Цугцванг. Два королевства

*** Оливье ободряюще улыбнулся, когда они подошли, но Хаук предпочел сделать вид, что не заметил. Графиня сделала неглубокий книксен перед герцогами, рядом с Юдо, как оказалось, стоял Оберон, покачивая в руках бокал с чем-то более крепким, чем вино, которое разносили слуги. Спутник герцога Оберона был больше похож на фаворита, потупив взгляд в пол, расположившись от него по правую руку. На вид мальчишке едва можно было дать семнадцать лет, а ведь Бертрану — его сыну — как минимум двадцать три, а то и все двадцать пять. Не говоря уже про Оливье. Хаука на мгновение замутило, и Юдо заметил его взгляд. Даже одним глазом тот видел больше, чем некоторые двумя. — Два юных дебютанта в одной компании, — протянул он. — Жуль, познакомься с новичком. Оберон повернулся к Хауку. — И правда, Жуль, почему ты молчишь постоянно, так ты себе не найдешь омегу-покровителя. — И вытолкнул мальчика вперед. — Это Жуль, мой младший сын и, я надеюсь, будущий фаворит его Величества. — Зря надеешься, — мрачно пошутил Юдо. Жуль залился краской и отступил в тень отца. — Ваша очередь представляться, Арнбранд, — зашипел на него Бертран откуда-то из-за спины, и графиня залилась визгливым смехом. Воздух можно было резать, таким он стал плотным и тяжелым в присутствии стольких важных фигур. — Это Хаук, единственный сын принца Валентина, — внезапно подал голос Жуль. — Он приходил на полигон. Бился с Антуаном и Оливье… — С Оливье? — заинтересовался Юдо. — Ты бился с ним? Оливье окатил Жуля убийственным взглядом. Как будто хотел сказать: ну, спасибо, братец! — Да, мы немного поиграли. — И кто же выиграл? — не отпускал тему Юдо, вперив тяжелый взгляд в любовника. Как будто не верил, что тот мог бы проиграть тхиенцу. И Хаук ощутил настоящий дискомфорт. — Ну, ну… давайте сбавим обороты? — миролюбиво предложил Оберон, выгораживая сына. — Нет, я хочу увидеть, — повелительно ответил Юдо и приказал жестом слуге: — Мечи! Принесите деревянные мечи… — Скоро ужин, — попытался смягчить его Оливье. — Шарль, не нужно. — Маленькая сценка — это будет забавно. Но ни Хаук, ни Оливье так не думали. Гости неохотно расступились, когда им принесли тренировочные мечи. Оливье не хотел терять лицо перед любовником, но Хаук все равно дал себе зарок, что не станет поддаваться или жалеть соперника. В настоящем бою он без раздумий убил бы и Оливье, и любого из присутствующих в комнате. Хватит с него унижений перед королем и маркизом. Для Оливье оставался еще один вариант: отказаться от поединка вообще, но, бросив короткий взгляд на Юдо, становилось понятно, что тот не отступится. Ему требовалось подтверждение талантов любовника или их полное опровержение. Оливье атаковал первым, но действовал так скорее в целях заполучить хоть какое-то преимущество, памятуя их недавний спарринг. Хаук легко отбил его наступление и сам пошел в атаку, нанося удар за ударом, заставляя Оливье отступать и защищаться. В парадных костюмах драться было не так уж комфортно, но буквально через пять минут они оба забыли и о белых сорочках, и о жадных глазах, наблюдающих за ними. Остались лишь они вдвоем и мечи. Перестук деревяшек в их голове сменился игривым звоном стали. Хаук бил без передышки, не давая Оливье ни секунды свободного времени, чтобы собраться и атаковать. Взгляд Оливье, сначала полный задора, постепенно угас, как и его сопротивление, усталость все сильнее брала свое. В первый раз Оливье лишь оступился, теряя координацию, но Хаук не стал забирать победу, а вот во второй раз он уже не мог оттягивать неизбежное. Последовало падение, и быстро откатиться Оливье не успел, лишь замер с деревянным мечом у горла, едва дыша и не в силах поднять взгляд. Казалось, он даже не захочет вставать после такого демонстрационного поражения. Хаук думал, что Юдо разозлится и унизит Оливье за проигрыш, а возможно и выгонит с ужина, как поступил Бастиль с Антуаном, но вместо этого тот подошел к любовнику и аккуратно забрал у него меч, помогая встать и выталкивая себе за спину. Закрыл собой от чужого презрения, ведь никто не смел переходить герцогу дорогу, опасаясь за свой статус и, что немаловажно, за жизнь. — Повторим? — предложил он, принимая начальную позицию. И все присутствующие ахнули, ведь если Юдо, что маловероятно, потерпит поражение — это уже будет не игра. Хаук поклонился и едва не пропустил атаку, которая последовала в ту же секунду — удар. Герцог был не просто хорош, он разил как молния, сочетая работу мечом с пластикой собственного тела, которое буквально парило в воздухе. Деревянные мечи были для него детской погремушкой, и Хауку даже стало интересно, каков он с настоящей сталью в руке. Худощавому и гибкому Юдо не угрожал высокий рост Хаука, потому что он попросту не обращал на него внимания. Никаких препятствий для победы не существовало и Юдо это понимал как никто — все дело в голове. Хаук был силен и вынослив, но на стороне герцога была скорость и техника. Ему даже не мешал вычурный костюм, увешанный наградными знаками. Он был готов к драке в любую секунду, стоило лишь достать меч — превосходное качество для воина. Первое касание, пропущенное Хауком, пришлось на бедро, а затем все покатилось по наклонной, потому что холодная выдержка рухнула под давлением безукоризненной стратегии Юдо. Вторым касанием стало плечо, после чего судьба поединка была предрешена. Но Юдо не спешил заканчивать спарринг, играя с ним, словно Хаук внезапно превратился в домашнего пуделя, невоспитанно покусывающего руки хозяина. Хаук не стал дожидаться победного укола и бросил ему в ноги меч. — Вы выиграли! — раздраженно признал он, тяжело дыша. — Если бы ранения произошли на самом деле, я был бы уже мертв. — Хорошо, что вы это понимаете, возможно, данный опыт убережет вас от поражения в будущем, — усмехнулся Юдо, а затем вскинул тренировочный меч ко лбу и поклонился, благодаря за поединок. К нему хлынула толпа с поздравлениями и о поражении Оливье все позабыли, на что видимо и был расчет. К Хауку приблизился Бертран и кивнул на слугу. — Ну, а теперь вы принесете мне выпить?! — возмутился он. *** После унизительного ужина, в течение которого Бертран тысячу раз испробовал его выдержку на прочность, герцог снова позвал всех в зал, где уже была сооружена импровизированная сцена. Хаук все бы отдал, чтобы вернуться в свою тюрьму и больше не видеть самодовольное лицо Бертрана, который не уставал глумиться над его поражением ни на секунду. Хаук почти не ел и все думал, какая бы вилка лучше всего смотрелась в горле омеги. Закусочная или десертная? А может, салатная? Он не пропустил бы ни единого дюйма на его теле, не переставая колоть. Кровавая фантазия так его захватила, что он едва услышал объявление герцога. Когда приглашенные последовали в зал, Хаук решил исследовать территорию и, возможно, избежать нудного театра. Совершенно случайно он нашел небольшую нишу за гобеленом, но, как оказалось, она уже была занята. Парочка стояла к нему спиной, но в том, чем они занимались сомневаться не приходилось. По нарядному белоснежному кителю Хаук узнал члена Совета — виконта Дьофи и его фаворита — Дамиана, младшего сына королевского сенешаля Анри Юбера, присутствовавшего на этом самом обеде! Его заставили пройти представление у всех гостей званого вечера, Бертран таскал его от компании к компании, демонстрируя подобно какой-то вещи. Хаук едва сдержался, чтобы не сбросить мерзавца с несчастного Дамиана, но остановил протяжный стон и глухой шепот, подбадривающий виконта с большим усердием трахать альфу. На приеме Дамиан показался обычным мальчишкой — живым и улыбчивым, но под Дьофи вел себя подобно шлюхе, шествующей за обозом. И что сразило больше всего, притворялся так ловко, что, казалось, ему на самом деле нравится принимать виконта в своей «пещерке». Хаук сбежал так быстро, как мог и в дверях едва не сбил с ног Бертрана, который вернулся за ним. — Что вы тут делаете? — Ничего. — А я думал, вы решили спрятаться от меня, Арнбранд. Сбежали, поджав хвост. Хорошо, что герцог указал вам на ваше место. Оливье стоило бы больше смотреть в ваше лживое лицо, а не на зад! Тогда и он смог бы уложить вас на лопатки, — Бертран немного переусердствовал с вином, ранее заставляя Хаука приносить ему бокал за бокалом. — Бертран, я уже начинаю думать, что вы питаете ко мне нежные чувства. Так много внимания и все мне, разве у вас нет фаворита? Найдите себе кого-нибудь и отведите уже душу. — Да что вы понимаете? Я предан своему королю! — выпалил он невпопад, но Хаук слишком хорошо понял общую мысль. Преданных королю людей, желающих его попросту трахнуть, насчитывалось немало. — И разумом, и членом? — съязвил Хаук. — Скажите проще, вы влюблены в своего короля, только ждать вам нечего. Бертран гордо вскинул голову. — Для вашего понимания, король лишь забавляется с альфами. Единственные, кого он подпускает к себе по-настоящему, это… Бертран не договорил, но Хаук и так услышал: «Омеги». Что же, совсем не удивительно, учитывая, как сильно Бастиль боится забеременеть. — Когда ему было девятнадцать, — зачем-то добавил тот. — Герцог Юдо и принц Бастиль… Они… У них была связь. Вмешался Совет. Об этом не принято говорить, но все знают. Все! Хаук уже устал удивляться. Два альфы — двое омег. Что дальше? Несомненной животной привлекательности у герцога не отнять, но Бастиль и Юдо в одной постели — уже слишком! Хотя это многое объясняло в действиях Совета, у двух омег явно не будет приплода и стоило сразу позаботиться о наследнике до того, как все зайдет слишком далеко. — Так почему же вы, Бертран, не в распоряжении короля? Или он попросту вас не хочет? — Не ваше дело, Арнбранд, король нуждается во мне. Я всегда рядом. Я… люблю его, и он это знает. — Тогда зачем вы исповедуетесь, если я для вас никто? — проницательно поинтересовался Хаук. — Неужели думаете, что я могу представлять угрозу? Бертран внезапно перестал быть тем самым невыносимым засранцем и на мгновение стал весьма понятным и осязаемым человеком. — Не знаю. Просто вы меня бесите. Буквально. До дрожи. — Что же, наши чувства взаимны, — согласился Хаук. — Давайте заключим перемирие, хотя бы до конца сегодняшнего вечера? — И зачем мне это нужно? — высокомерно уточнил он. — Я прекрасно провожу время, играя на ваших нервах. Хаук неопределенно повел плечом. — Теперь, когда вы это сказали, вряд ли будете наслаждаться этим так же сильно. — И то верно, — тяжело вздохнул он. — Только до конца вечера, Арнбранд, и лишь сегодня. Хаук протянул руку, и Бертран ее на удивление не отверг.