Цугцванг. Два королевства

*** Хаук наблюдал за толпой. На удивление, на балу который посвящался выбору альфы, присутствовало довольно много бет. Женщины в роскошных платьях, украшенных настоящими драгоценными камнями, женщины-воины, мужчины в официальных костюмах либо же парадных доспехах и даже чинные священнослужители в традиционных одеяниях. Про отца Бодуена и так ходили слухи, о том, что он ищет любовника, но помимо него Хаук насчитал еще как минимум пять белых балахонов. Белый — цвет слуг Дарующего. С юных лет по указке короля Вальгарда, который особенно чтил богов, Хаук молился Отцу-Альфе — Исполину, и теперь, глядя насколько превознесен культ Дарующего при здешнем дворе, испытывал некоторую брезгливость. Иосмерийцы сделали все, чтобы обесценить статус омеги, как родителя и хранителя очага, но все равно обращались Дарующему во славу старых добрых традиций. Двуличие во всем. Хаук постоянно ловил буквально в паре шагов от себя сплетников, которые обсуждали его же в довольно скабрезных тонах, не стесняясь быть услышанными. Судачили в основном о том, как вообще герцог даст такой крупной туше как тхиенец, взобраться на себя? Но сходились во мнении, что ради зачатия можно «пожертвовать собой». Ведь герцогу, как и королю, давно следовало уже обзавестись наследниками. Пусть взгляды, которыми награждали Хаука, говорили о том, что мало кто испугался бы его «туши» на себе. О короле Бастиле придворные омеги говорили сдержанно и с оттенком восхищения, никто не смел в его адрес произносить то же, что и Юдо. И Хаук не мог объяснить, откуда взялось это сдержанное почитание, ведь по описаниям герцога король уделял время лишь себе и, по сути, двор должен его ненавидеть и презирать, но ничего подобного не было. Он являлся их Солнцем. И они легко прощали ему минутные прихоти. Кто-то тронул его за плечо и Хаук обернулся. Это была Наннет Бижон. — Вот мы и встретились снова, Арнбранд, — усмехнулась она. — Рада видеть, что все части вашего тела находятся на местах. Голодные волки помиловали вас? — Вашими мольбами, мадам. Хаук удивился ее наряду, впервые увидев женщину в облегающем удлиненном камзоле, отягощенном пышными аксельбантами и вышивкой золотой нитью. Она перехватила его взгляд, направленный на узкий вырез у ее горла. На ней явно был корсет, поскольку ложбинка меж тяжелых грудей выглядела неестественно манящей. — Вы так смотрите, что я уже начинаю сомневаться в вашем желании окучить герцога Юдо, — пошутила она, но в глазах не было и тени смеха. — Я бы извинилась за то, что хотела насильно взять вас, но и вы сами не сильно были против. — Хотите отпущения грехов? — Разве я раскаиваюсь? — парировала Наннет. — Вы были моим трофеем. — И много же трофеев прошло через вашу постель? — Неприлично спрашивать женщину о количестве партнеров. — Хаук и без ответа понял, что их было немало. — Да и не вам меня судить, Арнбранд, с вашими тхиенскими принципами. — И омеги не против, что вы крадете у них альф? — ушел от опостылевшей темы Хаук. Каждый раз, когда речь заходила о Тхиене, ему приходилось выслушивать много неприятного для себя. — Омеги? — Наннет взглянула в сторону короля. — Некоторые из них не имеют сомнений в собственной привлекательности. Остальные же играют в очень глупую игру… И им не до нас. — Игру? — А как это еще назвать? Мало кто из омег признается вслух, что дает покрыть себя не с целью продолжения рода. Но за закрытыми дверьми случается много интересного и необъяснимого. И что самое забавное во всем этом спектакле, желание омег с возрастом становится только ненасытнее, а у альф наоборот — озабоченность единственной целью близости сходит на нет. Я бы даже сказала, что более взрослые альфы ведут себя мудрее некоторых потрепанных жизнью омег и не так охотно подставляют зад, как это бывало в юности. Для этих целей и создан бал Дебютантов… свежая кровь, способная удовлетворить все возрастающее желание. — Альфы получают опыт, омеги — удовольствие? — Верно, — кивнула Наннет. — В отличие от бет, вы нуждаетесь друг в друге больше, чем готовы признать. — Я никогда не отрицал притяжение, существующее между альфами и омегами. — Но вас тянет к бетам, Арнбранд, потому что вы считаете нас безопасными для себя. Хауку понравилось, что она не глупа. — А как же вы? Что влечет вас во мне, мадам? — Разве вы не догадались? — Она немного подалась вперед и стрельнула взглядом снизу вверх, так что Хаука невольно обдало жаром. — Я люблю силу. Люблю брать, не спрашивая разрешения. — Наннет положила руку на его предплечье и сжала пальцы. — Как только обрюхатите своего будущего супруга, приходите, я буду рада видеть вас. — И вы не боитесь ревности герцога? — Герцог ревнует лишь одного человека, — небрежно ответила Наннет, так, словно тема разговора была ей крайне неинтересна. — Оливье? — Хаук вспомнил, как Юдо защитил своего любовника после поражения в спарринге. Укрыл собой. Но Наннет лишь рассмеялась в ответ. — Нет. Куда там… Он ревнует короля. Они стараются не сталкиваться нигде, кроме публичных мероприятий, но я видела их и в более интимной обстановке. У герцога нездоровая одержимость королем, так, словно он хочет вырвать его сердце, запечь живым и съесть на блюде. Любовь легко может стать ненавистью, но это не значит, что она умерла. Хаук на секунду задумался. Ему казалось, что Бастиль должен ненавидеть Юдо за все пережитое, но если это не так? Если оба любят? Взгляд переместился с прохода на постамент, где сидел Бастиль и с руки кормил виноградом Ансельма. Фаворит играл с ним, покусывая кончики пальцев, и Бастиль расслабленно улыбался ему. Совсем не так он отреагировал, когда Хаук коснулся его ладони. Разозлился и глядел, словно хотел оттолкнуть. Что же будет, когда король выберет его, и они обязаны будут удалиться в спальню? — Смотрите, маркиз Орно со своим учеником, — указала Наннет и Хаук повернулся ко входу. С маркизом в залу вошел Антуан, а затем они в крайние сроки растворились в толпе. — Симпатичная мордашка у этого Антуана, думаю, если схватить его за яйца и крепко сжать их, то он захныкает как ребенок. Уверена, даже слезы у него выходят красиво — настоящий фаворит. — Возьмете его на содержание? Говорят, у Антуана совсем нет предложений, — без тени ревности поинтересовался Хаук, но Наннет рассмеялась. — Нет уж, подожду вас… — Не хочу вас разочаровать в итоге. Тем более, я не столь покорен. Наннет взяла его за руку. При дворе все друг друга касались — это не было чем-то порицаемым, но Хауку все равно стало несколько неловко. — Давайте сбежим в сад? — шепнула она. — Весь двор судачит о нашей связи, а я не люблю, когда сплетни беспочвенны. Вы же тоже хотите меня, Арнбранд? — Вы не знаете, кому переходите дорогу, — предупредил ее Хаук, но Наннет не восприняла его слова всерьез. — Я мог бы легко отомстить вам за пленение таким образом, но не буду. — Еще раз повторюсь, я не боюсь герцога Юдо. Разве… — она медленно убрала свою руку. — Вы не будете принадлежать герцогу, я правильно вас поняла? Вы на это намекаете? Наннет приложила пальцы ко рту и сделала шаг назад. Хаук понял, что она догадалась обо всем. Кто мог бы быть могущественнее Юдо? — Если вы причините ему боль, хотя бы царапину на нем сделаете. Я сама вас выпотрошу, — холодно отрезала она. Но тихо, так чтобы их не подслушали. — Достану из-под земли и убью. Вы ведь это понимаете? — Даже так, мадам Бижон? И вы больше не хотите, чтобы я сопровождал вас в сад? — усмехнулся Хаук. — Не ерничайте, Арнбранд. Вы знаете, что значит король для меня. — Как и для любого другого в этом зале. — Когда-то давно я была личной охранницей короля. Следовала за ним словно тень, я знаю его как никто другой в этом зале, да и во всем королевстве. И готова жизнь свою отдать за него. Это другое. — И вы не осуждаете его распутство и праздный образ жизни? Наннет наградила его красноречивым взглядом. — С чего вы взяли, что он проводит свои дни в неге? Наслушались сплетен? Кто, по-вашему, занимается государственными делами? Совет? Это сборище выживших из ума благородных стариков, с герцогом во главе? Кто-нибудь говорил вам, что король убил фаворита, который хотел взять его насильно? У него не было в руках меча или телохранительниц в распоряжении, мы не присутствуем во время… его близости с фаворитами. — И как же он провернул подобный номер? — Король пользуется услугами охраны, но и сам может защитить себя. Он не беспомощный омега, тонущий в шелках. — И вы говорите это мне? Чтобы я держал ухо востро? — Я говорю это вам, потому что надеюсь на ваше благоразумие. — Король — мой кузен. Как я смогу причинить боль собственному брату? — язвительно спросил Хаук, но Наннет не обратила внимания на тон. — Хорошо, если вы будете помнить об этом. — Казалось, она хочет уйти, но что-то останавливает ее. — Я знаю, что король излишне жесток к тем, кто не пользуется его доверием, но поверьте, если вы на самом деле захотите служить ему… — Стать предателем и уронить свое достоинство? Увольте. Я не собираюсь вести себя как его бывшие фавориты, и даже буду искренне рад, если меня избавят от выходов в свет. — Но это невозможно. — Увы, я это понимаю. Наннет скорбно поджала губы. — Удачи вам, Арнбранд, она вам понадобится. — Как сказал маркиз, это место, которое мечтают занять все половозрелые альфы королевства. — Но не вы? — Но не я… — Что же, у вас будет под рукой месье Ансельм, чтобы отдохнуть от любви короля? — усмехнулась она. — Кстати, как вам он? — Я должен составить мнение? — Вы же не слепой. — Я понимаю, что он нужен будет нам, чтобы не перебить друг друга, — признал Хаук, но данный факт все равно не освобождал от раздражения, которое он испытывал, глядя на Ансельма рядом с королем. Их телячьи нежности выбивали из колеи. Даже злили. Наннет рассмеялась. — В душе вы собственник, Арнбранд, верно? — Верно, но король не мой омега, он принадлежит понемногу всем, а я лишь его пленник, облаченный в костюм фаворита. — Я сначала не обратила внимания, но у вас с Ансельмом костюмы пошиты из одинаковой ткани. Вы оба заиграете у трона… Хаук тоже заметил, что их обрядили как лакеев в похожие наряды. Полнейшая безвкусица. — Хаук! — послышался оклик из толпы. Это был маркиз. — Хаук, идите сюда! — Вас зовут? — Наннет посмотрела ему за спину. — Верно. — Ну, тогда бегите, Арнбранд, была рада вас видеть. Не падайте духом, то, что выпало на вашу долю не столь ужасно, как может показаться. — Хаук! Идите сюда! Хаук поклонился и пошел на зов маркиза, чувствуя себя донельзя вымотанным этим днем. Раньше ему никогда не приходилось вести столько бесед с разными людьми, а ведь бал еще даже не начался толком. Каково же это жить при дворе, день за днем общаясь ни о чем? Кто с кем спал? Кто что кому сказал? Это утомляло сверх меры, как и вечная проблема в плане доступных тем для разговора. Маркиз стоял в компании какого-то незнакомого омеги — статного, высокого и чрезвычайно молодого. У него было приятное лицо, несмотря на крупный нос и близко посаженные глаза и Хаук понял, что это не кто иной, как Валентин. Сын маркиза. — Хаук, я хочу представить вам своего сына. Валентин, это Хаук — единственный сын принца Валентина, твоего тезки, в честь которого ты был назван. Валентин осмотрел его с ног до головы, но без издевки. — Вы и в самом деле чрезвычайно высокий! — похвалил он, поприветствовав кивком. — Интересно в кого такие гены? Ваш тхиенский отец был высоким? — В полголовы ниже меня. — Уверен, в детстве вас дразнили за рост, — обаятельно улыбнулся Валентин, так, словно затевал флирт, и Хаук обескуражено взглянул на маркиза. Тот отвернулся в другую сторону, выглядывая кого-то, а затем тронул сына за локоть и показал, что уходит. — Мой брат жутко задирал меня. — О, понимаю, мой брат такой же. Они с отцом два сапога пара, любители подшутить. — Вашего брата уже выбрал какой-то омега? Он здесь? — поинтересовался Хаук. Будучи сыном маркиза Орно тот, скорее всего, уже составил блестящую по меркам двора партию. — Дайон не видит себя фаворитом, так и сказал отцам, что даже слышать не хочет об обучении и зачислении в ряды дебютантов. Решил попробовать себя в военном деле, благо есть хороший пример! Наш альфа-отец служит всю свою жизнь, и даже смог достичь определенных успехов. Браку его служба не помешала. — А разве так можно? — Почему нет? — удивился Валентин. — Не все сыновья родовитых семейств хотят сидеть в замке. Кому-то ведь и делами нужно заниматься. Я, правда, уже дважды отлынивал от выбора, но в этот раз отец взял надо мной верх. Нужно наконец-то мужа поискать, порадовать семью. Кстати, вы не видели моего альфу? Жуля из рода Оберон, младшего сына герцога? — Да, он вышел погулять в сад со своим братом Оливье. Я могу его позвать. — Давайте вместе прогуляемся? — предложил Валентин. Хаук думал настоять на своем, но быстро понял, что Оливье за прошедшие полчаса, скорее всего, уже пришел в относительную норму. А Жуль так хотел внимания Валентина, что не следовало им мешать найти друг друга. — Дадите руку? Хаук не понял и Валентин указал взглядом на свой согнутый локоть. Предлагал подержать его! Хаук едва не фыркнул, но вовремя сдержался. — Это так любезно с вашей стороны. — У вас подобное не принято? — немного растерялся Валентин. — Вы можете не брать руку… Хаук все же не сдержал смешок и подхватил омегу под локоток. — Только давайте не будем фланировать по залу, как два умирающих лебедя? — Согласен, — ответил Валентин, и они направились к двери в сад. Но Хаук не смог в нее выйти, стражники преградили ему путь. Они ничего не объясняли, просто оттеснили его внутрь, и Валентин только ошарашенно смотрел на них. — Почему его не пропускают? — уточнил омега у одного из них. — Приказ короля. Тхиенец остается в зале. Хаук понял, что они переживают из-за повторной попытки побега. Ему никто не доверял, да и он не собирался доказывать свою преданность. Но такое поведение стражи было по меньшей мере унизительным, достать мечи и попросту наступать на него, пока он не окажется внутри зала. Они даже не подумали ничего ему объяснить. — Идите, Валентин, я подожду вас тут. Найду себе компанию, — уверил он. — Я быстро, мы с Жулем вас отыщем, — горячо пообещал тот, награждая Хаука странным взглядом. Неужели Валентин симпатизировал не своему будущему альфе, а ему? Маркизу стоило бы привести сына в чувство. Но Хаук быстро забыл и про Валентина, и про Жуля, потому что на него с двумя бокалами в руках надвигался Антуан. И Хаук вспомнил о предостережении маркиза не принимать выпивку из чужих рук. — Вам ужасно идет голубое! — неискренне похвалил Антуан, хотя Хаук был с ним согласен, слово «ужасно» лучше всего описывало его внешний вид: ужасно высокий, ужасно одет, ужасно тхиенец, ужасно варвар и дикарь! Антуан же был чертовски хорош и даже радостен. — Готовитесь к выбору? — А вы разве не сердиты на меня? — прохладно поинтересовался Хаук. — Что было, то прошло… Возьмите бокал, я принес его специально для вас. — Спасибо, я не пью. Антуан ничуть не смутился отказу, но отставил бокал в сторону. — Учитывая какой омега вам достанется, я бы подналег на вино. Говорят, герцог любит пожестче, не в отношении себя, конечно, но все же… — Спасибо за вашу заботу. — Хаука уже начинало подташнивать от необходимости быть вежливым. Но его выручил подоспевший ко времени Валентин, вместе с Жулем. Последний выглядел немного пришибленно, так, словно вместо альфы его сопровождал личный страж. — Оливье в порядке? — уточнил Хаук. — Да, его забрали слуги герцога, — коротко ответил Жуль. — Заботитесь о бывшем фаворите своего будущего супруга? — сунул свой длинный нос Антуан. — Разве Оливье еще не в прошлом? — В прошлом находитесь вы, — обиделся Жуль за брата. — Герцог никогда не бросит Оливье. Он его любит. — И вы не возразите, Арнбранд? — Истинные симпатии герцога Юдо мне не известны. — Держите интригу до последнего, это похвально. Но глупо, все уже в курсе, что вы станете альфой рода Юдо, — посмаковал Антуан. — И меня это радует, наконец-то хоть кто-то укажет вам ваше место. — Герцог Юдо? — заинтересованно переспросил Валентин. — Разве вы уже сговорены, Хаук? — Нет, я не вхожу в список сговоренных альф. Антуан растерялся. — Но разве… — Антуан, как вы думаете, как отнесется к вашим словам мой брат? — поинтересовался Жуль. — А он о них точно узнает. — И что мне сделает Оливье? Не будет приветствовать на общих мероприятиях? Я никогда не искал его дружбы, да и не собираюсь искать. И если вы думаете, что я останусь в одиночестве на этом выборе, то хочу вас огорчить, меня сговорил духовник короля! И все, кто цедил обо мне гадости пожалеют о своих словах, когда поймут какую партию я составлю. Получше, чем некоторые… Валентин в ответ заливисто рассмеялся. — Отец Бодуен выбрал вас? А вы в курсе, что он заставляет своих фаворитов замаливать грехи каждого соития? А уж у него весьма солидный аппетит к интимной близости, так что молиться придется много… — Жуль симпатично покраснел на слова Валентина. Видимо, думая о том, как ему бы пришлось выполнять странные прихоти священнослужителя. Антуан открыл рот, но затем быстро захлопнул его. Хаук даже на секунду его пожалел, глаза у него были как у загнанной в ловушку лисы. И он явно знал на что идет, а что еще ему оставалось? — Ненавижу вас, — все же прошипел он, бросив в ноги свой бокал и привлекая внимание со стороны. — Горите в Бездне. Вы все! Развернувшись на пятках, он убежал в толпу, которая жадно проглотила его. *** Хаук не хотел быть пятым колесом в телеге, но Валентин вцепился в него, как клещ. Жуль тоскливо мялся, стоя в стороне и прислушиваясь к беседе. Валентин рассказывал о своей службе в подчинении маршала Ланжерона, правой рукой которого и был Жозеф — его отец. И Хаука охватила странная тоска по жизни, которую он вел в замке Гудреда, как будто это время могло бы повториться вновь. Но разве может постельная игрушка короля тяготеть к войне? Навряд ли. Хаук променял бы всю роскошь замка на теплый спальник где-нибудь в лесу под открытым небом. Но над его головой сияли не звезды, а десятки свечей, опадающих восковым дождем прямо на голову. В воздухе ощущалась сырость, сквозь аромат цветов, принесенных в залу специально, чтобы замаскировать все плохие запахи. И Хаук не понимал, чего ему хочется больше, чтобы церемония не начиналась или уже давно прошла, оставив за собой горький след. Чувство тревоги не покидало его ни на миг, заглушая все остальные эмоции. Словно жизнь его должна была разделиться на судьбоносное до и после — без возврата к старому. Глашатай начал зачитывать списки сговоренных альф и подкреплять их королевским одобрением, что означало начало церемонии выбора. И когда имя Хаука прозвучало в отношении герцога Юдо весь зал замер, ожидая подтверждения самой крупной свадьбы за последние пять лет. Хаук ощутил себя сдавленным в импровизированном тесном кругу из малознакомых придворных, которые пытались по лицу прочесть все его мысли. Они алкали получить хоть что-то, хотя бы крошку эмоции — радости или отвращения, но Хаук отрешенно стоял, глядя в противоположную от герцога сторону. — Хаук — альфа королевского рода, единственный сын принца Валентина и ныне здравствующего короля Тхиена Вальгарда Рэнгвольда будет участвовать в церемонии выбора, — громогласно сообщил глашатай, и возгласы удивления прокатились по залу. — Герцог Юдо может избрать на церемонии выбора любого альфу, не испрашивая более одобрения у его Величества короля Бастиля, кроме Хаука — вышеназванного альфы королевского рода, единственного сына принца Валентина Иосмерийского и короля Тхиена Вальгарда Рэнгвольда! Хаук все же посмотрел на Юдо, тот стоял гордо вздернув подбородок вверх и испепеляюще глядя на Бастиля. Их разделяло около сотни футов, но разве это могло стать помехой для неутихающей злобы или ненависти? Глашатай перечислил всех альф, которые кроме Хаука примут участие в выборе, что не особенно порадовало последних. И как только наступило относительное молчание, король встал и направился в зал, волоча за спиной свою кровавую мантию. Он обошел всех представленных к выбору альф, придерживая Хаука на закуску. Они целовали его перстень, кланялись и шептали какие-то банальности. Надежда на избрание не угасала, хотя, учитывая соперничество, была крайне шаткой. Все догадывались, что тхиенца не просто так освободили от притязаний герцога. И король, когда все-таки добрался к нему, не стал делать тайну из своего выбора. Хаук обернулся и понял, что остался один на один с Бастилем, Валентин с Жулем отступили в толпу любопытных лиц. Бросили его. — Мы хотим сделать вам подарок, дорогой кузен, как обещали… — Не успел король договорить, как ему поднесли на темно-зеленой бархатной подушке золотое украшение, инкрустированное красными рубинами. Ошейник догадался Хаук, Бастиль не забыл о своем обещании, как и о многом другом. — Знаю, что вы хотели, чтобы мы угостили вниманием другую часть вашего тела, но это еще успеется. Пока же мы хотим посадить на цепь любимую овчарку короля Вальгарда. Вы ведь простите нам эту маленькую шалость, кузен? Хаук едва мог вдохнуть, глядя на золотой ошейник. Бастиль смотрел на него снизу вверх, что уже было несколько нестандартно, и уговаривал сделать что? Подставить шею? Наклониться? Холодные серые глаза глядели на него без тени жалости, и Хаук понял, что его заставят подчиниться, так или иначе. Бастиль жаждет гарантий его послушания — провоцирует его. Из толпы вышел маркиз и встал за спиной короля — предатель. — Кузен? — поторопил король. — Мы ждем неприлично долго. Хаук всего секунду думал о том, чтобы отказать и бросить украшение ему в лицо. Но обеспокоенное лицо маркиза только мешало, окутывая его ненужными угрызениями совести. Что такое ошейник пред тем, что терпел его отец в тхиенском гареме? «Почему принц Валентин не умер в тот же миг, как член короля Вальгарда протаранил его? Почему терпел так долго? Почему хотел жить? А вы сдаетесь, как последний трус?» — сказал тогда маркиз. Нет чести в том, чтобы легко умереть. Жить, вот что на самом деле сложно. Мириться и терпеть. Гнуть свою линию несмотря ни что. И Хаук принял решение бороться, идти дальше. А затем встал на одно колено перед королем и оголил шею. — Я принимаю ваш дар, Ваше Величество. Бастиль был искренне удивлен его словам. Это читалось по его глазам, которые стали похожи на штормовое море. Он протянул руку и коснулся шеи Хаука, прошел пальцем по всей длине от подбородка до ключиц. Сердце Хаука гулко забилось в груди, глядя на него, а кровь прилила совсем не туда, куда бы следовало. Король взглянул на его брошь, а затем в лицо. — Наш дар в обмен на ваш, кузен? — Кадык Хаука нервно заходил туда-сюда, пока Бастиль надевал ошейник и застегивал его. И осторожные прикосновения, едва задевающие кожу, переносить было крайне сложно. Хаук все сильнее возбуждался, ощущая на себе его дыхание, улавливая тонкие оттенки эмоций на лице и дрожь в руках. Бастиль был не так уж спокоен, как хотел показать. — Ну вот и все, готово. Ошейник почти не давил, но сначала обжег холодом металла. — Моя брошь? — коротко переспросил Хаук. — Вы хотите ее, Ваше Величество? Подарить брошь означало принять выбор омеги. Согласиться. — Мы хотим не только брошь, кузен. Мы хотим вас в своей постели в качестве фаворита, — конкретизировал Бастиль. — Имеете ли вы возражения? Другой бы на его месте уже целовал был руки короля и согласно твердил: да-да-да! Но Хаук вместо этого встал, занимая доминирующую позицию в росте, а затем снял с груди брошь и медленно протянул ее королю. — Она ваша, — только и сказал он. Бастиль прищурился, так, словно был недоволен ответом — сухой реакцией. — И это все, что вы скажете, дорогой кузен? — Боюсь, я еще не осознал всех граней своего счастья, Ваше Величество, — не покривив душой, ответил он. И правда, граней было слишком много! Только вот счастья ли? Публика зароптала, едва смирившись с тем, что тхиенец будет фаворитом короля, так еще тот и не особо рад такому повороту событий. Бастиль не стал надевать брошь, пренебрежительно сунув ее куда-то в карман, развернулся и быстро пошел к постаменту. Ансельм обеспокоенно метался у трона, как брошенный на произвол судьбы щенок. Хаук не знал, что ему делать, но в мгновение ока подлетел маркиз и с огромной силой наступил каблуком ему на ногу. Явно желая отрезвить и причинить боль так, чтобы никто не увидел. Хаук сжал зубы, но даже не охнул. — Что вы устроили? Грани вашего счастья? Вы с ума сошли? — зашипел маркиз, а затем дернул его за руку. — Идемте, ваше место теперь рядом с королем! Быстро! И чтобы больше ни слова оскорбительного в его адрес! Хаук не стал оправдываться. Это не его вина, что королю не хватило его радости. Брал бы другого, если так уж требовались драматические заламывания рук и умалишенные возгласы. Дальше единственной задачей было стоять на постаменте за троном и наблюдать за церемонией, которая не переставала казаться глупым и давно устаревшим ритуалом. Ошейник пусть и не давил, но все равно ежесекундно напоминал о себе, так что хотелось сорвать этот знак принадлежности. Обзор с возвышения был лучше, чем из зала, а учитывая рост, Хаук практически парил над чужими головами. Оказалось, что серый и розовый альфа из зала ожидания были также не сговорены и представлены к выбору. Все происходило, как и с королем, только менее пафосно. Омеги шли по залу, флиртовали и общались с альфами, а затем просили отдать им брошь. Если альфа был согласен, то преподносил дар, если же нет — вежливо отказывал. Затем следовал танец между сговоренными парами, которых было с полдюжины. Хаук ни разу не видел настолько чудного представления. Омеги и альфы выстроились в два ряда друг против друга, а затем под музыку начали скакать навстречу, словно возомнили себя лошадьми. Партнеры чередовались, как в калейдоскопе, и Хаук находился в некотором замешательстве, ведь им с королем тоже нужно было закрыть бал танцем по предписанной этикетом традиции. Бастиль не обращал на него ровно никакого внимания, откинувшись в кресле. Из-за трона виднелось лишь плечо и его рука, зато сидящий у ног Ансельм был в полном обозрении, попеременно оглядываясь на Хаука. Вблизи стало заметно, что новый фаворит короля не уступает в красоте Антуану. У него оказалось миловидное личико, едва тронутое проблесками растительности над верхней губой и подбородке, большие карие глаза похожие цветом на тигровый камень, но самое необычное это его ресницы. Неприлично густые и длинные, как у женщин. Это была красота юности, от которой спустя пару лет могло и не остаться следа. Как в тонких чертах, так и в стати. С Хауком происходило примерно то же самое, когда ему было семнадцать. Рост делал его мужественнее, но безволосое лицо и отсутствие грубой силы в фигуре вызывали беззлобные подтрунивания отца и ядовитые Рига. Но у Хаука все равно не пробудилось сочувствие к Ансельму. О нет. Мелкая шлюшка вроде Ансельма, называющая себя альфой, вряд ли заслуживала сопереживания. — Хаук, — внезапно позвал Бастиль, даже не оборачиваясь. И обратился к нему по-другому, не «Арнбранд», как его с ноткой язвительности называли все, и не «кузен». По нареченному имени. — Не двигайтесь, просто слушайте. Хаук сделал вид, будто ничего не происходит, лишь немного отворачивал голову, когда говорил: — Да, Ваше Величество. — Герцог Юдо вряд ли смирится с утратой, поэтому, что бы он ни сделал, вы не должны подавать и виду, что не испытываете радости от назначения в фавориты. Мы берем вас из братской милости, но и вы должны поддержать нашу жертву. Ансельм навострил уши и даже немного взбодрился, впервые с тех пор, как Хаук взошел к трону. Радовался тому, что нагретое им место в постели будет короля неприкосновенно. — Я вас понял, Ваше Величество, и крайне благодарен, — ответил Хаук. — Нам не нужна ваша благодарность. Мы не стремимся к ней, как и к вам в нашей постели. Но вынуждены это стерпеть, поэтому приказываем лишь одно — слушайтесь нас беспрекословно. — И вы посадите меня на цепь? Рука короля конвульсивно сжала подлокотник, и Хаук понял, что разозлил его. — Вы устроили побег и убили стражников, мы в любом случае сурово накажем вас, — пообещал он. — Игры, которые вы позволили себе с маркизом, с нами не пройдут. Мы думали вы с достоинством примете то, что вас ждет. Ансельм едва успел спрятать улыбку за склоненной головой. Наивная искорка радости глупца. — Я не одна из ваших шлюх, Ваше Величество, и могу за себя постоять. Рука Бастиля сжимающая подлокотник расслабилась, словно с этими словами спало все нарастающее напряжение. Он подозвал охранниц, находящихся поодаль — Сибилла и Ализ встали рядом, лицом к Хауку, ожидая приказа. Бастиль не говорил, видимо, просто кивнул им, и  Хаука под шумок умыкнули с постамента за гобелен, и повели в заднюю комнату. Без лишних слов было понятно, что его накажут за непослушание. Бастиль, скорее всего, предвидел подобную ситуацию и уже отдал распоряжение. Но Хаук оторопел, когда понял, каким именно будет наказание. Сибилла стянула ему руки перед собой, а затем привязала их к странного вида крюку в стене над их головами. Вряд ли он предназначался для этих целей, но использовали его именно так. Ализ подошла сзади и схватилась за завязки бридж у паха, Хаук дернулся, отталкивая ее, но не тут-то было. — Стойте смирно, тхиенец, или я вас ударю, — недовольно пригрозила Сибилла. — Вы и так меня ударите! — огрызнулся он. — Как вы догадались? — не удержалась Ализ, стягивая бриджи вместе с бельем до бедер. Холод прокатился по открытой коже, лизнул пах и заставил член сморщиться. Если бы они были омегами, Хаук бы уже решил, что его будут насиловать. Но у них явно была другая цель, и когда увидел у Сибиллы розгу, то все понял. Они будут его пороть, как несмышленого ребенка за оскорбление короля. Хаук дернул руки к себе, но безуспешно. Этому унижению никогда не наступит конец! Да, он был груб с Бастилем, но не настолько же чтобы устраивать порку! — Король хочет, чтобы вы остаток вечера думали лишь о его ласках, — сказала Ализ, сунув ему в рот кусок кожи. — У вас же в Тхиене в почете боль? Кричать не стоит, только переполошите всех вокруг, и они узнают, что мы здесь делаем. Хаук еще раз дернул руки, еле-еле расшатав крюк, и глухо зарычал, как зверь в ловушке. Сибилла, которая должна была, по всей видимости, бить первая, рассмеялась и провела кончиком розги по его заду, вызывая мурашки и желание сжать половинки так крепко, что даже нитка не пролезет. — Грх! — дернулся в ее сторону Хаук, но Ализ ударила под колено, и ему пришлось повиснуть на руках. Предплечья тут же заломило от боли, но Хаук не издал ни звука. Не имело смысла, ведь они победили. Когда Риг на него нападал, Хаук тоже сопротивлялся, до последнего боролся, чтобы выиграть схватку. Иногда у него получалось сбросить брата и заставить пожалеть, а иногда и нет. Особенно когда Риг подкрадывался неожиданно. — Всего десять раз, — пообещала Сибилла, и не мешкая отвесила первый удар. Было неприятно, но не так чтобы адски больно. Розги не плеть, развлечение для детишек. Кожа в месте удара начала припекать, когда последовал второй, а за ним и третий. Сибилла не била в одно место, разделяя его тыл на равные участки. Никакой злобы или хаотичности, строгое следование приказу. Следующие пять раз била Ализ и делала она это заметно слабее, словно время веселья подходило к концу. Ей достались лишь крошки с праздничного стола, но она была не особенно против. Хаук понял, что общение с маркизом не приносило ему и сотой доли тех унижений, что предстояло с Бастилем. Когда они закончили с поркой, то подняли его на ноги, но не сразу стали натягивать белье. Ализ послала слугу за заживляющим мятным бальзамом, а когда его принесли, Сибилла осторожно намазала ему зад. — Вы усвоили урок, Арнбранд? — Хаук отвернулся, не желая отвечать на вопросы. Бальзам начал действовать, и горящую кожу захолодило. — Неужели вы обижены? После того как убили двоих стражников при побеге, покалечили троих, а один скончался уже после? Думаете, другие ничто перед вами? Тхиенский принц? — Я не принц, — возразил Хаук. Риг был принцем, а он лишь второй в очереди. — А ведете так, словно вы у себя дома. Хаук быстро понял, что они ему не благоволят. Когда Ализ развязала ему руки, Хаук еще минут десять тер следы на запястьях, прогоняя онемение. И лишь после смог зашнуровать бриджи. Боль послужила хорошим фактором для отрезвления от благородных мыслей о вечном. Хаук не желал говорить ни с королем, ни с кем другим, когда оказался у постамента и поднялся к трону. Впрочем, Бастиль и не пытался узнать, как все прошло.