sine fine.

мне хотелось выть от нежности. от нежности, которая никак не могла просто и удобно во мне уместиться, а застревала в дверях, громоздкая, с хрупкими иглами, ненужная никому. — В. Набоков

Звон столовых приборов вперемешку с раздающимися со всех сторон голосами переполнял кухню. Аппетита у Синефин совсем не было, не смотря на то, что последний прием пищи был у нее только утром. Но удивляться нечему: мысли не могли собраться в единую кучу, а любое упоминание о еде отдавалось рвотным позывом где-то в районе над грудью. Скребя вилкой вдоль по периметру пустой тарелки, темноволосая напрочь игнорировала пристальный взгляд рядом сидящей Нимфадоры. Совесть подсказывала девушке, что нужно что-нибудь да взять со стола, хотя бы ради приличия и уважения к труду миссис Уизли, которая в свою очередь тоже обеспокоено смотрела в сторону младшей Тонкс. Оглядев все приготовленные блюда, Синефин было потянулась за стоящей под ее носом большой миске с салатом, но тут ее внимание перебил вопрос, адресованный, как она поняла, именно ей: — Почему ты не кушаешь? Попробуй утку, милая! , — Молли Уизли было, как правило, тяжело себя сдерживать, когда в ее поле зрения находилось худощавое девичье тельце, — Фред, Джордж, поухаживайте за Синефин! Две совершенно одинаковые рыжие макушки переглянулись, и один парней уже потянулся за порцией мяса для гостьи, но та своим заявлением его остановила. — Я вегетарианка. Не ем мясо. — смущенно опустив голову, девушка озадаченно проанализировала свое высказывание. На секунду оно ей показалось довольно резким, так что она не нашла ничего лучше, чем как просто мягко улыбнуться мальчикам с их мамой и продолжить накладывать свой салат. — Ох уж этот слизеринский выпендреж! — послышалось от одного из близнецов, но Синефин решила пропустить эту фразу мимо ушей. — Джордж! , — даже после данного замечания вряд ли стоило бы рассчитывать на какую-либо реакцию у мальчишек. Но хотелось подметить, что голос мистера Уизли оказался гораздо более приятным, чем воображала себе девушка. — Синефин, ты ведь тоже на выпускном курсе? — Да, все верно. — было слишком странно и, в принципе, неловко поддерживать диалог с кем-либо, но ей приходилось. — И как учеба? Наверняка сложно управиться с объемом материала перед ЖАБА. — на этот раз вопрос задал никто иной как Люпин, сидящий напротив сестер, так что обе были вынуждены перевести взгляд на него. — Все идет своим чередом. Справляюсь. — за свой каждый сухой ответ Синефин мысленно давала себе хорошую затрещину. Нужно хотя бы пытаться вести разговор вместо того, чтобы быть неживой амебой. На другом конце стола внезапно послышался голос Гарри Поттера. Внимание всех резко переключилось на его слова, за что слизеринка была неимоверно тому благодарна.  — Чепуха какая-то! Никто в здравом уме не поверит, что Дамблдор… — Ты прав, Гарри, Фадж как раз не в своем уме. Он совершенно спятил от страха. — ответил мальчику мужчина лет сорока. Сириус Блэк. — Страх толкает на чудовищные поступки. В последний раз, когда Воландеморт захватил власть, он чуть не погубил самое дорогое для нас. Теперь он вернулся, и я думаю, Министерство пойдет на все, только бы скрыть эту ужасающую правду. Каждый невольно опустил глаза. Принятие такой реальности было делом далеко нелегким, однако, у кого был выбор? Все без исключения в этой комнате верили мальчику, который выжил, а значит отрицание очевидных фактов, было бы безумием, как выразился секундой ранее Сириус. Стрелки часов перебивали за одиннадцатый час вечера, в то время как Синефин шла по коридору старого дома Блеков. Слишком много вещей сейчас висит у нее над головой, начиная от предстоящих выпускных экзаменов, заканчивая страхом за собственную жизнь и жизни близких. Синефин никогда не отличалась оптимизмом, может быть причиной тому послужила ее болезнь, но признаваться себе в том, что частое состояние слизеринки каким-то образом может отыгрывать негативную роль в ее жизни — она отказывалась. Куда больше ее привлекало одно из последствий ее участи: свое отчаянное бесстрашие. Порой она чувствовала себя героиней одного из романтических произведений прошлых веков, где девушки бросали вызов испытаниям, зная, что хуже быть не может. Нормально ли не испытывать страх за себя от слова совсем? На одной из пошарпанных стен открытой комнаты висел гобелен, который привлек внимание младшей сестры и та подошла ближе, вглядываясь в изображения на артефакте. Мама еще в детстве рассказывала историю своей запретной любви, как одну из старых легенд, и поэтому у Синефин складывалось четкое ощущение того, что прямо сейчас она стоит перед неоспоримым доказательством правдивости этой байки. На одной из вышитых веток семейного древа находилось имя ее матери — Андромеды Блэк, прямо по соседству с тетушками — Беллатрисы и Нарциссы. Отличие заключалось лишь в том, что портрет первой был выжжен. В прямом смысле этого слова — вместо аккуратного рисунка было черное пятно. Мама всегда утверждала, что ни разу не пожалела о своем выборе. Та любовь, которую дарил ей Тед Тонкс, даже в сравнение не идет с иллюзией любви в семье Блэков. — Твоя мама выдающаяся волшебница. Синефин обернулась и слегка отдернулась от неожиданности появления перед ней силуэта Римуса Люпина. — Как и каждый из рода Блэков. — девушка лишь хмыкнула. Довольно необычным опытом было общаться сейчас с человеком, к которому четыре года назад она обращалась «профессор». — Есть какие-нибудь планы на то, что будешь делать после Хогвартса? — Аврорат. — произнесла брюнетка без капли сомнения. С самого начала она знала, что пойдет по стопам Нимфадоры, которая не смотря на их малую разницу в возрасте, являлась огромным авторитетом для сестры. — Похвально. Ты способная девушка, Синефин, также как и твоя сестра. — ухмылка появилась на лице Римуса и тот покачнулся вперед-назад в своей привычной манере. — Можно вопрос? — Разумеется. — Тебе страшно? Римус, ни сказав ни слова, подошел ближе к гобелену, вглядываясь поочерёдно в лица нынешних пожирателей. — Страх — не самое ужасное чувство в это время. — оборотень повернул голову вбок, как только Синефин подняла на него свои глаза. Пытался ли он все-таки спрятать взгляд, избегая ответа? Девушке еще неясно. — Куда опаснее бессилие. — К нему я привыкла. — Синефин улыбнулась мужчине, и под его вопрошающим взором поспешила покинуть комнату, пока не посыпались лишние вопросы. — Доброй ночи. Ей снился крик. Такой пронзительный, заставляющий дрожать и насильно подавлять желание закричать самой. Хуже то, что ты не имеешь малейшего понятия, откуда доносятся возгласы и почему в них столько боли с мольбой о пощаде. Кошмары Синефин предоставлялось видеть редко, крайне редко, так что проснуться в холодном поту посреди ночи — для нее было и вовсе в новизну. Дыхание сбито, ледяная дрожь табуном проходит вдоль по гладкой коже. Девушка была не в состоянии даже пошевелиться, ее всю сковало от нарастающей паники. «Расслабься» — пронеслось где-то в мыслях, и та попыталась глубоко выдохнуть. Тело потихоньку разомлевало, а сердцебиение унималось. Рядом, еле слышно посапывая, лежала старшая сестра. Губы Нимфадоры изредка подрагивали, да и в целом выглядела она спокойной, словно младенец во время сна. Улыбка секундно тронула лицо Синефин. Как бы там ни было, вопреки множеству ссорам, сестры все же относились друг к другу с огромным трепетом и были самыми родными друг для друга. Поддаваясь своей сентиментальности в данный момент, слизеринка дрожащими пальцами убирает прядь ярких волос со лба сестры за ухо, после чего поправляя на ней пуховое одеяло. Босые ступни тихо шагают по темноте, спускаясь вниз по лестнице. Синефин крепко держалась за перила одной рукой, в то время как во второй, не сводя глаз, несла восковую свечу на серебренном блюдце. Идея пойти на кухню в третьем часу ночи ничуть не пугала и уж точно не казалась несуразной. Источник слабого света приземляется на деревянную поверхность стола, а девушка открывает одну из полок, пытаясь дотянуться до какой-нибудь из коробочек с чаем. Но увы, попытки тщетны — травы спрятаны слишком высоко и глубоко. Поправляя штаны домашней пижамы и бурча себе под нос, Синефин пытается передвинуть недалеко стоящую от нее табуретку, дабы можно было на ней встать. Но над ухом слизеринки раздается внезапное «Бу!» и та подскакивает на месте, при этом разворачиваясь на сто восемьдесят градусов и подхватывая табуретку в руки. — Эу-эу! Тише ты, размахалась тут. — за ее спиной стоял высокий паренек и все, что можно было заметить в тусклом свете, так этого его рыжую шевелюру. А значит Уизли. Но какой из? — Еще немного, и ты бы меня убила, дорогая! — И ничуть бы не пожалела. — без доли энтузиазма отозвалась Синефин, не намереваясь стать очередной жертвой дурацкой не смешной шутки. — Я уже это вижу! — враз с громким смешком, сзади девушки послышался идентичный первому голос. — Фредерик Уизли, выдающийся маг, верный друг, любимый брат и сын! Причина смерти: девочка со стулом. — с театральной драматической интонацией второй близнец облокотился на стену, прикладывая тыльную сторону ладони на лоб, прежде чем оба брата залились тихим сдавленным смехом. Синефин решила игнорировать появление главных шутников школы посреди ночи на кухне, продолжив начатое: она приземлила мебель возле нужной полки и ступила на нее ногами, сноровисто хватаясь при этом за ближайшую твердую поверхность рукой. — Куда она полезла, Фордж? — Понятия не имею, Дред. Спектакль продолжался, и Синефин понимала, что теперь от нее не отвяжутся. Ловко спрыгивая на пол с заполученными травами, девушка оглядела гриффиндорцев. Взлохмаченные волосы, полосатые ночнушки с треугольными воротничками и вышитыми на них первыми буквами имен близнецов: «Ф» и «Д» — картина, находящаяся перед глазами, заставила ту на мгновение растянуть губы в усмешке. — Ну вы посмотрите! Царевна-Несмеяна на самом деле умеет улыбаться. — оба паренька смотрели на Синефин снизу вверх, отчего та почувствовала себя неловко. Раньше с Уизли ее связывали лишь совмещенные уроки факультетов, на которых она даже не уделяла и малейшего внимания их выкрикам и проделкам. Сейчас же она имеет возможность наблюдать озорников с расстояния меньшего, чем вытянутая рука, будто они были важным экспонатом кого-то музея. Ну или зоопарка. — Чай хотите? — с не особой заинтересованностью, предложила им напиток брюнетка. Но хотела она было подойти к плите за чайником, дабы поставить воду, как вдруг перед ней магическим образом появились три чашки, уже полные кипятка. — Сегодня мы угощаем. — подмигнул один из рыжих Синефин и утянул из-под ее носа кружки, разместив их на столе. Парни уселись напротив Тонкс, которая понятия не имела как себя вести и как реагировать на такое спонтанное чаепитие. Две пары голубых глаз перебегали с лица девушки на ее руки и обратно, иногда украдкой переглядываясь между собой, но все равно Уизли молчали. Помещение освещала лишь одна свеча, принесенная Синефин, что придавало еще более странную атмосферу обстановке. — Вы уже не под надзором? — будто невзначай поинтересовалась девушка, нарушая неловкую для нее тишину, хотя сама и так прекрасно знала ответ. Совершеннолетие близнецов Уизли в прошлом году отмечал весь Хогвартс, так что грех было не знать о таком памятном событии. — Абсолютно верно. — почти одновременно отозвались те. — А это привычка всех слизеринок: во время ужина жевать одну траву, а ночью таскать еду из холодильника? — сощурив глаза и с уже привычной улыбкой на лице, пустил очередную шутку левый близнец. Синефин не ответила, но должна была признать, что данное высказывание действительно ее позабавило. Кухня наполнилась светом, и теперь темноглазая могла разглядеть все детали. Оставалось только перестать жмуриться, как прилично поживший слепой дед. Она никогда прежде не всматривалась в черты лиц мальчиков, хотя вот уже седьмой год они учатся на одном курсе. Взгляд перебегал от одного к другому и обратно. Хаотично рассеянные веснушки, рыжие волосы и брови, голубые глаза… — Да вы же совсем разные… — чуть дольше задержавшись на лице каждого, произнесла Тонкс, надеясь что это было едва слышно парням. — Неужели? — начал один. — Удиви нас. — продолжил второй. Синефин еще раз просканировала карими глазами близнецов, но решила не называть вслух их различия. Фред — лицо более круглое, как и нос картошкой. Глаза такие живые и горящие. А у Джорджа совсем наоборот. Лицо вытянутое и нос прямой, а что на счет глаз, то на миг Синефин показалось, что тот напрочь избегает зрительного контакта с ней. Девушка улыбнулась. — Нет, ну ты глянь, Джордж! Она сегодня щедра на эмоции! , — Фред, что сидел справа, легко пихнул брата в бок. — Ты тут осторожнее с этим, девочка, а то вдруг физиономия такой и останется., — Джордж выпучил на Синефин глаза, и та аж отодвинулась назад от неожиданности, чуть не пролив чай на стол. — Что же скажет твой факультет, увидев тебя улыбающейся! Подружка Паркинсон, Забини? Они обомлеют! — наигранно возмущенным тоном продолжал тот. — Паркинсон мне не подружка. — хмыкнув, слизеринка отпила из кружки. — Точно. Она-то умеет смеяться. — Да еще как, Джордж! — правый близнец аж подскочил от непонятного никому восторга. — Ты слышал вообще? Она же смеется как… — Свинья. — закончила сказанное Фредом Синефин с серьёзным видом, качая головой. Лица трех студентов медленно расползались в улыбке, пока по всей кухне в одночасье не раскатилась волна смеха. Смеха троих. С того момента стянуть с себя радостное выражение лица было почти невозможно. Синефин не помнит когда в последний раз она улыбалась до боли щек, как сегодня ночью. Они шутили. И, наверное, искренний звонкий смех Тонкс-младшей мог раздаваться и до самого рассвета, если бы не ярая потребность заснуть хоть где-нибудь, лишь бы поскорее. — Вот уж не думал, что будет так просто разморозить слизерин, Фред. — закинув руку на плечо темноволосой, произнес рыжий и посмотрел на брата. В пятом часу утра тройка подростков поднималась на второй этаж, пытаясь сделать это как можно тише. Кстати говоря, безуспешно. Синефин, идущая между близнецами, недовольно цокнула языком. — А когда она еще начала и махать табуреткой, так я вообще думал, что наложу в три коня! — поддержал Фредерик, заливаясь гоготом. — Это вы меня напугали до усрачки, так что без лишних выделываний! — находясь в паре шагов от своей спальни, Синефин скинула с себя руку Джорджа. — Все давайте, проспитесь там. Девушка открыла дверь и нырнула в темноту помещения, напоследок отсалютировав мальчикам «адьос» двумя пальцами. — Вот тебе и доброй ночи-сладких снов. — хмыкнув, подитожил один из близнецов, наблюдая как девичья фигурка исчезает из поля их зрения, и как щелкает замок.  Находясь уже под нагретым одеялом и позволяя себе прикрыть настолько отяжелевшие веки, Синефин растворяется в царстве Морфея, не контролируя улыбку, которая все никак не хочет сходить с лица.  В ее голове неприятный разговор со старшей сестрой не имеет уже титульного заголовка, переживания насчет будущего не так обострены, а служба в мракоборческом центре не кажется чем-то недосягаемым. Имеет место только сейчас, а сейчас ей лучше, чем обычно.