Кратосархат

— Кто это? — кидаю я на Парца недоуменный взгляд после того, как мы с агафэсом в лазарете остаемся вдвоем. За пару секунд до озвученного мною вопроса, сверкнув золотом радужек, из прохладного помещения тенью выскальзывает кратос среднего роста. Ее черные длинные волосы собраны в высокий конский хвост, кончик которого украшает золотой заостренный набалдашник. Бьюсь об заклад, безделушка не красоты ради. Даром, что по форме она похожа на жало черного скорпиона. Верхнюю часть лица девушки скрывает маска из черепа степной кошки. На костяшках блестят кастеты с недлинными, но явно острыми лезвиями, напоминающими когти дикого животного. С какой стороны ни посмотри, незнакомка не кажется мне подходящей собеседницей для Парца, который и обычных кошек шугается с завидным постоянством. Столкнись парень с диким животным, и визг бы стоял такой, что стекла в окнах крепости усыпали бы толстые трещины. По логике, девушка, щеголяющая в черепе пугающего зверя, должна восприниматься опаснее этого самого зверя. В таком случае, почему же Парц не вопит в ужасе при виде подозрительной гостьи? Она пострашнее чудовищ из Синего леса, каким бы миловидным личиком ни обладала. Ох уж эти агафэсы… Вслед за собственными размышлениями ловлю себя на том, что прямо сейчас напоминаю себе чрезмерно заботливую деревенскую бабульку, которая запрещает своему любимому внучку общаться с дворовыми мальчишками, так как те бегают по всей деревне, избивая палками крапиву. Так и хочется сказать что-нибудь вроде: «Не общайся с ней, а то заплутаете в трех соснах и помрете, а мне потом хоронить!». И когда это я стал таким заботливым? Или был таковым всегда, но не имел возможности проявить эту черту во всей красе? Сам себе поражаюсь. Криво усмехнувшись из-за неожиданных ассоциаций, я подавляю с десяток иных напрашивающихся вопросов, терпеливо ожидая ответа на первый. — Её зовут Тэрас! — с удовольствием делится со мной Парц, не замечая моего внутреннего напряжения. — Она воин среднего звена кратосовской армии! — То, что она кратос, я заметил, — фыркаю я. Настроение с утра у меня оставляет желать лучшего. Не успел я вечером после показательного наказания возвратиться в свою комнату, как боль, по которой я ничуть не скучал, вернулась. Мне пришлось выпить всё оставленное Джаэром снадобье, чтобы унять ее и нормально поспать. Но утром я, к глубочайшему сожалению, обнаружил, что боль вновь готова идти со мной по жизни длиною в вечность, крепко держа меня за руку. И мучительные ощущения, что накатили на меня, оказались посильнее привычных. Отголоски ночной войны со смертью и устроенного поутру представления. Мелькала у меня малодушная мысль первым делом перед завтраком наведаться к Джаэру, кинуться ему в ноги и умолять о новой порции таинственного лекарства, но я стоически отогнал от себя эту идею. Дело даже не в гордости, а в том, что как бы лекарство ни было хорошо, получать его постоянно я не смогу, так как Джаэр либо погибнет в битве с эгриотами, либо, если ему повезет больше, рано или поздно вернётся на родину. Так или иначе, а со своей болью мне все равно придется встретиться вновь. И чем дольше я этот момент буду оттягивать, тем хуже мне станет после. Поэтому надо сжать зубы, потерпеть и привыкнуть. Отдохнул немного от агонии и хватит! К тому же отсутствие боли скверно влияет на мой характер. Я мгновенно становлюсь омерзительно спокойным и понимающим. Вместо того чтобы осаждать башню, выделенную кратосам, я решаю провести время с большей пользой и наведываюсь к Парцу. Но первой, кого я вижу в лазарете, оказывается не иэтрэс, колдующий над очередным снадобьем, не внимательный соплеменник агафэс, решивший порадовать Парца тарелкой с фруктами, а незнакомая воительница из расы кратосов. И это меня жутко злит, потому что мое плохое утреннее настроение связано не только с болью… А причина моего отказа от ползанья на коленях перед Джаэром объясняется не только холодной логикой, озвученной выше. Он снова мне снился. Я вновь ощущал губы Джаэра на своих. Вот только… В этот раз греза прерываться не торопилась, потому я пережил целую гамму и куда более интересных эмоций, нежели те, что испытал благодаря поцелую. И все было бы замечательно, не проснись я и не осознай, что все это нереально. Не думал я, что сновидение может заставить ощущать настолько сильное разочарование от того, что это всего лишь сон и не более. Если днем ранее я испытывал после подобной фантазии лишь стыд, то теперь это больше походило на изматывающий голод, который было невозможно утолить и который распалялся сильнее благодаря навязчивым грезам. Я давно смирился с мыслью, что абсолютно любое живое существо способно меня предать. Но от собственного подсознания я такой подставы не ожидал! Поклон тебе до земли, Ксэт. Молодчина. Влюбился в безумного вояку, сам будучи разлагающимся полутрупом. Отличная из вас вышла бы парочка! Прямо-таки эталон гармоничных взаимоотношений! Ух, и зол же я на себя! Ух, и зол же я на Джаэра! И на девушку, что зачем-то наведалась к Парцу, я тоже зол, потому что она из кратосов, а значит, невольно напоминает мне о человеке, думать о котором я себе запрещаю! — Что она здесь делала? — спрашиваю я, омраченный чередой мыслей о Джаэре, которые варьируются от «Да что б ты помер!» до «Только бы не помирал!». Парц на это лишь неопределенно пожимает плечами. Щеки его при этом покрывает голубоватый румянец. — Я учил ее вышивать, — смущенно бубнит агафэс, вытаскивая из-под подушки пяльца и моток ниток. В вышивке Парц настоящий умелец. Голубое крыло на повязке, что закрывает мой левый глаз, вышил именно он. И то, что кто-то из собратьев притащил к нему в лазарет приспособление для вышивания, меня ничуть не удивляет, хотя я предполагаю, что делать это лежа на спине не очень удобно. Но то, что Парц учил вышивке кратоса… Такая картина не укладывается у меня в голове. Я бы решил, что у моего друга бред на фоне полученных травм, не увидь я в его комнате кратоса своим собственным глазом. — Что-то не припоминаю я среди твоих друзей кратосов, — протягиваю я холодно, облокачиваясь на спинку кровати Парца и прожигая в друге дыру. Он уже с модрэс «подружился», не хватало еще спасать его и от кратосов! — А мы вчера познакомились! Вечером! — улыбается Парц. — Благодаря тебе, — добавляет он тихо. — Мне? — переспрашиваю я удивленно, чувствуя, что продолжать оставаться в вертикальном положении мне слишком мучительно. Потому я пододвигаю к кровати друга стул и не сажусь, а буквально падаю на него. Ноги нещадно ноют. Нещадно ноет все тело. Я сам готов нещадно ныть на фоне всего этого нещадного нытья! Боги, как бы было замечательно прямо сейчас вздернуться на пару часиков. Или слететь со скалы. Или хлебнуть яду. Или сделать все и сразу! Да, все и сразу — было бы просто великолепно! — Не знаю, что ты вчера вычудил, но Тэрас это весьма впечатлило. Она сказала, что я должно быть невероятный человек, если за меня так рьяно заступается нэкрэс, — объясняет мне Парц. — Про наказание она тоже рассказала. Честно говоря, мне кажется, что это было лишним. Тем не менее… спасибо, — произносит он с благодарностью в голосе. Я лишь молча киваю. Говорить совсем не хочется. Каждое произнесенное слово будто бы вытягивает из меня остатки сил. — Постой, — вздрагиваю я от неожиданной мысли, — не хочешь ли ты сказать, что она провела здесь ночь? — Ну… — Парц голубеет сильнее. — Да. — И вы вышивали? — переспрашиваю я с недоверием. — Всю ночь вы вышивали?! — Да. — Только вышивали? — не знаю, зачем я допытываюсь до него. Ответ же очевиден. У агафэса сломан позвоночник, что еще он мог бы делать в таком положении?! И все же я почему-то нуждаюсь в словесном подтверждении. — Конечно, только это! — неожиданно горячо заверяет меня друг. Щеки его так и полыхают. — И на том спасибо, — вздыхаю я, практически растекаясь на стуле. — Ты ведь вчера использовал свою силу? — обеспокоенно уточняет Парц, видя мое состояние. — Ну, не чужую, это уж точно. — И? — интересуется он осторожно. — Так же плохо, как и в прошлые разы, или… — Даже хуже, — вздыхаю я с горечью. — Не понимаю, — бормочет агафэс. — Это ведь твоя сила. Так почему же она причиняет тебе такую боль. — Черт ее знает, — пожимаю я плечами. — Может, я не в ее вкусе? — невесело усмехаюсь я. — Лучше расскажи, как себя чувствуешь ты? К моей радости, Парц берется самозабвенно делиться всеми своими ощущениями, начиная от болевых и заканчивая странными или чешущимися. Это занимает по меньшей мере час, за который я успеваю перевести дух от утренней боли и взять себя в руки. По болтливости друга оценив его состояние как стабильное, я выхожу из лазарета и направляюсь в зал для собраний. Нутром чую, делать мне там сегодня нечего, но понимаю, не появиться мне там тоже нельзя. Решат еще, будто я дал слабину. Или сделают какие-то иные, но также не играющие в мою пользу выводы. Так что на собрании надо быть в обязательном порядке. Потому заставляю свои ноги делать шаг за шагом, хотя единственное мое желание на данный момент — прилечь. Неплохо бы в гроб. Или на похоронный костер. Лишь захожу в зал собраний и тут же улавливаю на себе сотни взглядов. Внимания к моей великолепной персоне даже больше, чем в день, когда союзники только приехали в крепость. И тягучий страх, что явно теплится в их душах, сильнее, чем когда-либо. Чудесно. Сразу бы так. Рядом с главой модрэс топчется одна из двух провинившихся. Та, что не била Парца, но и не остановила соратницу от нападения. По лицу ее видно, что чувствует она себя худо. Спина у нее однозначно будет саднить не одну неделю. И поделом. Подождав, когда все соберутся, Клысц начинает приветственную речь с бесконечной благодарности всем присутствующим за то, что они продолжают бороться. И ни слова про Парца. Будто ничего и не было. Это раздражает мою и без того раздраженную душу больше прежнего. Я стою в самом дальнем и темном углу зала и невольно распространяю вокруг себя ауру тихого негодования. Даже не говоря ни слова, красноречиво демонстрирую свою позицию в отношении слов Клысца одним лишь недовольным выражением лица. Недовольных лиц в моем мимическом арсенале в достатке. И сегодня в ход идет самое мерзопакостное из возможных. — Красиво ты вчера поставил этих идиотов на место, — раздается одобрительное неподалеку от меня. Я вздрагиваю и невольно оглядываюсь. В метре от меня стоит кратос в маске из черепа черного тигра. Внешне он мало чем отличается от Джаэра, если сравнивать видимую нижнюю часть лиц обоих молодых мужчин. Такой же острый подбородок, тонкие губы в цвет коричневой кожи и золотистые глаза. Волосы до плеч. На шее под кадыком — крестообразный шрам, блестящий золотом. Но не это разительно отличает его от Джаэра. Что-то совершенно другое. То, что не увидишь глазами. Такое можно только почувствовать. — Спасибо за представление. Я развлекся, — голос его выше, чем у Джаэра и будто бы мелодичнее. И все же… Не знаю, с чем это связано, но этот кратос вызывает у меня необъяснимую резкую антипатию. — Я это сделал не потехи ради, — бросаю я, хмурясь. — Да? — щурит глаза кратос. — А мне показалось, что ты от происходящего получаешь определенное удовольствие, — говорит он и расплывается в противной улыбке. — Каково это — быть одним из самых сильных и неуязвимых существ нашего мира? — спрашивает он со странной интонацией. Что за беспардонность. — Говенно, — цежу я сквозь зубы. Он меня раздражает. Но не так, как это делает Джаэр. Иначе. — Правда? Как интересно, — продолжает лыбиться кратос. Мне хочется выплеснуть на неожиданного собеседника все недовольство сегодняшним утром, но я, проглотив плохое настроение, предпочитаю демонстративно отойти подальше от кратоса, надеясь, что и этого хватит для окончания разговора. Но моих действий, как оказывается, недостаточно. — Не убегай, я ведь всего лишь хочу узнать тебя поближе, — заявляет кратос нагло. — Меня зовут Соэр. А ты Ксэт, верно? — Верно, — отвечаю, надеясь, что после этого от меня отстанут. — Безумно приятно познакомиться, — произносит Соэр с придыханием и внезапно ловит мою левую руку, притягивает ее к себе и запечатляет лёгкий поцелуй на тыльной стороне моей ладони. Я от неожиданности теряюсь, но быстро прихожу в себя, вырываю руку из несильного захвата и невольно прижимаю ее к груди. — Ты спятил? — рычу я. Поцелуй все ещё ощущается кожей. Чувство такое, будто руку мою опустили в чан с грязью. Все мое естество готово вывернуться наизнанку под влиянием этого явно неприятного типа. — О, ты из скромных? Люблю скромных, — смеётся Соэр, выразительно облизываясь. — Соэр, — неожиданно окликает кратоса кто-то из своих. Я невольно оглядываюсь на остальных темнокожих воинов и… Судя по возросшему интересу во взглядах оных, настало мое время штабелей. Единственный, кто на меня не смотрит, это Джаэр. Он выглядит раздосадованным. Желваки его ходят ходуном, как если бы он то и дело сжимал от злости челюсти. — Мне пора, — сообщает мне мой новый знакомый. Хоть одна хорошая новость за сегодняшнее утро. — Но я подойду к тебе позже. — Не надо, — морщусь я. — Почему нет? — улыбка не сходит с губ кратоса. — Потому что нет, — выдыхаю я, кидая на Соэра один из своих коронных злобных взглядов. — Ну-ну, не горячись. Я лишь хочу тебе помочь, — кратоса мой агрессивный тон не смущает. — В чем, интересно? — рычу я. — Много в чем. Например, могу согреть для тебя постель, — заявляет он и подмигивает мне. У меня аж скулы от злости сводит. Да что он о себе думает?! Я, накрытый волной бесконтрольной ярости, силюсь придумать достойный ответ на данное заявление, но в голове пусто. Соэр уходит к своим, так и не дождавшись словесной шпильки с моей стороны. Джаэр, поглядывая на соратника, выглядит взбешенным. — …хочу обратить ваше внимание на то, что в последние дни Синий лес лишился своей тишины. Перезвоны листьев не прекращаются даже в момент, когда ветер утихает. Это может указывать либо на подошедших слишком близко к границе диких животных, либо на разбитый неподалеку от нас лагерь врага. Оба варианта, как вы понимаете, не… — вещает Клысц, даже не подозревая, какие дела творятся на собрании на фоне его располагающего голоса. Да, Клысц, мы все прекрасно понимаем, в какой ситуации оказались. Противник продолжает таиться в тени, не нападая и лишь изводя нас своим бездействием больше и больше. Эгриоты хотят, чтобы мы совершили ошибку. И судя по следующим словам, выговоренным Клысцем, ждать им остается недолго. — Сегодня вечером отряд из добровольцев уйдет в Синий лес на разведку. Будем надеяться, что сей несколько безрассудный поступок… — несколько? Вы отправляете их на верную смерть! — …даст плоды. Моя рука взлетает вверх быстрее, чем я соображаю, что делаю. — Да, Ксэт? — поворачивается ко мне глава агафэсов. Я вижу, сколько труда ему требуется для того, чтобы при виде меня сохранять бесстрастный вид. — Зачем вы отправляете в лес отряд, зная о гарантированных жертвах, когда достаточно отправить меня и не потерять ни единого воина? — задаю я, как мне кажется, резонный вопрос. На самом деле никуда идти я не хочу. Слишком плохо я себя чувствую. Но и не желаю, чтобы кровь воинов оказалась на моей совести. Ощущение, вызванное пониманием того, что кто-то остался бы жив, помоги ты ему, самое мерзкое. Но мои слова присутствующие воспринимают иначе. — Кем ты себя возомнил?! — шипит одна из модрэс. Шипит зло, но с неприятными нотками страха в голосе. — По-твоему, мы на твоём фоне слабые котята? По-моему, вы на моем фоне смертные котята, идиотка. — Без тебя прекрасно справимся, — слышится рык со стороны пратусов. Здравствуйте, пожалуйста. Честной народ, это что же творится?! Модрэсы и пратусы подружились против меня? И готовы умереть, но не просить у меня помощи? Эко я вашу гордость задел! — Я все ещё настаиваю на том, что слать на разведку нэкрэса — наиболее эффективный вариант, — подаёт голос мава кратосов. — Не вижу смысла рисковать жизнями своих воинов, когда можно отправить бессмертного, — хоть один глас разума в толпе невеж. Хотя ее слова мне почему-то неприятны. — Так не отправляй, — разводит глава модрэсов руками. Говорит она это с вызовом, будто бы пытается обличить маву в трусости. Но та на провокацию не ведётся. — Я и не собиралась, — кивает она. — А не слишком ли много чести кратосам?! — вступают в диалог пратусы. …И начинается. Нервное напряжение, что копилось в людях неделями, вырывается наружу в качестве повышенных голосов, яростных споров и агрессивных бредовых доводов. Я вновь воздеваю руку вверх. — Раз вы не хотите отправлять меня одного, могу я присоединиться к отряду добровольцев? — пытаясь перекричать общий гвалт, задаю я новый вопрос. Скандалисты все разом замолкают. Клысц тяжело вздыхает. Он явно безумно устал. — Нет, Ксэт, — качает он головой. — Вчерашний случай продемонстрировал, что ты не командный игрок. Прошу прощения?! — Какая-то дрянь сломала твоему подчинённому спину из-за тупорылых предрассудков, а не командный игрок — я?! — вот и я становлюсь одним из тех несдержанных скандалистов. Аж задыхаюсь от злости. Окружающие это замечают и пятятся от меня. С опаской ждут, не вытворю ли я сегодня то же, что произошло вчера. — Ксэт, ты устал. Тебе следует немного отдохнуть, — пытается Клысц меня утихомирить. — Позже мы обязательно обсудим произошедшее, но сейчас идёт война и жертвы неизбежны. — О чем ты, боги меня подери, говоришь?! Правила войны просты: ты можешь погибнуть от руки противника, если противник не погибнет от твоей. Противник, а не союзник! — выдыхаю я, кидая на модрэсов и пратусов испепеляющий взгляд. Но я не замечаю в их лицах ничего, кроме опасения. Они меня не слышат. Не понимают, почему я так зол. Они искренне считают правыми только себя. И я могу сколько угодно кричать и взывать к их разуму. Невозможно достучаться до человека, если он сам этого не захочет. Если он не готов к правде. — Вы правы, — осадив сам себя, через силу выдавливаю я. Понимаю, что если продолжу в том же духе, станет только хуже и меня вообще запрут в комнате или выгонят из крепости. Спокойно, Ксэт. Жизнь — та еще сволочь. Она однозначно расставит всё по своим местам. Ну а пока придётся проявить чуточку терпения. — Я действительно устал. Пойду, пожалуй, понежусь пару дней в кровати, пока ваши воины будут умирать.