О том, чтобы быть Окклюменсом

Гермиона не видела Беллатрикс уже несколько недель, все хранители времени, казалось, подводили ее, когда дни смешивались вместе, как грязь. Целыми днями она бесцельно бродила по коридорам Хогвартса, слишком поглощенная мыслями о старшей ведьме, чтобы думать об учебе. Она несколько раз спускалась к лодочному домику в надежде увидеть женщину, появившуюся где-нибудь на берегу. Но там ничего не было. Всю неделю-ничего. В последний раз, когда она видела Беллатрису, ложное чувство безопасности овладело ею, когда она последовала за темной ведьмой за угол, она последовала за ней с улыбкой на губах, которая быстро исчезла, когда она повернула в коридор, только чтобы столкнуться с пепельными останками ведьмы, когда она безжалостно аппарировала прочь. Гермиона чувствовала себя покинутой, иногда ей хотелось, чтобы Беллатриса осталась или ушла, вместо того чтобы тащить ее за собой в каком-то болезненном подвешенном состоянии. Тихий внутренний голос спокойно заверил ее, что, что бы она ни говорила себе, она всегда будет хотеть, чтобы эта женщина была рядом. Гермиона вздохнула про себя, признавая, что это правда, и продолжила идти по этому самому знакомому коридору, скользя глазами по каменному полу. Как и все остальные дни этой недели, Гермиона не имела определенной цели, но все равно продолжала идти. Возможно, она пойдет и посмотрит общие комнаты других домов или, по крайней мере, портреты, которые их охраняют. Вздохнув в нерешительности, Гермиона продолжила бесцельное блуждание. Позади себя она услышала шорох, и порыв ветра хлынул мимо ее ног, когда звук перьев наполнил ее уши. Гермиона медленно обернулась, нахмурив брови, показывая свое замешательство от хлопанья крыльев. Хотя не было никаких следов совы, вообще никаких следов кого-либо, на полу дрожала маленькая сложенная записка, как будто она боялась присутствия Гермионы. При мысли о том, что она получит еще одну записку от Беллатрикс, ее губы расплылись в улыбке, сердце заколотилось в груди, а адреналин побежал по венам, как кислород, когда она подошла ближе к сравнительно маленькой записке, лежащей на холодном каменном полу. Остановившись перед запиской, Гермиона опустилась на пол и села на собственные ноги, поджав под себя голени. Она немного рассердилась на эту записку, маленькую и незначительную записку, за то, что она заняла место Беллатрисы. Или, возможно, она вовсе не сердилась на записку, а наоборот, злилась, что темная ведьма бросила ее в этом огромном замке после того, как была такой... настойчивой. Чувствуя себя немного виноватой перед испуганной запиской на полу, Гермиона улыбнулась ей, когда подняла ее с земли, это было лучше, чем ничего, подумала она, получить записку, неважно, насколько маленькую. Бумага развернулась так же, как и другие, с тем же знакомым треском сопротивления, когда ее складки были развернуты и растянуты. Тот же цвет, тот же почерк. Но на этот раз пришло новое сообщение, которое снова разозлило ее. Не с Беллатрисой и не с запиской, а с самой собой. Надеюсь, ты хорошо провела время прошлой ночью, Мадди. Судя по всему, я тебе больше не нужен. Волна разочарования пронзила ее так же быстро, как и биение сердца. Это была такая злобная маленькая записка, что Гермионе пришлось проявить большую сдержанность, чтобы не скомкать бумагу в руке и не выбросить ее за стену замка. Она чувствовала себя виноватой за то, что направила свое разочарование в другое русло прошлой ночью, как будто, остановившись, вызвала бы Беллатрису. Беллатрикс, Беллатрикс, подумала она. Если бы она была рядом еще немного, не была бы так жестока или, возможно, сказала бы Гермионе о своих намерениях вместо того, чтобы посылать свои записки и исчезать в дыму при любой возможности. Вряд ли их можно было застать врасплох: с начала каникул Гермиона видела не больше дюжины человек, и большинство из них-во время еды. Ее глаза задержались на угрюмой записке еще на мгновение, прежде чем она сложила ее - заботясь о том, чтобы ее складки были аккуратными и ровными. Гермиона на мгновение заколебалась, она заколебалась на месте этой штуки, при мысли о ее языке, о ее... жестокости. Вместо того чтобы сунуть маленький прямоугольный комочек бумаги в лифчик вместе с остальными, она легонько зажала его между большим и указательным пальцами, прежде чем почти небрежно сунуть в карман. Она привыкла думать, что будет ценить все, что достанется ей от Темной ведьмы, все, что угодно. Простые слова, слетающие с губ женщины и падающие ей на уши, возможно, взгляд или даже осязаемое воспоминание, как те ноты, которые она так любила. Но эта записка, эта записка была другой, жестокой и безжалостной. Гермиона снова задумалась над этим, он был задуман как злой, чтобы заставить ее поморщиться. И это произошло. Так что в тот момент, когда бумага была зажата между большим и указательным пальцами, Гермиона сунула записку в карман. А теперь она кладет эту записку подальше от остальных. Разгневанная маленькой запиской, этими несколькими словами, Гермиона начала метаться по бесконечным коридорам Хогвартса, мимо сотен окон, мимо портретов всевозможных ведьм и колдунов, она уже почти не замечала их - коричневые провалившиеся тюфяки, казалось, вонзались в стену вместо того, чтобы представлять какую-то декоративную ценность. Углы следовали за углами, пока молодая ведьма обходила невероятно знакомый замок, теперь она знала эти тропы так хорошо, что могла бы ориентироваться по ним во сне, если бы когда-нибудь почувствовала себя такой беспокойной. Она бесцельно бродила по каменному лабиринту, ее ноги стучали по твердому полу, когда разочарование и ярость закружились внутри нее, как едкий дым, который должен был бы извергаться из Пожирателей Смерти. Пока Гермиона неслась по коридорам и лестницам, на ее плечи начала давить тревожная тяжесть, и она нервно зашагала быстрее, изо всех сил стараясь казаться спокойной, ускоряя свои движения, отталкиваясь от пола. Тревожные вопросы начали просачиваться в ее голову, возможно, кто-то видел ее с запиской? Конечно, они захотят получить ответы о записке из ниоткуда, записке, которую она медленно перечитала, записке, которую аккуратно сложила и спрятала подальше от остальных. Оглянувшись через плечо, она никого не увидела, но тревожное чувство соблюдения правил все еще не покидало ее, словно дурной привкус, который она никак не могла проглотить. Гермиона покачала головой из стороны в сторону, чтобы избавиться от беспокойства и продолжить путь в никуда. -Почему я всегда вижу, как ты несешься по коридорам?- Знакомый голос Беллатрикс Лестрейндж облепил ее уши, словно грязь, и она больше ничего не слышала. Гермиона привыкла к спонтанным появлениям темной ведьмы, она не была так напугана, как когда-то, когда пожилая женщина появилась из ниоткуда, тихо и мягко-как дым. Она не так уж сильно возражала против входов и выходов Беллатрикс, ее бесило то, насколько они были непоследовательны, она никогда не могла позвать женщину - потому что та не приходила. Она никогда не могла сказать этой женщине, чтобы та ушла, потому что та не хотела уходить. Полное отсутствие контроля над Беллатрикс одновременно пугало и возбуждало Гермиону, поэтому она никогда не откажет темной ведьме, чего бы та ни хотела. Она ненавидела это в себе. Или ей это нравится? В груди Гермионы заревело Гриффиндорское сердце - ее губы начали складываться в слова прежде, чем она успела подумать об истории Беллатрикс, о ее характере, и когда она повернулась лицом к старшей ведьме, она не испугалась. -Очень мило, что вы пришли. Глаза Беллатрикс Лестрейндж расширились в благоговейном страхе, и Гермиона, пораженная собственной храбростью, ухмыльнулась. В отсутствие этой женщины она стала более решительной, чем когда-либо, с опасной смесью похоти и страха. - Маленькая Мадди расстроена, что я не навещал ее некоторое время, она расстроена, что старая Беллатриса не пришла и не трахнула ее? Гермиона почувствовала горький привкус злобы, исходящий от губ женщины. “Ну, прости меня, грязная Гермиона, но, видишь ли, мне нужно слишком много времени, чтобы привести себя в порядок после того, как я была с тобой - так что я не люблю делать это часто! И почему я должен быть таким, чистокровные не водятся с Грязнокровными.- Игривый и в то же время жестокий голос Беллатрикс пронзил ее мужественную грудь насквозь, злобная колючка впилась в сердце, заставляя его болеть. За то время, что они провели порознь, Гермиона успела забыть, что эта женщина заставляла ее чувствовать. Вздохнув от поражения, Гермиона подошла к темноволосой ведьме, ее глаза скользнули по полу, прежде чем встретиться взглядом с Беллатрикс, на лице которой было написано удовлетворение. Она никогда не выиграет битву воли против этой женщины, когда темная ведьма не знает стыда. “Почему это, - спросила Гермиона, останавливаясь перед женщиной, - ты все время смотришь на меня, но только время от времени показываешься? Игривая улыбка расплылась по лицу ведьмы и даже проникла в ее черные глаза. - Я уже говорил тебе, Мадди, что не могу проводить с тобой все время, как бы ты ни топала ногами. Игривая улыбка Беллатрикс сменилась саркастическим пониманием, ее густые брови изогнулись вверх, что придало ей невинный вид. Гриффиндорский Лев снова зарычал рядом с ее сердцем, когда волна гордости захлестнула ее, заставив Гермиону сжать кулаки и поднять бровь на женщину, в некотором подобии достоинства. - Я вовсе не топал ногами."В желании казаться спокойной и непоколебимой проза Гермионы слетела с ее губ, как будто она была ребенком, несогласным из принципа. Тут голос Беллатрикс понизился, и она захихикала, глядя на взволнованную девушку перед собой. Гермиона стиснула зубы, заметив, что женщина движется к ней, теперь они были ближе, но все еще недостаточно близко. Гермиона увидела движение, исходящее от талии женщины, когда когтистые руки поднялись вверх и вверх, ткань рукавов темной ведьмы сгибалась у ее локтя, когда ее руки поднялись на уровне плеча. Кровь начала быстро пульсировать вокруг ее тела, заставляя ее щеки чувствовать себя горячими, а ладони потными, когда Беллатрикс сделала несколько маленьких, бесконечно рассчитанных шагов к ней с поднятыми руками. Когда острые кончики ногтей Пожирателя Смерти поцеловали ее в шею, Гермиона задрожала еще сильнее, когда ногти заскребли по бокам шеи, а мясистые подушечки пальцев женщины скользнули по венам и сомкнулись, охватывая горло. Сцепленные руки женщины медленно скользнули вверх, по подбородку и щекам, сильные пальцы Беллатрикс Лестрейндж легли на ее скулы, а тонкие пальцы зажали уши между ними. Гермиона отказалась выказывать какие-либо признаки удовольствия ведьме и стоически стояла, как будто ничего не изменилось. -Прости, что расстроила мою Грязнокровку, но Пожирателю смерти есть чем заняться. Беллатриса хихикнула, когда ее пальцы слегка коснулись мягкой плоти Гермионы. "Пожиратель смерти", - подумала она. Только когда эти слова слетели с губ женщины, она поверила им, что эта ведьма была такой злой и полной ненависти, но в то же время она была там - с руками вокруг грязной головы Гермионы Грейнджер. Глядя в ее, по-видимому, мутно-карие глаза. Образы преступлений Беллатрикс заполнили голову девушки, все крики и кровь, смерть и запавшие, пустые глаза ее жертв, нарушение воли и мольбы о смерти. Гермиона поморщилась, когда горькие мысли хлынули из ее мозга в сердце, заставив его внезапно заболеть, опуститься вниз и скрежетать по животу, как будто оно было сделано из камня. Выражение садистского удовольствия промелькнуло на лице женщины перед ней, когда она почувствовала, как пальцы, обнимающие ее лицо, задрожали от радости, она знала этот взгляд и знала, что Беллатрикс, без сомнения, только что придумала что-то ужасное, чтобы сказать. - Гермиона забыла, что Пожиратели Смерти делают со всеми этими грязными маленькими Грязнокровками, вроде тебя? Маленькая Мадди, влюбленная в Беллатрису! Похоже, Золотая девочка Хогвартса не так уж умна, а? Влюбившись в беглянку из Азкабана - тут жестокая проза Беллатрисы приняла шутливо-садистский оборот, - Я была невиновна, клянусь. Я никогда никому не причиню вреда, какой бы грязной ни была их кровь! Или, по крайней мере, мы можем притвориться, если тебе будет легче прикасаться к себе ночью, думая обо мне. Темная ведьма сделала шаг назад, ее руки ослабли, когда она провела ладонями по лицу Гермионы, оставляя за собой маленькие красные следы. Едва слышный стон сорвался с губ Гермионы, когда она проклинала холодный воздух, достигший ее щек. Из-под своих теперь уже закрытых глаз она снова услышала игривый голос Беллатрикс, воркующей с ней, точно любовница. - Похоже, Мадди не слишком на меня сердится. Гермиона почувствовала, как женщина снова подошла к ней, чужой, но успокаивающий запах кожи темной ведьмы танцевал в ее чувствах, чистый, как черный шрифт на странице, и исчезающий в памяти в следующий момент. Гермиона хотела чувствовать тепло, быть ближе, всегда ближе. Но когда она почувствовала, как руки женщины мягко соприкоснулись с ее собственными, все ее мысли исчезли, как дым, растворяющийся в ясном небе. Длинные и изможденные ногти темной ведьмы царапали чувствительную плоть ее ладоней, двигаясь медленно, медленно, вверх к запястью-она вздрогнула, когда их кончики вонзились в шов ее запястья. Гермиона глубоко вздохнула, когда теплая ладонь Беллатрикс легла в ее ладонь, а ногти поднялись выше. Она смотрела, как тонкие и жилистые пальцы ползают по ее коже, и наслаждалась ощущениями, ощущением тепла и движения в животе, а также легкой дрожью, которая мучила эти обычно уверенные в себе руки. Легкая улыбка растянулась на ее губах, Гермиона была удивительно довольна собой, что не разразилась стонами, когда она представила себе эти тонкие пальцы, блуждающие по ее гибкому телу, при мысли об этих когтях, царапающих ее кожу. При виде трясущихся рук Беллатрикс Гермиона закрыла глаза, потеряв собственное физическое присутствие в явном ощущении желания и похоти, разливающихся по всему ее телу. Тогда она решила, что если эта женщина дрожит, значит, она нервничает, а если она нервничает, значит, она действительно чувствует что-то похожее на то, что она чувствовала к Беллатрикс, ту же самую запутанную и волнующую смесь абсолютного желания и ужаса одновременно. Оторвав взгляд от пальцев на своей коже, Гермиона поискала глазами темную ведьму, но тут же наткнулась на ее веки, которые почти закрылись. В порыве соперничества Гермиона решила, что пришло время ей самой сделать первый шаг. Внезапно, без предупреждения, словесного или иного, Гермиона наклонилась вперед и обвила свободной рукой талию Беллатрикс, сразу же почувствовав грубую текстуру женского корсета, отдельных швов, которые чувствовались намного лучше, чем она себе представляла. И была явная мягкость, которую она не ожидала почувствовать, так как гладкая кожа под ее рукой немного подалась, когда их тела прижались друг к другу. Спереди Гермиона ощутила тепло, не похожее на возбуждение, но скорее это была близость двух женщин, которая вызвала жар. Внезапно Гермиона решила, что это было лучше, чем она могла себе представить. И она, конечно, пыталась представить себе это. Дымный хриплый голос Беллатрикс целовал уши Гермионы, как губы, которые она хотела бы, ее пальцы тревожно и возбужденно поглаживали электрические ощущения, проходящие через ткань ее одежды прямо в сердце. Гермиона обнаружила, что ее глаза остекленели и полностью усвоены, как будто она не в состоянии оценить ситуацию в целом. Ее руки, удерживающие Беллатрикс Лестрейндж на месте, крепко держащие ее. Стон резонировал в ее голове, когда она почувствовала, как пальцы, переплетенные с ее пальцами, как веревка, сдвинулись и отодвинулись, когда рука темной ведьмы скользнула вокруг ее талии, как змея. Здесь они стояли вместе, практически на одном месте. Гермиона крепче прижала женщину к себе, тепло ее тела проникало в каждую из их сердцевин, пока они стояли в тишине, прерывисто дыша. Их взгляды сместились, словно по какому-то невидимому сигналу готовности, и, как любовники, взгляды двух женщин встретились. Смягченная чернота глаз темной ведьмы застала ее врасплох, незнакомый оттенок тепла украсил их блестящую поверхность. Гермиона слышала, как женщина мурлычет от прикосновения, чувствовала, как мягко расширяются и сжимаются ее ребра, втягивая кислород в ее удивительно нежное тело. Именно в этот момент Гермиона узнала Беллатрису как женщину, как личность, как человека. Человека, которого она могла бы полюбить. Беззвучно и медленно расстояние между ними сокращалось, оно уменьшалось и увядало, пока между их губами не осталась лишь ниточка теплого, сладкого дыхания. Сердце Гермионы заколотилось в груди, а в животе запорхали слишком знакомые бабочки. Она практически ощущала дыхание старшей ведьмы, танцующее на ее языке, лужицу чужеродного тепла, стекающую по подбородку, груди и испаряющуюся в прохладном зимнем воздухе. Гермиона в последний раз вдохнула воздух, когда их губы встретились. Теплые губы, такие теплые. В их поцелуе, в их объятиях, в том, как их ноги стояли почти на одном месте, была чистота, которой она не знала всю свою жизнь. Гермиона часто задавалась вопросом, каково это-целовать кого-то, и решила, что это именно то, что нужно. Она почувствовала, как женщина в ее объятиях задвигалась от удовольствия, заставляя их тела соприкоснуться еще сильнее, а губы-еще сильнее. Она почувствовала, как руки на ее талии переместились вверх, поэтому они обняли и ее плечи - она чувствовала себя такой окруженной и заключенной. Но решила, что лучше этого она и представить себе не могла. Дух Гермионы начал угасать под ее кожей, когда она почувствовала, как губы Беллатрикс начали двигаться против ее собственных, она могла чувствовать мягкую рябь плоти, их тонкие складки. Нежные складки этих полных и жаждущих губ двигались сами по себе. Не сдерживаемая условностями, Гермиона высвободила руку из-за талии Беллатрисы и положила ее на подбородок женщины. Она часто ловила себя на том, что ее глаза задерживаются на кажущихся невозможными контурах его красоты, но никогда прежде она не осмеливалась протянуть руку и коснуться его. Ей нравилось, как он ощущается под ее пальцами, нравилась его острота, нравилось, как крепко он прижимается к ее губам, пока они целуются. Вероятно, из глубины горла Беллатрикс Гермиона услышала стон, когда ее рука соприкоснулась с мягкой плотью челюсти темной ведьмы, она улыбнулась в ответ на поцелуй и позволила своим пальцам нежно погрузиться в кожу под ними. Гермионе нравилось, что печально известное хладнокровие и холодность Беллатрикс рушились после одного поцелуя. В ожидании более бурной реакции Гермиона слегка приоткрыла свои розовые губы и осторожно высунула язык, пока он не коснулся губ старой ведьмы. Она почувствовала на губах Беллатрикс легкую паузу в движении, как будто испуганная этим прикосновением. Гермиона позволила своему языку свободно и ритмично скользить по нежной плоти, чувствуя, как руки, так крепко прижатые к ее спине, начинают дрожать. Наконец, Гермиона почувствовала, что побеждает Беллатрису Лестрейндж. Ее губы начали растягиваться, когда старшая ведьма отстранилась от нее, прежде чем она смогла отреагировать, Гермиона обнаружила, что смотрит в темные и широко раскрытые глаза женщины, ее распухшие и покрасневшие губы выдавали их действия, а глаза страстно смотрели слева направо. Она узнала выражение лица женщины, она видела его несколько раз, но на этот раз было что-то еще. Это был страх. И она знала, что будет дальше. Ее руки инстинктивно сжались вокруг талии и подбородка Беллатрикс, желая прижать ее к себе и не дать уйти. Но это было легкомысленно, и она это знала. Черные стеклянные шары превратились в дым, когда приятное, теплое ощущение в животе исчезло, а руки безвольно упали по бокам. Вокруг нее в воздухе плавали пепельные частицы и медленно исчезали. Хотя Беллатриса снова оставила ее, Гермиона просто стояла на том же месте, где она была, когда целовала Беллатрису Лестрейндж, печально известную садистку и Пожирателя Смерти, и ухмылялась, чувствуя себя победительницей.