Цугцванг. Два королевства

*** Ланжерон — а это был именно он — Хаук понял это по кителю с наградными знаками, как у герцога Юдо, подошел как раз в разгар перепалки. Крупный, седовласый и полный недюжинного задора, который бил ключом. — Ох, неужели этот высокий брюнет сын принца Валентина?! — Бастиль только коротко кивнул в ответ. И Ланжерон подобрался ближе к Хауку. — И впрямь, глаза его… У вас был чудесный отец, юноша. Хаук стоял молча, опасаясь взрыва со стороны короля, по виду напоминавшего грозовое облако. — Хаук, побеседуйте с маршалом перед уходом, — милостиво разрешил он, а затем обратил все свое внимание на Ансельма. — Верно, — поддержал Ланжерон. — Уважьте старика. Если я правильно понимаю, вы фаворит Его Величества? — Хаук кивнул, и тот добавил: — Счастливчик! Неужто вы прогневили нашего любезного короля, я таким хмурым его давно не видел! Хаук сходу понял, что Ланжерон не прост. Да и странно, если бы это было так. Глубоко посаженные голубые, как небо, глаза смотрели прямо в душу. — О чем бы вы желали побеседовать? — вежливо спросил Хаук, когда они остановились в отдалении от «трона», но не выходя из поля зрения. — О кланах. — Простите? — Хаук почувствовал опасность, но Ланжерон продолжил изображать из себя этакого добродушного дядюшку. Хорошая маскировка, но не жизнеспособная. — Я хотел бы побеседовать с вами о тхиенских кланах. О Тхиене — вашей родине. Хаук скрестил руки на груди в защитном жесте. — И вы думаете, что я вот так просто дам вам эту информацию? — Это ведь обыкновенные сплетни, юноша. Кто у кого овцу украл, а кто кому-то за это дом поджег. Всего-то делов! — Нет, я не буду рассказывать о распрях тхиенских кланов. Думаете, король не предлагал мне мешок золота за предательство? Хаук заметил, что, несмотря на многолюдность приема, окружающие держали дистанцию. В самом дальнем углу можно было заметить Валентина, припертого к стене маркизом Орно, видимо, слова короля послужили хорошим пинком не только для сына, но и для отца. — Но вы не такой? — хитро прищурился Ланжерон. — Нет. — Ну что же, досадно. Может, тогда расскажете о Петтере Ойстейне? — Если я не стал говорить о клановых войнах, то почему расскажу про него? — Хаук перевел взгляд на Ланжерона, давая понять, что сделан из другого теста. Нет, значит, нет. — Вы явно в курсе о том, что за заварушка началась в Тхиене. Думаете, ваш цепкий братец удержит трон? — А разве мой отец уже в могиле? — Одной ногой, второй двери подпирает, — пошутил Ланжерон, но Хаук не улыбнулся. — Не смешно? Мне не жаль Вальгарда Рэнгвольда, как жил, так и подохнет. Мой старший сын — Аим — омега, попал в плен четыре года назад, и чувствую, он до сих пор жив. Я бы поддержал не только Петтера Ойстейна, а и самого главного обитателя Бездны, если бы мне позволили разобрать королевский гарем по камням. Может быть, вы слышали его имя? Изнутри словно продрало. Хаук хотел что-то сказать, но не мог. Ланжерон же не отрывал взгляда, хватаясь за каждую соломинку. — Вы знаете моего сына! — твердо отчеканил он. — Скажите, как он? — Аим погиб через год после пленения. — Как? — бесстрастно спросил Ланжерон. — Бросился из окна. — Хаук не хотел рассказывать Ланжерону о гаремах. Тем более Аим был одним из мужей Рига. Тот иосмерийцев особенно любил, и не только как постельные игрушки. Истязал их нещадно, даже в тягости. У него было трое мужей-пленников и все они покончили с собой. Линдр и Михель вскрыли себе вены, а Аим бросился из окна, будучи на седьмом месяце беременности. Лекарь вырезал плод из живота наживую, но младенец умер еще в утробе. Риг тогда весь перемазанный в крови полдня ходил по замку, словно не верил, что Аим нашел способ от него сбежать. — Подробностей вы не расскажете? — Ланжерон воспринял новости с достоинством, не демонстрируя своей боли. Но Хаук видел, что у него дрожат губы. — Вам достаточно знать, что он был мужем Рига. — Этого тхиенского ублюдка? Наследника Вальгарда? — Ланжерон говорил прямо, как думал. — Петтер Ойстейн тоже тхиенец, если вы не забыли, — напомнил Хаук. Это было странно, но маршал ему понравился. Вызвал симпатию. И не только из-за сына, чья судьба была созвучна с судьбой его отца. В Ланжероне не было франтоватости герцога, и ясно чувствовалась скрытая сила. Пожилой, видавший виды омега, который прошел не через одну схватку, умудряясь трезво мыслить. — Как и вы? Считаете себя больше тхиенцем, чем иосмерийцем? — Верно. Ланжерон подозвал жестом слугу и взял бокал. — В каких боях вы были? — поинтересовался он. — Дважды на осаде Ардо, в Жуидоне и защищал Хиобех. — Безопасный вопрос в отличие от всех остальных. — Меня взяли в плен в горах Каскаузе, когда мы отслеживали караван с провизией, который должен был пройти через перевал. — Мародерствовали? — Выполняли приказ. — Кто вас учил? — Гудред Адельстайн. Ланжерон нахмурился, уставившись в бокал. — Почему он? — Вы хорошо знаете благородных тхиенцев? — Поверьте, по имени я знаю многих, в том числе вашего отца — короля, с которым имел несчастье пересекаться лично. — Скажете, что я похож на него? Ланжерон пожал плечами. — Нет, не скажу. Внешность обманчива, что же до остального. Разве вы брали в гареме пленных омег? — Не брал. — Выходит, не похожи. Да и я был уверен, что вы так скажете из-за вашего отца принца Валентина. — И вы не ненавидите тхиенцев? — удивился Хаук. — Выражусь так, я не люблю мерзавцев. Но насчет вас еще не определился. По обе стороны хватает ублюдков, главное, за собой видеть промахи и хорошенько их подчищать. Орно! — воскликнул Ланжерон, завидев маркиза, и Хаук обернулся. — Маршал Ланжерон, мне кажется, вас искал барон Онти… — Онти? Наверное, будет рассказывать об охоте на кабанов, старый лис. Уже давно меня тащит. Хотя и без этого дел невпроворот. Если бы не Жозеф, я бы не смог сопровождать Валентина на бал. — Вам бы следовало самому подыскать себе фаворита, я могу предложить пару кандидатур. Юных обученных альф? — Ненавижу дворцовые расшаркивания и эти глупые игрища. Уж лучше по-военному, — ответил он. Что именно подразумевало собой «военная любовь» Хаук не знал. В Тхиене это были пустые омеги, но разве будут омежьи отряды таскать за собой альфу? Выходит, спали друг с другом? И Ланжерон имеет любовника омегу? Кого-то вроде Валентина? Казалось, маркиз испытывал некоторый дискомфорт во время беседы, поэтому вскоре извинившись перед маршалом, умыкнул Хаука в сторону. На щеках маркиза горело два гневных пятна, скорее всего, после беседы с сыном, но Хауку было его не жаль. Маркиз соврал ему, плутовал, как и предупреждал Юдо, преследуя собственные цели. Хауку казалось, что над ним посмеялись — глупый, глупый тхиенский мальчик Хаук, который и предположить себе не мог, что его партию уже давно разыграли. — Ваше Сиятельство? — начал Хаук, когда пауза затянулась. — Вы нарочно закрутили ему голову, Хаук? — Ноздри трепетали, как и рюши на манжетах, когда маркиз встряхнул руками. — Закрутил? Маркиз вздернул вверх свой острый нос, будто хотел продемонстрировать все презрение к данной ситуации. — Валентин и вы? К чему все это? — Вы сами дали Валентину пищу для ума. Я лишь стал объектом для вожделения. Маркиз испуганно взглянул в глаза Хауку. — Даже так? Вы знаете? — О том, что меня хотят сбагрить, как ненужный хлам? Да. — Это неправда. Речь шла не об этом, вы заблуждаетесь, — попытался пояснить маркиз. — Как бы там ни было, принцем-консортом вам никогда не стать, да и как фаворит вы вряд ли долго продержитесь. Король хотел, чтобы вы пришли в семью, которая позаботится о вас. И я не мог отказать. — Я не хочу вступать в брак. И вы знали об этом как никто, даже делали вид, что понимаете меня. — Хаук, вы должны кому-то принадлежать. И снова это слово — «принадлежать», Хаук едва не рыкнул, когда его услышал. Слишком много хозяев и всего один ошейник! Даже маркиз, которому он начал доверять, использовал его, что уже говорить об остальных? Хаук чувствовал, как стискивает стальными щупальцами виски от воспоминаний о собственной откровенности. О тех чувствах, которые он открыл маркизу, обнажая собственную душу, и что получил взамен? Место на подушках и цепь? — Думаете, глядя на вашего сына, произнося его имя — имя моего отца, я внезапно проникнусь любовью к нему? — жестко сказал Хаук. — Все ваши слова о том что я нужен королю, и вы верите в необходимость нашего временного союза — пыль в глаза. Вы врали, пытаясь придать своим действиям возвышенную цель. Но вы не святой. Не будь Жозефа, вы бы раскинули передо мной ноги, маркиз? Рискнули бы родить в вашем далеко не юном возрасте? К черту Валентина, давайте я трахну вас? Мне следовало сразу предложить это, ребенок за свободу — как вам идея? Маркиз в ответ действовал как привык — властно и демонстративно. Замахнулся и едва не залепил ему оплеуху, но Хаук вовремя перехватил его руку и сжал, так сильно что у того слезы навернулись на глаза. Это произошло в течение пары секунд: замах, захват, давление на тонкое запястье, а затем Хаук с отвращением отбросил его руку. На них смотрели все! Буквально все. — Вы старый обманщик, маркиз, и я вас презираю. — Хаук сказал это не понижая голос и тут же увидел, что к ним вихрем мчит Ансельм в сопровождении стражи. По распоряжению короля, не иначе. Валентин тоже обеспокоенно лицезрел эту сцену из противоположной стороны зала. — Хаук! — выкрикнул Ансельм. — Король приказал вам немедленно вернуться в покои! Маркиз попятился, когда стражники приблизились и едва не заголили мечи. Вероятно, стычка с маркизом выглядела со стороны более чем устрашающе. Тхиенец напал на своего учителя — какой скандал! Но Хаук не особенно переживал из-за реакции Бастиля. — Вы последуете за охраной, Хаук? — неуверенно спросил Ансельм и добавил: — Король требует, чтобы вы подчинились. — Последую! — отчеканил Хаук, а затем посмотрел через весь зал на Бастиля. Тот не покидал свой импровизированный трон, но в глазах у него мерцали молнии. — Ведите. *** Хаук знал, что Бастиль этого не спустит, поэтому предвкушал удар. Взрыв. Но Бастиль не спешил вернуться с приема, заставляя его ждать и ждать минуты расплаты, томиться в предвкушении. Хаук сидел на подушках в наглухо застегнутых наручах и даже не мог снять неудобный камзол, который пришлось надеть для выхода. Со скуки он попытался выдрать из стены крепление и сорвать цепь, но кто-то постарался на славу, вколачивая в камень звено. Физические усилия отвлекали от глупых мыслей и Хаук даже не обращал внимания на то, что наручи грубо впиваются в руки. Ему нужна была отдушина — место, где он смог бы выпустить пар. Но разве таковое может быть у пленника? Сожаления о собственной несдержанности так и не пришли. Маркиз заслужил каждое слово, а его сын станет достойной компенсацией за все. Хаук не собирался отступать от намеченной цели, особенно когда Валентин сам плыл в руки, готовый на все. Раз уж Бастиль решил выразить ему свое пренебрежение, стоит брать, что есть. Валентин предлагал ему свою задницу, а не насиженное место у своих ног. Поэтому в Бездну Бастиля! В Бездну всех сплетников, которые сегодня ощупывали его взглядом, выверяя каждую эмоцию на лице; Ансельма с его щенячьими повадками, того даже пнуть было противно; Ланжерона с его сыном, воспоминания о котором до сих пор скребли голодными кошками на душе. Каждый звук из предпокоев, заставлял вскидывать взгляд на дверь. Но даже сегодня Бастиль показал, что Хаук лишь досадная оплошность. Невыполненное обязательство, которое само напоминает о себе. И не спешил исполнить наказание, которое сам же и назначил. Вскоре к нему присоединилась Сибилла, держа в руках плеть. — Вы с ума сошли, Арнбранд? — спокойно спросила она, уложив орудие на постель. — Какую цель вы преследуете, выводя короля из себя? Оскорбили маркиза, единственного человека, который симпатизировал вам, несмотря на ваш необдуманный побег… — Мне не нужны симпатии маркиза. — А чьих же, простите за вопрос, симпатий вы добиваетесь? — Она говорила без вызова, так словно на самом деле интересовалась его мыслями. — Король еще никогда не порол плетью своих фаворитов. Хаук не верил в ее участие. — А зачем их пороть, если они все как Ансельм? — Гордитесь собой? — Отчего вы считаете, что я хотел нечто продемонстрировать своим поведением? — пожал плечам Хаук. — А разве нет? С самого начала от вас продыху не было: стычка с Антуаном, затем спарринг на вечере у герцога Юдо, потом эта неприличная сплетня о вас с Наннет… и ну вы знаете, ваши советы придворным альфам, но побег был самой непростительной ошибкой. Вы напоминали о себе раз за разом будто нарочно. — И все кроме побега было спровоцировано не мной. Я лишь подчинялся укладу двора, в рамки которого меня насильно запихнули, игнорируя мое истинное происхождение. Меня самого как личность, пока не вывернули наизнанку. И все это проделал маркиз Орно — единственный симпатизирующий мне человек. Забавно? Сибилла, казалось, не поверила в дурные цели маркиза. — Но зачем вам воевать с Его Величеством, Арнбранд? Ему не свойственна беспричинная жестокость, и разве возможно не наказать вас теперь? Я догадываюсь, что вы чувствуете себя не лучшим образом, в вашей ситуации, но поверьте это не самое худшее, что может быть. И даже близко не сравнимо с ситуацией вашего отца. На фоне Ансельма вы выглядите настоящим дикарем, надеюсь, именно в этом состояла ваша цель — затмить любой ценой. — Как будто я мечу на его место? — фыркнул Хаук. — Мне не нужны крошки со стола. Сибилла невесело рассмеялась. — Конечно же, вы бы предпочли весь пирог целиком. — Я не… — Очень даже да, Арнбранд. Вы же буквально пожираете его глазами… И, поверьте, всем бы было хорошо, если бы вы стали его любовником, а не альфой-однодневкой. Если бы подарили ему ребенка, но вы избрали неверный путь в борьбе. Все его фавориты чудили по малости, чтобы привлечь внимание и тем самым вызывали отторжение, как вы не понимаете? Перестаньте сопротивляться и примите все, что он вам даст… — Я не избирал этот путь, меня на него толкнули. Вы говорите, я должен принять? Но зачем это мне? — Хаук потряс у нее перед глазами наручами и цепи переливчато зазвенели. — Подумайте, Арнбранд, король ведь спит в одной комнате с вами. Как он мог бы доверить вам свою жизнь? Цепи — это гарантия безопасности в вашем случае. — А вы не боитесь, что я убью его? Потом, когда заполучу доверие? — Собственного кузена? — Это родство такое же искусственное, как и весь иосмерийский двор. Мы не родственники и никогда не станем братьями. — Ну тогда вы глупец, если думаете так. Именно родство с королем спасло вас от неблаговидной участи. — Сибиллу явно утомил их спор. — А ваш статус королевского сына позволяет списать некоторые огрехи поведения, но прямое нарушение правил вам никто не простит. Вас могла бы ждать совершенно другая жизнь, не будь вы столь твердолобы. Жизнь полная красок, а не унылого сидения на цепи, и вас даже не заставляют предавать ваш обожаемый Тхиен для этого, всего лишь немного уступить. Поверьте, если бы вы постарались его понять, то увидели бы за маской короля человека, который нуждается в поддержке. Сибилла в точности повторила слова Наннет, но легче отчего-то не становилось. Когда она ушла, Хаук сел на подушки и посмотрел на собственные руки. А затем закрыл глаза и откинул голову к стене, перед внутренним взором пронеслось оскорбленное лицо маркиза Орно и жаждущее Валентина. Но следом пришли другие образы: Риг и отец — их жестокость, за которую приходилось расплачиваться кому угодно, но не им самим. С казнью принца Валентина у отца больше не было ни одного иосмерийского супруга. Казалось, они попросту перестали для него существовать после смерти того единственного, который представлял значение на самом деле. Хаук подумал о том, как отчаянно сражался за Инга, но все равно оставил его в гареме, когда уезжал. Выходит, не так уж сильно нуждался в нем? Да и не часто вспоминал, оказавшись на землях Адельстайна. Ланжерон спросил: почему ему в учителя избрали Гудреда? И Хаук не смог бы дать однозначный ответ. Клан, в который его отправили, не был самым сильным, но у Адельстайна было много союзников, в том числе и Ойстейны. Наставник редко вступал в стычки, потому что предпочитал поступать по совести, за что его и любили. Хаук уже в первый месяц понял, что Гудред — достойный альфа. Строгий, но справедливый. Способный вызвать глубокое чувство преданности и даже сыновьей привязанности. Его гарем, мужья, дети, рабы, все любили его. Возможно, отец — король Вальгард — хотел развести их с Ригом в разные стороны, пока они не поубивали друг друга. А заодно показать Хауку, как можно жить вдали от столицы: содержать свой замок, завести гарем, служить королевству верой и правдой — принять нового короля и не конфликтовать с ним. Хауку предлагали омег из трех кланов — Ойстейны, Оддманд и Бруэдэр. Возможно, нынешнее развитие событий они все предугадывали уже тогда, желая породниться с возможным кандидатом на престол. Хаук же попросту не думал об этом, а следовало бы. Гудред часто шутил, что скоро к нему не гонцы поедут, а сами омеги для соблазнения. Насмешка судьбы, что теперь он сам засватанный женишок? Один из многочисленных членов «гарема» короля Бастиля. И даже получает неоднозначные советы соблазнения омеги, сама суть которого требовала неукоснительного подчинения. Хаук еще не решил для себя, стоит ли затевать по-настоящему крупную игру с Бастилем? Не выйдет ли ему это боком потом? Как бы там ни было, именно Валентин может оказать посильную помощь, Бастиль же попросту использует. И его четко выверенные ходы невозможно будет предугадать наперед. Для этого нужно родиться в Хетханне и вырасти при дворе. Король вернулся в покои в одиночестве. В абсолютном молчании прошел мимо Хаука и снял камзол, бросив его на постель рядом с плетью. Фигура Бастиля в неясном свете свечей казалась как никогда соблазнительной, а запах начал туманить голову с первой же минуты, как он вошел — отстраненный и покинутый своим фаворитом. Обожаемый всеми, но не любящий. Весь его облик говорил о величии, начиная от короны на светлых волосах и заканчивая кончиками атласных туфель. Но какие именно мысли витали в его голове? Бастиль нагнулся к плети, но не взял ее, лишь коснулся кончиками пальцев. Так словно это змея, и она способна укусить. Хаук наблюдал за ним сзади и не мог отвести взгляд от его идеальной задницы, обтянутой узкими бриджами. Такого тела не может быть у изнеженного омеги. Он явно много времени проводил усовершенствуя себя физически, поэтому каждое его движение выражало грацию и силу. И мысли, всплывающие в голове Хаука, не имели никакого отношения к почтению, послушанию или скромности. Одна лишь концентрированная похоть, и это пугало, ведь Бастиль даже не смотрел в его сторону. Король довольно быстро почувствовал пристальный взгляд, развернувшись к нему. Но Хаук даже не потрудился встать, глядя вполоборота. — Вы готовы, Хаук? — спокойно спросил он, словно ничего не произошло. — Готов к чему? — К наказанию, естественно. — Не думаю, что вы сможете меня удивить, Ваше Величество. Я знаю, как целует кнут, вряд ли плеть мне будет страшна. Бастиль подошел ближе и остановился у самых подушек. Так словно перед ним было озеро, и он не хотел замочить обувь. — Вам полагалось пять плетей, но, учитывая оскорбление маркиза, мы дадим вам еще пять. Будьте столь любезны встать на колени лицом к стене. — И даже не прикажете снять камзол и рубашку? — Мы не хотим добавить вам отметин, поэтому не стоит. — Я ведь ничего не почувствую. — А вы хотите больше боли? — удивился Бастиль. Так, словно впервые столкнулся с подобным отношением. Хаук хотел было отказаться выполнять приказ, но спустя мгновение понял, что это не имеет смысла. Бастиль не выглядел как человек предвкушающий чужую боль, и даже своего карманного альфу не взял с собой. Эти недолгие минуты наедине казались крайне интимными во многих смыслах. Медленно Хаук поднялся на колени, а затем повернулся к стене, уперев в нее ладони. Что такое десять плетей поверх нескольких слоев одежды? — Не двигайтесь, — уверенно приказал Бастиль и отправился за орудием. Хаук задумался, умеет ли он вообще обращаться с плетью? Но Бастиль, как всегда, не спешил подтвердить или опровергнуть его сомнения. Ожидание било всполохами по оголенным нервам. Ну когда же? Когда? И лишь спустя целую вечность его щеки едва коснулась жесткая рукоять, так словно Бастиль хотел проверить реакцию. О, да, он умел преподносить каждое свое действие! Затем рукоять медленно поползла к виску, и это не было похоже на угрозу, скорее на странную изощренную ласку. Хаук крупно вздрогнул, и Бастиль склонился над ним, заставляя кожу покрываться мурашками возбуждения, шепнув: — Мы приказываем не двигаться и не говорить. Руки держите у стены. — Но… — Не говорить, — Бастиль с силой ударил по плечу тяжелой рукоятью. — Вы уже достаточно сказали, и мы вас поняли. Хаук тяжело вздохнул, но сдался. Бастиль находился где-то за спиной, совсем рядом, но увидеть его не имелось возможности. Сбоку Хаук заметил вытянутую тень и лишь по ней понимал, что происходит сзади. Рукоять коснулась тыльной стороны шеи и прошлась по спине между лопатками, забирая дыхание. Хаук не понимал, что он делает, а главное, зачем? Возбуждение накатывало волнами. И справиться с собственным телом было практически невозможно. Бастиль давил ровно на те точки, которые вызывали максимальный прилив удовольствия, растравляя неизвестностью. Ударит или огладит? Бастиль не спешил, с каждой секундой все больше и больше выталкивая Хаука из собственного защитного кокона. Но спустя мгновение было уже не столь приятно, когда тот добрался рукоятью до задницы и обвел полукружия. Хаук растерялся, хотя Бастиль, вероятно, лишь этого и добивался. Приблизившись вплотную, он внезапно укусил Хаука за мочку, и следом длинно лизнул раковину. Из-за разницы в росте это было не слишком удобно, поэтому Бастиль опустился на колени за ним, практически дублируя его позу. Одна рука, подныривая снизу, схватила Хаука за подбородок, а другая потянула за рубашку, ловко скользнув между бортами распахнутого камзола. Распахнутая ладонь, коснувшись живота, легко пролезла под поясок бридж и забралась в белье. Хаук дернулся, позвякивая цепями, и тут же ощутил мягкую хватку на члене. — Он у вас никогда не бывает в менее возбужденном состоянии? — иронизировал Бастиль и Хауку захотелось его подмять под себя, но он знал, что шевелиться нельзя. Нельзя спугнуть. — Такой твердый и горячий… Хаук понял, что Бастиль сказал это о его члене! Никто прежде не хвалил его за такие, казалось бы, естественные качества. И Хаук едва не сорвался от одних этих слов, тем более что Бастиль не переставал в это же время ласкать, играя с крайней плотью у самой головки. Умело, но недостаточно полно для того, чтобы прийти к быстрой разрядке. Хотелось чего-то более осязаемого, но все, что он имел — это стена перед ним. Поэтому Хаук, проклиная цепи, осторожно накрыл его ладонь своей рукой. Бастиль сначала напрягся, даже подался назад, но Хаук лишь подвинул его пальцы к губам. Вобрал их в рот, лаская языком будто это был член Бастиля. За спиной раздался глухой смех. Лбом Бастиль прислонился к спине Хаука и потерся о задницу ощутимо твердым стволом. Словно хотел сказать: вот он… — Думаете это награда, Хаук? — хрипло спросил Бастиль. И влажным от смазки пальцем легонько надавил на крошечную дырочку на головке, Хаук застонал от острых смешанных ощущений. Реальные ласки Бастиля оказывались гораздо приятнее даже самых разнузданных фантазий о нем. И этот морок ни на что не походил, как будто ничего кроме них не существовало. Ни двора, ни статусов, ни вражды, ни всего окружающего мира. — Но это не так… Мы наказываем вас, Хаук, — добавил Бастиль, но смысл его слов куда-то ускользал, растворялся в чувственном тумане. Наказание? Это? Бастиль убрал руки так же быстро, как и притянул их. И Хаук даже не успел понять, что это значит. — Вы получите свое удовольствие, лишь когда мы увидим по-настоящему примерное поведение. А теперь ложитесь спать, и я запрещаю вам касаться себя. Хаук не верил своим ушам, поэтому сделал единственное, что мог бы сделать альфа в его состоянии — вскочил на ноги и попытался поймать омегу. Но Бастиль был проворнее, и, что ужаснее всего, гораздо лучше контролировал себя. Выгнувшись вперед, Хаук застыл, сдерживаемый цепью, отводя руки до упора назад и не переставая смотреть на Бастиля горящим взором. Не верил, что тот не закончит начатое. Бастиль тоже желал близости: его щеки горели, грудь вздымалась, а в бриджах прорисовывался весьма красноречивый бугор. — Но ведь десять плетей было наказанием?! — возмутился Хаук. — Разве? Вы же сами сказали, что не почувствуете боли, да и отнеслись к плети довольно спокойно. Думаю, данное наказание подойдет вам больше. И если вы рассчитываете, что хоть кто-то кроме нас сможет облегчить вашу участь, то вы глубоко ошибаетесь. — Намек на Валентина. Куда уж яснее? Долбаный лицемер. — А как же вы сами, Ваше Величество? Снова позовете Ансельма и заставите меня это наблюдать?! — Хаук был в ярости. Даже в бешенстве, понимая, что Бастиль загнал его в угол. В крови бурлила ударная смесь злости и возбуждения, готовая подчинить себе даже здравый смысл. — Мы позволим вам ублажать нас ртом, если вы выразите достаточно покорности и попросите об этом. — Попрошу?! — зарычал Хаук и едва не вырвал себе руку, бросившись на него. Цепи держали прочно, напоминая о себе вспышками боли. — Попрошу о милости взять ваш член в рот? Буду умолять и ластиться, как Ансельм? — Нет. Всего лишь встанете на колени и произнесете вежливую просьбу, как наш фаворит. — Вы того не стоите! — грубо ответил Хаук. — Зовите Ансельма. Бастиль не отреагировал на оскорбление, даже не разозлился, глядя на него со странным выражением на лице. — В вас столько нерастраченной силы и ярости, Хаук. В этом вы крайне похожи на своего родителя… Нам искренне жаль, что приходится поступать с вами подобным образом. Но другого языка вы не понимаете. — Я ни единого раза не принуждал никого к близости, но вас… Вас бы я радостью поставил на место. Не мните о себе много, Ваше Величество, любой, кто проявляет к вам заботу, хочет того же! Невозможно полюбить того, кто сам не любит. — Вы не открыли нам новую истину, любезный Хаук. Мы давно осознали цену желаниям альфы и их фальшивой любви. Тело нашего отца еще не остыло, когда мы узнали, чего стоила любовь, ради которой он погиб… Услышали из уст его любовника те же никчемные слова, которые он говорил ему, желая соблазнить. Мы заплатили и за горячую любовь герцога Юдо к нам, своим первым разочарованием. И теперь мы не ищем любви и у вас ее не просим. Мы желаем подчинения и даже готовы вернуть вам привилегии, если вы смирите свою тхиенскую гордость и подумаете головой. Хаук подался назад, а затем отвернулся. Слова, которые сорвались с уст, вызвали стыд. — Удовлетворять вас, тоже привилегия? — горько спросил он. — Одна из многих. — И вы не скажете, как я неловок и по-тхиенски несдержан? — А это будет иметь для вас значение? — Да… Нет. Бастиль усмехнулся. — Так да или нет? — Нет. Мне плевать. — Бастиль ему не поверил. — Ложитесь спать, Хаук. Завтра у вас будет еще один тяжелый день. Хаук думал, что Бастиль позовет слугу и прикажет привести Ансельма, но на удивление ничего подобного не произошло. Он довольно быстро разоблачился и в одном белье: белоснежной сорочке и брэ, лег в кровать. Ансельм пришел гораздо позже, когда Бастиль уже спал, и обнял его со спины, целуя в шею. Видимо, хотел разбудить, но король не отреагировал.