может и самолично спустить шкуру. И Хаук не сомневался, что именно так оно и будет. Ведь все, что он делал с момента гибели своего иосмерийского отца — это пытался доказать всему свету, что он истинно тхиенский наследник.