Цугцванг. Два королевства

*** Под тяжелым днем Бастиль подразумевал сопровождение его на нескольких официальных мероприятиях, где он обязан был появиться со своим избранным фаворитом. Сначала пышный обед у герцога Бланшара, куда Хаук был вынужден обрядиться как придворный хлыщ, и следовать за королем, не отставая ни на шаг. Бастиль на него внимания не обращал, общаясь с придворными в своей любимой расслабленно-вольготной манере: благосклонно выслушивая комплименты и похвалу, принимая искреннее обожание или жадные поцелуи руки. Все хотели оторвать от Бастиля кусочек в виде улыбки, смеха, доброго слова, но затем, вскидывая взгляд, видели за его спиной угрюмого тхиенца и на минуту даже теряли дар речи. Бастиль не обращал на это внимания, лишь изредка отдавая Хауку приказ наполнить бокал. И однажды оговорился, назвав его «Сельми». Хаук заскрипел зубами так громко, что Бастиль даже обернулся к нему с полуулыбкой на губах, и стало понятно, что он сделал это нарочно. Легонько ужалил, чтобы Хаук не заскучал в ожидании. И королю было плевать, что слышать в свой адрес чужое имя — имя другого альфы, крайне оскорбительно. Поневоле Хаук понимал, почему фавориты Бастиля сходили по нему с ума. Почему весь двор сходил по нему с ума. От него веяло скрытой силой, мощной уверенностью в себе и безумной сексуальностью. Все, что Бастиль делал, производило впечатление: каждый шаг, каждый вдох, каждое слово. Когда он говорил, все замолкали, потому что это было важно — имело значение не из-за высокого королевского статуса, а потому что это были его слова. И Бастиль никогда не бросал их на ветер. Он был умен, и даже когда могло бы показаться, что король не участвует в беседе, слышал все до единого слова. И мог внезапно ответить так, что чаще всего повергал собеседника в смущение. Бастиль отлично разбирался в тонкостях военного дела, географии, экономике и даже аграрных темах. Любил, когда с ним говорили детально, но быстро раздражался, если понимал, что в разговоре льют воду. Для придворных вызвать его неодобрение было подобно изгнанию в Бездну. И Хаук искренне радовался, что его не втягивают в общение, иначе бы он попросту опростоволосился рядом с королем. У Бланшара им повстречался Ивон с его омегой — Леджером, старшим сыном графа Фуко. Они выглядели хорошо вместе, несмотря на разницу в возрасте, благодаря твердокаменной выдержке и рассудительности Ивона. Казалось, Ивон искренне доволен собственным положением, и в его взгляде на омегу Хаук заметил живой огонек. Подобный интерес у альф появлялся обыкновенно после близости. И зная, на что способны иосмерийские омеги в постели, Хаук уже не был столь твердо уверен в том, что фавориты терпели, занимая нижнюю позицию. Но себя в данной роли не видел и нисколько не кривил душой, когда говорил Бастилю, что это не для него. Липкие взгляды, которые скользили по нему во время трапезы, казалось, хотели проникнуть в самую душу Хаука и понять, успел ли король за эти два дня использовать тхиенца в подчиненной роли. Не будь рядом с ним Бастиль, Хаук был уверен, что они не постеснялись бы обсудить свои мысли вслух. После окончания пафосного обеда Хаук уже думал, что полностью расквитался с обязанностями фаворита, но Бастиль послал за Ансельмом, и втроем они направились к маршалу Ланжерону на прием, плавно перетекающий в ужин. Но это было даже интересно, потому что Эдит, упоминая о перехваченных донесениях из Тхиена, говорила про маршала. Да и все, что Хаук ранее слышал о Ланжероне, вызывало искренний интерес от должности правой руки, которую при маршале занимал Жозеф — муж маркиза Орно до службы в его подчинении Валентина и Дайона. Вряд ли Ланжерон был молод, как герцог Юдо, но в плане ратной славы даже более известен, как крайне умелый и хитрый военачальник. Ему никто не давал громких имен, но то, сколько лет Ланжерон провел на военной службе, вызывало невольное уважение. Как и в случае с герцогским обедом, стоило им войти, как все разговоры смолкли. Бастиля тут же буквально захлестнула толпа, желающая выразить королю свое почтение. И Хаук в ожидании невольно скосил взгляд на Ансельма, который буквально изнемогал от невозможности обвиться змеей вокруг Бастиля. Как ни досадно это было признавать, Ансельм не играл в любовь, находясь в подчинении у страстного чувства к королю. И если бы Бастиль сказал ему прыгнуть с башни, потому что так нужно — Ансельм прыгнул бы не задумываясь. Ланжерон развлекал публику перед ужином менестрелями, дорогим терпким вином и закусками из рыбы. Для Бастиля довольно быстро организовали подобие трона, потому что негоже королю стоять в ожидании. А вокруг него быстро разросся салон из угодников, которые буквально наперегонки исполняли любое его желание. Крайне нервируя Ансельма. Откуда-то сбоку появился Валентин, красуясь в парадном кителе, в сопровождении Жуля. Они встали на расстоянии друг от друга, словно двое малознакомых приятелей. — Хаук, — радостно воскликнул Валентин, оттягивая его в сторону. — Вас видно издалека. Хаук заметил некоторую надломленность в жестах Жуля, так словно тот отчаянно не знал куда себя деть. Все такой же неуверенный в себе ребенок, как и на балу. Хотелось его хоть немного приободрить, но вряд ли Хауку удалось бы изгнать печальное выражение из его глаз. Да и Жуль не смотрел на него, словно нарочно избегая взгляда и хмуря брови. — Жуль, как ваши дела? — ласково спросил Хаук, после обмена поклонами. — Прекрасно, — суховато ответил он. — Жуль, сходите за вином, — небрежно отослал его Валентин, а затем обратился к Хауку: — Я ждал вас на прогулке. Вы же не будете избегать меня теперь? — У короля были свои планы на меня. И нет, я не буду избегать вас. Как бы я мог? Валентин коснулся руки Хаука, словно хотел оставить свой отпечаток на его коже. Его глаза ласково засияли, и пусть он не был классически красив, врожденной привлекательности в нем было хоть отбавляй. Нежное лицо и гордая стать. Валентин был достаточно высок, чтобы смотреть Хауку в глаза не задирая голову, да и целовать его было бы более чем удобно. Но стоило подумать о поцелуях, и Хаук вспомнил, как близко находился Бастиль во время вчерашней беседы. Как буквально дразнил его своим дыханием, чувственными губами и острыми скулами. Как от него пахло… И Валентин, казалось, кожей ощутил перемену в его настроении. Жар, которым окатило Хаука. — Я долго думал, над тем, что вы сказали. По поводу доступности омег… моей настойчивости. Должен признать, военная служба меня испортила. Хочу чтобы вы знали, я могу не только завоевывать, но и отдаваться. Я не такой, как вы думаете. — Что вы имеете в виду? Не такой? — не понял Хаук, стараясь закрыть Валентина спиной от досужих глаз. А заодно и себя. — В казармах все происходит без придворного флера, но с омегами пробовать безопаснее всего. У меня ведь никогда не было фаворита, да я и не хотел ни с кем… до вас. Признания Валентина были несколько обескураживающими, но нужно ли удивляться этому после истории о его собственном отце и принце Камиле? Какой-то омега брал Валентина, и ему явно это нравилось, возможно, настолько, что захотелось поиграть с узлом. Хаук знал, что в нем нет слащавости или изысканности, но это никогда не мешало ему привлекать к себе желание. Инг буквально пожирал Хаука глазами, когда отец предложил им с Ригом выбрать омегу среди родовитых гаремных наложников, так и не ставших мужьями короля. Когда Хаук приблизился к нему, Инг взял его руку и сунул средний палец себе в рот. Обхватил губами и пососал. Это было крайне эротично, так что даже Риг замер взглядом на омеге. В ту ночь Хаук брал его раз пять подряд, заходясь от желания, но Ингу это понравилось. Ему вообще много чего нравилось… поэтому Хаук даже подрался с братом, не желая отдавать наложника на следующую ночь. Валентин смотрел на Хаука с той же страстью, что и Инг, выбрал его для себя. Но у него был Жуль, и Хаук не хотел, чтобы это отразилось на нем. Это ведь его первый омега и если тот будет груб или равнодушен, то может причинить своему юному альфе много боли. — Как вы обходитесь с Жулем? — не сдержался Хаук от вопроса. — Вы близки с ним? Валентин удивился, как будто уже и позабыл про него. — Малыш крайне застенчив, поэтому я решил повременить, тем более вскоре… Возможно, он мне и не понадобится. Неужели, вы ревнуете, Хаук? Думаете, я смог бы так грубо использовать его? — Не думаю, — ответил Хаук. — Мне вообще кажется, маркизу не стоило его выбирать. Разве вы подходите друг другу? — Совсем не подходим, но у него свое виденье. Вот мой альфа-отец совсем не был кротким, скорее наоборот, более похожим на вас, Хаук. Почему-то так и думалось, что вояка Жозеф совсем не серенадами завоевывал сердце самоуверенного маркиза. — Не обижайте Жуля, даже если решите отвергнуть, — попросил Хаук, обеляя совесть. — О, нет, я бы не стал, — ответил Валентин и тут же сменил тему: — Завтра вы придете во двор? Я хочу провести с вами время. — К сожалению, я не владею собой. Решает король. Валентин бросил осторожный взгляд в сторону Бастиля. — Если вы согласитесь, мы сможем урвать несколько минут сегодня. Думаю, король и не заметит вашего отсутствия, — загорелся Валентин. — Буквально десять минут наедине. — Это рискованно. Стоит ли? Было странно играть в любовь с сыном маркиза, тем более, Хаук никогда в своей жизни ни с кем не играл. Но перед глазами был достойный учитель — Бастиль. — Плевать, если вы этого тоже хотите. Хотите, Хаук? — Валентин смотрел из-под ресниц, флиртуя, как настоящий гаремный наложник. Омега знал, что ему нужно — желал его. И Хаук видел по его глазам, что он готов на все. После пары вязок Валентин и вовсе забудет о здравом смысле, но прямо попросить о помощи невозможно, стоило бы продумать, как лучше всего использовать ситуацию. — Хаук! — послышался раздраженный голос Бастиля, наблюдающего за их уединенной беседой со стороны. — Нам стоит и вне спальни привязывать вас? С кем вы беседуете? Валентин вышел из тени и еще раз поклонился. — Мой король… Прошу прощения, это я заговорил Хаука. Бастиль недоуменно оглядел их, но уже через секунду расплылся в опасной улыбке. Только в отличие от Валентина Хаук знал, что она не настоящая. Это была улыбка, таившая за собой недобрые мысли. И если Бастиль уже обсуждал с маркизом возможность союза, то неминуемо догадывался, что Валентин не просто так вчера его похитил на тет-а-тет. Только вот, хотел ли он делиться неугодным фаворитом? Хаук предполагал, что нет. — А где же ваш спутник, сир Валентин? — ласково спросил король. — Неужели милый Жуль потерялся? Вы должны лучше заботиться о «своем» альфе. Бастиль так сильно выделил это слово, что даже Ансельм занервничал. Почти сразу из толпы появился маркиз Орно и, извинившись перед королем, забрал сына. — Мы крайне вами недовольны, Хаук, — произнес Бастиль, как только Хаук встал у импровизированного трона. — Поэтому лишаем вас прогулок. А если вы хотя бы шаг сделаете в сторону сегодня, то и ваших тренировок тоже. — Могу ли я спросить? За что меня наказывают, Ваше Величество? — Вы знаете. — Даже не догадываюсь. — Пока вы носите ошейник, вы принадлежите нам. — А знаете, в каких случаях в Тхиене говорят, что альфа принадлежит омеге, Ваше Величество? — Хаук знал, что его, скорее всего, выпорют за этот вопрос, но не смог отказать себе в удовольствии. Бастиль скривил уголок рта, и, казалось, не ответит, но любопытство все же взяло свое: — В каких же? — Когда альфа вяжет омегу. Находится так глубоко в его теле, что практически становится одним целым и уже не владеет собой. Его зрачки буквально взорвались, за секунду затопив радужку, но Бастиль безупречно владел собой, контролируя каждый мускул в своем теле. Застыл на месте не шевелясь, даже не дыша. И Ансельм, который слышал весь разговор, испуганно округлил глаза. — Но если у вас момент обладания зовется так, то выходит мы можем заявить права и иначе, — ответил Бастиль. — В более древнем, первобытном смысле. — В древности брал тот, кто сильнее. — Думаете, вы сильнее нас? Спешу напомнить, что Шарль разбил вашу защиту в пух и прах. Выходит, зря мы вас спасали? Вашей дерзкой бравады хватило бы, чтобы отбить его нападки своим длинным тхиенским языком. — Это глупый разговор! — внезапно выпалил Ансельм. — Арнбранд говорит чушь! Мой король, не слушайте, умоляю… Бастиль опустил взгляд на фаворита, сидящего в ногах, и погладил его по щеке. — Верно, Сельми… Хаук, скажите Сибилле, чтобы отвела вас в покои. Продолжим беседу, когда это будет уместно. — Будете пороть? — не сдержался Хаук. Бастиль даже не взглянул на него. — Мы будем делать все, что сочтем нужным. Мы думаем, розги слишком нежное средство для вас. Вы ведь альфа, а альфы не любят полумеры… Вы еще здесь? — Король повернул к нему лицо. — Передайте Сибилле, что нам нужна будет плеть. И Хаук понял, что Бастиль не просто зол — он в ярости.