***
Звук голоса Альберто последовал за Ракель в коридор, и она едва успела закрыть за собой дверь уборной, прежде чем слезы покинули ее глаза, оставляя за собой жгучие следы. Не было ничего необычного в том, что яд Альберто был направлен на нее, но он становился все более частым, и ее защита слабела с каждым днем. Удивление сменилось гневом, но теперь гнев уступил место бесспорной печали. У них была химия, они украдкой целовались то тут, то там, и Ракель думала, что живет в сказке. Не было никаких причин, по которым она могла бы понравиться боссу, но он любил ее, и теперь она понимала, что это проклятие, все иллюзии благословения были смыты усилиями Альберто держать их отношения в секрете от всех в полицейском участке — унижать ее, критиковать ее отчеты перед всеми и принижать ее каждый шанс. К счастью, он не знал, что Анхель знает, иначе Ракель понятия не имела, что он может сделать. Она вытерла слезы тыльной стороной ладони и плеснула немного воды на лицо. Хуже всего было то, что она все еще испытывала чувства к этому человеку. К счастью, они пробыли вместе недостаточно долго, чтобы она успела влюбиться (это была бы щекотливая ситуация), но она заботилась о нем, восхищалась им как в профессиональном, так и в личном плане, и нельзя было отрицать, что между ними было некоторое физическое влечение, хотя со стороны Ракель это давно прошло. Ее смена заканчивалась через час, так что если она сумеет погрузиться в отчет, который должна будет сдать завтра, то сможет избежать встречи с ним. Она ни за что на свете не могла понять, почему и как обращение с ней, как с непослушным ребенком, могло снять с них подозрения, но Альберто был человеком с твердыми убеждениями, и, кроме того, он, казалось, слишком наслаждался их (его) маленькой стратегией. Она посмотрела в зеркало, убедившись, что не выглядит слишком растрепанной, и решительно вышла из ванной. Тут же ее глаза встретились с обеспокоенными глазами Анхеля, и она покачала головой, глядя на него. Мало того, что каждый раз, когда она заходила в комнату, он выглядел пинающимся щенком; если она позволит ему думать, что ей нужна его помощь с Альберто, она никогда от него не избавится. Она села за свой стол, тяжелый вздох заполнил ее легкие и мешал ясно видеть. Еще час, и она будет свободна. Она не пойдет домой, в этом она была уверена — ее квартира находится по пути к Альберто, и он, вероятно, будет давить на нее, чтобы она впустила его. Он уже делал это раньше. Затем она сделала то, что, как ей казалось, никогда бы не сделала: достала сотовый телефон и посмотрела местные пабы. Она отчаянно нуждалась в ночном отдыхе, глотке свежего воздуха и крепком напитке. Она прокрутила результаты, ее взгляд остановился на единственном имени, которое она не знала — это было также самое далекое от ее местоположения, что хорошо подходило. «La Guarida de la Bruja», — гласила неоновая вывеска на первой фотографии. Она потянулась, чтобы посмотреть другие фотографии, но чья-то рука ударила по столу, заставив ее вздрогнуть. Ее палец инстинктивно закрыл телефон, когда она вздохнула. Альберто смотрел на нее сверху вниз, в его мутных глазах горела ярость, и она изо всех сил старалась не вздрогнуть. Если это действительно была уловка, то он был чертовски хорошим актером. — Я говорил тебе, что ты отвлекаешься, а ты втыкаешь в телефоне? — он зарычал. Он напоминал ей гончую, готовую наброситься на свою жертву. — Я искала кое-что, касающееся одного дела, — солгала она сквозь стиснутые зубы. Она не выдержит еще одного нагоняя, не пройдет и десяти минут после последнего — даже если на этот раз он был прав технически. — Покажи мне, — потребовал он, протягивая к ней свои длинные пальцы. — Нет. Он мог быть и ее боссом, и ее парнем, но единственное, что она будет защищать до смерти, — это свое право на личную жизнь, и все в участке это знали. Альберто тоже это понимал, так что битва была проиграна. Он убрал руку и изобразил на лице вежливую улыбку, хотя глаза его все еще горели гневом. — Это не столь важно, — сказал он, и его тон был настолько угрожающим, что в кабинете воцарилась полная тишина, подтверждая подозрения Ракель: они подслушивали. — Я уверен, что ты не покинешь участок, пока не закончишь отчет. Он отошел, и Ракель почувствовала, как задрожала ее нижняя губа. Нет. Она не будет плакать. Но что-то в нем заставляло ужасные образы мелькать за ее веками. Им предстоял очень серьезный разговор, и скорее раньше, чем позже. А пока ей нужно было закончить отчет.***
Было двадцать минут десятого, когда Ракель наконец покинула участок, что, как она постоянно напоминала себе, было не так уж поздно, но все же на два часа позже, чем предполагалось. Она пожелала коллегам спокойной ночи, закрыла за собой дверь и сделала большой глоток свежего воздуха. Однако холод был пронизывающим, и вскоре она уже поплотнее закуталась в пальто. Сейчас уже наступил ноябрь, и пятиминутная прогулка до ее квартиры была куда более соблазнительной, чем те тридцать минут, которые, как сообщило приложение, понадобятся ей, чтобы добраться до La Guarida de la Bruja, но она твердо решила сделать это для себя. Ей это было необходимо. Она достала телефон, чтобы включить GPS и музыку, и увидела, что ей пришло сообщение от Альберто. «Ужин у меня дома?» Она усмехнулась и напечатала ответ, вежливо отказавшись. Он был невозможен. Вставив наушники в разъем и включив плейлист на spotify, она отправилась в путь. Are you gonna take me home tonight? Oh, down beside that red firelight… Она шла в ритме барабанов Роджера Тейлора, пересекала город по улицам, по которым никогда не ходила, пока не оказалась перед деревянным фасадом. «Вы достигли своей цели.» — Да, gracias, — пробормотала она себе под нос. Вывеска, которую она видела раньше, висела над ее головой, фиолетовый неон сообщал о пабе. Но вот чего она никак не ожидала увидеть, так это такой же пурпурно-неоновой стрелки, указывающей вниз на деревянную дверь, дверной молоток которой представлял собой серебряную змею. Кто бы ни был владельцем бара, он был привержен определенной образности, отметила она с полуулыбкой. Она подошла к двери и дважды постучала — ей было страшно, но еще больше она замерзла. Ей не терпелось попасть внутрь, что бы это ни было. Через несколько секунд дверь открылась, и на пороге появился огромный мужчина с длинными светлыми волосами и усами. — Hola, — сказал он хриплым голосом. Она не успела ответить, как он сделал шаг в сторону и исчез за дверью. «Входи.» Она так и сделала, войдя в небольшой коридор — мужчина стоял в нише за дверью, и Ракель не могла не подумать, что это было умно. Коридор был едва ли достаточно велик для него одного, так что если бы ему пришлось впускать людей, это могло бы оказаться трудной задачей. — Gracias, — сказала она с улыбкой. Он ответил жестким кивком и закрыл за ними дверь. — Проходи за занавеску и вниз по лестнице. Другого пути нет, — сказал он, указывая в конец коридора. — Gracias, — повторила Ракель. Интересно, откуда этот человек; у него был легкий акцент. Она шла по коридору, пока не добралась до тяжелых занавесок, о которых говорил мужчина. Они были невероятно толстые, из пурпурного бархата, хотя были настолько темными, что могли сойти за черные, и она провела рукой по ткани, пораженная открывшимся ей местом. Она раздвинула их и прошла сквозь них. В нескольких шагах впереди была лестница, по которой она спускалась с растущим чувством тревоги. За годы учебы в академии она успела побывать во многих пабах и клубах, но этот носил слишком громкое название, и она уже начала опасаться, что у подножия лестницы ее поджидает настоящая ведьма. Когда она наконец сошла с последней ступеньки, то оказалась перед еще одной парой занавесок, из-за которых до нее донеслись звуки мягкой рок-баллады. Элвиса она узнала через некоторое время. Оставалось только отодвинуть занавеску, и она войдет в логово ведьмы. Сердце бешено колотилось, а пальцы почти дрожали, она раздвинула занавески и шагнула внутрь. Первое, что поразило ее, была жара. Через долю секунды она почувствовала необходимость раздеться до нижнего белья. Музыка тоже была ошеломляющей, и она почувствовала, как ее горло сжалось после нескольких ударов, знакомые гитарные ноты проникали сквозь нее. Она смутно сознавала, что стоит неподвижно, уже слегка вспотев, с приоткрытым ртом. Она должна двинуться, так или иначе, но она не могла заставить себя сделать это. Она огляделась вокруг, ощущая страх перед комнатой, в которой очутилась. Он был весь в длину, простираясь перед ней, освещенный десятками разноцветных прожекторов. Вокруг были расставлены столы разной формы, высоты, металлические и деревянные, а на другой стороне комнаты тускло освещалась сцена, на которой стояли рояль и гитара, искушая ее подбежать к ним и аккомпанировать музыке. В комнате было человек тридцать, но Ракель прикинула, что в ней поместится около сотни, так что народу было немного. Она увидела достаточно, чтобы решить, что это место было совсем не угрожающим, и она расстегнула пальто и сбросила его, прежде чем повесить на вешалку слева от себя. Она медленно прошла через комнату, чтобы рассмотреть каждый дюйм помещения. Это было похоже на сон. Подойдя к бару, занимавшему половину левой стены, она пододвинула себе табурет и села, встретившись взглядом с официанткой. — Hola, — сказала она, и лицо коротко стриженной брюнетки расплылось в доброй улыбке. — Ты новенькая. Я видела тебя там, сзади. Нравится это место? — Очень, — кивнула Ракель. Я никогда не слышала о нем, хотя живу здесь уже много лет. — Так часто случается. Ну, теперь ты знаешь, что мы здесь. Впрочем, мы здесь недолго, так что… Ее прервала рыжеволосая женщина, ворвавшаяся в комнату из-за стойки бара. — Токио, есть проблема с заказом на столик 4, ты можешь пойти проверить, все ли там в порядке? Токио (так, кажется, ее звали, как бы странно это ни звучало, вероятно, прозвище) отошла, бросив взгляд и одними губами произнеся «извините» в сторону Ракель. Ракель ответила с улыбкой и обратила свое внимание на вновь прибывшую, но обнаружила, что та уже оглядывается с загадочным выражением на лице, но когда их глаза встретились, оно исчезло, сменившись вежливой улыбкой. Она прекрасна, подумала Ракель. Токио была примерно ее возраста, но эта женщина казалась старше — хотя оценить ее возраст было невозможно. Ее улыбка была такой же яркой, какой Ракель когда-либо видела улыбку дружелюбного клиента, но ее глаза были полны ярости. Гипнотизирующие. От нее веяло величием, и Ракель не удивилась бы, узнав, что она — королевская особа. — У тебя была возможность сделать заказ? — спросила она, ее голос был намного мягче, чем несколько минут назад. Взгляд Ракель скользнул к ее губам, и глаза женщины проследили за этим движением, ее улыбка стала шире. — Нет, — наконец ответила Ракель. — Но я бы не отказалась от пива. Причина, по которой она приехала сюда, снова всплыла в ее сознании, а это было последнее, чего она хотела. — Пиво, уже несу. Тяжелая ночь? — спросила рыжая, наполняя стакан. Токио вернулась, и она подмигнула Ракель, прежде чем заняться своими бокалами. Ракель задумчиво улыбнулась, решив, что она ей нравится. — Да, — ответила она, возвращая свое внимание к рыжеволосой девушке и стакану пива, который она поставила перед собой. — Работа была сущим адом. Я офицер полиции, — добавила она с натянутой улыбкой. — Но почему? Женщина по другую сторону бара перестала улыбаться, и морщинка между ее бровями застала Ракель врасплох. Вопрос был необычным, обычно люди либо поздравляли ее, либо оскорбляли, и она разозлилась на себя за то, что так озадачилась этим вопросом. — Я… не знаю, — призналась она с тяжелым вздохом. — Раньше это была работа моей мечты, но теперь это просто моя работа. Это то, что есть. — Работа — это как волосы, — вставила Токио. — Ты можешь менять ее, когда захочешь, cariño. Рыжеволосая одобрительно кивнула, ее хмурый взгляд немного смягчился. — Она права, — просто сказала она, исчезая в кухне позади нее. Ракель улыбнулась, хотя радости в ее голосе не было. В последнее время участок стал самым страшным местом, главным образом из-за Альберто, и она ходила туда каждое утро по чистой привычке. Давно прошло то время, когда она просыпалась с чувством, что внесла что-то хорошее в свой мир. Ее дни были заполнены арестами пьяных мужчин и заполнением отчетов, и она редко чувствовала себя полезной. Она снова вздохнула и поднесла бокал к губам. Привкус горечи был желанным, идеально соответствуя ее мыслям. — Хочешь чего-нибудь поесть? — Спросила Токио. «У нас есть чипсы и тапас, моя подруга Найроби на кухне — богиня еды. Ну, если ты голодна.» Найроби. Может быть, у них у всех были городские прозвища, размышляла Ракель. Это было странно, но в то же время имело смысл, который она не могла объяснить. Однако мысль о еде была гораздо проще для понимания, и она поняла, что умирает с голоду. Она не ела с обеда и, вероятно, была достаточно занята, чтобы сдерживать голод до этого момента, но в этот самый момент ее желудок заурчал, заставив Токио усмехнуться. — Я съем немного чипсов, спасибо. Она оглядела комнату, изучая лица людей с легкой улыбкой. Ей нравилось видеть людей в их собственных маленьких мирах, а пабы были отличным местом для такого рода упражнений. — Глазеешь на моих клиентов? — раздался голос за спиной Ракель. Она обернулась и увидела, что рыжеволосая вернулась, ее губы растянулись в ухмылке. — Я нахожу это захватывающим, — ответила Ракель, — наблюдать, как люди живут своей жизнью. Ты можешь попытаться догадаться кто есть кто. Это отличное упражнение. — Или ты можешь просто научиться их узнавать. Большинство из них завсегдатаи, тебе просто придется вернуться. Она выдержала пристальный взгляд Ракель с такой силой, что у нее по спине побежали мурашки. Это ведь был флирт, верно? — Ну, мне нужна причина, чтобы вернуться, — съязвила она в ответ. Женщина откинула голову назад и рассмеялась низким, землистым смехом, который звучал так же угрожающе, как и чудесно. — Ты молодец, — сказала она с благодарностью. — Кстати, меня зовут Алисия. Это место принадлежит мне. Ракель широко раскрыла глаза. Она была хозяйкой? Причина тяжелых занавесок и радужных огней, поклонник рок-музыки старой школы, человек, который создал это удивительное место? — Я Ракель, — ответила она с хриплым смешком. — Приятно познакомиться. Это уже настоящее достижение. Это замечательно. — Чувствуешь себя как дома, да? Токио улыбнулась ей, когда она проходила мимо. — Да, — согласилась она, встретившись глазами с Алисией. В них было что-то такое, что притягивало ее, заставляло хотеть потеряться в них, может быть, навсегда. После нескольких секунд молчаливого разглядывания Алисия снова улыбнулась и ушла, оставив Ракель наедине с пивом, которое она нервно отхлебнула. Ей потребовалось около тридцати минут, чтобы допить свой стакан, потому что, как она ни старалась, она не могла остановить свои мысли— они блуждали между Альберто и глазами Алисии, иногда задерживаясь на работе, от которой она слишком устала для своего юного возраста. Заиграл «Hotel California», и Ракель улыбнулась. Она танцевала под эту песню со своей матерью, когда была маленькой. Они всегда пели соло на гитаре во все горло и кончали слезами от слишком сильного смеха. Хорошая память. Она доедала последнюю чипсу, когда Алисия снова вошла в комнату, появилась из комнаты в конце бара и направилась прямо к Ракель. Ее сердце бешено заколотилось. Неужели она сделала что-то не так? — Ты куришь? — спросила она, слегка приподняв правую бровь. — Да, — ответила Ракель с любопытной улыбкой. — Могу я одолжить сигарету? Вот оно, подумала Ракель. Первая трещина в идеальной картине, которую она представила миру. Ракель почему-то гордилась тем, что женщина, парящая так высоко над всеми остальными, нуждается в ней. Она чувствовала себя торжествующей, как будто разгадала величайшую загадку всех времен, но напомнила себе, что была далека, очень далека от того, чтобы разгадать ее. — Конечно. Не возражаешь, если я присоединюсь? Алисия склонила голову влево и несколько секунд наблюдала за Ракель. — Я думаю, это пойдет тебе на пользу, — наконец сказала она с полуулыбкой. — Надень пальто, а я принесу еще чипсов. Мы выйдем через черный ход. Ракель кивнула, встала со стула и направилась в другой конец комнаты (значительно быстрее, чем вошла). Ее сердце все еще колотилось, а дыхание участилось — она не совсем понимала почему, но эта женщина заставляла ее нервничать сверх всякой меры, и в то же время она умирала от желания поговорить с ней, узнать ее. Было в ней что-то такое, что говорило Ракель, что она особенная, необыкновенная, но что она стоит на краю обрыва, и, как бы она ни была очаровательна, падение может оказаться фатальным. Last thing I remember, I was running for the door I had to find the passage back to the place I was before Она всегда любила эту песню, но сейчас она звучала так, как никогда раньше. Нашла ли она свой отель Калифорния? И если да, то хотела ли она вообще уйти? Взяв свое пальто и драгоценные сигареты, она вернулась в бар, где Алисия, которая ждала ее с пакетом чипсов и черным кожаным пальто, перекинутым через руку, жестом пригласила ее зайти за стойку. — Прямо вперед, — послышался ее голос позади Ракель. Впрочем, больше идти было некуда — Ракель не собиралась курить на кухне. Она толкнула деревянную дверь в конце бара и прошла через нее, тихо ахнув, когда рука Алисии легла ей на поясницу, подталкивая ее вперед, чтобы она могла закрыть за ними дверь. Они находились в каком-то подвале, где стояли пивные бочонки и бутылки с несколькими напитками, некоторые из которых она узнала, а некоторые нет, а также мешки с картошкой, а в середине стоял длинный, гладкий, черный мотоцикл. Ракель открыла рот, и Алисия хихикнула. — С таким транспортом, как этот, ты можешь себе представить, что у Токио нет проблем с подбором людей. Ракель не могла не чувствовать себя немного разочарованной — мысль о том, что Алисия на мотоцикле, делала с ней вещи, в которых она никогда бы не призналась. Но, возможно, у нее была спортивная машина с кожаными сиденьями. Или лодка. Это казалось правдоподобным. — Идем? — сказала она, чувствуя, что ей не хватает свежего воздуха. Она чувствовала себя немного виноватой за то, что вожделела кого-то, когда ее похитили, но быстро подавила эти мысли. Она не собиралась ничего предпринимать, и, кроме того, Альберто не заслуживал ее сегодняшних предосторожностей. Алисия пересекла комнату и открыла дверь с другой стороны, открывая узкую улочку. Ракель на мгновение опешила от того, что им не пришлось подниматься обратно на поверхность, и Алисия заметила, что это место раньше было тайным кинотеатром, что ничего не объясняло, но было достаточно интересно, чтобы отвлечь Ракель от ее первоначального вопроса. Они вышли на улицу и закурили. Они молча курили; никотин успокаивал нервы Ракель, успокаивал ее. Она курила, глядя на Алисию, которая смотрела на звездное небо над ними, только время от времени поглядывая на нее с понимающей улыбкой. — Сфотографируй и это продлится дольше, — съязвила она, когда ее сигарета погасла. Она растоптала его и пинком отправила в канализацию. Ракель сделала последний глоток из своего стакана, прежде чем сделать то же самое с застенчивой улыбкой. — Когда есть вид, ты должен им восхищаться, верно? Улыбка Алисии стала шире, и она покачала головой. — Кстати, сколько тебе лет? — спросила она. — Двадцать четыре, — ответила Ракель, внезапно почувствовав, что она очень молода. — В следующем месяце мне исполнится двадцать пять. — О, я никогда не услышу конца этого, — пробормотала Алисия с ухмылкой. Ракель не спросила, о чем она говорит, в основном потому, что уже знала. Она только улыбнулась, отметив про себя, как Алисия морщит нос, когда ей весело. Вдалеке зазвонил соборный колокол, возвещая об одиннадцати. Ракель выдохнула и немного пошаркала ногами, пытаясь согреться. Ноябрь был неумолимым месяцем, и ей было холодно, несмотря на пальто. Тем не менее, Алисия выглядела прекрасно, и ее пальто даже не было застегнуто. Рыжая, казалось, погрузилась в свои мысли, но через некоторое время очнулась и достала из кармана маленький пакетик чипсов. — Будешь? — спросила она. — Да, — ответила Ракель с улыбкой. Она протянула руку, чтобы схватить одну, но Алисия цыкнула, убирая упаковку подальше. Не прерывая зрительного контакта, она протянула руку, вытащила чипс и сделала два шага вперед, приближаясь к Ракель. Так близко. Она поднесла чипс к губам Ракель, и брюнетка почувствовала, как ее сердце замерло в груди. Она ожидала чего угодно, только не этого. Они долго стояли неподвижно, глядя друг другу в лицо. Их дыхание, ставшее заметным из-за холода, смешалось между ними. Чипс завис перед лицом Ракель, но она не могла отвести глаз от больших, карих, озорных глаз Алисии. В них плясало пламя, заставившее ее подумать, что она была права насчет того утеса. И она нырнула головой вперед в пропасть. Она наклонилась вперед и схватила Алисию за руку, удерживая ее на месте. Она откусила половину чипсы, затем схватила другую половину зубами и вырвала ее из хватки. Она прожевала и проглотила, наслаждаясь выражением лица Алисии гораздо больше, чем самим чипсом. Глаза у нее были холодные, старательно избегающие света, но губы слегка приоткрыты, и Ракель поняла, что она затаила дыхание. Чувствуя себя смелой (или, может быть, она не хотела, чтобы это выражение когда-нибудь исчезло с ее лица), она поднесла руку Алисии ближе к своему лицу и взяла ее пальцы в рот, облизывая их языком. От них пахло солью и табаком, духами и пивом. Она на мгновение закрыла глаза, желая остаться в этом мгновении навсегда. Однако здравый смысл не покинул ее, и она отпустила руку Алисии и открыла рот. Когда пальцы покинули ее рот, она вдруг почувствовала, что температура снова упала. Она одарила Алисию самой невинной улыбкой, разрушив чары. Алисия разразилась смехом, громким и сердечным, и Ракель тоже не удержалась от смеха. — У тебя есть яйца, малыш, — сказала она, широко улыбаясь. — Но не играй со мной в эту игру, если не уверена, что доберешься до финиша. Пойдем, вернемся внутрь. Ракель кивнула и последовала за ней через дверь, изо всех сил стараясь не думать о том, как ее улыбка выглядела дикой или о том, как ее сердце бешено колотилось. В конце концов она ушла через пять минут (это был будний вечер, и меньше всего ей хотелось встречаться с Альберто с мешками под глазами). Она помахала на прощание Токио и Алисии. — Приходи еще, — сказала Алисия, на что она ответила кивком, ее горло сжалось. Она прошла сквозь занавески, поднялась по лестнице и пошла по коридору, уже жалея, что ушла так рано. Но это было к лучшему. — Спокойной ночи! — сказала она человеку у двери. — И тебе —ответил он, и она могла бы поклясться, что заметила намек на улыбку, но, возможно, это была лишь тень его усов. Она прошла через дверь и вышла на улицу; она обнаружила, что ветер стал чуть более резким, а ночь — чуть холоднее.