***
— И поэтому Дюрран и Эленея были в безопасности в своем замке до конца своих дней, по крайней мере, так говорят легенды. Не говори отцу, что я тебе говорил, он не любит глупых историй, ты же знаешь, — голос Ренли, доносящийся из коридора, полон озорства, как и смех маленького мальчика, который следует за ним. — Но ведь это наша история, не так ли, дядя Ренли? — спрашивает Эртур, и Станнис, невидимый за дверью, борется с желанием вздохнуть. Легенды, которые рассказанные детям в комнате — это не история, даже близко не история. Ширен, хоть она и молода, понимает это, но Эртур... Сын Станниса увлекается картами, но, кроме этого, в нём нет ничего, что он мог бы понять. Или, по крайней мере, иногда так кажется. У него есть всё озорство, которое Эшара до сих пор проявляет, когда думает об этом, и такая же необузданность, как у Роберта. Но в его сыне нет ни бездумной жестокости Роберта, ни детской застенчивости Станниса. Нет, он похож на Ренли, безрассудный и веселый, с умным духом своей матери, и он любит легенды, как его дядя, который когда-то требовал сказок, он исследует остров, который они называют домом, с легкой уверенностью, с которой его мать всё ещё очаровывает комнату. Но он должен знать, что истории, которые он любит, не являются правдой. — Ну, мы не знаем, — говорит ему Ренли. — Твой отец сказал бы, что Дюрран и Эленея — всего лишь сказки, как и все остальные. Но мы знаем, что магия была реальной, потому что можно точно утверждать, что когда-то были драконы, и поэтому кто может сказать? Станнис встает в дверях и наблюдает за ними, его братом и сыном, как Ренли поднимает Артура на плечи, и они изучают расписной стол. Они прослеживают морской путь от Драконьего Камня до Штормового Предела, и путь к Королевской Гавани и Звездопаду, даже вверх по Королевскому тракту до Винтерфелла, где первенец Эшары живет со своим отцом. Во всём этом есть какая-то невинность, в этом мальчике и этом полувзрослом мужчине, которые хотят верить в старые истории, но практикуют пути к реальным местам. В то время как что-то в Станнисе насмехается над этим, что-то ещё — часть, которая, казалось, формировалась и росла, когда он смотрел в детские глаза своего брата и его детей, что искривленная Эшара говорила о потере Джона и спрашивала, как бы он себя чувствовал, если бы Ренли забрали — хочет защитить их всех.***
— Чего я не понимаю, так это почему он вообще у тебя. О, организовать брак для Делены — это просто убрать беспорядок Роберта, как вы со Станнисом и Джоном Арреном всегда делаете, но почему ты сделал это с одним из твоих домашних рыцарей? Зачем делать его своим подопечным? Этот вопрос Лорас задает после того, как Эдрик, как и любой возбужденный мальчик, демонстрирует свой новый лук, подарок от "Роберта" на его именины. Ренли полагает, что это достаточно обоснованно, хотя он испытывает искушение указать, что сам Лорас вырос, общаясь время от времени с двумя незаконнорожденными кузенами. Сыновья Гарта Тирелла, если Ренли правильно помнит, а он помнит — он может вспомнить семейные подробности так же, как Станнис может вспомнить точную силу оружия, которым обладает каждая из этих семей. Но Лорас уже сказал, что он знал их только мимоходом, что это Уиллас, который после несчастного случая необъяснимым образом довольно хорошо познакомился с некоторыми из ублюдков Хайгардена (и есть несколько, рожденных в основном Тиреллами, которые никогда не женились и поэтому не имели жён). Тем не менее, он намерен отмахнуться от этого, пока Лорас не добавляет: — И мальчик даже думает, что это действительно Роберт, а не Варис послал ему эти подарки, всё это просто кажется смешным. Почему ты продолжаешь в том же духе? — Потому что у него должен быть кто-то, кто не бросит его, — резко бросает Ренли, и Лорас бросает на него испуганный взгляд. Этот взгляд не помогает, потому что Тирелл не понимает, он не может понять. Его родители живы и здоровы, вся его семья тесно связана, и он не может понять. — Прости, я просто… Когда Роберт умыл руки от всего этого, неудивительно, учитывая, что он почти не видит своих истиннорожденных детей… Он делал так раньше, Лорас, он уже делал это. — Для кого? — смущенно спрашивает Лорас. - для той, которая, как я слышал, живет в Долине? — Мия, Джон Аррен говорит, что её так зовут. Для неё — да, но не только для нее. Они были всем, что у меня было, понимаешь? Роберт и Станнис. И Крессен, но мейстер — это совсем другое. Наши родители ушли прежде, чем я успел их запомнить, и всё, что у меня было — это то, что рассказали мне слуги и Крессен, потому что единственное, что объединяет Роберта и Станниса, это то, что они до сих пор не выносят разговоров о наших родителях. — Ренли делает паузу, желая избавиться от боли в груди, но он знает, что не может. — Они видели, как они умирали, не так ли? — Да. Я понимаю, почему они не говорят о них, это не то, что я... Он вернулся в долину, Роберт. Он был лордом и почти мужчиной, но все же вернулся назад, к Джону Аррену и Неду Старку, брату, которого любил больше, чем своих настоящих братьев. И, смотри. Я знаю, что вы со Станнисом никогда не поладите, я знаю, что ты говоришь, что у него вообще нет личности, и иногда ты даже прав. Но он был там, Лорас. Он не имел ни малейшего понятия, что со мной делать, я вижу это, оглядываясь назад, но он был там, он пытался. Во время осады… — они редко говорят об этом призраке, о том, что отец Лораса когда-то, вполне возможно, умертвил бы Ренли , но теперь он должен был это сделать. — Роберт ушёл, и он никогда не приходил нам на помощь, и Станнису не было утешения, но он был там. И... кто-то должен был сделать это для Эдрика. Кто-то должен сказать ему, что он — Баратеон. Я должен заботиться о нём, потому что я обо мне позаботились. Это неуклюжая формулировка, не похожа на него, и бывают дни, когда Ренли задается вопросом, был ли он прав, дни, когда Эдрик больше похож на Роберта, чем ему хотелось бы, но он хороший мальчик большую часть времени, с быстрым умом Делены и решимостью, которая звучит так, как Ренли рассказывал о своём отце Стеффоне. Ренли любит его, даже когда ему больно видеть, как Эдрик говорит о Роберте, как о каком-то полубожественном герое, которым он мечтает стать. Его племянник однажды узнает, что его отец не тот, о ком он думает, и Ренли удивляется, как ребёнок, которому ещё нет десяти лет, в большинстве случаев лучше своего взрослого, коронованного отца. Лорд Штормового Предела делает всё, что может, проверяя у мейстера и мастера оружия успехи своего племянника, заставляя Эдрика наблюдать, как он играет в Лорда со своими знаменосцами, потому что кто знает, что может понадобиться бастарду короля когда-нибудь? Он повторяет истории о Стеффоне, Кассане и Баратеонах, Орисе, точно так же, как он делает это для Ширен и Эртура. Ренли пытается, потому что это то, что он может сделать. И это то, что нужно сделать, даже если есть дни, когда Ренли уверен, что он всё испортил.***
Эти крики заставляют Ренли чувствовать себя более чем больным, потому что это его вина. Конечно, так и должно быть, когда муж и жена зачинают детей, но только Маргери испытывает боль. Это кажется несправедливым, каким бы естественным оно ни было. Эйслин, его жены там была с ней, держа руку Маргери, пока продолжаются роды и повитуха и мейстер делают это… что бы это ни было, это делается до фактического момента рождения. Ренли бродит по своему замку, каждый коридор полон воспоминаний, и оказывается за пределами тренировочного двора, наблюдая, как Лорас и Джон вращаются с тупыми тренировочными клинками. Умно со стороны Джона, думает Ренли, так отвлечь Лораса. Эйслин говорит это лучше всего, когда она замечает, что дети Ренли и Маргери будут, в некотором смысле, принадлежать всем четверым, но, конечно, Маргери — сестра Лораса, и это дополнительный слой страха. Тот, который Ренли, несмотря на то, что он и его жена теперь настоящие друзья, знает, что он не может чувствовать. Впрочем, чувства вины вполне достаточно. Призрак тихо присутствует рядом с ним, наблюдая за имитацией боя, как и сам Ренли. Он уже привык к лютоволку, несмотря на то, что его юмор скрывал шок в тот день, когда он впервые встретил своего нынешнего оруженосца. Джон — ещё один Эдрик, в некотором смысле; он почти член семьи, и Ренли знает, чего заслуживает семья, что это значит. Итак, у него есть суровый Дейн в качестве оруженосца, Тирелл в качестве жены и ещё один в качестве любовника, а Флауэрс в качестве удивительно хорошего друга. Эйслин ужасно весёлая, и они оба знают, что такое любить красивую, умную розу Хайгардена, сводящую с ума существ, которыми они являются. Это Кортней приходит за ним, прерывая его мысли. Кортней — управляющий, когда Ренли здесь, кастелян, когда его нет, так что это неудивительно. — У вас дочь, милорд, и миледи отдыхает, но хорошо, — тихо говорит он, и Ренли внезапно смеётся с каким-то головокружительным облегчением. Этот звук заставляет Лораса и Джона остановиться, и он видит напряжение в них обоих — Джону тоже нравится Маргери, и он, возможно, представляет симпатичную девушку — бастарда дома Ланнистер, за которой он ухаживает вместо неё — поэтому он улыбается. — Девочка, а Маргери здорова. Он позволяет Лорасу опередить себя в спальне — брат должен быть выше мужа, который скорее друг, чем любовник, — но идёт за молодым человеком по пятам. Маргери выглядит измученной, но тоже улыбается, а у Эйслин слезятся глаза. Маргери держит ребенка, когда они входят, но Эйслин передает её Лорасу, прежде чем Лорас передает дочь ему. — Кассана, — говорит Ренли, потому что они с Маргери согласились на это имя, так как оно идеально и, потому что Станнис был здесь всё время, преследуя его, но позволяя Ренли притворяться, что он один, и теперь тот стоит в дверях. Ренли оглядывается на брата, который выглядит таким неловким, каким Ренли никогда его не видел, и наклоняет голову, чтобы поманить его, чтобы он мог обнять племянницу, как Ренли держал Эртура и Ширен, Эдрика, даже Томмена и Мирцеллу. Как когда-то держал его брат. Много лет назад Крессен рассказал Ренли о Станнисе и его обещании. Это обещание он сдержал, и Ренли молча дает его сейчас. Если то, как прошла его жизнь, научило его чему-то, то остальное последует из этого.