Цугцванг. Два королевства

Маркиз не спешил подходить, поэтому Хаук вернулся к своей компании, а Юдо стремительно направился на выход. Жуль и Ивон смотрели на Хаука с полуулыбкой, так, словно Юдо был на самом деле его женишком, заскочившим на огонек. После всего услышанного Хаук предпочел бы немного подумать, а не поддерживать бессмысленную трескотню альф. Они что-то говорили, а он делал вид, что ему не плевать. Граф Полье все еще выкрикивал имена и указывал на дверь. Там, на балу, как писалось в книге, их представит ко двору глашатай, после чего они станут официально приняты и смогут участвовать в светских мероприятиях. Вроде тех, что Хаук видел, путешествуя с маркизом по ночному замку. Условно это означало: будут допущены к разврату и выйдут из-под опеки учителей. Более старшие альфы, которые были представлены ко двору ранее, не удостаивались такой чести дважды, но приходили гораздо позже, дабы дать молодняку возможность пообщаться с омегами. Хотя далеко не все омеги желали брать на содержание или предлагать свое имя, поэтому за репутацией стоило бы последить. По поводу всех уловок альф Хаука больше просветили братья Оверьон, чем маркиз Орно. Оказалось, что более юные и честолюбивые альфы на балу Дебютантов находили себе покровителей постарше, не глядя на титул, чтобы набраться опыта. А затем переключались на добычу поперспективней в плане родословной и, соответственно, помоложе, набиваясь в любовники. Именно таким был печально известный дядюшка герцога Юдо, со слов Шалота после осторожных расспросов Хаука. Когда Гастон стал фаворитом Камила, то находился в самом рассвете своей красоты и силы. За плечами короткий военный опыт и содержание у ныне покойного виконта де Турней, амбиции, кое-какие мозги, а также стать и выправка, вскружившие голову самому королю. Всего за какие-то четыре месяца Гастон заимел такую власть, что смог беспрепятственно пропихнуть в Совет своего двадцатилетнего племянника. Ожидая, что тот поможет ему добиться статуса принца-консорта, но не вышло.  Зато Юдо смог закрепиться в Совете и подняться до места главы, приобретая определенное влияние. Хаук не верил Юдо. Тот ни разу не был жертвой. Жуль нервно рассмеялся, привлекая к себе внимание. — Мое имя назвали! — Ну так иди! — подтолкнул его Ивон. — Поосторожней, чтобы тебя никуда не уволокли под шумок. — Я буду ждать вас там. Удачи! — пожелал он напоследок. — Бедный сир Валентин, Жуль ужасно нервничает при общении с омегами, вплоть до заикания. — Еще освоится, — рассмеялся Хаук. — В юные годы я сам страдал жуткой неуверенностью в себе. — А по вам и не скажешь, — не поверил Ивон. — В тринадцать лет я сильно вытянулся в росте, но тело оставалось худым и нескладным. Мой старший брат жутко задирал меня. — Я думал, все тхиенцы такие высокие. — Нет, далеко не все. Поэтому на пирах отца другие альфы насильно заставляли меня есть, пока не начинало тошнить. Но мышцы начали появляться не от еды, от нее только брюхо пухло. А вот стоило взять в руки меч, и я за полгода ощутимо разросся вширь. — Дикарство. — Нет. Они по-своему хотели мне добра. Выживания в их среде. Силы. — Вы намеренно их оправдываете или на самом деле верите в свои слова? — Зачем мне врать? Тхиен — мой дом. Там не устраивают пышных балов и не пишут книги по этикету, но прелесть Тхиена не в этом. — Хаук на секунду мысленно перенесся домой, словно ястребом пролетел над Сверой. Увидел массивную стену, выстеленный свежим сеном двор, распряженные пустые повозки, обычных людей и воинов, лошадей, ослов, собак, кошек, кур и старого дряхлого петуха, которого никто не хотел резать, потому что он стал частью этого места. Утро в замке начиналось на рассвете с криком: кук-карек-ку! Маленьким, Хаук любил подкармливать его зерном, а спустя пару месяцев конюший рассказал, что петух склевал камень, у него воспалился клюв и тот издох. Хаук нашел его в груде мусора у стены и похоронил в саду. Петух ведь был хорошей птицей, исправно исполнял свои обязанности, и заслужил немного уважения. — А в чем же? — вырвал его из задумчивости Ивон. — В гаремах? — В свободе от навязанных правил. — И в этом счастье? Правила нужны, они дают нам структуру поведения. — И хоть тот сам двигал губами, Хаук мог бы поспорить, что говорил он чужими, заученными словами. Повезло, что граф Полье прокричал имя Ивона и беседа прервалась, не хотелось тратить время, чтобы объяснить юному альфе то, что, возможно, никогда и не будет составлять его жизнь. Когда Ивон ушел, Хаук остался один в окружении полудюжины альф. Никто к нему не подходил, но и не забывал о его присутствии. — Вы ведь не купились на посулы герцога Юдо? — послышалось сбоку, и Хаук увидел маркиза. — Отчего вы решили, что он что-то мне предлагал? — Я знаю его. Он не отступит. — Даже потом? — Даже потом, — согласился маркиз. — Вам стоит вырастить глаза на макушке. — Они и так там, охраняют мою задницу. Маркиз рассмеялся, но как-то натянуто и ненатурально. Впервые Хаук видел маркиза настолько измученным и усталым. Но события последних дней и впрямь были излишне волнительными, тем более, совсем недавно в замок вернулся сын маркиза. Может быть все дело в нем? — Вы пойдете последним, Хаук, — деловито сообщил маркиз. — После представления многие захотят вас увлечь беседой, будьте вежливы, но холодны. Вино не пейте, король не любит этого. — Никакого вина? — Совсем. Тем более, некоторые альфы выводят соперников из строя, подкидывая в питье слабительное. Вы же не хотите оказаться в саду со спущенными бриджами, пачкая кусты? Увы, такие случаи нередки. — Это уже слишком. — Хаук даже не удивился, что подобное в ходу. — Все думают, что вы уже сговорены с герцогом и это к лучшему, но рисковать не стоит. Хаук коснулся рукой драгоценной броши у горла. — Зачем это? — Подарок омеге. Знак вашего согласия. Напомню, вдруг вы забыли, не сговоренный заранее альфа может отказать омеге, но в следующем году теряет это право, если остается без покровителя, и снова будет проходить через выбор. — Я отказать не могу? — А вы хотите? Хаук надавил подушечкой пальца на острый камень. Стать первым, кто отказал королю, возможно, до признаний Юдо хотелось рискнуть, но не после. Глупо противиться протянутой руке, после того как ему не удалось сбежать. — Нет, не хочу. — Хаук, не вздумайте сотворить что-нибудь несусветное. Это не сыграет вам на руку, — маркиз помедлил, но, не услышав возражений, решил продолжить: — Король выбирает первым, вы подниметесь к нему и встанете у трона. Сесть можно будет только на пол, но вы можете, при желании, стоять всю церемонию. Это не возбраняется. — Стоять меня устроит. — С королем будет его нынешний фаворит, прошу вас, не вступайте с ним в конфронтацию. Этикет не обязывает вас к беседе с ним. — Разве допустимо иметь двух фаворитов единовременно? Маркиз пробуравил его пристальным взглядом, стараясь разгадать все, даже потаенные, замыслы. — Король может иметь их сколько пожелает, и он решил пока не отказывать месье Ансельму в покровительстве, — в голосе маркиза прозвучал вызов. — То есть нас будет трое? Король, я и месье Ансельм, чудесно! — не без иронии ответил Хаук. Проклятый Бастиль и его ничтожные фавориты! Уж кто-кто был настоящей королевской подстилкой, так это Ансельм. — По-моему это идеально для вас, Хаук. Месье Ансельм будет делать то, на что вы категорически не согласны. Вы ведь не желали пристального внимания короля? Или что-то изменилось? — Нет, не желаю, — неохотно выдавил из себя Хаук. — Но я и не думал, что попаду в его личный гарем. — Месье Ансельм не такой как Антуан, послушный альфа из хорошей семьи. Он будет держаться за свое место до последнего, угождая королю во всем. — И не против видеть меня? — По меньшей мере, не будет нападать. Благосклонность короля в его интересах, поэтому вряд ли он выкажет себя как задира. — И как же мы будем размещаться в покоях? — Месье Ансельм спит в постели с королем, что же до вас, пока не знаю, как он решит. — Говорят, король сажает нелюбимых фаворитов на цепь? Это ждет и меня? — Хаук не боялся подобной перспективы, лишь бы от него не стали требовать изображать из себя покорность. — Я не читаю мысли короля, но хочу заметить, что после вашего ухода он был излишне зол, когда узнал про погибших стражников. У этих бет были семьи, жены, дети, а вы лишили их кормильцев в одночасье. — В поединке всегда есть проигравший. Мне искренне жаль их семьи, но я не раскаиваюсь в том, что попытался вернуть себе свободу. — Я этого и не ждал от вас, — устало произнес маркиз, а затем оглянулся по сторонам: — Никого не осталось… Идемте к графу Полье? Тот в одиночестве стоял у выхода, сосредоточенно дожидаясь, пока маркиз закончит беседу. — Граф Полье, это мой ученик Хаук, единственный сын принца Валентина Иосмерийского. Граф склонил голову и Хаук ему ответил. При каждом знакомстве ему говорили, как же он не похож на принца и сетовали на его горестную судьбу, но граф Полье оказался на удивление равнодушен к подобным вопросам. Даже излишне прагматичен. — Когда сказали, что его поручили вашим заботам маркиз, я, признаюсь, вам позавидовал, но теперь даже рад. Маркиз усмехнулся и кокетливо махнул рукой, словно получил самый лучший комплимент. — Хаук не столь свиреп, как можно подумать, судя по его внешности. — У него упрямый лоб и подбородок короля Вальгарда. Я видел вашего тхиенского отца на поле боя давным-давно, вы его молодое отражение, — внезапно заметил Полье Хауку. — А этот исполинский рост? Боюсь, все будут сражены вами наповал. В этих жилах явно течет огненная смесь вместо крови. Для придворных омег искушение даже помечтать о том, чтобы поиметь сына короля, впрочем, вам ли не знать… Правду говорят, что он не обрезан, Ваше Сиятельство? — обратился он уже к маркизу. — Обрезан? — Хаук уже не впервые слышал в свой адрес подобное, не совсем понимая, о чем идет речь? — Ваш член, — уточнил граф Полье. — В Тхиене редко обрезают детей, — равнодушно ответил маркиз. Хауку не понравилось, что вместе с упоминанием о его члене прозвучало слово «резать». — Вы говорите про оскопление? — Нет, — рассмеялся граф Полье. — Мы говорим о вашей крайней плоти. О ее переизбытке. — А что с ней? — Она в порядке, но при дворе принято, чтобы всех особей, имеющих член, обрезали во младенчестве. Позволяет лучше следить за гигиеной. — Хотите сказать, что и вас обрезали в детстве? — В этом нет ничего страшного, Хаук, — утешил его маркиз. — Варварство! У иосмерийцев какая-то нездоровая тяга к детородным органам. — О, поверьте, не только к ним, еще и к задницам, и ртам, — пошло пошутил граф Полье и расхохотался, но маркиз даже не улыбнулся. — Хаук, вы можете идти, прямо по коридору дверь в бальный зал. С вами будет Эдит, она снаружи, — приказал маркиз. — Удачи, Хаук, — чистосердечно пожелал граф Полье. — Она вам понадобится. Хаук в последний раз взглянул на маркиза и приготовился к пытке. Бал Дебютантов был для него как завершающая веха его относительно спокойной жизни в замке, пусть и под охраной, но в ограничении от остального двора. У него никогда не было жажды дорваться до распутных прелестей, которые ожидали всех представленных альф. Единственная цель, которую Хаук преследовал, вынести с достоинством короля и его ничтожного фаворита и не убить их обоих какой-нибудь особо безлунной ночью. Хаук не был идиотом и понимал, зачем нужен Ансельм. Бастиль будет удовлетворять свои потребности с ним, скорее всего, в его — Хаука — присутствии! Потому что из покоев короля ему путь заказан. Одна единственная дорога — объятия герцога Юдо. И маркиз явно ожидал от него какой-то сильной реакции в ответ, но Хаук чувствовал лишь брезгливость, думая обо всем этом. Эдит встретила его угрюмым взглядом. — Оставили на закуску? — Разве вас это не радует? — С чего вы взяли, Арнбранд, что я вообще о вас думаю? — Не думаете? Вы раните мое нежное сердце, — отшутился Хаук и Эдит расфыркалась в ответ, но быстро успокоилась, когда пришлось нога в ногу следовать по длинному коридору. Перед дверьми они оба остановились, и Эдит пихнула его в плечо. — Идите, Арнбранд! — И вы даже не поцелуете меня на удачу? — Король вас поцелует, — ответила она. — И не только. — Я хотел бы соврать, что буду по вам скучать, но не могу. — Значит, я выполнила свою работу. Хаук пожал плечами и отвернулся. Ему не терпелось войти, перед чем-то неприятным Хаук не любил оттягивать неизбежное. Это как прыжок со стены — делай или сдавайся! Хаук толкнул дверь и вошел в ярко освещенное помещение, где было по меньшей мере с десять сотен свечей. Играла музыка, кажется, арфа, но ненавязчиво и даже тоскливо. Неужели это оно? Бал Дебютантов. — Единственный сын принца Валентина Иосмерийского и ныне здравствующего короля Тхиена Вальгарда Рэнгвольда — Хаук, — прокричал глашатай. Но и без того все смотрели на него. Больше двух сотен присутствующих. Целое море движущихся лиц. И лишь в самом начале зала, на высоком постаменте, красуясь на троне сидел Бастиль в окружении своей свиты. Он был в массивной короне на светлых волосах и одеждах невиданной роскоши, словно средоточие всего великолепия двора – единственное украшение. У трона, умостившись на пятках и немного привалившись к ноге короля, восседал Ансельм в таком же, как и у Хаука, бархатном голубом наряде. Отовсюду долетал назойливый шепот: тхиенец, Вальгард, Юдо, варвар, пошло, выбор, Валентин, задница, король, фаворит, дикарь, муж и так по кругу несколько раз, пока Хаук не перестал это замечать.  Требовалось выразить королю свое почтение и Хаук взошел на возвышение. — Дорогой кузен! — приветствовал его Бастиль после традиционного глубокого поклона, а затем протянул вперед руку, украшенную кольцом с королевским гербом. — Мы уверены, что вы особенно желаете поцеловать символ нашего королевства и выразить таким образом свое почтение двору. Хаук поднял взор от пола и столкнулся взглядом с его холодными синими глазами. Это был приказ, а не предложение. Условие. Не выполнить невозможно и Бастиль это знал. Хаук протянул руку и взял его ладонь в свою. Отчего тот едва не отдернулся, но, к счастью, вовремя сдержался. Только по его сурово поджатым губам можно было прочитать злость. Прямое прикосновение явно не входило в его планы. — Вы читаете мои мысли, Ваше Величество, — подтвердил с наносной покорностью Хаук, склоняясь над кольцом и едва касаясь губами герба. Его кожа была мягкой и нежной, но при этом холодной и неподатливой. Король убрал руку тут же как пожелание было исполнено. — Надеюсь, не только мысли, но и ваше сердце? — губы Бастиля дрогнули в фальшивой полуулыбке и Хаук понял, что он флиртует. Показывает двору свое дружеское расположение к чужаку.  Присутствующие едва сдерживались от желания придвинуться ближе и услышать каждый вздох и шепот короля. — Без сомнений, Ваше Величество. Хаук посмотрел на Ансельма и увидел, что у того дрожит верхняя губа как у пса, который собирается зарычать. Их взгляды соединились, и Хаук не отвел глаз, пока Ансельм не отвернулся, и Бастиль, к несчастью, это заметил. Подхватил фаворита за подбородок и нагнулся, одаривая демонстративным поцелуем. Они хорошо смотрелись вместе, похожие по росту и фигуре в отличие от Хаука. Ансельм от ласки едва не зацвел, поэтому король сказал: — У нас хорошие новости, милый Ансельм, сегодняшний наш выбор никак не повлияет на ваше положение. Мы не будем отказывать вам в покровительстве. — О, боги! — воскликнул тот. — Мой король… Это огромная честь для меня. Которую я буду выполнять с огромным удовольствием. Бастиль посмотрел на Хаука, который не удержался от удивления картинным спектаклем и вскинул брови вверх. Ансельм не играл, на самом деле радуясь так, что готов был приспустить в штаны, а вот Бастиль… Тот точно понимал какого результата достигнет, озвучивая эту новость на балу. Бедный Ансельм едва не трусился, после недавних переживаний о скоротечной отставке. Публика была вне себя от представления, бурля обсуждениями о решении Бастиля взять двух фаворитов. Многим было интересно, почему Ансельма не отправили восвояси, неужели король так привязался к нему? И что это может значить? Кем же будет официальный королевский фаворит? Бастиль отпустил Хаука равнодушным взмахом руки. И его утянул в толпу Жуль, хватая за руки и сжимая пальцы своими слабенькими ладонями. — Это фурор! — восхитился он. — Два фаворита! Теперь-то король точно забеременеет. Это будет удачный год. — Вряд ли, — послышался знакомый голос из-за спины Жуля и Хаук увидел Оливье. — Король уже нашел альфу для постели, теперь ему нужен кто-то, кто будет в это время сидеть на цепи. Для Оливье не было загадкой, кто, скорее всего, станет новой игрушкой короля. — Лучше сидеть на цепи, чем выступать осеменителем. — Хотите, чтобы в вас разглядели душу? Жуль нахмурился. — Не понимаю, о чем вы. — Ни о чем, — раздраженно отмахнулся Оливье. — Сир Валентин уже подходил к тебе? — Н-нет… — Мне помнится, у него был такой же большой клюв, как у маркиза Орно. Яблочко от яблоньки. Хаук не узнавал Оливье, но, когда тот взялся за третий бокал, понял, что альфа сильно пьян. Жуль расстроился и весь как-то сжался, но не от слов Оливье, а от того, что Валентин все еще не подошел к нему. — А где Ивон, Жуль? Жуль указал на небольшую группу, разместившуюся недалеко от входа. Ивон разговаривал с каким-то представительным омегой в белом кителе лет сорока. — Герцог Бланшар сговорил его с сыном своего старого друга графа Фуко. — А что Жерар? — У него не было предварительных предложений. — Ясно. Всех симпатичных уже разобрали, — усмехнулся Хаук. — А я? Я симпатичный? — наивно поинтересовался Жуль. — Будто вы не знаете? — Мне всегда, казалось, альфа должен быть более чем симпатичным. — Не в восемнадцать. Вы пока похожи на подросшего жеребенка, но скоро станете отличным скакуном. — Как вы? — Разве Арнбранд похож на коня, а не на собаку? — встрял Оливье, взмахнув бокалом. — У него такие жалобные глаза, но он может укусить в любую минуту, как неблагодарная псина. Уже и до Жуля дошло, что Оливье неприлично пьян. — Ох, Олли, давай я выведу тебя в сад, — попросил он. — Подышишь воздухом. — Зачем? — Составишь мне компанию, пока я жду сира Валентина. Жуль прильнул к нему и обнял за талию. — Простите нас, Хаук… — и они пошли к приоткрытым дверям.