Лиса

***

За окном необычная тишина, и ты замираешь, глядя в него на медленно падающий снег, скрывающий все звуки. Длинная рубашка струится по телу, скрывая фигуру почти до колена. Один из немногих моментов, когда я могу порадоваться своей любви к мужским вещам, ведь ты заворачиваешься в них как в кокон, становясь ещё трогательнее. Подвернутые рукава открывают руки до локтей, позволяя любоваться узкими запястьями и длинным предплечьем. Чертово образование, даже сейчас оно влезает в мысли, мешая назвать вещи не своими именами. Ты смеёшься над моим отчаянием, твердя, что тебе нравится. Пусть так. Ты делаешь вид, что не видишь моего приближающегося отражения и улыбаешься улице, от которой тебя отделяет лишь ледяное стекло. Почему я знаю? Твои замороженные пальцы, и так вечно холодные, стали совсем ледышками, зато ты позволяешь мне спрятать их в своих обжигающих ладонях и согреть хрупкое доверенное мне тело. Я слышу как стучит сердце под сомкнутыми как у египетских фараонов руками, только в кистях зажаты не жезл и символ власти, а постепенно согревающиеся пальцы. Я улыбаюсь, не видя улицы, совершенно уйдя в свои мысли, когда твой голос вынуждает меня вернуться: — Ты тоже видишь? Киваю, зная, что ты прекрасно понимаешь, что кроме тебя я не вижу ничего вокруг. Тебя и твоей макушки, до которой едва дотягиваюсь, не наклоняясь. Ты фыркаешь и откидываешься назад, больно стукая затылком о мою грудь и довольно смеешься, слушая рваный выдох в ответ. Ну ладно, мы ещё посмотрим, кто победит. Я отпускаю твои руки, и они спускаются вниз, повисая вдоль тела, и я знаю, что на твоём лице появляется хитрое лисичье выражение. Лиса. Ты моя лиса. Рискну ли я тебя так назвать вслух? Ни за что. Зато теперь я точно знаю, кто ты, и улыбаюсь этому открытию, как будто наконец получилось подобрать ключ к заветной дверце. Пальцы касаются выступающих ключиц, и твоё тело вздрагивает от неожиданности. Горячее прикосновение мягких, словно кошачьи лапки, пальцев, щекотно разбегается, вызывая улыбку, а твоя запрокинутая голова открывает для меня шею, и ты закрываешь глаза, почти мурлыча от удовольствия. Ты умеешь, я знаю… Кажется, я даже чувствую, как дрожит твоё горло, и эта дрожь разбегается по моему телу волнами. Мелкие пуговки, которые хочется проклинать на чем свет стоит, поддаются неслушающимся пальцам, и широкие полы повисают по бокам, открывая тебя. Я ревниво отворачиваю тебя от окна, прячу в глубине комнаты, где никто не сможет увидеть… Как пальцы пробегают по тонкому кружеву спины, едва касаясь нежной кожи, и спускаются к тонкому изгибу поясницы. Касания становятся увереннее, и ты раскрываешься, тянясь. Хрупкое равновесие, когда ты лежишь в моих объятиях, опираясь спиной и позволяя касаться тонких рук, сплетая пальцы в замок, и не думать ни о чем. Я любуюсь этой странной и удивительной картиной спокойствия, не веря себе до конца. Контраст горячего тела и ледяных пальцев, которые снова скрываются в моей ладони, невероятен, и я рискую коснуться доверчиво открытой шеи. Провести по ней носом, вдыхая неуловимый запах твоей кожи и чувствуя мурашки, покрывающие нежную плоть. Добираясь до ключиц, останавливаюсь, замирая и слушая, как ты дышишь, охватывая взглядом всё доступное пространство твоего тела, и нетерпеливый тычок становится сигналом. Коснувшись выступающих под кожей длинных косточек, провожу по ним языком, запрятанным между губами, и резко подхватываю твоё тело под ребра, так что ты словно падаешь в мои ладони, раскидывая руки. Распинаясь для меня. Позволяя касаться и шептать бессвязные слова во вздрагивающий живот и аккуратные бедра, кожа которых так чутко отвечает на малейшее касание. Прихватываю губами тонкую преграду, наполненную кончиками нервов, и рваный вздох подсказывает верное направление. Мне страшно. Всякий раз как первый. Да он и есть первый. Ты загадка для меня, и я никогда не знаю, как ты отреагируешь на мои поползновения в этот раз. Ты позволяешь, расслабляясь, и отвечаешь мне громким выдохом во всю силу легких — я на верном пути. С другой стороны, я знаю, где коснуться тебя. Всё же не так уж плохи мои знания. Терпко и сладко, нежно и мягко, плавное движение и голос от которого хочется сойти с ума прямо на месте. Хочется плакать и смеяться одновременно, понимая, что получается. Пальцы, вцепившиеся в тонкую ткань в судорожном жесте, и подброшенное собственной силой тело, рухнувшее, кажется с огромной вершины. Ты смотришь на меня, и напряженные морщинки разглаживаются, уступая место радости. Твоя ладонь касается мокрой кожи, проводя на ней узоры и линии, и уверенно соскальзывает дальше. Ты не даешь мне сопротивляться, затыкая рот поцелуем, и тело плавится вслед за уверенными движениями твоих рук. Я не сопротивляюсь, наслаждаясь растекающимся по телу голодным жаром, пуская тебя в каждый потаенный уголок, тихо скуля и вздрагивая на не терпящие уверток касания. Обжигающие следы тают на коже, оставляя после себя отпечатки, которые не забываются. Позволяя себе забыться в небольших руках, захлебываясь в протяжном крике и пытаясь отдышаться, с трудом впуская воздух в сжатое спазмом горло. Довольным котом ты появляешься в поле зрения, облизываясь и потягиваясь всем гибким телом, позволяя мне, так и быть, коснуться фарфора кожи, не веря себе. Устраиваешься на моих ногах, не противясь скользящим по телу пальцам, позволяя обнять и притянуть к себе, зарывшись пальцами в россыпь волос. Коснуться губ, приоткрывшихся навтречу, и скользнуть за них, резко вдыхая раскаленный воздух. Сминая и чуть грубо вторгаясь в запретное пространство, неожиданно открывшееся напору. Ты правда не против, позволяешь оставить касания на опрокинутой шее, смеясь над моими слезами, заливающими щеки. — Зачем ты плачешь? — щек касается рука, которую хочется поймать и покрыть поцелуями, не выпуская никуда. — От радости, — пытаюсь выскрести из глотки единственно верный ответ. — Разве можно плакать от радости? — От очень большой… Можно.