Цугцванг. Два королевства

*** Хаук отвел себе четыре дня на изучение замка и расписания охраны. Ни минуты не терял, сидя под дверью и слушая каждый шорох. Стражники менялись в шесть вечера и шесть утра, омовение в начале восьмого и завтрак, а в десять обычно приходили Шалот и Венсан, но чаще всего они были не пунктуальны. Однажды опоздали на два часа, и Хаук думал, что прогулка по замку уже не состоится. Но они все-таки явились недовольные тем обстоятельством, что заботы о Хауке легли на их далеко не хрупкие плечи. Шалот постоянно жаловался на загруженность, герцог им спуску не давал, выводя на тренировки дважды в день — утром и вечером. Рот у Шалота чаще всего не закрывался — что вижу, то и болтаю, а вот Венсан был довольно молчалив и наблюдателен. Хаук опасался его сильнее, потому что за трезвым и холодным умом могло скрываться многое. Единственное заметное слабое место Венсана проглядывалось в Жуле — младшем сынишке герцога Оберона. Стоило им прийти на полигон и заметить юного альфу среди тренирующихся и шутки Шалота по поводу аппетитной попки или смазливой мордашки было не остановить. Венсан постоянно бурчал на него, взбрыкивал и даже ругался. Отчетливо было видно, что юный дебютант запал ему в душу.  — А вы знакомы? — однажды спросил Хаук. Ему приходилось каждый раз упражняться со снарядами, потому что омеги не хотели с ним становиться в спарринг. Плевались на деревяшки, а сталь ему в руки не давали. Да и никто из альф не хотел становиться в пару, вероятнее всего, из опасений перейти дорогу Оливье, а, следовательно, и герцогу Юдо. — Каким образом, если Жуль еще не был представлен ко двору? — подал голос Шалот. — Верно, Венсан? Венсан промолчал. — Хотите, я подзову его? Познакомлю, сможете пообщаться. — А смысл, если он уже засватан за королевского духовника? — отказался Венсан. — Складываете руки, даже не начав сражение? Шалот захохотал. — Слышишь, тебя учит сам тхиенский варвар, уж он толк знает! Расскажите, Арнбранд, откуда пошел слух, что вы владеете секретом ублажения омег? Весь двор только о ваше имя языки и чешет. Говорят граф Дюфе — Клод — нарадоваться на своего фаворита не может, после его личной беседы с вами. Что же вы ему этакое открыли, ранее неизвестное нашим дворцовым развратникам? — Не ваше дело, — отбрил его Хаук, но все же несколько смутился. Ему казалось, что их консультация с Ламмертом не уйдет за стены гостиной, где они собрались. Выходит, что и в этот раз он ошибся. — Ну уж Юдо-то вы покажете? — сально ухмыльнулся Шалот. — Не сможете устоять, когда герцог поведет вас в покои для брачной ночи. В жизни бы не поверил, что вы что-то из себя представляете в постели. — Из-за моей внешности? — поинтересовался Хаук, ему было искренне интересно. Шалот был омегой другого склада — воином и вряд ли строил отношения, как делали это придворные. — Скорее, из-за вашего образа неотесанного дикаря. У вас взгляд истинного тхиенца — ни тени улыбки в глазах! Да и ваша фигура… — рассмеялся тот. — Но вы уже начали менять моду, так что не расстраивайтесь, Арнбранд. Скоро не только иосмерийки, но и все омеги будут по вам вздыхать. Хаук заметил на полигоне Оливье, приветствуя кивком, но тот не пожелал подойти. Лишь вздернул вверх брови, окинув взглядом братьев из его личной охраны. Скорее всего, обижался, но так было даже лучше. На обратном пути Хаук как обычно считал шаги и запоминал повороты, слишком сосредоточенный на собственных мыслях. Шестьдесят два шага и поворот налево, восемьдесят четыре и поворот направо, двадцать и снова поворот, двор, дубовая дверь, тридцать шесть и налево по коридору. Он талдычил себе это раз за разом, потому что бежать надо ночью, задолго до утренней смены стражи. Из всех возможных вариантов оставался лишь один — прыжок со стены на свой страх и риск. Темнота должна была служить помощницей, скрывая его выходку от караула. Хаук лишь надеялся, что ров достаточно глубокий, чтобы не переломать себе ноги. Каждый раз, когда к нему приходили по поводу бального костюма, Хаук не уставал повторять про себя — никакого бала не будет, никакого бала не будет, никакого бала… Он мог бы сам себя загипнотизировать своей молитвой. Какой у него, по сути, оставался выбор? Он еще до признания маркиза думал бежать из замка, но сейчас его мысли окончательно окрепли и сформировались. Бастиль, хоть и не отвращал его как Юдо, имел свои неоспоримые минусы. Хаук не знал, что ужасает его больше, подставиться королю или попасть в его ловко расставленные сети? Есть с рук и служить ему всем своим существом, не получая ничего взамен? И бежать — единственный разумный выход из сложившейся ситуации. Хаук понимал, что после всех церемоний его неминуемо переведут в другие покои и шанс, каким бы призрачным он ни был, и вовсе ускользнет. При короле никаких поблажек и близко не будет. Поэтому после полуночи четвертого дня Хаук достал свое оружие из тайника и взвесил кочергу в руке, наслаждаясь ее тяжестью. Ней можно было проломить череп, а то и убить. Но Хаук не преследовал мелочную месть, хотелось абсолютно другого — свободы. После пленения прошло около месяца, но, казалось, во сто крат больше. Полностью меняя Хаука как снаружи, так и изнутри. И сейчас его рука была твердой, как никогда, а разум холодным. Это было именно то, что ему так давно не терпелось осуществить, снеся все издевательства, оскорбления и угрозы иосмерийцев. — Без пощады, — еле слышно выдохнул он традиционную тхиенскую фразу, которую говорили на поле боя перед атакой. Со всей дури Хаук ударил кочергой по полу, а затем быстро юркнул, спрятавшись за дверь. Щелкнул засов и в комнату ворвались трое, но Хаук знал, что их четверо в наряде. Один остался снаружи для подстраховки. — Где он? Где? — заголосили стражники, и Хаук, перехватив кочергу с двух сторон, с силой толкнул их в спину к кровати, а сам выскочил в коридор и захлопнул дверь на засов. Четвертый от такой прыти на минуту замер и это стоило ему сознания, потому что Хаук ловко приложил его головой к двери до того, как стражник достанет меч, который и прихватил с собой. Он не мешкая пошел по коридору, максимально сгорбившись, чтобы казаться ниже. По дороге Хауку попался всего один слуга, но тот даже не взглянул на него, таща перед собой загруженный яствами поднос. Где-то за спиной слышался гул, идущий из глубины замка. Хаук и не думал, что ему так сильно повезет, когда он в считанные минуты, не накликав паники, добрался до общего двора и занырнул в густую тень. Никто его не заметил, потому что все заняты были обслуживанием залов. Во дворе находились люди даже ночью, замок не мог опустеть с приходом заката. Всегда был кто-то, кто выполнял свою работу. Слуги, ремесленники, стража, все они трудились во благо короля денно и нощно. Хаук взглянул на стену. Исходя из его наблюдений: проходку делали постоянно — двое вышколенных воинов, а в башнях сидели часовые на изготовку — даже в мирное для Иосмерии время они были цепкими и внимательными. Хауку повезло, что тень падала от замка на стену, а не наоборот. Круглая полная луна сияла высоко на небе где-то очень далеко. Хэлтор рассказывал им с Ригом, что если забраться на высокую гору, то можно рассмотреть светило вблизи, совсем рядом. Но сам старец за всю свою долгую жизнь так на горе и не был, да и очевидцев подобного чуда лично не знал. Хаук не мог избавиться от щемящего ощущения нежности, думая о доме. Он уже был у самых ступеней, когда во двор вывалили стражники и вместе с ними охранница маркиза — Эдит. Они явно кого-то искали, и Хаук догадывался, что пришли по его душу. — Тревога! Беглец! — заорал один из стражников. — Побег! Эдит первой заметила его на ступенях, указав рукой другим. И Хаук понял, что нужно ускоряться. На стене уже знали о том, что он взбирается вверх, поэтому высыпали ему наперерез с мечами наголо. Хаук не нападал, лишь отразил их удары кочергой и сбросил стражников на крытую повозку, стоящую внизу. Летели они высоко, поэтому вряд ли отделались лишь испугом. — Арнбранд, стойте! — заорала во всю глотку Эдит, атакуя лестницу. Хаук, естественно, лишь добавил шагу. — Арнбранд! Вам некуда бежать! — снова крикнула она. — Стойте, и вас будет помиловано. Хаук уже навидался их милостей на год вперед, поэтому не смел даже думать о том, чтобы сдаться. — Арнбранд! — буквально заревела Эдит, когда Хаук добрался до верхушки, и она потеряла его из виду. — Арнбранд, да стойте же! Там его уже поджидали шестеро стражей, благо Хаук отобрал меч, иначе пришлось бы худо. Хаук не планировал их убивать, всего-то нужно было пробраться к зубцам, пока эта бестия Эдит его не нагнала. Ему требовались силы, чтобы выплыть из воды, а затем бежать. Опустить мост займет какое-то время и, если он переживет прыжок, преимущество будет на его стороне. Даже зная, что за ним выедет конница, Хаук не особенно переживал. Тхиенцы сильны и выносливы, а уж Хаук и подавно смог бы бежать всю ночь лишь бы найти укрытие. Хаук убил двоих и по мелочи ранил остальных, желая прорваться к зубцам, и теперь дороги назад не существовало. Страшно представить, что с ним сделает Бастиль за это. И когда Эдит все-таки ворвалась на стену, он уже стоял спиной ко рву, обороняясь от оставшихся стражников. На их лицах была написана откровенная ненависть и злоба. Хаук понял, что, если бы не Эдит, имей они возможность, закололи бы его как свинью. Резали бы медленно и со вкусом, наматывая кишки на руку. Эдит глядела на него не менее ласково. — Что вы делаете, Арнбранд, хотите умереть? Сдавайтесь! Вы не сбежите! Ворота подняты, вы же не думаете отрастить крылья и улететь? Хаук не ответил, понимая, что прыгать придется практически вслепую. Особо не прицеливаясь куда. Самоубийственно, но выбора не было — либо так, либо вообще никак. А затем украдкой посмотрел через плечо назад, предрешая свою дальнейшую судьбу. — Он прыгнет! — мгновенно догадалась Эдит. — Стащить его! Быстро! Именем короля, действуйте же! Быстро! — Нет! — рыкнул Хаук, оборачиваясь и тут же группируясь для прыжка. — В Бездну вас всех! Его поймали за ноги за секунду до полета. Искры из глаз посыпались, когда он всем весом упал плашмя, животом прямо на угол выступа. Руки повисли со стены, как безжизненные плети, но он так и не отпустил меч — последний оплот. Стражи тащили его за икры, как убитое животное. Хаук хотел напасть напоследок, но Эдит не дала ему и шанса. Она ударила его рукоятью меча по затылку с такой силой, что, казалось, имеет за цель сломать шею, а затем, наступив на руку, отобрала меч. Хаук не потерял сознание, хотя голова трещала, когда его резко перевернули на спину. Последовало еще несколько ударов по голове, лишая возможности прийти в себя и воспротивиться. — Тупое животное, вы думали что маркиз Орно разрешит вам сбежать? — выплюнула Эдит в него, а затем повернулась к стражникам со стены. — Трупы убрать и позаботиться о ранениях — никому ни слова! Пойдут слухи, разбирать не будут кто сболтнул, лишат языков всех! Приказ короля! Связать и нести за мной, — распорядилась она уже своим людям. Хаук противился, когда его вязали, но слабо, самому себе напоминая новорожденного щенка и тошнота от собственной беспомощности подкатывала к горлу. Затем стражи взяли его под руки, едва не выламывая их, и потащили вниз. Хаук пытался встать на ноги, но его пару раз сильно приложили о стену, так что можно было душу выплюнуть. — Знаете, я ставила на то, что вы не такой глупец, чтобы пробовать бежать…- подала голос Эдит, возглавляя процессию. Она явно была рада выполненной работе. Очередной мерзкий варвар пал. Ее радость — его отчаяние. — Сука… — едва слышно выдавил Хаук, вскидывая голову вверх. Глаза ему медленно заливала кровь из ссадины на лбу. А проклятое небо с равнодушной луной стояло перед глазами. — Я вас не расслышала? — Иосмерийская сука…- не постеснялся повторить он. Хаук понимал, если бы не она, ему удалось бы задуманное. Но Эдит ничуть не обиделась и даже не стала бить в ответ. — Вам дико повезло, Арнбранд, что павшие от вашей руки стражники беты, а не омеги. Хотя король все равно будет зол! Хаук плевал, даже если его решат оскопить — честнее будет. Лучше стать евнухом, чем лечь под омегу. Его протащили мимо спальни, и Хаук подумал, что они ведут его в темницу. Но как оказалось, интуиция его подвела. Стражи заволокли и бросили его на мягкий ворсистый ковер в предпокоях короля. Маркиз уже был там — сидя на диване, наблюдал за прибытием, испепеляя Хаука взглядом. И лучше бы он разбился, прыгнув со стены, чем все это. Маркиз подался вперед, склонившись к Хауку. — Помогите ему встать на колени, — приказал он. Стражи грубо вздернули его за руки, только это слабо походило на «помощь». Хаук не желал смотреть на маркиза, поэтому Эдит подошла и схватила его за волосы на затылке, поднимая голову вверх. Она действовала грубо, но Хаук почти не ощущал боли. В комнате помимо них находилась еще Сибилла и молоденький альфа, скорее всего, очередной фаворит, замещающий Антуана в постели короля. Ему было не больше двадцати, и тот едва не задрожал, глядя на него. Неужели Бастиль столь неприхотлив? Его фавориты были похожи на невинных овец, которые радо шли на заклание. Слабые, никчемные пустышки. Хаук мог бы прихлопнуть его с одного удара, а заодно и самого Бастиля. Сжать его шею и давить, пока последний вдох не иссякнет. Красивый омега —проклятье для альфы, а Бастиль был именно таким — желанным и дико привлекательным. — Арнбранд убил двоих и смертельно ранил одного, — жестко сказала Эдит, вырывая его из плена собственных мыслей. — Смотрите в глаза его Сиятельству, Арнбранд, вы же так долго строили из себя паиньку! Покажите свое истинное лицо. Маркиз глядел на него холодно, если не сказать больше. — И вы винили принца Валентина за заговор против вашего отца?.. — риторически спросил он. — Я ждал чего-то подобного от вас, только не думал, что это произойдет так поздно. Вы предали мое доверие. Их презрение не задевало, обтекая его, словно вода. Эдит резко убрала руку, а затем вытерла ее о штанину, словно испачкалась обо что-то. Или о кого-то? Внезапно распахнулись двери спальни короля, ударяясь о стены. Бастиль вошел не один, в сопровождении охранницы и немолодого омеги, скорее всего, члена Совета. Потому что выглядел тот более чем напыщенно в парадном атласном камзоле, вышитом золотыми нитями. Бастиль, казалось, совсем недавно спал, потому что волосы у него были всколочены, а наряд говорил об излишней спешке при подъеме — до половины расстегнутая рубашка, бриджи и белые чулки под уже знакомые атласные туфли. Маркиз вскочил при появлении короля и изящно поклонился, все же остальные едва не пали ниц, пригибаясь практически к полу. Бастиль обвел всех присутствующих придирчивым взглядом. — Маркиз, мы недовольны вашей работой, — твердо отчеканил он. — Вы должны были обуздать и выточить его, а не довести до побега! Маркиз с достоинством принял недовольство короля. — Прошу меня простить, Ваше Величество. Виновен. — Мы надеемся, иначе от вашей былой репутации не останется и следа. Хаук сжал челюсти до скрипа, чтобы сдержать себя. Эдит моментально приставила меч к его горлу, хотя чтобы он мог сделать королю, связанный по рукам и ногам? Бастиль повернулся в их сторону и тут же к нему подбежал фаворит: опускаясь на колени, хватая короля за руку и нежно целуя ладонь. Что могло бы быть более раздражающей демонстрацией его будущего? Для себя Хаук решил, что никогда не унизится до подобного! Никогда! Стоять на шаг позади — это одно, лизать руки — совершенно другое. И пусть сажают его на цепь. Лучше быть пленником в темнице, чем подобной размазней в шелках. — Дорогой кузен? — неожиданно ласково обратился к нему король, забирая руку. — Мы уже наслышаны о вашем желании покинуть замок. Что же вам не понравилось? Неужели вы решили пренебречь нашим гостеприимством? Но помня об их первой встрече, Хаук уже знал, как быстро Бастиль переходит от излишней вежливости к угрозам. — Идите в Бездну, кузен… — едко ответил он, желая одного — смерти. В крови все еще бурлил азарт недавней схватки, и принять собственное поражение, а, главное, смириться с ним, Хаук был не в силах. Эдит дернулась ударить его, но король пресек этот порыв жестом. — Поверьте, дорогой кузен, мы бывали в ситуациях и похуже вашей, — понимающе усмехнулся Бастиль. — Но ни разу не складывали руки столь демонстративно. О, да, вместо этого Бастиль стал опасным противником. — Я устал играть в ваши игры. — О каких же играх вы толкуете? — Король подошел к нему так близко, что Хаук мог коснуться его протянутой рукой. Если бы его развязали. — Я не собираюсь становиться посмешищем двора и вашим новым фаворитом…- Даже стоя на коленях Хаук казался не особо ниже короля. Пожилой омега выступил вперед. — Ваше Величество, это уже ни в какие ворота! Тхиенец слишком варвар для вас, герцог был прав, в нем мало иосмерийского. Ваша безопасность для нас превыше всего… Бастиль повернулся к омеге. — Ох, да вы посмотрите на него? Щенок показал зубки, но он еще даже не был дрессирован. Мы можем за себя постоять. Разве вы откажете нам, Бланшар, впервые, когда мы испытали настоящий интерес к альфе? Фаворит оскорбленно пискнул, все еще сидя на том же месте, где Бастиль покинул его. Хаук не понимал, зачем его вообще притащили сюда, разве что он грел постель короля до неожиданного пробуждения, связанного с побегом. — Вы говорите о том, на что я искренне надеюсь? — оживился Бланшар, сходу купившись на вранье Бастиля. Только глупец мог подумать, что король будет отдаваться ему. Тхиенцу. Врагу. — Не откажу, но не смогу расслабиться, зная, что ваше Величество будет вблизи от подобного варварства. — Это наше горячее желание, — заявил Бастиль. Видимо, от голоса Бланшара многое зависело. Маркиз упоминал, что на Совете мнения разделились, неужели был одобрен список возможных фаворитов? — Ох, вы же знаете, Ваше Величество, как я вам предан! Но я все равно требую наказать его. — Мы бы велели его высечь в наказание за побег, но тогда он не сможет прийти на бал… — расстроенно заметил король, так, словно предмет обсуждения не присутствовал в комнате. Действительно, какая жалость! Хаук негодовал от столь явного пренебрежения. — Его и так знатно потрепали, — брезгливо заметил Бланшар, достав платок и протягивая его Эдит.  — Вытрите ему лицо, неприлично же… Хаук демонстративно встряхнул головой, как пес, и пожилой омега в ужасе попятился к Сибилле. Она тут же укрыла его у себя за спиной, вскинув арбалет. — Дорогой кузен, да в вас от собаки больше, чем от человека, — Бастиль не испугался, задумчиво разглядывая Хаука. — Вам пошел бы золотой ошейник… Мы распорядимся, чтобы его сделали и вы примете подарок на балу, как знак нашей симпатии вам. Верно? — А как же мое родство с вашим дядей, Ваше Величество? Здесь, его принято считать едва ли не героем, а вы хотите посадить его сына на цепь. Где же ваше благородство? Бастиль не особенно растрогался. — То значение, которое приобрел наш дядя Валентин во многом обосновано его трагической судьбой. Вы же не проявили никакой солидарности к нашему королевству, сражаясь под знаменами Вальгарда Рэнгвольда. — И теперь должен поплатиться перед вами? — догадливо предположил Хаук. — Желаете раздвинуть ноги перед герцогом Юдо, кузен? Он был бы вам милее? — Едва ли я хочу их раздвигать перед кем-либо, вне зависимости от чина, Ваше Величество. — Здесь мы с вами солидарны, альфа не должен умолять о том, чтобы его брали как омегу. — Но вы все равно делаете это! Бастиль рассмеялся. — Это против природы, но так приятно обоим партнерам… Не притворяйтесь ханжой, дорогой кузен, мы знаем какой совет вы дали молодому Ламмерту. Мы никогда не думали, что тхиенцы вообще хоть в чем-то ублажают своих омег, но в данном вопросе вы удивили даже нас. — Я не хочу вас! — соврал Хаук, не подумав. — Вы — мой кузен. Бастиль нагнулся к нему и прошептал на ухо: — Я тоже не хочу вас, так что прекращайте. Тем более, вы нагло врете. Хаук едва проглотил сухой ком в горле. Близость Бастиля была не менее волнующей, чем его слова. Хотелось возненавидеть собственное тело за тот трепет, что оно испытывало по отношению к королю. — Каким будет наказание, Ваше Величество? — уточнил маркиз, когда Бастиль оставил Хаука и приблизился к Бланшару. — Отсыпьте ему розог, так чтобы он сесть не смог, — Бастиль жестом приказал вывести Хаука за дверь. Эдит самолично потащила его на выход и бросила в объятия стражи. — Король излишне к вам милостив! — возмутилась она. — Возможно, потому что еще не знает о погибших стражах. Вы должны ответить за жизни, которые забрали. — И я за них отвечу, — откликнулся Хаук. Прекрасно понимая, что после того, как на него наденут золотой ошейник, жизнь его будет мало чем отличаться от безрадостного существования принца Валентина в тхиенском гареме. *** Маркиз явился в его спальню ближе к полудню. Сменив на посту Эдит, которая находилась все это время вместе с Хауком. Лицо у него было похоже на камень, как и колкий холодный взгляд, который буквально разил. Слуги внесли кувшин с соленой водой и розги, как раз когда Эдит, ухмыляясь, покидала комнату. Хаук догадывался, что это все означает. Порка. Его накажут, как глупого ребенка. Маркиз, поджав губы, демонстративно закатал манжеты, украшенные его любимыми рюшами, а затем развязал ему руки. — Надеюсь, вы сами спустите бриджи, не вынуждая приглашать в комнату стражу? — Не имею ни малейшего желания делать это. Маркиз не щелкнул пальцами, как он это любил. Вместо этого решительно подошел и ударил раскрытой ладонью по лицу. Даже зная, что Хаук может броситься на него и в считанные секунды убить. — Щенок! — дерзко выплюнул он. Хаук не шевелился, хотя первой реакцией было засветить маркизу в ответ. Его сдержал не страх, а невольное уважение к человеку, которого подставил. Злость маркиза была вполне предсказуема, как и разочарование во взгляде. — Вы бы ударили по лицу любого другого из своих учеников? — Никто из моих учеников не забирался на стену, вырезая стражу на своем пути. Вы опозорили меня перед королем и предали мое доверие! — Они нападали, я оборонялся. Моя жизнь — против их. — Вы хотя бы догадываетесь от чего вас спасали стражи? — Спасали меня? Не придумывайте, они хотели убить, — фыркнул Хаук. Щеку все еще пекло от «ласки» маркиза, что вызывало удвоенное раздражение его словами. — Как следствие, но прыгни вы со стены, то неминуемо погибли. Под водой копья… Хаук и не подумал о такой возможности. Что ж, умно! — Тогда бы я погиб как мой родитель. Добиваясь собственной свободы. — Вы не стоили бы и упоминания из-за своей твердолобой глупости! Принц Валентин терпел насилие и унижения годами, а что вы… Научились выгодно использовать его имя, взывая о снисхождении? Вас кто-то насиловал? Морил голодом или пытал? — Вас послушать, мое положение завиднее некуда! Для вас происходящее в порядке вещей. Омега трахающий альфу, что тут такого? Вы ведь и сами, скорее всего, делали это… Но для меня неприемлемо принимать авансы от альфы, знать, что двое омег могут совокупляться в обход природе и льют друг в друга бесплодное семя. Видеть, как унижаются фавориты! Как они угодливы, смяты и буквально лежат у короля в ногах. Надеть золотой собачий ошейник и лизать руки, будто я всегда об этом мечтал! О, нет… Маркиз криво усмехнулся. — Ну вы же лизали руки королю Вальгарду, виляли перед ним хвостом? Вам плевать, что ваш отец и ваши собратья насильники, что вас признали отступником и вряд ли примут назад… Вы ведете себя, как ребенок, Хаук, не будь вы им уже давно признали бы свою ошибку и сдали позиции, которые откровенно вам чужды! Я видел ваши шрамы, вас секли, как раба, но вы бессмысленно стоите за Тхиен горой. — И буду стоять, потому что все что мне дорого там. — Но даже произнося эти слова Хаук понимал, что ни Риг, ни отец не будут ему рады. Они поверят в предательство гораздо охотнее, чем в то, что он отстоял свои взгляды. — И что же вам так дорого, Хаук? — заинтересовался маркиз не без иронии. — Что вообще творится у вас в голове? Я столько сил потратил, чтобы вы поняли нас. Нашу жизнь при дворе, но вы упорно стоите на своем! Скажите, неужели я ошибся в вас? — Я не буду изливать вам душу, Ваше Сиятельство, потому что это вылезет мне боком. — Если бы я был вашим отцом, Хаук, если бы я…встал на место Валентина. Я бы раскрыл ваше сердце, но, увы, я не он… — Валентин не любил меня. И до моего сердца ему не было дела, иначе бы он не бросил меня… Маркиз не поверил, гордо вскинув голову. — С чего вы это взяли? Ваш отец был глубоким человеком, и вы явно не понимаете, о чем говорите. — Я знаю все намного лучше, чем вы можете себе представить. Король Вальгард буквально сходил по нему с ума — страстно любил его. Охрана приходила в будуар и волокла его через силу в комнату… В спальню короля при гареме, там отец насиловал принца. Не мог отказать себе в удовольствии, по меньшей мере раз в неделю. Чаще тот вряд ли бы выдержал, у него случались мощные эмоциональные откаты после… близости. Я был мал, но отчетливо помню широкие кожаные браслеты на его запястьях, и это были не украшения. Поверх них, скорее всего, вязали веревки… По крайней мере, я не видел кожу под ними, даже когда принц спал. Думаю, он пил траву, о которой вы упоминали в галерее, чтобы не понести еще одного тхиенского полукровку. И иногда был ласков ко мне, играл в прятки, пел колыбельные на иосмерийском, рассказывал истории… Маркиз резко отвернулся, желая скрыть лицо, чтобы Хаук не видел всей той боли, что играла на нем. — А иногда, — жестко продолжил Хаук. — Кричал на меня, отталкивал и даже мог ударить. Я прятался за кроватью. Ждал, пока у него будет хорошее настроение и он выйдет из глухой апатии после визитов отца. Мне было страшно. Но я не знаю, чего боялся больше — его или чтобы с ним ничего не случилось… — Это не его вина, Хаук. Хаук в чем-то соглашался с маркизом, но рассказал о том, что видел в гареме не для этого. — Я не виню, лишь говорю то, что помню. Я дарю вам свои воспоминания о нем и прошу вас, не отдавайте меня королю. Помогите сбежать, если вы на самом деле были преданы принцу Валентину — моему родителю. Не дайте им сотворить то же самое со мной, втянуть в свои игры и попросту погубить. На минуту Хауку даже показалось — он выиграл, что маркиз достаточно расчувствовался, чтобы помочь ему. Говорить о принце Валентине, изливать себя, было невыносимо. Почти больно. Только ради свободы Хаук был готов претерпеть подобное унижение. И казалось, что это сработает. — Вы не понимаете, о чем просите! — резко отрезал маркиз, оборачиваясь. И ни единой надежды на поддержку не осталось. — Король не будет вас насиловать, Хаук, да и другим не даст. Юдо вот кого вам следовало бы опасаться. Уж он-то места на вас живого не оставит. — Какая разница? Юдо или король, если я не хочу ни одного из них?! Я не лягу под омегу! — рыкнул Хаук, взбесившись. — Поверьте, у короля проблем с согласием не возникает, альфы буквально удила рвут, желая залезть к нему в постель. И вы, Хаук, хоть и сами за собой не замечаете, смотрели на него далеко не равнодушно. Вы желаете его, возможно, в диком, примитивном смысле, как вас учили с детства, но это не страшно. Казалось, что маркиз попросту воспользовался им в который раз. Гнул лишь ему одному угодную линию поведения. Лез под кожу, а затем устраивал холодный душ. И Хаук лишь пешка в этой игре и всегда останется ею, как бы не хотел стать королем. — А если я попробую его убить? Это будет на вашей совести… Маркиз устало пожал плечами. — Не говорите ерунды. Вы не сможете его убить, Хаук, вы ведь и сами это прекрасно понимаете. Вы не культивируете насилие, пусть и выросли в агрессивной среде. Из вас вышел бы хороший король, не будь вы вторым в очереди на тхиенский трон. Но я ставлю на другое… — Надеетесь, что король Бастиль понесет от меня? — Король любит этим дразнить, обводит Совет вокруг пальца, обещая родить наследника. Буквально выкручивает им яйца, как сказали бы у вас в Тхиене. Хауку внезапно стало интересно. Озвучил ли Бастиль Совету свое желание родить от него ребенка? — Они просто видят во мне перспективу двойного наследства, ведь наш общий ребенок мог бы претендовать на Тхиен. И даже готовы закрыть глаза на варварское происхождение. — И вы начали наконец-то думать верно, Хаук. Да, это их особенно прельщает. — И мучения Валентина теперь вполне оправданы? — Ничто не может оправдать подобное. Но вы хорошо сыграли на моих болевых точках, Хаук, мастерски и будь я помладше, пошел бы у вас на поводу. Давайте, я немного приоткрою завесу и расскажу о себе, и о нем: принц Валентин был мне как брат. Нас вскормила одна женщина и я искренне страдал, когда его взяли в плен. Я носил дитя, когда это случилось и потерял ребенка. Я не мог есть, спать, дышать, зная, что он там. В Тхиене. Зная, как ему плохо. Я назвал своего второго сына омегу его именем, — особо выделил маркиз и Хаук понял, что он говорит искренне и правдиво. — Принц Валентин был моим наиближайшим другом, поэтому я знал о его чувствах к королю Камилу. Боюсь, что их отношения были далеки от идеальных, от того, что в принципе хотел принц Валентин для себя. Он брал в постель и фаворитов, но они быстро ему приедались. Как это происходит у короля Бастиля теперь, они похожи во многом. Поэтому я верен королю. И я помог бы вам бежать, если бы думал, что он причинит вам реальный вред. — Играете лишь за себя? — Хаук, вы сможете разрядить застоявшуюся атмосферу именно тем, что не желаете стать его домашним пуделем. Я не говорю, что вы должны ему противоречить, но и соглашаться на место у его ног вы не обязаны, ведь вы королевских кровей и ровня ему по родословной. Просто помните. Вы — не игрушка. — Противоречите сами себе, Ваше Сиятельство. И это жестоко. — Я лишь как старый дурак, хочу для короля лучшего. Хочу, чтобы он забыл про раны, которые ему были нанесены и отпустил себя. Хотя бы раз. Он должен, иначе погибнет. — Говорите так, будто верите в роль альфы при омеге, — рассердился Хаук. — Смешно. — Я люблю своего альфу, Хаук, хотя вы можете мне не верить. И никогда не унижал своим отношением. — Тогда почему вы не разу не назвали его имени? — Моего мужа зовут Жозеф. А детей — Валентин и Дайон. Их нет сейчас в замке, они служат королю. Но я ни разу, не смотрел на сторону, даже находясь со своим мужем в разлуке, потому что предан ему. — А как же все эти молодые холеные альфы? — Я не сплю с учениками, кажется, я уже говорил это вам, Хаук. — Маркиз от этого вопроса вздрогнул, словно проснулся и прошел к столу, где стоял кувшин. Казалось, он разграничил их беседу поровну и время сочувствия и сострадания вышло. — Но мы с вами ушли от темы, истинная цель моего визита — ваше наказание. И я кажется уже просил вас приспустить бриджи? Хаук не двинулся с места, скрестив руки на груди. — Не вы ли мне говорили, что я не должен унижаться? Если король Бастиль хочет меня выпороть пусть попробует сделать это сам. Маркиз задумчиво взял розгу и погладил ею ладонь. Приласкал кожу. — Он разозлится. Но мне, честно признаться, нравится ваш настрой. — Плевать. — Что же, это будет забавно. Я передам ему ваше пожелание, — маркиз отложил розгу, привел в порядок своей костюм, а затем направился к двери, не глядя на Хаука. Казалось, впервые за все время можно расслабиться, но на место Эдит заступила вторая охранница маркиза. Хаук понял, что теперь ему не дадут остаться наедине с собой даже на минуту. Так и вышло, охранница не покинула спальню, даже когда он прилег поспать.