Дракон великий огненно-красный

Ведь мы руководствуемся верой, а не тем, что мы видим на земле. (2-е послание Коринфянам 5:7)

Моргнув, Ева просыпается. Голова кружится и болит, потому что в нее, судя по ощущениям, затолкали целый Земной шар, и не важно, поместится он или нет. Столетия воспоминаний и опыта с божественным были утрамбованы в простой человеческий череп и теперь удерживаются внутри хрупкими клетками и атомами, на такое совершенно не рассчитанными. Еве не терпится разгадать эту тайну вместе со всеми остальными, – их накопилось уже приличное множество, как мух на подоконнике, – но задаваться вопросами сейчас больно, и она быстро прекращает это занятие. Быть ангелом намного проще, чем… вот этим, что бы это ни было. Голова словно охвачена пламенем, удовольствия мало. Хочется обратно наверх. Телепортируй уже давай, Скотти! При попытке сесть у Евы вырывается стон. Все вокруг в тумане, словно калейдоскоп из прошлого, крутящийся на грани ее сознания, но она, как минимум, пришла в себя. Интересно, сколько человеческому мозгу потребуется времени на то, чтобы привыкнуть, и привыкнет ли он вообще. Она начинает замечать растекающееся по коже тепло, хоть и не сразу понимает, что это вечернее солнце греет ее. Она много раз наблюдала за тем, как Вилланель нежится в лучах заката на этой самой постели… Вилланель! Это кровать Вилланель, а Ева все еще жива – пока что. Но… стоит ей потянуться, как что-то впивается в запястье. Значит, она жива… и прикована наручниками к кровати. Она прибьет эту засранку! Несмотря на все, дьяволом Вилланель быть не может, потому что Ева полчаса разглядывает щербатый потолок и поминает ее самыми нелестными словами, однако Вилланель не появляется. Тем не менее, время драгоценно, и Ева проводит его с пользой, обдумывая способности своего тела и делая вывод, что да, она бы смогла – смогла бы убить Вилланель. У нее присутствует если не желание, то хотя бы возможность. Теперь это осознанная истина, с учетом всех втиснутых в мозг воспоминаний: она бы смогла. Конечно, она потеряла крылья, но сама суть ее не изменилась, свечение над головой не исчезло, врата в человеческие сны не захлопнулись. А вдруг осталась и способность просунуть руку через плоть в эфемерном царстве дрем, зажать в кулак сердце – и вырвать его или раздавить в угоду собственной прихоти. Именно о таких вещах ей задумываться не стоит. Если она хочет вернуться на Небеса и получить обратно крылья, лучше не размышлять о том, как убить свою подопечную, даже если это и уменьшит количество зла на земле. Нет, следует подталкивать в правильном направлении, изменять натуру, формировать, манить… Ева умеет это делать – и сделает. Иначе, боится она, может дойти до применения… той, другой способности. Именно тогда, когда Ева потихоньку начинает засыпать, в квартиру с грохотом влетает Вилланель, отчего гостья, дернувшись, снова повисает на наручниках. Остановившись в дверном проеме, Вилланель удивленно говорит: – Ты не спишь. – Почему ты меня… – Ева поднимает запястье. – Давай, отпирай. По дороге к шкафу Вилланель невинно пожимает плечами и отвечает, вешая пиджак: – Ну я же не могу следить за тобой весь день. У меня были дела. – А зачем за мной вообще следить? И приковывать меня к кровати? – Ева, мы с тобой в этом смысле не на равных, тебе не кажется? Что несправедливо по отношению ко мне. Почему ты упала в обморок? Ева вздыхает – как ей кажется, далеко не в последний раз. – Не знаю… Наверное, это побочный эффект восстановления в памяти временного отрезка в две тысячи лет. – А я-то думала, дело в моем очаровании. – Ты просто… Давай сними с меня уже наручники, а? Вилланель хмыкает, но достает из носка ключ. – Даже не знаю… У тебя на меня слишком много информации. Мне же нужно принять какие-то меры. Тут нельзя меня винить. – Я могу винить тебя за все, что посчитаю нужным! – огрызается Ева, теряя терпение. – Правда? – Вилланель садится на корточки рядом с кроватью, чтобы было лучше видно замок, и поднимает на Еву полный искреннего любопытства взгляд. – В меня же вселился дьявол, так что с меня взятки гладки. Или… – продолжает она уже тише, – может, ты считаешь, что зло зарождается внутри. Но и в этом случае ничего особо не поделаешь. Для такого разговора Ева еще недостаточно проснулась. Хотя, наверное, это лишь отговорка, потому что Ева в принципе не хочет развивать эту тему и отдергивает руку, стоит замку щелкнуть. Даже если она и готова пресмыкаться перед Вилланель, чтобы выжить в этом аду на земле, философия – совсем другое дело. Философов в раю можно пересчитать на пальцах одной руки, так что этот путь к спасению Вилланель явно не ведет. Но если есть хоть какой-то путь, Ева его обнаружит, она просто обязана это сделать. У нее нет иного предназначения. Минувший день наглядно показал, что без Небес Ева ничто, а без Вилланель – и того меньше. По крайней мере, кто-то наверху так думает. Потому что случайностей не бывает. В этом заключается весь смысл ее работы. Неспроста Ева встретила Вилланель в Лондоне. И вернулась к ней после путешествия по Европе неспроста. Это все части головоломки, а задача Евы – найти решение. *** – Ну, Ева, – начинает Вилланель. На плите шкворчат сосиски. У Евы урчит живот и текут слюнки, и ей становится понятно, что еда – одно из главных преимуществ существования в образе человека. – Чего именно ты хочешь? Спасти мою душу? Думаешь, тогда Бог позволит тебе вернуться? – Нет…– Ева радуется простым вещам: она больше не прикована к кровати, Вилланель не тыкает в нее ножом и даже не угрожает пистолетом. И, самое главное, ее скоро накормят. – Не знаю. – Хм… Может, у меня получится убить его ради тебя. Это решит все твои проблемы. Первой реакцией Евы становится мысль: «О, ради меня?» – но за ней следует немедленная поправка, и, ужаснувшись, Ева сдавленно переспрашивает: – Ты серьезно?! Пожав плечами, Вилланель делает жест кухонной лопаточкой. Поразительно, с какой легкостью ей дается образ абсолютной невинности. – Этот Бог кажется настоящим придурком, потому что устроил за мной круглосуточную слежку. Да и умом не блещет, раз прогоняет из Рая таких красоток. – Э-э, мне кажется, я обязана пожурить тебя за богохульство. – И пожуришь? – Нет… – Отлично. Ну что, это возможно? – Что именно? – Убить Бога. – Ох, Боже правый, – вздыхает Ева, надеясь, что он не слышит. – Ты серьезно. – Я думаю, что смогла бы, – кивает Вилланель. Если хоть кому-то это по силам, то, наверное, ей. Однако Ева не озвучивает свои мысли, потому что ужин готов, а это важнее всего. Вилланель ест не то чтобы аккуратно, но Ева набрасывается на еду вообще как дикая: это ее первая полноценная трапеза за несколько тысяч лет, и теперь Еве кажется, что на земле не так уж и плохо. По крайней мере, когда Вилланель не тыкает ей в ребра ножом. (Хотя, может, даже тогда.) – Значит, – произносит Вилланель с полным ртом, – ты не собираешься отправить меня в ад. Как не по-ангельски с твоей стороны. – Откуда тебе знать, что по-ангельски, а что нет? – Но-но, я была хорошим ребенком и ходила в церковь, – сообщает Вилланель таким серьезным тоном, что Ева с трудом сдерживает смех. Когда Вилланель хоть в каком-нибудь контексте можно будет назвать «хорошей», настанет второе пришествие – или Ева вернется на Небеса. Оба эти сценария кажутся одинаково маловероятными. – Дело в том, – объясняет Ева, – что я просто не уверена в существовании ада. – Ничего себе! Значит, и дьявола нет? – Я не встречала. – Вау, – задумчиво произносит Вилланель, облизывая вилку. Разговор затихает. Ева успевает расправиться со своей третьей сосиской в полной тишине, если не считать звона столовых приборов, прежде чем молчание не начинает действовать ей на нервы, и она решает его нарушить: – А разве ты не хочешь задать мне вопрос? – Какой? – Ну, который тебя интересует. – Вилланель бросает на Еву преувеличенно непонимающий взгляд, и та поясняет: – Что становится с людьми, которые не попадают на Небеса. – Почему это должно меня интересовать? – Ты часто убиваешь людей, часто убиваешь плохих людей. Неужели не хочешь знать, что с ними происходит? Положив приборы на тарелку, Вилланель откидывается на спинку стула. Атмосфера резко меняется, и Еву так и подмывает нетерпеливо вздохнуть: они ведь просто ужинают, разве бывает что-то менее опасное? Почему все должно даваться с трудом, зачем Вилланель усложняет ситуацию? Ева заставляет себя встретиться с ней взглядом. Вилланель очень медленно произносит: – На самом деле мне все равно. И Ева ей верит. *** Тарелки помыты, солнце село, и ночь надвигается в той угрожающей манере, которая присуща ей, когда ты находишься в гуще событий вместо того, чтобы наблюдать сверху. Ева начинает задумываться, как проведет эту ночь: в подворотне, на полу или опять прикованной к кровати Вилланель? Не в этом смысле. Вилланель, кажется, размышляет о том же, потому что говорит: – Я нужна тебе. Чтобы о тебе заботиться. – Да ладно. – Нужна-нужна. Ты ведь упала с неба. У тебя нет никого и ничего. Это чистая правда, но Ева отказывается афишировать степень своей зависимости от Вилланель, как и то, что весь мир будто вращается вокруг ее подопечной: это унизительно, да и грех подпитывать такое эго. – У меня есть… друг. – Правда? Как его зовут? – Берт. – Какой такой Берт? – Когда ответа не следует, Вилланель выбивает дробь пальцами по столу и говорит: – Можешь остаться здесь, я не против. Ты… – Прищурив один глаз, она с трудом смотрит прямо на Еву, – Ты интересная. «Интересная!» Она натуральный ангел (насколько осязаемый ангел вообще может быть натуральным), но все, чего она удостоилась, – «интересная». Что ж. Быть интересной лучше, чем находиться в этом странном состоянии небытия, как в Бельгии. Быть интересной и рядом с Вилланель намного лучше, чем быть человеком или умереть. – Тебе просто нравится, что я оказалась здесь из-за тебя. Что я знаю о тебе все, знаю, от чего ты ловишь кайф. Видишь, как сейчас. – Ну… да. – Вилланель морщит носик. – А еще я думаю, что ангелы – это круто. Честно. – Какой весомый аргумент, спасибо. У Евы не получается сдержать этот едкий ответ. Бездумная, повседневная жестокость просачивается в нее, как что-то естественное. Да и вообще, Еве плохо дается серьезность в серьезных ситуациях, а эта ситуация однозначно серьезная, даже после всех угроз и признаний: перед ней Вилланель – ее подопечная и наемная убийца, более чем способная прикончить Еву, если это вообще возможно. Так что да, дело не шуточное. Несмотря на все это самовнушение, Ева невольно потягивается и, зажмурившись, зевает. Что с ней? – О, – смеется Вилланель, – ты хочешь спать! А ангелы вообще спят? «Хотеть спать» – это совсем не то, что полное изнеможение, которое Ева чувствует с того самого момента, как очнулась на лондонской улочке. Простая необходимость во сне тяготит тело, а не душу, и Еве хочется свернуться клубочком, а не отрубиться. – Лично я сплю, да, – говорит Ева, поглядывая на сидящую напротив Вилланель. – Ничего, если я… – Конечно, не стесняйся. – Ее улыбка сейчас совсем не хищная, зато сузившиеся глаза пронзают вместо нее насквозь. – Я ведь уже сказала. Не стоит благодарности. *** Даже после всего этого Ева никак не может уснуть, что крайне несправедливо. Она совсем недавно обнаружила, что может спать, и проспала с тех пор одну-единственную ночь, однако то было в лесу, и проснулась она с какими-то букашками в волосах. Днем получилось вздремнуть еще часик, но это произошло после того, как ее мозг внезапно перестроился, так что Ева считает, что заслужила еще одну попытку, полноценные восемь часов на мягкой кровати – или, в данном случае, на диване Вилланель, прикованная за одну руку к кофейному столику, – с подушками, одеялом и под негромкое тиканье старинных часов. Ева измождена – и, как ей сообщили, хочет спать. Но не может. У нее никак не получается уснуть. Проблема в Вилланель. Каждая проблема, с которой Ева столкнулась после смены подопечного, заключается в Вилланель, но из этой конкретной ситуации есть только два выхода. Во-первых, можно остаться с Вилланель и попробовать выполнить свое задание. Судя по всему, эту душу очень хотят увидеть на Небесах – настолько, что даже послали падшего ангела, чтобы обратить ее на путь истинный. Хотя никому другому это, может, просто не под силу. Ева подозревает, что предыдущий ангел-хранитель Вилланель так и не вернулся из вынужденного отпуска. И все же ее шансы на успех хуже некуда. Хотя… она еще не приложила все возможные усилия, потому что постоянно только наблюдала, не пытаясь что-то изменить. Так что выход номер один – начать пытаться. Он Еве не нравится. Второй вариант еще хуже: уйти и забыть. Распрощаться с крыльями и со всем остальным, затеряться в суете мирской. Пустить корни, найти работу и, наверное, даже мужа. Две с лишним тысячи лет – коту под хвост. Если выбрать первый вариант, можно будет устроиться поуютней на невероятно удобном диване и позволить себе уснуть. Если выбрать второй, Еве придется найти способ избавиться от наручников, а потом исчезнуть под покровом ночи. Естественно, она не выбирает ни один из них. Хуже всего, что она чувствует за спиной фантомные крылья и по привычке складывает их, поправляя отдельные перышки, но на самом деле, конечно, ни складывать, ни поправлять нечего. А еще она боится снов. Ева понимает, что это не рациональный страх: она ведь и раньше видела сны. Давным-давно, в своей первой жизни, но если она не может вспомнить ощущения, это не значит, что вспоминать нечего. Кроме того, с тех пор она посетила сны десятков подопечных, столько много снов. Во сне с Евой ничего не может случиться. И все же… Ей страшно, потому что сегодня ей может что-то присниться. Она практически в ужасе, и сама не знает почему. У нее вырывается протяжный вздох, когда она, повернувшись на спину, зажмуривает глаза еще крепче. Рука остается висеть в воздухе, удерживаемая металлическим браслетом. По квартире пролетает будто стон, от которого вздрагивают стены в каждой комнате, – наверное, где-то сместилась старая балка. И Ева начинает молиться. Сначала ей некомфортно и, в принципе, комфортней не становится: просить о чем-то – да лучше умереть! Хотя нет, совсем не лучше, разумеется. Другого выхода нет, так что она складывает руки, как надо, наклоняет голову и пытается сконцентрироваться на картинке перед мысленным взором. «Уважаемый Бог», – думает она. Слишком формально? Как насчет: «Привет, Бог, как делишки?» Нет, не пойдет. Надо вернуться к «уважаемому». Он самый-самый уважаемый, разумеется. А затем – «помоги мне». Но что есть помощь? «Помоги себе сам» – вот в чем основа учения протестантов. Может, в некоторых вещах они были правы. Ева бы и рада себе помочь, ей только нужна маленькая поблажка. Вот если бы у нее были крылья!.. «Это эгоистичное желание?» – думает она в темноте. Эгоистично просить о чем-то столь существенном? Стремиться к власти и уважению, связанными с крыльями? Да, наверное… Однозначно. И все же она молит Бога именно о них. Только вот молитвы через некоторое время надоедают. Как и лежание в темноте, пытаясь уснуть. Надо же – она в этом теле всего второй день, и оно ей успело прискучить. Напоследок Ева старательно думает: «Бог – это благо. Аминь». Открывает глаза, чтобы продолжить пялиться в ночь, и… Из ночи на нее пялится монстр. Если б не наручники, Ева бы подпрыгнула до потолка, а так она всего лишь потянула мышцы плеча. И ее сердце, кажется, остановилось. А в ушах все еще звенит… хохот. Не в состоянии перестать смеяться, Вилланель поднимается с пола и смахивает с глаз фальшивые слезы. – Ты что, совсем уже?! – восклицает Ева, даже не пытаясь справиться с яростью, от которой дрожит голос. Сердце все еще колотится где-то в пятках. «Господи Иисусе», – думает она, стараясь дышать спокойнее, хотя он, конечно, не поможет. – Я думаю, ты лучше других знаешь ответ на этот вопрос. – Вилланель улыбается в свете луны. – Тебе понравилась моя шутка? – Нет! Зачем ты так? Ты… – Ева сглатывает. – Ты собираешься меня убить? – Э, нет. Я просто забыла, что тебе, может, нужно в туалет. И пришла к выводу, что ты не представляешь опасности. – Ха, спасибо. – Я этим как бы на хлеб зарабатываю, так что у меня есть шестое чувство, понимаешь? Я знаю, на что люди способны, а на что нет. А ты, мой ангел… Мне кажется, ты не способна причинить зло, – сообщает Вилланель глубокомысленно, отпирая браслет. – Не вот этими слабенькими ручонками. Еще раз улыбнувшись напоследок, она выходит из комнаты. Как у нее получается наклонять голову именно так, чтобы при улыбке зубы сверкали в лунном свете? Жуть, да и только. У Евы, потирающей освобожденное запястье, не сразу получается снова устроиться на диване. Может, из-за того, что теперь она боится закрыть глаза. Если не считать того, что Ева чуть не поседела, она существенно приблизилась к осуществлению плана номер два: наручники больше не препятствуют тому, чтобы уйти из квартиры и затеряться в большом городе. Можно прямо сейчас покинуть этот ненадежный корабль ради твердой суши, в эту самую минуту. Ева продолжает говорить себе раз за разом: пора, пора! Еще секундочку, и она встанет с дивана, прокрадется в коридор и улизнет. Сбросит старую кожу вместе с воспоминаниями, оставит Вилланель позади. Будет легко. Под эти мысли она наконец засыпает. *** Ева пробуждается до Вилланель, потому что Вилланель спит как сурок, и Ева это знает: она провела бессчетное количество часов, наблюдая за дремлющей до полудня подопечной, и не видит в этом ничего особенного. Вот только… чем ей заняться? Наверное, надо приготовить завтрак. Это нормальное утреннее дело. Покопавшись в шкафах, Ева обнаруживает крайне скудные запасы: несколько яиц, икру, острый соус. Она сто раз видела, как вверенные ей люди жарили яичницу, так что у нее не должно возникнуть с этим никаких проблем. Полчаса спустя Вилланель обнаруживает ее на кухне вместе с жертвами благородного порыва – двумя испорченными сковородками и упаковкой из-под яиц. Вожделенной глазуньей даже не пахнет. В благодарность Ева получает лишь изогнутую в удивлении бровь. – Мне завтра на задание, – сообщает Вилланель, когда Ева вытряхивает остатки эксперимента в раковину. – В Польшу. Хочешь поехать со мной? – Да. Нет. – Ева задумывается. – Ну, мне, наверное, придется. Альтернатива – прозябать в виде обычного человека – ей категорически не нравится. У Вилланель свои теории на этот счет: – А что, иначе ты превратишься в пыль? Или начнешь блестеть на солнце? – Ты перепутала сверхъестественные существа. – Ну ладно. Я решила, что позволю тебе поехать со мной. Но не смей вмешиваться, иначе я тебя убью. – Мне кажется, я все еще бессмертна, – говорит Ева, надеясь, что это правда. – Ты недооцениваешь мои таланты и целеустремленность. Кстати… деньги у тебя есть? Ева замирает с ложкой икры у рта – с яйцами как-то не срослось, а на кухне у Вилланель больше нет ничего съедобного. – Э, нет. – А паспорт? – Нет… – Надо же! – Я упала с Небес, откуда у меня… Но Вилланель смеется: – Твой Бог просто бесполезен. Вилланель уходит по делам. Ее смех все еще доносится из подъезда, и Еве остается только фыркнуть, уставившись на посуду в раковине, которую она не собирается мыть, и как можно более чопорно подумать, что с заявлением ее подопечной невозможно не согласиться. *** Ева посвящает оставшийся день тому, чтобы во всем разобраться. Ей запрещено выходить на улицу, да и не очень хочется: стоит ли мир вокруг затраченных усилий? Общение с Вилланель – это одно дело, а с людьми в общем – совсем другое. Так что Ева проводит весь день лежа на диване, пытаясь рассортировать бесконечные воспоминания, грубо засунутые в ее голову. Время от времени она дремлет: если думать слишком сосредоточенно о том, как вообще ее черепная коробка выдерживает такое давление, в области висков становится холодно и больно. Вилланель снует туда-сюда, возвращаясь домой то с деликатесами, то с одеждой. – Как дела? – спрашивает она после одного из таких заходов; это избитая фраза, удобный фасад. Ответ Евы не представляет из себя ничего нового: она то притворяется, что спит, то действительно засыпает, и это ей по вкусу больше всего. Сон – чудеснейшая штука. Как она только провела две тысячи лет без удовольствия, которое являет собой регулярное отключение сознания? А когда Ева не спит, она в сотый раз думает, почему продолжает возлегать на диване, почему ее все еще не подвесили за лодыжки, не приковали к кровати, не допросили под угрозой ножа, пистолета и проницательного взгляда Вилланель. Она думает, почему не погибла во время падения; так ведь было бы намного проще. Разве она не была бы могущественней в смерти, чем посапывая на диване своей подопечной, которую не смогла изменить? Как будто теперь у нее есть хоть малейший шанс преуспеть в выполнении задания! Будто есть смысл попытаться… Ведь стыда не оберешься. Хотя… а вдруг? Ева приняла решение, осталось только следовать плану действий. Да, она павший ангел, и она приложит все возможные усилия. По крайней мере, она останется и будет наблюдать за Вилланель. И, кто знает… Может, все-таки получится наставить ее на путь истинный.