Зараза
11 ноября 2020 г. в 21:03
В связи с эпидемиологической ситуацией и постоянными ограничениями жизнь артиста подверглась экстремальным испытаниям. Не во всех городах страны разрешены массовые мероприятия, и из-за этого концерты Матрицы постоянно переносились. Снейк уже начинал раздражаться всякий раз, когда организаторы разводили руками, и приходилось подгонять новые даты под график.
— Господи, когда это уже закончится, — мужчина тёр устало глаза, разговаривая сам с собой, и тяжело вздыхал, вяло беря телефон, чтобы позвонить Глебу. Тот не с первого раза ответил на звонок: — Глеб, с тобой что опять?
— Спал, — кряхтя в трубку, отозвался сонный музыкант, и Снейку стало немного неловко, — что хотел?
— Ты... точно спал? — решил осторожно уточнить барабанщик, чтобы не нарваться на грубость.
— Да. Я точно спал. Глупый вопрос, — чуть раздраженно пробубнил мужчина, оглядывая свою скромную квартиру и пытаясь вспомнить, где у него часы.
— Ну, сам понимаешь, я беспокоюсь. У нас концерт на носу.
— Я знаю. Так чего ты хотел? Решил удостовериться, жив я или нет? — Снейк поджал губы и, немного заикаясь, на выдохе ответил.
— А. Нет. Звоню сказать, что тур опять приходится переносить уже на следующий год, — это не очень обрадовало Самойлова, от чего тот тяжело вздохнул. Сказать ему тоже было нечего.
— Ну, что ж. Прорвемся как-нибудь.
— Глеб, донаты теперь вряд ли пришлют снова. Надо что-то придумывать.
— Нет, — воскликнул музыкант, — никаких больше донатов. Меня так заебали, что пришлось карту блокировать. Спасибо, как-нибудь без них. Вот выступим послезавтра, гонорар получим.
— Да какой там гонорар, — сокрушенно произнес Снейк, прекрасно понимая, что долго они не протянут на таких редких вылазках.
— Какой-никакой, но на ближайшее время хватит.
— Тебе Вадим авторские переводит? — от такой наглости Глеб постарался подавить раздражение.
— Тебе какая разница, что мне переводит Вадик? У тебя всё? — быстро ответил Самойлов, чтобы предотвратить развитие этого ненужного вопроса. Авторские, которые отчислял ему старший, были неприкосновенны для группы, так как это была отдельная копилка, на них и жил Глеб. И всякий раз, когда барабанщик намекал, что надо эти деньги пускать в оборот, Самойлов категорически был против, потому что разделял средства полученные от прошлой жизни и нынешней.
— Да, — сухо ответил Снейк, стиснув зубы.
— Тогда я отдохну. А то эта погода меня убивает, — не попрощавшись и не дожидаясь ответа в трубке, Глеб отключил телефон.
Устало рухнув снова на кровать, он понимал, насколько слаб. Погода за окном не радовала, а только еще больше напрягала, голова гудела. Тишина давила на виски, и жить не хотелось от слова совсем. Его перестало радовать всё, что происходило в жизни, а именно то, что ничего не происходило. Денег хватало только на квартиру и на скромную еду. Он не знал, чем себя занять, и все время проводил в коматозном состоянии. Мысли и тоска по брату всё сильнее накатывали на него. Он до боли в сердце соскучился по нему, и порой ему настолько было плохо, что рука тянулась к телефону, а номера не было. По дурости и на эмоциях он тогда удалил его, а теперь даже и не вспомнит. Вадик звонил ему пару раз, но сохранить телефон Глебу было невдомек. Каждый раз он мучал список входящих, пытаясь вспомнить, когда же был последний звонок, но память не хранила номер так долго. От бессилия мужчина кусал губы, ерошил волосы, ходил из угла в угол, придумывая знаки, намеки, послания. Такое уже прокатывало и не раз, поэтому его больной мозг генерировал безумные идеи. Он не знал, как показать брату, что он готов идти на сближение, что устал от этого безмолвия. Впереди концерт. Значит, нужно что-то придумать. Вадим же обязательно посмотрит. Мужчина всё соображал, что сделать, что сказать, что спеть. Как сменить репертуар, чтобы это заметил брат, ведь всё, что он хотел сейчас, — был долгожданный звонок старшего. Он больше не будет прятаться, унижать его. Он просто будет рад тому, что тот позвонил, услышать родной голос. Как давно его мягкий голос не шептал ему на ухо приятные слова. Глеб и забыл те времена, когда они еще были счастливы вместе. Может быть, зря он тогда встал в позу. Он уже жалел о содеянном, но столько воды утекло с того времени, что надежда наладить отношения с Вадимом гасла всё больше. Глеб уже не раз посылал намеки ему, но с линии горизонта так и не прилетело ни одного ответа. Со стороны брата была тишина, которая пугала и обрекала младшего на одиночество. Впрочем, на что Самойлов надеялся, он и сам не понимал, но попытки подать знак и обратить на себя внимания не останавливал.
Отыграв концерт в довольно адекватном виде, что было редко в последнее время, уставший Самойлов спешно собрался раньше всех. Это выступление далось ему труднее, и у него появился страх, что возраст всё же берет своё. Усталость безжалостно давит на мышцы, да и голосовые связки уже не те, что раньше. Он ощущал себя разбитым и выжатым, сидя в гримерке и закуривая, пока мимо него бегали организаторы, музыканты и обслуживающий персонал. Жизнь, казалось, двигалась вокруг него, но Глеб участником этой жизни себя не ощущал. Он следил за всеми и как-то заторможено отзывался на ту или иную просьбу. Снейк уже подумал, что фронтмен успел бахнуть, но Самойлов был трезв, как стекло, что еще сильнее насторожило.
— Там фанатки ждут, ты выйдешь? — подсев к мужчине, тихо спросил Хакимов. Глеб медленно повернул голову, сделал очередной затяг, словно раздумывая, и чуть сморщился, покачав головой.
— Нет. Не пойду. Ты же знаешь, — его голос был настолько усталым, что не на шутку испугало Хакимова.
— Знаю, но, может, ты бы развеялся.
— Нет. Устал очень. Поехали по домам, — безразличный голос музыканта вывел барабанщика из равновесия.
— Хорошо. Пойду скажу охране тогда.
Уже выходя из служебного выхода на свежий осенний воздух, Глебу немного полегчало. Охраны было немного, так как никого из фанатов не оказалось, поэтому можно было не спеша погрузить аппаратуру и просто постоять, чтобы привести голову в порядок. Это немного взбодрило Самойлова, и он даже помог Стасе с её инструментом. Усталость постепенно отступила, и мужчина стал бодрее, чем полчаса назад. Стоя еще у микроавтобуса и о чем-то беседуя с организаторами, никто из них не заметил, как из-за кустов выбежала поклонница. Она неуверенно держалась на ногах, словно пьяная, но шла точно к цели. Глеб стоял к ней спиной, поэтому не сразу заметил, что к нему кто-то подходит. А вот коллеги все бросили заинтересованный взгляд, и кто-то уже окрикнул охрану. Девушка со всего размаха опустила худенькую ладонь на плечо музыканта и буквально повисла на нём, когда растерянный Глеб обернулся. Она не была пьяна, но дышала очень тяжело. Её выпученные глаза говорили о том, что она задыхается. Испуганный мужчина машинально подхватил её за талию и сам еле удержался на ногах. Вид у девушки был странным и безумным. Маска её болталась на одном ухе, а она мертвой хваткой держалась за куртку мужчины, наваливаясь всем телом. Охранник тут же подбежал, чтобы оттащить неадекватную девушку, и тогда она, смотря прямо в глаза Глеба, изо всех сил вцепилась в него. Самойлов забыл о мерах безопасности, да и кто знает, чем была больна эта девушка, он пытался стащить её с себя, но та рычала и скалилась, словно голодный зверь, готовый вцепиться в шею жертвы. На помощь Глебу пришел Снейк, он буквально оттаскивал музыканта из цепких рук неадекватной. Предательская слюна потекла из перекошенного рта незнакомки, а сопли запузырились в носу. Зрелище было жутким, и Глеб сам скривился от омерзения. Никогда прежде ему не доводилось стать заложником такой хрупкой девушки.
Играя в репку, охранник и Снейк тянули свой урожай, пытаясь оттянуть друг от друга. Девушка из последних сил подтянулась как можно ближе к лицу испуганного Самойлова и кашлянула на него своей скопившейся слюной, стуча зубами. Охранник с силой отдёрнул наглую девчонку, и она отпустила музыканта, от чего Глеб чуть не свалил Снейка, падая на того.
Их обоих качнуло, и чудом они удержались на ногах. Снейк аккуратно поправлял одежду Самойлова, а тот судорожно шарил по карманам, пытаясь найти, как назло, потерявшийся платок, почти не дыша и стоя в чужой слюне. Салфетки ему подала Стася, которая всё это время пряталась в машине и следила за действом. Глеб, морщась от неприязни, как можно быстрее стирал чужие выделения со своей щеки и был возмущен до предела. Девушку уже увели, но осадок остался. Он рвал и метал, использовав почти всю упаковку из двадцати салфеток его коллеги. Потратив еще немало времени на восстановление внутреннего равновесия, он посмотрел на обеспокоенные лица присутствующих и, стиснув зубы и не говоря ни слова, залез в машину. Он был мрачнее тучи и ни с кем не хотел разговаривать. Лишь не выдержав вопросительный взгляд Стаси за потраченные салфетки, пообещал купить ей новую пачку в знак благодарности. Коллеги переглянулись и попытались отогнать все страшные мысли. Ведь девчонка могла быть заразной. Снейк подавил желание дать совет сходить и провериться на бешенство, ибо понимал, что сейчас не лучшее время, но и спускать этот инцидент на самотек было бы глупым поступком. Глеб всю дорогу сидел мрачнее тучи и всем своим видом давал понять, что у него нет никакого желания обсуждать этот инцидент.
Подъехав к месту, он немного успокоился, поэтому быстро вышел из автобуса и направился к дому.
— Глеб. Стой, — на полпути его догнал Снейк. В голосе чувствовалось беспокойство.
— Да. Чего? — теряя вновь терпение, обернулся к нему музыкант.
— Слушай. Ты это... Продезинфицируйся там, чтоб ничего не подцепить, — аккуратно произнес он, и Самойлов закатил глаза.
— Да. Да. Да. Прокипячу губы в кипятке, — иронично ответил Самойлов и снова зашагал в сторону подъезда.
— Глеб. Ну, я серьёзно. Мало ли чего.
— Снейк. Ты за меня переживаешь или за себя? — Глеб снова остановился и, встав в пол-оборота, посмотрел на замявшего барабанщика.
— За тебя, конечно, — заикаясь, ответил тот.
— Да? А мне кажется, ты сейчас больше переживаешь, не заболею ли я ковидом, ибо твоя концертная деятельность тогда пойдет снова по пизде, — Глеб понимал, что он больше не звезда в глазах Хакимова. Теперь он генератор энергии, песен и денег. Что не будь его сейчас в живых, Снейк бы быстро нашел ему замену, но пока он жив тому приходится мучиться. Барабанщик поджал губы и не знал, что ответить. Да и не нужны были ответы. Самойлов с досадой посмотрел на своего коллегу и скрылся за железной дверью теплого подъезда. Поднимаясь по лестнице, мужчина злился от обиды. Он теперь не нужен не только своему брату, но и группе, которая давно перестала верить в будущее и новые альбомы. Все уже давно понимали, что стоят на месте и что от него никакого толка. Это еще больше убивало все надежды на прекрасное будущее. Всё, что он сейчас хотел, — это напиться и забыться.
Войдя в квартиру, он первым делом пошел к шкафу, где обычно хранил заначку, и был рад, что заветная бутылка стояла и ждала своего часа. Глеб давно не пил, ибо держался перед концертом. А сейчас в ближайшее время ничего не намечалось, да и эта странная девица, так нагло оплевавшая его, разозлила и без того расшатанные нервы. Мужчина быстро откупорил крышку и сделал два больших глотка. Морщась от того, что терпкий и крепкий алкоголь обжег горло, он всё же прошел в ванну, чтобы умыться и смыть с себя все следы чужого присутствия, и вернулся за бутылкой. Опьянение на свежие дрожжи не заставило долго ждать, от чего мужчина быстро захмелел и вырубился прямо в одежде до утра.