Цугцванг. Два королевства

*** Когда Хаук проснулся, за окном уже смеркалось, а все тело болело так, словно кто-то бревном по нему прокатился. Зато неглубокая рана у линии роста волос подсохла и перестала кровить. — Подъем, Арнбранд! — послышался оклик Эдит, и ему больше всего захотелось прикинуться мертвым. — Не заставляйте меня подходить к вам. Хаук приподнялся на локтях, а затем ощупал шишку на затылке. — Сейчас вам приготовят воду для мытья, нужно поесть. Сегодня в полночь бал Дебютантов, напоминаю, если вам отшибло память… — Надеюсь, мыться мне придется не при вас? — Мечтайте, Арнбранд, я теперь ваша тень. — И головная боль, — добавил Хаук, поднимаясь с постели. На столе уже был сервирован ужин. И в животе забурчало, когда он вспомнил, что ел добрые сутки назад. Жизнь шла своим чередом, и организм требовал подпитки перед очередной сложной ночью. Из съестного подали блюдо холодных перепелов, каравай и груши. Хаук забросил в себя все до крошки, едва не облизывая пальцы, измазанные в птичьем жиру. Щеки уже порядком заросли и начали чесаться, но он не стал их касаться. Слуги как раз натащили воды в принесенную лохань, поэтому, покончив с ужином, он быстро скинул одежду и сел в горячую воду. Эдит оглядывала его большое, едва вмещающееся в узкую емкость, тело с оттенком брезгливости. И когда слуга, который проводил омовение вышел, Хаук предложил ей потереть ему спинку. — В ваших мечтах, Арнбранд. — Вам больше нравятся ракушки*? — съязвил Хаук. Лицо Эдит перекосило. — Не ваше дело, — вскинулась она, схватившись за рукоять. Как будто он стал бы нападать на нее из воды. Хорошая бы вышла драка. Зрелищная, но Хаук был не так глуп, чтобы голышом затевать распри с женщиной, владеющей мечом. — Сдаюсь, — усмехнулся он, расслабленно откидываясь на бортик и прикрывая глаза.  — Какие у нас планы?  — Какие планы у вас, Арнбранд. Я должна привести вас в должный вид и доставить к маркизу и остальным альфам. Хаук подставил шею специально обученному слуге, который уже взбил пену для бритья. Его хорошенько выбрили и смазали ссадину каким-то приятно пахнущим бальзамом из трав. Не хотелось привыкать ко всем этим роскошествам в виде личных слуг, неизвестно, куда его определит Бастиль. По этикету полагалось, что именно официальный фаворит заботится о мелких нуждах короля. Хаук слабо верил в свои таланты личного камердинера, хотя маркиз и давал ему жутко нудную книгу, освещающую все предписания. На самом балу соберется едва не весь свет, разве что мертвые и безногие не пожалуют.  Выбор альфы для короля был любимой забавой при дворе — широко обсуждаемой, братья Оверьон говорили, что многие даже делают ставки на участников, как на скакунов в забеге. Братья любили увлечь себя беседой, и Хаук почерпнул довольно много информации из их, казалось бы, безобидных разговоров. Кое-что было откровенными сплетнями и пересудами, но мелькали ненароком и серьезные темы. Хаук жадно впитывал в себя любую информацию. Когда слуги внесли его парадный костюм, Эдит приказала вылазить из воды. Хаук без стеснения встал прямо в лохани, установленной на постаменте, и выходило, что его член оказался на уровне едва ли не ее лица. — Какая мерзость! — Эдит кинула в него отрезом ткани, служившим за полотенце. Хаук молча закутался и вылез, ощущая себя немного обновленным. Ему не понадобился слуга, чтобы натянуть на себя расшитое серебряной нитью бархатное убожество, изготовленное для него. Камзол, как и бриджи имели небесно-голубой цвет, а чулки и жюстокор — жемчужно-белый. Хаук в одеяниях больше тяготел к вещам удобным, чем нарядным. Но выбирать не приходилось. Эдит окинула его придирчивым взглядом перед выходом, а затем достала из-за пояса бриллиантовую брошь в виде розы и пристегнула к вороту камзола. — Повеленье маркиза, — сообщила она. — Я в этот раз вас не буду связывать, но не думайте, что вы хотя бы шаг в сторону сможете сделать. Хаук промолчал, и она приказала ему выйти в коридор. Там ожидало восемь стражников, которые облепили его, как мухи. Эдит замыкала процессию. Отчего-то странная тоска накатила, при осознании, что он больше не вернется в эту спальню. Теперь Хаук будет жить с королем и выполнять его прихоти. Или же не будет и загремит в темницу… Но он уже не боялся чужого гнева. Даже представил себе, в какой Юдо будет в ярости, когда поймет, что его трофей уплыл в чужие руки и теперь голова Хаука не появится среди других искусно выполненных чучел в его кабинете. Скорее бы этот бал закончился, потому что он уже хотел стащить с себя голубой кошмар. Хотелось послать все в Бездну, сказать, что он не будет выполнять их указания, но Хаук знал, что этим лишь отсрочит неизбежное. Его привели к какой-то зале, и Эдит постучала в дверь, заставив их обождать. Двери открыл слуга в желтой ливрее и парике, но впустил Хаука внутрь лишь после того, как Эдит что-то прошептала ему на ухо. Хаук нырнул в просторное помещение и удивился количеству присутствующих в нем особ. Около двух дюжин парадно одетых альф, разбившись на маленькие группки общались друг с другом, лакомились сыром и вином, а также ждали своей очереди сверкнуть на церемонии Выбора. Хаук увидел Жуля и махнул ему, на что тот расплылся в широкой — а главное, полностью искренней — улыбке. — Арнбранд! Вас не доставало, идите к нам! Давайте! Альфы, которые стояли с ним по соседству, настороженно замерли, словно боялись внезапной атаки. Хаук чувствовал идущий от них мощной волной интерес и зависть. Ведь его, по словам маркиза и Ламмерта, скорее всего, жаждали больше всех альф, присутствующих в этой зале. И впервые Хаук почувствовал себя именно тем, кем являлся — сыном короля. В Тхиене он почти не обращал внимания на свой статус, но не здесь и не сейчас, когда он должен занять одно из самых желаемых — и презираемых им лично — мест при иосмерийском дворе. Он не какой-то там альфа, который будет валяться у Бастиля в ногах. Он — принц по крови и еще неизвестно чья воля возьмет верх. И хоть он привык стыдиться этого при иосмерийском дворе — это явное преимущество. Хаук принял решение сражаться до последней капли крови. Наперекор королю, маркизу, Юдо и любому, кто вздумает встать у него на пути. Подходя к их компании, Хаук обратил внимание, что у каждого альфы свой цвет. Жуль был в изумрудно-зеленом и двое его спутников в красном и темно-синем. Волосы напомажены и прилизаны, но, что самое странное, у всех были броши как у него, с разными камнями и, соответственно, символизирующими их цветами. — Это Хаук, единственный сын принца Валентина, — отрапортовал Жуль, и Хаук кивнул его спутникам. — Жерар, младший сын маркиза Леонса, — представился красный альфа. На вид ему едва можно было дать восемнадцать, как и Жулю. Но младше этого возраста дебютировать возбранялось, насколько Хаук знал из книг. — Ивон, третий сын герцога Бланшара, члена Совета, — произнес темно-синий альфа и Хаук тотчас вспомнил знакомое имя. Бланшар — вчерашний лизоблюд Бастиля — пожилой омега. — Папа говорил, что вы неприлично выглядите. Ивон забавно произнес одно слово, с ударением на последний слог. — Да, ваш папа очень меня испугался, когда увидел. Так, что поджилки тряслись. — Кто будет вас бояться? Вы нам не соперник! Вы можете побеждать на полигоне, но все мы в курсе, что вы не обучены так же хорошо, как остальные альфы, — сморщил нос Жерар. Ивон же отреагировал на подначку довольно холодно. Видно было, что он идеально владеет собой. — Вас обучал маркиз Орно? — уточнил Жуль. — Мы втроем проходили школу у графа Полье. Расскажите, чему учил маркиз? Говорят, у него более прогрессивная метода, чем у остальных. — Боюсь, не помогу вам, у меня была сокращенная программа, углубленная в историю, — горько пошутил Хаук. — Тогда расскажите секрет Ламмерта? — не унимался Жуль. — Я хотел поймать вас на полигоне, но братья Оверьон не отходили ни на шаг. Не хотелось бы стать объектом для их шуток. Жерар и Ивон тут же отвели взгляд, так словно знали уже «секрет», только Жуль остался в блаженном неведении. Неужели Оберон так сильно берег его целомудрие? Хауку искренне стало интересно, с какого возраста знатные иосмерийские альфы начинают половую жизнь и с кем оттачивают мастерство любви? Но Жуль был таким милым, сияющим малышом, что проигнорировать его казалось преступлением. — Лучше бы подошли, я бы познакомил вас с Венсаном. Он о вас весьма высокого мнения, правда, испуган, что перейдет дорогу отцу Бодуену, — ответил Хаук на вторую реплику.   — Вас уже сосватали? — Отец до последнего тешил себя надеждой, что меня выберет король, поэтому прошляпил предложение отца Бодуена. Хотя, я рад… — Ходят слухи, что отец Бодуен обожает, когда его берут сзади. Изображает из себя кобылу на случке, — сообщил Жерар. — Трепещущая на члене гора жира. — Святоша совсем не свят, — подытожил Ивон. — Так который из омег симпатизировал Жулю? — Они оба чертовски хороши собой. Обожаю воинские задницы, они твердые как камень! — усмехнулся Жерар. — И рты у них умелые, как говорят. Жуль отчаянно покраснел. — Как будто ты трахал хоть одну омежью задницу, Жерар, — все также взвешенно проговорил Ивон и закатил глаза. — Пускаешь пыль перед тхиенцем. — Трахать не трахал, но не девственник в отличие от одного умника. Хаук понял, что под умником подразумевали Ивона. — А разве вам можно вступать в интимную связь? — спросил он. — С омегами нет. Но есть же беты, — ответил Ивон. — Хотя секс с ними скучнее нашего разговора. — А как же дамы? — Лить семя в женщину? — фыркнул Жерар. — Еще чего. Я лучше подожду свадебного предложения и буду брюхатить своего омегу. Беременность самое шикарное время — безудержная случка! Медовый месяц — нет, девять месяцев! — для моего узла. — Иосмерийские омеги крайне ревнивы к женщинам, — предостерег Жуль. — Но может вас выберет Наннет Бижон. Она же вам симпатизирует… — Не будь дураком, — одернул его Жерар. — Все знают, что тхиенец покроет герцога Юдо. Это работа для альфы не робкого десятка, разработать такую туго сжатую дырку. Хаук находился в некотором замешательстве от откровенности альф. — Сначала нужно смахнуть с нее паутину, — подал голос Ивон и заливисто рассмеялся. — Не говорите так о герцоге, — вступился Жуль. — Это ведь не наше дело. — Переживаешь из-за Оливье? — Снова Жерар. — Так все в курсе, что он волочится за любым альфой, готовым ему вставить. Не секрет ведь! Арнбранд, скажите, вы ведь ходили вместе с ним на полигон, затем разбежались. Не поделили герцога или что-то другое? Думаю, вряд ли бы вы ссорились из-за его усохшего персика… — Жерар! — расстроено прикрикнул Жуль. — Прекрати судачить о моем брате! И о герцоге! — Не двуличничай, Жуль, ты первый всем растрепал про то, что Арнбранд спал с Наннет Бижон! Чуть что твой язык, как помело, а стоит мне сказать вопишь. Жуль смутился так сильно, что едва не убежал в другой конец зала. Помешал Ивон, вцепившийся ему в рукав. — Все, хватит. Успокойся. Жерар, ну зачем ты провоцируешь? Жерар сверкнул своими темными глазами, схватил бокал и ушел к другой компании. Хаук заметил, что на них исподтишка пялились со всех углов. — Завтра на полигоне я его вызову! — расхрабрился Жуль и тут же повернулся к Хауку.  — Вы на меня злитесь, Арнбранд? Не злитесь, я просто восхитился тем, какой вы альфа. Вы старше и опытнее нас. И очень нравитесь мне. — Я не злюсь, Жуль, — ответил Хаук. На Жуля отчего-то сложно было обижаться, таким он был непосредственным и милым. — А у вас уже была близость с омегой? — внезапно спросил Ивон. — В вашей стране все по-другому. Эти гаремы… — Гаремы — это не так уж плохо. — Думаю иосмерийские пленники с вами бы не согласились. — Зато все остальные довольны, — парировал Хаук, искренне надеясь, что Ивон не затронет тему его несчастного родителя. — Клановые омеги рождаются и растут в гаремах, там же и обучаются, как любить альфу. Я никогда не был с иосмерийскими омегами, но тхиенские… О, поверьте, не думаю, что после них меня может хоть что-то удивить в этом замке. Их мягкость и ласку ни с чем не сравнить. Хаук не стал уточнять, что брал всего одного-единственного наложника. В двух милях от замка Гудреда Адельстайна была деревенька, и Хаук нередко наведывался в нее к одной девице не робкого десятка. С бетами и впрямь все было по-другому, потому что близость с ней не походила на тонкую эмоциональную магию, испытанную с Ингом. Но Хаук все равно любил изредка выпустить пар, наслаждаясь ее покладистостью. Ну и был один пустой омега при их отряде, приставленный самим Гудредом. Хаук брал его всего раз, а затем решил, что делить омегу и даже видеть, как его берет кто-то другой, ему не нравится. Альфы всегда оставались собственниками, и он не стал исключением из правила. Вот и весь любовный опыт. — У вас был гарем? — удивился Жуль. — Нет, — сухо отрезал Хаук. — Я не содержал гарем. У отца было столько наложников, что я просто не видел в этом необходимости. Да и в походах потом, он бы мне вряд ли пригодился. До сего дня я не был в Свере три года, достаточно для того, чтобы любой омега заскучал. — Кто не захочет в своем уме гарем из омег? — удивился Ивон. — Мой брат — Риг взял первого супруга в семнадцать, а к двадцати у него их было уже пять. — И вы не соперничали с ним? — Не видел в этом необходимости. — Хотя Риг, конечно же, подсчитывал свои мнимые победы и не уставал напоминать о них Хауку. Откуда-то сзади раздались громкие хлопки и альфы начали оборачиваться на невысокого седовласого омегу. — О, граф Полье! — быстро выдохнул Ивон Жулю. — Это прощальная речь. Не верится, что наконец-то мы свободны от постоянной муштры! Спустя полминуты к графу присоединился еще один омега не намного младше, а затем откуда-то из толпы появился маркиз. Выглядел он, как всегда, с иголочки и альфы смотрели на него не просто как на еще одного учителя. Многие явно не отказались бы провести с ним парочку практических занятий и Хауку это было искренне неприятно видеть. — Виконт Арневер брал в этом году альф на обучение? — едва слышно спросил кто-то, а следом полетели еще шепотки уже менее различимые. Хаук не совсем улавливал, что происходит. Собрание перед балом Дебютантов напоминало какое-то посвящение. — Всем меня слышно? — спросил Полье, доставая из внутреннего кармана заранее заготовленную бумагу с речью. — Соберитесь кучнее. Еще, еще, давайте… Вот так. Хочу напомнить, что несмотря на то, что обучение закончилось на несколько месяцев раньше, я не желаю даже слышать о ваших промахах! Вы — альфы, вы — победители, и вы все самостоятельные мужчины, поэтому я желаю каждому из вас найти не только хорошего покровителя или мужа, но и настоящую любовь. Помните ваш омега — ваша главная ценность, и именно его желания превыше всего. Хаука ощутимо покривило от последней фразы, но в этот самый момент он словил на себе ехидный взгляд маркиза. Тот читал по его лицу каждую затаенную мысль, и Хауку пришлось отвернуться. Желания омеги… Статус омеги… Ребенок омеги. А что будет для альфы? Местечко в укромном углу или на шаг позади? Хаук не собирался горбиться даже стоя за королем. — Заранее поздравляю того счастливчика, который будет избран официальным фаворитом! — сосредоточенно продолжил Полье. — Понадеемся, что именно он вскружит королю Бастилю его очаровательную головку и завладеет им, даруя стране наследника. Во славу короля Бастиля и долгих ему лет! — Во славу и долгих лет! — донеслось со всех сторон. Альфы несколько взбудоражились и даже немного возбудились. В воздухе повисло напряжение. Хаук окинул взглядом присутствующих и понял, что среди них нет тех, которые будут представляться повторно. Одни юнцы, многие из которых были уже заочно сговорены их семьями. Для них бал лишь красивая дань традициям. — А теперь передаю слово маркизу Орно! — закончил Полье. — Я бы хотел, чтобы он меня обучал, а не старикашка Арневер… — Хаук оглянулся, но так и не понял, кто это сказал. — Близится полночь и все вы хотите настоящего веселья. Хочу напомнить, что вам не стоит отходить от ваших отцов. Альфы, которые перейдут к ночи празднества до самого празднества будут исключены из списка дебютантов… — Маркиз еще что-то говорил, но Хаук не слушал. — Говорят, в прошлом году не успели альф выпустить из комнаты, одного уже поволокли в альков. — И кто его увел? — Бруссар, кажется, испортил тому альфе партию и сам не предложил замужество. Хаук снова обернулся, но в движущейся толпе различить кто говорит, было практически невозможно. — Взять такого как Бруссар в мужья все равно, что член в отхожую яму сунуть. Его же трезвым не видели уже лет пять, говорят, он любит, чтобы его имели единовременно несколько альф. Охотно подставляется кому ни попадя. — Я слышал, он по чистой случайности доносил своего единственного сына-омегу, остальных скидывал. Как еще не окочурился? — Дуракам везет. Не все такие переборчивые, как король. — Ну, ты сравнил. — Я бы поимел короля, насадил бы его на свой член и трахал, пока он не взмолится о пощаде. — Мечтай больше, взмолится он тебе. За твой кривой стручок. Хаук наконец-то понял кто это говорил. Серый и малиново-розовый альфы. Едва усы проглянули, а все туда же, разговоры лишь о соитии с омегами. Правильно сказал Оливье, среди альф беседы ходили на удивление однобокие. Их интересовало лишь то, в кого удастся сунуть член, и этим они мало чем отличались от молодых тхиенцев. — А сам-то только на него шкурку и гоняешь, — в продолжение зашипел серый. — На кого хочу, на того и гоняю. — Антуан сказал, что король брал его пять раз. Прямо кичился этим. Посмотрим, кто возьмет его сегодня. — А чем ему еще кичиться, как не членом короля в заднице? Все свои партии он уже давно растерял. — Но всего пять раз за восемь месяцев?! Это много или мало? — озадачился розовый. — Для короля? — Для короля много. Практически комплимент, — тихо рассмеялся серый.  — Помнишь Коума? Ну, которого король выбрал за год до Антуана? Тот сказал, что король излишне помешан на контроле. Никому не доверяет, поэтому и не пускает к себе. Чертов Юдо! — Не говори так громко о герцоге. Тем более глянь, тхиенец. — Будущий муж герцога? — Как бы герцогу не отдать душу богам под ним! — Да, устрашающая картина, — хохотнул серый. Маркиз закончил свою речь под жидкие аплодисменты, и собеседники смолкли, но Хауку искренне было интересно, кто эти языкастые альфы? Ему казалось, что фавориты — это бессловесные овцы, идущие на заклание. Но нет, они были вполне живы, здоровы и даже проявляли поразительную жажду к приключениям. Пусть даже грубоватый Жерар понравился Хауку больше, чем Антуан или этот новенький фаворит Бастиля. *ракушка — простонародный намек на вагину.